Перелетная птица

Глава 11 Планы и снова планы

Большой дом на берегу чистого лесного озера, на открытой веранде сидят трое: Александр, председатель совета директоров «Полярной Звезды» Илья Климентович Полосатиков и важный чиновник Министерства торговли и промышленности Карл Антонович Шварцшильд.

— Так зачем мы собрались в такой тайне? — начал серьёзный разговор Шварцшильд, отставляя опустевшую кофейную чашку.

— Вопрос, который я хочу поднять, не подлежит и малейшей огласке. Во-первых, я не жажду приобрести славу блаженного провидца. Во-вторых, потому что мы можем не получить тех доходов, на которые при правильной постановке дела я рассчитываю.

— Интригующее начало. — усмехнулся Полосатиков — Но у вас, Александр Вениаминович, все начинания эдакие… Загадочные. Извините, что прервал, мы слушаем вас.

— Прямых доказательств тому, что я сейчас скажу у меня нет, но я тщательно сопоставил факты и на их основе составил картину, и картина эта выглядит весьма безрадостно. Итак: Не позднее начала августа-середины сентября четырнадцатого года, в Европе начнётся грандиозная война. По одну сторону фронта будут Россия, Англия и Франция, а также примкнувшие к ней сателлиты. По другую — Германия, Австро-Венгрия и Турция. Настало время массовых армий, на фронт погонят миллионы мужчин, все усилия будут направлены на обеспечение военного производства, а на удовлетворение элементарных человеческих потребностей уже не будет оставаться сил и средств. Во всех воюющих странах и даже в странах, не затронутых войной, начнутся перебои с продовольствием, возникнут трудности… Да практически со всем.

— Гм… Если задуматься — проговорил Шварцшильд — ваш прогноз, Александр Вениаминович, не такой уж и невероятный. Я бы даже сказал, очевидный, хотя и не для каждого. Обыватель мало знает, а мы, люди имеющие доступ к конфиденциальным сведениям высшего порядка, видим, как возрастает международная напряжённость. Более того, я не раз имел беседы с Петром Николаевичем Дурново, который высказывает сходные опасения, правда, не столь чёткие и, конечно, без точных сроков.

— Со своей стороны скажу, что нечто этакое, но пока неопределённое, витает и в нашем кругу, сообществе промышленников средней руки. — добавил Полосатиков — Однако продолжайте, Александр Вениаминович.

— В сущности, ничего сложного я вам, господа, не скажу. Вся суть моего предложения заключается в одном слове: «запасы». Во-первых, мы должны скупать в САСШ и других странах свинец, медь, цинк, алюминий и другие металлы, которые с началом войны подорожают сначала в два-три раза, а потом и на порядок. Во-вторых, следует закупать комплекты электростанций и все доступные электродвигатели, а также кабельную продукцию.

— Разумно. — заметил Полосатиков.

— Но это, так сказать, направления, лежащие на поверхности. Посмотрим на второй слой. К величайшему сожалению, я вижу, что наши, с позволения сказать, друзья, ведут дела таким образом, что сталелитейная промышленность России находится если не в упадке, то в тяжёлом положении. Сталь в нашей стране стоит вдвое дороже, чем в других странах, что резко сокращает уже наши с вами возможности. Вы согласны?

Собеседники молча кивнули.

— Мои друзья из Горного института дали мне координаты нескольких месторождений, как то: железа, алюминия, меди, цинка, а также огнеупорных глин и других нерудных ископаемых.

— Алюминий как будто выплавляют из глины? — задумчиво спросил Полосатиков.

— В какой-то мере. Вернее из глинозёма и бокситов. Однако вернёмся к стали. Мне подсказали, где вблизи друг от друга расположены месторождения отличного угля и железной руды.

— Многие дорого бы дали за такие сведения. — уронил Шварцшильд.

— Мне они обошлись тоже недёшево. — усмехнулся Александр и продолжил — Сталь мы можем пустить на прокат, в частности, листовой, которого нам уже сейчас остро не хватает. Мы просто обязаны научиться тянуть проволоку и вить из неё тросы. А ещё, если вы согласитесь со мной, нам понадобится прорва лужёной жести для консервных заводов.

— Любопытный оборот.

— Война потребует гигантского количества продовольствия, господа. У нас есть отличный шанс запасти это продовольствие для нашей армии, и при этом заработать. Вы готовы слушать?

— Говорите же!

— в Кургане, Кустанае, Семипалатинске, Барнауле, Чите, Хакассии, Бурятии и самой Монголии мы должны построить огромные склады-холодильники и по осени под завязку набить их мороженым мясом — говядиной, бараниной, свининой, а может и дичиной. Это мясо будут перерабатывать консервные заводы, выделывающие мясные консервы. Жестянки отлично хранятся, а наиболее востребованы будут упаковки от полуфунта до двух. Там же мы можем делать каши, щи и другие консервы. Запустим производство сушеных смесей из мяса, круп и овощей, пригодных для быстрого приготовления супов и каш. А в южных районах Европейской России следует наладить производство чисто овощных и овоще-крупяных консервов.

Кстати мы можем построить кожевенные заводы, использующие шкуры заготовленные на мясокомбинатах.

— Вы нарисовали грандиозный план, Александр Вениаминович, и что удивительно, выглядит он вполне реалистично.

— Если позволите, добавлю последний штрих: я уже встречал дешёвые и удивительно выносливые трактора с нефтяными двигателями. Считаю, что мы можем запустить их в производство и оснащать этими машинами собственные латифундии, которые следует создать в Приуралье, Южной Сибири и Семиречье. Свободной земли в тех краях ещё немало и она там дешёвая, а казаков или местных башибузуков, если они вздумают шалить, мы окоротим. Кстати, продукцию с полей и животноводческих ферм мы будем пускать в переработку на консервных заводах.

Помолчали, обдумывая сказанное, и наконец, Шварцшильд взял слово:

— Александр Вениаминович, ваш план чрезвычайно хорош и выгоды из него проистекают необычайно великие, причём не столько для нас, сколько для России. Я дополню, если позволите. Мы можем закупить в Канаде, САСШ, Австралии и Аргентине хлеб, и поместить его в быстросборных хранилищах где-то вблизи Архангельска.

— Отличная мысль. — оживился Полосатиков — В тех местах имеются узкие и чрезвычайно глубокие овраги, так что останется только облагородить стенки, устроить крышу, поставить ворота и обеспечить защиту от возможного подтопления. Год оно в холоде пролежит, потом перебросим вглубь страны, в оборудованные зернохранилища.

— Это уже мелкие детали, а вот сама идея превосходна. Значит вы, Илья Климентович, берётесь за изготовление крыш и прочих устройств?

— Будьте благонадёжны, господа.

— Отлично! — сказал Александр — тогда я дам указание скупать зерно прошлых урожаев, оно сейчас идёт по бросовым ценам, а нам пригодится если не на хлеб, то на фураж. Но, извините Илья Климентович, я всё же напомню: первые пароходы придут не позднее чем через месяц! Вы успеете?

— Вполне. Я свяжусь со своими друзьями в Архангельске, и, самое позднее, через три-четыре дня работы начнутся.

— А что мы решим с консервными заводами?

— Считаю, что для начала следует строить хранилища, а заводы можно запустить позднее, хотя бы и зимой. Распоряжения мы дадим каждый по своему заведованию. — сказал Шварцшильд — Кроме того, я вам твёрдо обещаю согласовать всю эту комбинацию с министром торговли и промышленности Сергеем Ивановичем Тимашевым. Он умнейший человек, патриот России и противник войны с Германией. Его сочувствие нашему делу даст нам необыкновенно много: во-первых, отсутствие всех и всяческих неудобств со стороны министерства, он договорится с таможенными властями о лояльность к нам, а главное, станет надёжным щитом от нападок недоброжелателей, действующих в интересах Франции, Германии и кого угодно ещё.

— Значит, я могу заказывать оборудование для сталелитейного и сталепрокатного заводов?

— Заказывайте, Александр Вениаминович. — решили партнёры.

Потом поговорили о менее значимых делах, да и разъехались.

Впереди было не много, а очень много работы.

Новый самолёт, собираемый в цехе завода Щетинина, выглядел крайне необычно для этого времени: низкоплан с довольно толстым профилем крыла, на котором возвышались и выдавались вперёд мотогондолы. Шасси снабжены узкими и стильными «штанами», плавно переливающимися в обтекатели колёс. Никаких подкосов и расчалок, никаких лишних выступающих деталей. Фюзеляж прямоугольного сечения, с настолько закругленными углами, что и непонятно: это ещё прямоугольник или уже овал. Передняя часть выступает изящным носом, плавно переходящим в покатый лоб пилотской кабины, за которой до середины фюзеляжа идёт салон, а далее идёт плавное сужение, перетекающее в высокий киль и хвостовое оперение. Гнуть стекло ещё не научились, поэтому лобовое стекло было гранёным, по-другому пока нельзя. Иллюминаторы в бортах прямоугольные, по пять с каждой стороны.

Александр руководил установкой правого двигателя, когда к нему прибежал посыльный с сообщением:

— Тама важные господа идуть. Господин начальник смены велели вас известить об том.

— Благодарю за службу! — ответил он и сунул посыльному гривенник.

Важными господами оказались князья Иван и Игорь Кирилловичи. Признаться, Александр опасался, что два великосветских деятеля начнут демонстрировать неимоверную круть и широчайшую распальцовку, насмотрелся он на таких перцев в демократической России, но ошибся. Иван оказался совершенно невредным мужиком, а его брат прекрасным парнем, немного застенчивым и страшно восторженным. «Так! — сам себе сказал Александр — Язык на привязь! Не приведи милиция назвать князя мужиком! Зарежет ведь на месте или захаракирится от позора». И пошел навстречу гостям.

— Разрешите присутствовать? — осведомился старший из князей.

— Милости прошу, господа! Как вам мой новый аппарат? Хотя про себя я предпочитаю их называть самолётами.

— Самолёт? — переспросил Игорь Кириллович — Да, старинное русское слово звучит гораздо приятнее, если на мой вкус. Как же вы его назвали?

— «Павич 4», но у этой модели будет собственное имя: «Агата», в честь одной моей знакомой.

— Удивительно красивый самолёт, но совершенно непохожий на всё, что я видел до сих пор. — высказался Иван Константинович — Не откажете дать свои пояснения, Александр Вениаминович?

— С удовольствием!

Александр повёл гостей вкруг самолёта, объясняя им назначение каждого элемента конструкции, не скрывая сложности, связанные с проектированием и строительством такой сложной машины. Потом подошел к борту, открыл овальную дверь, выдвинул лесенку и пригласил:

— Прошу внутрь!

Внутри гостям оказалось ещё интереснее, они слушали внимательно, вопросы задавали исключительно по делу. Осмотрели салон, и вошли в кабину.

— Справа кресло первого, слева место второго пилота, а на случай очень сложного маршрута, вот здесь, где я нахожусь, можно устроить место для штурмана. — пояснил Александр — Господа, вы можете занять места за штурвалами.

Игорь Константинович тут же полез на место второго пилота. «Ага! Парень приучен к субординации!»

Когда вышли наружу и ступили на пол цеха, Александр предложил:

— Если есть желание и возможность, я приглашаю отправиться ко мне на квартиру, там я смогу продемонстрировать вам проекты новых самолётов.

— С удовольствием принимаем ваше приглашение, Александр Вениаминович, но простите, вы так и не раскрыли нам назначение этого красавца. Два пилота и десять пассажиров… Это большое достижение!

— Простите великодушно, я и верно упустил столь важное обстоятельство. Самолёт предназначен для воздушного пассажирского сообщения между Петербургом и Москвой. А в случае успеха я намереваюсь открыть такие же линии между крупнейшими городами России.

На машине Александра доехали до квартиры на Фонтанке, сзади следовала машина князей, в ней, кроме водителя, находились два охранника.

Обедать гости отказались, но испить чаю согласились. Во время чаепития Иван Константинович и начал разговор:

— Прошлый осмотр ваших самолётов оставил у меня множество вопросов. В частности такой: с самолёта можно произвести метание бомб?

— В сущности, это одно из главных предназначений боевого самолёта. — сказал Александр — Кстати, устройства, при помощи которых были подвешены контейнеры, мы так и называем бомбодержатели. Нужно только разработать прицел для бомбометания, но это не срочно: пока хватает шкалы, нанесённой на крыле и пары штырьков на борту для вполне удовлетворительной точности. Но с ростом скорости и высоты полёта такой прицел будет остро необходим, и к тому времени мы его непременно создадим.

— Но почему вы в тот раз не провели бомбометания?

— Откровенно?

— Даже если правда будет неприятна, всё равно скажите.

— Потому что я не хочу неприятностей. Россия подписала в Гааге договор о запрете метания взрывчатых веществ с воздушных шаров и других летательных аппаратов. Я знаю, что многие игнорируют этот глупый запрет, но он существует. Вы можете гарантировать, что некто влиятельный не пожелает устроить мне крупные неприятности?

— Если вы примете мою дружбу, я буду готов помогать всеми своими силами и влиянием. — решительно заявил Иван Константинович.

Александр встал. Он всегда крайне серьёзно относился к таким словам.

— Иван Константинович! Если вы не пошутили, то я с гордостью принимаю вашу дружбу.

— Я не из тех, кто бросается словами. — сказал Иван Константинович, также вставая и протягивая руку — Счастлив и горд тем, что вы стали моим другом. А теперь, прошу вас, выслушайте моего брата, Игоря Константиновича.

Молодой князь тоже встал, вытянулся во весь свой невеликий рост и твёрдо попросил:

— Александр Вениаминович, примите меня в число своих учеников! — тут голос юноши всё-таки осекся, и он чуть не «дал петуха».

— С удовольствием сделаю это, Игорь Константинович, но при условии выполнения двух условий.

— Каких?

— Первое: вы являетесь не простым верноподданным русской короны, а потому я должен получить письменное разрешение на такие уроки.

— Такое разрешение будет.

— Второе условие касается лично вас. Учитель я строгий и требовательный, а потому вы должны быть старательны и дисциплинированны, иначе я тут же прерву процесс обучения.

— Я согласен.

— Я тоже хотел бы брать уроки пилотажа. — сказал Иван Константинович, когда они снова сели и взяли по бокалу коньяка с подноса, оперативно подсунутого слугой — Разумеется, разрешение я представлю. Впрочем, меня привлекает не сама возможность пилотировать, хотя и она чрезвычайно заманчива, а практическое управление сначала авиационным подразделением, а потом, бог даст, и до авиационных соединений дело дойдёт. Я вижу за этими утлыми воздушными лодочками большой потенциал.

— Простите что перебиваю, — подал голос Игорь Константинович — Но «Агата» уже не лодочка, а скорее ладья.

— Прекрасный образ! — одобрил старший брат — Значит, что за ладьёй будет когг, это старинный тип парусника, за ним фрегат, а там дело дойдёт и до дредноута. Александр Вениаминович, я хочу вести в бой эскадру дредноутов!

— Но я мало смыслю в военном деле!

— Ничего! Военному делу учат в академиях, а вот воздушный флот способны создать только вы.

— Приятно слышать, Иван Константинович. Но следует ли понимать ваши слова так, что вы хотите включиться в управление «Полярной звездой»?

— Нет. Совсем нет. Мы с вами не дети и понимаем разницу между уровнями управления. Так получилось, что вмешиваться не только в тактический, но и в оперативный уровень управления, мне не то что не нужно, но и в какой-то мере зазорно. Судьбе было угодно, чтобы я по праву рождения оказался на стратегическом уровне, и с этих высот я намерен помогать вам.

— Но какие задачи вы собираетесь решить с моей помощью?

— Мне известен ваш жизненный путь, Александр Вениаминович. Невеликая должность техника на сталелитейном заводе, вдовство, переезд в Англию, а там вам не повезло стать младшим партнёром Хьюго Уэйка. Когда он вас ограбил, многие только посмеялись, мол, ещё один простак подарил свои денежки солидному человеку. Но вы приехали в Россию и начали всё заново. Так получилось, что мне известны планы по вашему разорению. Нет, я специально не отслеживал вашу судьбу, просто мне её поведал один хороший друг. А я подумал: почему бы мне не помочь этому талантливому человеку? Капитал мой невелик, зато я могу помочь там, где возможности других заканчиваются.

— Что же, я готов создать воздушный флот. Более того: я готов приложить свои способности и в других отраслях военного дела. Но, видите ли, Иван Константинович, я считаю, что без крепкого тыла армия слаба.

Князь грустно усмехнулся:

— Это крайне непростой вопрос. Скажу так: даже наше с вами сотрудничество в области развития авиации и моей помощи вам в деле защиты «Полярной заезды», нам придётся хранить в тайне и маскировать увлечённостью пилотированием новомодной игрушки. Увы, но в полную силу я ещё не вошел. Если прямо: меня не пустят далее определённых границ.

— Вы откровенны, Иван Константинович, и это прекрасно. Да, я очень опасаюсь недружественного интереса, и ваша помощь будет весьма кстати.

— Вот и договорились. А теперь позвольте вопрос: вы не собираетесь приспособить «Агату» для бомбометания?

— Совершенно точно нет. Для бомбометания будет построена другая машина, изначально приспособленная к боевой работе. Вы же понимаете: рысак бесполезен на вспашке земли, а кавалергарду не нужна крестьянская лошадка. «Агата» как раз рабочая лошадка пассажирских авиалиний.

— Когда же она поднимется в воздух?

— Примерно через месяц. Скажу больше: на специально выстроенном заводе в Казани уже готовы два сборочных цеха. В одном будут строиться «Стрижи», как мы назвали одноместные бипланы, и «Ласточки», то есть двухместные самолёты.

— А гидропланы?

— В гидропланы мы будем переоборудовать «Ласточки» и «Стрижи» по мере необходимости, или продавать готовые комплекты для самостоятельного переоборудования.

— А во втором цеху вы будете собирать «Агаты»? — заинтересовался Иван Константинович.

— Собирать будем МЫ — Александр тоном выделил слово «мы» — Коль скоро мы в одной лодке, то у нас и интересы общие.

— Да-да, вы, несомненно, правы, Александр Вениаминович.

Из «скворечника» — конторки сменного мастера под потолком цеха, через стеклянную, на все три стороны, стену, отлично видно происходящее внизу. А там одновременно собирают три «Агаты». Первую ещё месяц назад отвезли на Комендантский аэродром, и она там проходила цикл интенсивных испытаний. Люди теперь приходили смотреть на красавицу «Агату», на «Ласточку» и «Стрижа», а на изделия остальных конструкторов, стоявшие у края поля уже и взгляда не бросали. Нравы толпы просты и жестоки: вчерашних героев и кумиров кто-то просто забыл, а кто-то и стал подвергать насмешкам и ругани. На этой почве крепко растерялся, впал в уныние и ушёл в загул Игорь Сикорский. А вот Яков Модестович Гаккель, хоть и здорово упал духом, не стал ударяться в амбицию, а отловил Александра на аэродроме.

— Мистер Павич, не уделите ли мне несколько минут вашего драгоценного времени?

— С превеликим удовольствием, Яков Модестович.

— Вы знаете моё имя?

— Разумеется. Вы талантливый конструктор, хороший человек, естественно, я знаю ваше имя. А что до сих пор не подошел познакомиться, то исключительно из-за вечной занятости.

— Хочу перед вами извиниться, ведь, признаться, я сначала посчитал вас выскочкой, потом — заносчивым типом, но вижу, что ошибся.

— В первом или втором случае? — с самым серьёзным видом полюбопытствовал Александр, и Гаккель рассмеялся:

— По счастью, в обоих.

— Простите великодушно, Яков Модестович, но я с утра на ногах и изнываю от жажды, не откажите пройти со мной, там мы присядем и наконец-то выпьём чего-нибудь прохладного.

— Извольте.

— Знаете, Яков Модестович, что самое любопытное в нашем с вами нынешнем разговоре? — сказал Александр, подавая собеседнику кружку пива и выставляя на стол тарелку с колбасками.

— Что же?

— То, что вам нет нужды подбирать слова и пытаться исподволь выяснять секреты моего успеха. Я их расскажу все без утайки. Вы любите Россию и верны ей, а это в моих глазах лучшая рекомендация.

— Так в чём ваш секрет, мистер Павич? — уже с куда меньшим напряжением спросил Гаккель.

— Называйте меня Александр Вениаминович, поскольку я решил принять русское подданство и отказаться от американского.

— Вот как? Это любопытно. Так в чём ваш секрет?

— Обтекаемость. Самолёт находится в воздухе и ему нужно придать самую удобообтекаемую форму. Ведь никому теперь не приходит в голову делать в днище корабля выступы или просто дырки, правда? Правда, придумали такую штуку как бульб, но и тот предназначен для лучшей организации омывающего корабль потока. Именно поэтому в Опытовом бассейне модели кораблей усиленно гоняют и выверяют, чтобы выявить источники вредных завихрений, и прочих проблем прежде чем первые детали лягут на стапель. А что происходит в авиации? Нижняя часть самолёта приближается к идеалу, а сверху торчит радиатор, мотор, пилот высунулся по пояс, а на крыльях паутина растяжек. Хотя я забыл, что внизу безобразные с точки зрения обтекания шасси с чудовищными колёсами.

— Так просто?

— Ну что вы! Это целая наука под названием аэродинамика. Признаюсь откровенно, моих знаний в этой области хватит до скоростей в двести-двести пятьдесят километров в час, а дальше начнутся проблемы с вибрацией. Потом пойдут другие сложности и препятствия, они будут возникать одно за другим. Тогда я уйду в сторону и дам дорогу тем, кто будет обладать талантом, умом и удачливостью.

— Вы приуменьшаете свои заслуги, Александр Вениаминович. Ваши самолёты в техническом отношении выглядят весьма совершенными!

— Не отрицаю, так оно и есть. Мне повезло найти великого инженера, Павла Ивановича Крашенинникова. А моторы мне делает другой гений, мистер Пикстон.

— Кажется, понимаю. Вы взяли на себя роль организатора и генератора идей, а творцам создали идеальные условия, так?

— Совершенно верно.

— В таком случае, ваша заслуга ещё более высока.

Гаккель задумчиво пожевал колбаску и запил пивом. Поставил кружку и решительно спросил:

— Где расписываться кровью?

— Сатане не нужна твоя кровь, ему даже чернила излишни, он услышит простое слово или даже недобрые мысли.

— Отлично сказано! Чьи это стихи?

— Моего приятеля. Его больше нет с нами. Что касается нашего сотрудничества, то мы обсудим его на досуге. А для начала сотрудничества и пробы сил примите заказ на эскиз двухмоторной летающей лодки. Моторы — как у «Агаты».

— К какому сроку представить?

— Могу дать неделю максимум.

Прошла неделя, и вот Александр и Яков Модестович сидят в 'скворечнике, а перед ними несколько листов с двухмоторными летающими лодками и стопка листов с описаниями.