Патриот. Смута. Том 8

Глава 17

Я вглядывался на правый фланг. Что творится там?

Даже на первый взгляд казалось — все нехорошо.

Пехота отступала, пока не беспорядочно, но уже видно было, что контрудар даже после выстрелов тюфяков не удался. Вот-вот и побегут. А бой уже идет за вторую линию обороны, уступающую первой по высоте. Не получилось там проломить и продавить строй пикинеров, напор оказался слишком малый. Отход как могли прикрывали стрелки — казаки, но прорвись наемная рота вперед, подними знамя над редутом, наш противник тут же кинет туда резервы, развить успех.

Этого нельзя допустить. Надо срочно действовать!

Передал знамя Пантелею, хлопнул его по плечу. Сам подхватил коня, рванулся к своей ставке, взлетая в седло. Здесь — должны сами справиться. Примчался, выкрикнул:

— Гонца к бронной коннице. Готовить удар во фланг прорвавшимся. Живо!

Какой-то парень из числа выделенных мной вестовых понесся за острог, где намечался прорыв. Это был крайний случай. Да и на пики бить у меня был полнейший запрет. Своих самых лучших конных копейщиков, ударную силу так расходовать — немыслимо. Но, сам факт наличия их — введет противника в заблуждение, заставит выставить людей на фланге, прикрыться. А я должен успеть отрезвить людей, вернуть в строй и вновь отправить сражаться.

Бронной конницей я планировал вести наступление и добивать бегущих, в случае их отступления и нежелания сдаваться.

Последний довод мой, финальный резерв.

Яков посмотрел на меня, вздохнул. Ощерился.

— Господарь может мы сами. — В голосе его звучал скептицизм. Понимал он, что как я скажу, так и будет. А зная мой характер и то, как я решаю вопросы. В драку мне точно лезть, а ему и всей сотне прикрывать. А значит, сражаться до последнего.

Да и здесь ситуация же критическая. Понимать надо.

Если продавят нас, живой я буду или мертвый, раненный или целый — не так уж и важно. Опрокинут, всему конец, так что себя щадить не стоит. А коли я буду в войсках, то и люди воодушевятся.

— Строй сотню Яков. — Усмехнулся я криво. — Бить будем, немцев. Труби атаку.

В резерве за моей спиной оставалось где-то три сотни конных стрелков, которыми я планировал оказывать давление в центре, если такое будет необходимо. Но вроде бы враг отступал здесь, пятился, хотя и не бежал.

А вот справа все наоборот, и мы там нужнее.

Расстояние было — рукой подать.

Я толкнул своего скакуна пятками, повел вперед, обходя порядки отбивающихся во второй линии казаков и копейщиков покинутого и дымящего редута. Триста человек двинулись за мной, тоже совершая маневр. Слажены они были вполне хорошо. На нужно обогнуть пехоту, выйти к редуту и либо спешится там, либо с коней бить по наступающему противнику.

Зависит от ситуации.

Посчитал еще тех, кто уже сейчас атаковал там во фланг. Своих посланных в бой первыми стрелков. Все же шесть сотен всадников на узком направлении, да еще бронная конница — сила. Должны же мы сбить, отбросить прорывающихся.

Задние ряды обороняющихся закричали, вскидывали оружие.

— Ура! Ура государю!

Пронесся я мимо них молча, сцепил зубы.

Мы шли на тяжелый бой, в опасное дело. Рука привычно выхватила из седельной сумки карабин. Рейтпистоли тоже были здесь — мое привычное снаряжение, с которым я, как давно это было, с самого начала попадания в это время.

Все эти подарки от князей, бояр — я не воспринял. Рванет еще в руках, зачем. Есть надежные и испытанные средства. Сабли только да, приходилось менять. Сейчас с двумя был. Одна легкая, привычная — восточная. Вторая чуть покороче и тяжелее. Баторовка.

Вот с ней-то и придется мне лезть в битву. В плотном строю особо не пофехтуешь.

Богдан и Абдулла скакали по бокам. Лица злы, собранные, к бою готовые. Яков сам чуть позади. Но уверен я, в любой момент встанет, меня прикроет, себя не пощадит.

Только вышли на простор, как сотня стала огибать меня кольцом, а еще две подпирать. Расстояние не большое, какие-то метров пятьдесят до края укреплений, все рядом, все плотно. Поэтому и конницу я больше планировал использовать, как пехоту с повышенной мобильностью. Вот как и сейчас.

От острожка отходили люди. Многие уже бежали, кто-то в панике, бросив оружие. Кто-то кричал, словно безумный.

— Мама… Мамочка!

Ему вторили другие бессистемные, панические вопли

— Караул! Убивают!

— Вася, Васька! Они Ваську убили! Бежим!

— Отходим!

Я заорал что есть силы, набрав побольше воздуха.

— Стоять! Назад! Куда!

Это возымело некий эффект, и люди стали останавливаться, лупили на меня глаза, перехватывали оружие получше, если оно еще у них оставалось.

— Царь… Царь едет… Царь… Наш! Батюшка наш! — Зашептали беглецы.

Я, чуть тормозя лошадь, уставился за их спины.

Дым от залпа тюфяков почти рассеялся, и все было как на ладони. Противник уже взял первую линию. Его стройные ряды пикинеров лезли сейчас на второй, менее защищенный и укрепленый вал. Уже почти заняли гребень. Линия, с которой велся огонь орудий уже потеряна. Пушки захвачены. Отбивались здесь несколько десятков копейщиков, еще не струсивших и не показавших спины. Они пытались как-то противостоять более длинным пикам, перехватывать их, колоть в ответ одной рукой. Но, это была очень тяжелая, смертельно опасная работа.

Прикрывало их примерно столько же стрелков.

Вряд ли больше полутора сотен всех вместе.

Где-то пятьсот либо погибли, либо ранены, либо бегут и вот здесь вот замерли предо мной. И последних было прямо прилично.

— А ну, назад! — Вновь заорал я, потрясая аркебузой над головой. — Назад!

Расстояние сокращалось стремительно. Вот-вот и поравняюсь с этой редкой толпой отступающих. В их глазах был страх, но понимали они… Ведь, и мы их сейчас потоптать можем, как дезертиров, трусов предателей.

Дрожали, поворачивались, собирались малыми группами и начинали двигаться к рубежу.

Не все, кто-то падал ни начинал молиться. Кто-то в сторону убегал, несся куда глаза глядят.

С другой стороны, я приметил, что те триста всадников, что отстрелялись во фланг этой лезущей на острожек волны, чуть отъехали за укрепления, перезаряжалась. Скоро они вернуться и будет еще подмога. Дальше, туда ближе к лесу, куда умчался гонец, поблескивая на солнце славной сталью, перестраивалась моя конница. Неспешно маневрировала, выстраивалась.

Нельзя было допустить ее удара на пики. Это колоссальные потери.

Выводил я их в поле, тренировались они, а на совете говорили об этом с сотниками. Маневр был затеян только для того, чтобы они оттягивали на себя часть противника. Сейчас наемники выйдут на простор, здесь им будет проще, но и нам на лошадях тоже станет удобнее обстреливать их не подъезжая. Может, и не полезут.

Но есть еще одна проблема. Основная!

Сам факт взятия острожка — очень важен. Он может побудить Шуйского бросить в атаку все силы и тогда массовой резни и бойни с огромными потерями не избежать. Уверен. Мои сотни совладают с его людьми. Но, это огромный риск и много смертей. Да и наемники, увидев успех на одном из флангов могут остановиться, перестроиться и возобновить атаку. А здесь уже вряд ли я что-то толковое смогу им противопоставить. Только огонь при отступлении, выбивание пикинеров и налеты на мушкетеров, а это потери!

Нельзя это допустить.

Несся, расстояние сокращалось. Влетел уже в отряды отступающих, увлекал их за собой, выкрикивал:

— Собратья! За мной!

Абдулла начал пускать стрелы. Они летели навесом и разили куда-то туда в эту живую массу из тел и пик, двигающихся на нас.

Мы на конях влетели на вторую линию обороны.

— Стоим! Куда!

Орал сам, и этому вторили мои служилые люди, разворачивающие бегущих.

— Назад!

Уже несколько отрядов двигалось вместе с конницей, озирались по сторонам, боялись, но шли к укреплению.

Немцы тем временем перевалили за второй бруствер. Несколько копейщиков атаковало их снизу. Кто-то упал на колено, закричал один, второй. Но волна эта была массивной, и вот-вот она должна захлестнуть уже все укрепление.

Перевалится и не остановить.

— Назад! — Заорал я, призывая тех, кто мешает огню отбежать. — Приготовиться.

Это уже был приказ моим легким рейтарам. Сам вскинул аркебузу.

Сотня Якова построилась. Две другие отставали и так хорошо выстрелить, как мы не смогли бы, но ждать некогда. Здесь уже как получится.

— Ждем… Ждем… — Я смотрел, когда уже первые ряды перемахнут бруствер полностью.

Немцы не были идиотами, увидели, что мы готовимся бить в них и рванули вперед, ускорились.

— Давай!

Залп около двух сотен аркебуз был достаточно устрашающим, но пикинеры хорошо приняли его, не отступили, не дрогнули. Наоборот, они, устояв под ливнем свинца, заорали что-то свое, злое и рьяное, заторопились вперед.

Ряды их постепенно заполнялись, хотя пикинеров было не так уж много. Все же потери, рота понесла значительные. Знамени не было, как и самого знаменосца, не гудели трубы и не бил барабан. Германцы каким-то невероятным усилием воли превозмогали и двигались на нас.

— Вперед! — Выкрикнул я. — Вперед!

Пока в строю были прорехи, этим надо пользоваться. Сразу невозможно восстановить этот лес копий, а значит, нужно его как-то растянуть, растерзать. Не дать вновь построиться и втоптать нас в землю. Даже мелкими кучками их проще бить. Нужно только лишить этого ужасающего преимуществе длинных пик и их массовости.

Понукая вперед пехоту и своих людей, я глянул за спины ломящихся на нас немцев. Ощерился. Там им шла подмога. Мушкетеры, уже проще и лучше для боя. Но это свежие силы. А часть передовой роты оказалась вытянута и прикрывала фланг от моей кавалерии. Это создавало слабость в центре.

И тут!

На дальней, первой линии я увидел знаменосца. Он возник из дымки, а следом за ним торопились люди. Та самая рота мушкетеров, начавшая входить в острожек.

— Абдулла! Сними его! Сними, черт! — Заорал я, гарцуя на своем скакуне.

Он не должен был успеть взмахнуть своим знаменем, дать понять, что победа уже близка.

Не сейчас!

Степняк пустил одну стрелу, вторую третью. Человек закачался. Пал на колено, но все еще держался за древко. Кто-то подбежал к нему со спины. Строй там был неровный, все же это не плотная, ощетинившаяся пиками формация, а солдаты огненного боя.

Это хорошо, с этими мы уже сможем совладать. Но надо выбить знаменосца.

Пикинеры же, уже составляя довольно тонкую линию, приметили, что на них начинает разворачиваться моя бронная конница, все больше ощетинивались во фланг, перестраивались, отправляя туда последние резервы. Буква «Г» растягивалась, что все сильнее ослабляло фронт.

Но, видимо, немцы понимали, что закрепить успех может помочь вторая рота, более легкая. А ее надо прикрыть от бронной кавалерии некому, кроме них самих.

Это был наш шанс.

— Вперед. — Заорал я, поднимаясь на стременах и видя, что мы вполне можем продавить их поредевший строй. Слишком мало пик сейчас выставлено против нас, это не тот лес, что я видел на центральном острожке, это всего лишь два, кое-где три ряда.

А дальше, мушкетеры, а это сабельный бой. Лицом к лицу.

— Вперед!

Карабин отправился в кобуру, я выхватил первый ретпистолет, разрядил его особо не думая. Строй был плотный, и пуля свою дырочку обязательно найдет. В дело пошел второй.

Пики были направлены на нашу пехоту. Немцы пытались давить, восполнять ряды, но их действительно было уже не так много. Слишком сильно пришлось растянуть фронт. Да и потеряли они значительно.

Наши вернувшиеся и воодушевившиеся копейщики с ярусным воплем рванулись в бой. Моя конница гарцевала, стреляла из пистолетов, поражая ряды идущего вперед противника. Несколько десятков рванулись вместе с пехотинцами в рукопашный бой. Они видели прорехи в рядах пикинеров и стремились ворваться туда.

Казаки, мои стрелки, перезаряжались. Остервенело, торопясь, готовились тоже рвануться в бой.

— Бойцы, за мной! Вперед!

Я толкнул копытами своего коня. Абдулла чуть отстал, он продолжал бить из лука туда, где уже третий мушкетер ухватил знамя и рассчитывал поднять его над укреплением. Но и его сражали стрелы.

Яков занял его место подле меня. Я слышал, как скрепят его зубы. Богдан не отставал ни на шаг.

— Двум не бывать, а одной не миновать! — Выкрикнул он и чуть выдвинул свою лошадь вперед.

Я разредил второй рейтпистоль, отправил его в кобуру. Ловким движением выхватил саблю и пистолет. Выстрелил еще раз.

Мы влетели в сильно прореженный выстрелами строй, началась давка.

И тут же я понял, что надо спешиваться, слетел с коня. Не умел я воевать в седле. Пешком — надежнее и проще, тем более, за спинами дрогнувших под нашим лихим натиском наемников строилась мушкетерская рота.

Слетел со своего скакуна, хлопнул по крупу.

— Беги отсюда!

Тот встал на дыбы. Пика царапнула его, но вроде не сильно. Вырвался, понесся вскачь, в степь. А я, отведя левой рукой с заряженным пистолетом направленное мне в лицо древко, устремился вперед.

Рядом был яков, а Богдан, что есть силы заорал:

— Всех убью! А! А-а-а!

Боевые порядки московского войска.

Не все потеряно.

Делагарди закусил губу настолько сильно, что пошла кровь. Но он не чувствовал боли, всматривался в происходящее там, впереди. А там творилось важное, безмерно важное. Решалась судьба всего войска, всей компании. И где? Здесь! В противостоянии с каким-то самозванцем. Да он даже не называл себя русским царем. Он был никем и…

Дьявол, он собрал больше десяти тысяч этих казаков или как зовутся люди, живущие там, южнее в степи?

Делагарди выдернул себя из сбивающих раздумий.

Справа и по центру все было плохо. Чертовски плохо. Пикинеры отступали. Спокойно, сохраняя строй, не рассеиваясь. Правый фланг к тому же еще давила стрелковая конница, вновь вышедшая для маневра и обстрела, но это были мелочи.

Самое страшное — они отходили.

Повести их второй раз в бой — невозможно. Это невыполнимая задача.

Раз наемники отходят, раз их не поддержали собратья из третьего эшелона и чертовы русские-то снова в бой они уже не пойдут. Да, они еще будут защищаться и спасать свои жизни. Возможно, будут прикрывать своих сотоварищей от прямых атак конницы. Но, недолго.

Шведским мушкетерам тоже скоро придется несладко. Ведь у этого самозванца есть доспешная конница, готовая к копейной атаке. И она опрокинет стрелков. Без шансов. Пускай это не крылатая гусария, но все же. Мушкетерам от нее не отбиться, и они дрогнут, побегут и тогда всему конец.

Но здесь, внезапно, слева Делагарди увидел, как крайний из острожков заполняется его бойцами.

Русские дрогнули, показали спины.

Там тюфенги не смогли остановить бравых германцев. Они захватили первую линию и уже двигались ко второй. Знамя поднято не было. Видимо, прапорщик роты пал в бою, а сам атрибут воинской доблести упал. Но это же неважно. За спинами этих храбрых и самоотверженных, а может быть просто взбешенных потерями и ситуацией людей уже строились отряды мушкетеров. Они тоже подходили к острожку, занимали его первую линию.

В рядах самозванца начались движения. Делагарди видел, как к месту обозначившегося прорыва двинулась конница.

Ты ли там, проклятый Игорь!

Ведь там решается все. Вся судьба этой битвы, черт возьми! А может — всей компании! Нужны резервы.

Якоб осмотрелся по сторонам. Кого, кого же! Начал перебирать в голове тех капитанов, чьи роты еще не отказались продолжать наступление. Еще мушкетеры. Они как раз размещались в центре, шведские бойцы, сейчас толкающиеся и подпирающие пикинеров, стоящие по факту без дела.

— За мной! Вперед! — Заорал он своим соотечественникам. Примерно две сотни их воззрились на него.

Он на лошади помчался по полю боя, увлекая за собой этих людей.

Впереди один из бойцов, уже вошедших в редут, пытался поднять там флаг. Якоб своими глазами видел, как три стрелы одна за другой вонзились в него. Грудь, бедро, живот. Он пал на колено. К нему подбежал второй, перехватил штандарт, попытался взмахнуть им, но получил стрелу в руку, потом опять в грудь. У мушкетеров не было кирас и эти плохо работающие против бронированной пехоты снаряды разили людей наповал.

Знамя начало падать.

Тогда его подхватил третий. Но тут же получил стрелу прямо в лицо, опрокинулся с бруствера и флаг полетел назад на лезущих внутрь и пытающихся закрепиться мушкетеров.

Ну что, самозванец. Я лично прикончу тебя. Проклятый ты выродок!

Делагарди был готов к этому.

Ярость бушевала в душе шведского генерала. Он сам повел две сотни мушкетеров к тому редуту. Вся остальная битва для него уже ничего не значила. Если наемные роты отходят и не пойдут в бой — все пропало. Бой проигран, и ни о каком походе на Смоленск можно и не думать.

Выправить ситуацию можно только так.

Только если он поднимет сам знамя над одним из этих проклятых укреплений, только тогда это может заставить их передумать. Пойти и убивать этих русских.

— Вперед! Хаккапяялля! — Заорал он на языке земли, которая стала для него родиной. Ведь, по большому счету в нем было больше от тех французов, которых совсем недавно он крыл на чем свет стоит.

Идущие рядом мушкетеры не поняли бы, выкрикни он иной боевой клич, они были невероятно воодушевлены. Они мчались, влекомые им через дым и гарь, исходящую от острожков. Справа по ним палили русские казаки. Какой-то отряд стрелков прикрывал их продвижение, отвечал этим русским. Люди падали здесь и там. Происходил кровавый размен.

Поле боя постепенно превращалось в хаос.

— Хаккапяялля! — Делагарди на своем скакуне увлекал за собой мушкетеров в решительный удар, который должен сломить этих проклятых русских. Повергнуть самозванца Игоря!

Этого сущего дьявола!