Перелетная птица

Глава 15 Технические детали

Завод Щетинина разросся настолько, что его пришлось переносить поближе к Комендантскому аэродрому, а на старом месте остались только вспомогательные производства да конструкторское бюро Гаккеля — ему настолько понравилось это место, что он ничего слышать о переезде не хотел. Завод гидросамолётов решили строить в Симбирске, но пока дело дошло только до возведения стен цехов, впрочем, всё оборудование уже было доставлено и лежало на охраняемых складах. Проблема была в рабочих — людей не то что нужной квалификации, а элементарно грамотных, остро не хватало. «Полярной звезде» пришлось пойти на беспрецедентный шаг: почти тысяча молодых мужчин и женщин, нанятых на ещё не построенный авиазавод в Симбирске, сейчас усиленно учились в Казани. Теорию они проходили в специально построенном училище, а практику — в цехах местного завода. Чтобы люди согласились на обучение, пришлось назначить неплохую стипендию, сверх заработка, получаемого за практику. Такое же училище решили строить и в Симбирске, но уже после начала выпуска гидропланов.

О такой любопытной новине Александр узнал на очередном большом совещании руководящего состава «Полярной звезды», где среди прочего прозвучала ещё одна новость: военному ведомству очень понравились грузовики-рефрижераторы «Арктика», спроектированные специально для сельской местности. Вернее, понравился сам автомобиль: надёжный, мощный для своего времени, к тому же имеющий возможность подключения привода на передние колёса. Для сельского бездорожья то что нужно. Успех машины базировался на использовании шарикового ШРУСа, который невзначай внедрил Александр. И патент получил.

Что до выпуска грузовика, то Военвед выделил деньги на строительство большого автозавода бортовых грузовиков. Армии нужно много грузовой техники. Она страдает без моторизованных средств доставки артиллерии, и военные заказали разработку мощных колёсного и гусеничного тягачей. Кроме того они очень желали получить броневик на базе полноприводного грузовика, обшив его бронёй.

Тут Александр не выдержал и принялся прогрессорствовать среди хроноаборигенов:

— Господа, разрешите высказать одну мысль, по поводу броневика. — поднял он руку — Нет возражений?

Присутствующие не возражали.

— Мне пришло в голову, что обвешивать грузовик стальными листами невыгодно ни с точки зрения технических характеристик будущего броневика, ни с точки зрения его боевых свойств. Я предлагаю пойти по другому пути и сделать несущий кузов, в котором будет размещён двигатель, трансмиссия и всё что нужно ещё. При этом можно неплохо сэкономить: на дно и крышу поставить судовую сталь, а броневыми сделать только нос, корму и борта кузова и башни. Это первое. Второе: каркас и заклёпки дают значительный лишний вес. Почему бы нам не применить электросварку? Она давно известна и остаётся только подобрать режимы сварки брони.

— Позвольте! — раздался голос — сваривать конструкционную и броневую сталь сложно, если возможно вообще.

— Это уже вопрос к технологам, как они скажут, так и будет. — парировал Александр — А пока я перехожу к третьему пункту, а именно — к автоматизации сварки. Мне представляется, что в заводских условиях ручная электросварка непроизводительна. Следует создать сварочные автоматы, которые и будут производить основную работу. Если позволите, я проиллюстрирую свою мысль рисунками.

Он подошел к большой доске, и набросал принципиальную схему стационарного сварочного аппарата, у которого движется свариваемая деталь, и подвижного, на тележке, перемещающейся вдоль шва. Такие агрегаты он не раз видел на заводе.

— Отличное решение! — объявил тот же голос.

Александр оглянулся, узнал директора по станкостроительному направлению и, конечно же, обратился к нему:

— Эдуард Анисимович, рад, что вы оценили мои мысли. Но я бы хотел услышать: сможете ли вы создать такие автоматы, и если да, то в какие сроки?

— Никаких сложностей я не вижу, — ответил важный усатый господин — первые опытные образцы будут готовы не позднее чем через неделю. Дело за рабочими настройками автоматов. Я уже сейчас предполагаю, что при сварке рам и колёс автомобилей они будут весьма кстати.

— Позвольте вопрос, Александр Вениаминович. — поднял ладонь начальник автомобильного конструкторского бюро — Вы так уверенно говорите о несущем кузове броневика, что меня заинтересовало: какой же вы видите саму форму этой машины?

— Примерно такой.

И Александр нарисовал на доске силуэт БРДМ, знакомый ему по той жизни.

— Так-так-так! Я вижу, что двигатель вы отнесли в корму, или я неправ?

— Если позволите, Егор Терентьевич, мы обсудим этот вопрос позднее.

— Непременно!

В кабинете главного конструктора собрались ведущие специалисты бюро. Егор Терентьевич встал и объявил:

— Коллеги, вы все знаете о заказе военного ведомства постройки броневика на базе нашей «Арктики». Сегодня этот вопрос был поднят там — главный конструктор указал пальцем на потолок — и неожиданно я услышал о весьма заманчивом варианте компоновки. Прошу вас, Александр Вениаминович.

Снова доска, мел, набросанные уверенной рукой очертания БРДМ и устные пояснения к каждому элементу рисунка: зачем нужны наклонные листы, в чём смысл размещения двигателя в корме. Указал на возможность создания плавучей боевой машины, если удастся решить проблему герметизации корпуса. Конструктора оживились, принялись что-то обсуждать и черкать на бумажках. Видя это Александр сказал:

— Напоследок подкину вам техническую задачку на будущее. Очевидно, что в бою будут повреждать колёса, вернее, шины броневика. Можно заполнять внутренность шин пористой резиной, но это — лишний вес, да и амортизирующие свойства таких шин неважные. Мне представляется, что следует создать централизованную систему подкачки колёс. Вы ведь справитесь?

— Непременно! — едва ли не хором ответили ему.

Посетители, входящие в домашний кабинет Александра, старались быть похожими на местных жителей, но любой понимающий человек с одного взгляда определит: не наши они. Нерусские. Неразличимые как братья близнецы, плечистые, крепкие, в одинаковых костюмах, с волчьими глазами.

— Вы хотели со мной побеседовать, джентльмены? — не вставая и не делая ни единого жеста, который можно истолковать как приветствие, спросил Александр — Присаживайтесь.

Для этих посетителей он поставил стулья у двери. Просто потому, что нужно видеть их руки, а то мало ли…

— Джон Милвертон. Ричард Фицпатрик. — одинаковыми голосами представились визитёры.

— Слушаю вас.

— Мы, по поручению безмерно скорбящих родственников, заняты поиском Дживса Калеба Элайджи, который был нанят вами в качестве личного слуги. Что вам известно о его местонахождении, мистер Павич?

— Могу ли я увидеть ваши документы?

Синхронными движениями из-за пазухи вынуты бумажники, из них — паспорта и какие-то жетоны, надо полагать, подтверждающие место службы «близнецов».

— Вам поднести поближе?

— Благодарю. Мне и отсюда превосходно видно.

Александр секунду подумал, потом сказал:

— Дживс приехал со мной в Санкт-Петербург и служил мне здесь до своего внезапного исчезновения. В соответствии с правилами и обычаем, я предпринял некоторые усилия по поиску слуги, но ни в одном месте, где Дживс мог так или иначе пребывать, его не было. Если угодно, я могу дать список этих мест. На моё заявление в полицию, к слову, поданное лично, спустя месяц пришел ответ, что розыскные мероприятия успеха не имели. Ни самого Дживса, ни его следов не обнаружено.

— Но не мог же он исчезнуть подобно призраку?

— Увы, господа, он всё-таки исчез. Полицейские предполагают, что имела место трагическая развязка во время особых взаимоотношений, которым предавался Дживс во внеслужебное время, после чего его партнёры могли спрятать тело. Ну… Возможно вам известна ориентация этого человека.

— Остались ли вещи Дживса?

— Да, господа. Все вещи были описаны, список заверен мною лично, всё упаковано в хороший, крепкий чемодан и опечатано моей личной печатью. Изволите забрать?

— Если это возможно, мистер Павич.

— Как вам угодно. Но я попрошу написать расписку с описью изымаемого. Второй экземпляр описи приготовлен.

Горничная приволокла тяжеленный опечатанный чемодан, агенты дотошно сверили его содержимое со списком, оставили расписку и удалились.

В кабинет вошла Агата:

— Милый Алекс, меня встревожили эти люди. Чего они хотели?

— Помнишь Дживса, что служил у меня?

— Да.

— Он исчез, и вот выяснилось, что он служил в разведке и шпионил за мной.

— Чем это может тебе грозить?

— Ничем. Я не могу отвечать за действия слуги во внеслужебной обстановке.

— Александр Вениаминович, почему вы так резко против почти неизбежной войны с Германией? — спрашивает князь Иван, жуя вяленую рыбку и с удовольствием щурясь на блеск ряби, бегущей по поверхности озера.

На картонном кружке стоит бокал с тёмным пивом, рядом на столе блюдо с рыбой. Александр к пиву выбрал копчёный сыр, сейчас отщипывает волокна и отправляет в рот.

— Иван Кириллович, давайте непредвзято посмотрим на сложившуюся ситуацию, только я очень прошу не обижаться, если мои слова покажутся резкими или даже обидными.

— Я не собираюсь обижаться, ведь это мой вопрос, и честный ответ очень важен.

— Хорошо. Правда, начну немного издалека. Великие державы рождаются, живут и умирают: это естественных ход вещей. В ходе своего развития, государства, подобно людям и животным, то усиливаются, то слабеют. Это происходит по разным причинам: скажем, взрыв вулкана наполнил атмосферу пылью, и случилось три года без лета, что спровоцировало на Руси голод, беспорядки, отчего пресеклась династия Рюриковичей и случилась Смута.

Князь Иван кивнул, мол, я знаю этот сюжет.

— В силу разных причин Россия до сих пор не может избавиться от последствий того страшного времени. До сих пор мы не можем преодолеть отсталость по отношению к Европе, а европейцы прекрасно видят нашу слабость, и совсем не торопятся помочь нам в её преодолении. Более того: Франция и Англия, на которые мы стали ориентироваться в последние десятилетия, изо всех сил усугубляют эту нашу отсталость. По сути, в альянсе под названием Антанта мы являемся младшим и далеко не равноправным партнёром. Простой факт: французы дают нам кредиты под грабительские проценты, но что они требуют строить на эти деньги? Железные дороги. Дело благое, но посмотрите на карту: разве мы строим эти дороги в Сибирь, где находятся хлеб и сырьё для промышленности? Нет. Мы строим дороги в Польше, причём начертание путей носит не экономический, а военный характер. Идёт планомерное оборудование театра военных действия, то есть, это выброшенные деньги. Хотя, не совсем… А вот если допустить или предположить отделение Польши в случае неудачной войны — вот тогда точно! Но для нас этот вариант совсем не хорош, верно? Деньги, которые никогда не принесут отдачу. Таких примеров множество и все они приводят к одной мысли: нас используют, причём за наш же счёт и на нашу же погибель. Теперь о целях войны: что нам даст победа? По сути, ничего. В Европе Россия достигла своих естественных границ, за которыми лежат совершенно чуждые нам земли с чуждыми народами, которые мы вряд ли когда-нибудь сможем ассимилировать. Мы до сих пор не сделали дружелюбными даже поляков, родственный нам народ. Присоединение нескольких тысяч квадратных километров не стоит крови, пролитой за них, тем более, что удержать их мы не сможем. Что нам даст захват проливов, кроме необходимости кормить чужое, неблагодарное и агрессивное население? Ничего. Даже безопасность не будет достигнута, потому что перекрыть что Проливы, что Суэцкий, что Панамский каналы я берусь, максимум за несколько дней каждый. Столько займёт время перегона туда полка самолётов, оборудованных для сброса морских мин. И те же французы могут перекрыть проливы, просто подогнав к Дарданеллам флот. А полюбовное соглашение с Турцией даст нам полную свободу перевозки по Проливам чего угодно. То есть, война нам не нужна, но с упорством, достойным лучшего применения, мы лезем в драку. В чём причина? Боюсь, в частных интересах высокопоставленных лиц. Злые языки говорят, что императора шантажируют отъёмом вкладов, размещённых во Франции и Англии. И уж совершенно точно его шантажируют кредитами, набранными нам же во вред. Но лично я бы поступил с этими шантажистами, как благородный рыцарь с жидом-ростовщиком: огнём и кинжалом вытряхнул из них и свои и не свои золотые кружочки.

— Благородно ли это?

— Иван Константинович, вы сомневаетесь в благородстве Бриана де Буагильбера или барона Фрон де Бефа, воспетых Вальтером Скоттом?[1]

— Сдаюсь! — поднял руки князь Иван — Признаюсь, я тоже считаю Антанту вредным для России союзом. Но, может быть, нам остаться в стороне?

— Сама по себе мысль-то неплохая. Один китайский мудрец сказал: «Умная обезьяна сидит на вершине холма и наблюдает, как в долине дерутся два тигра».

— Прекрасное выражение!

— Да. Но на практике, К сожалению, мы не сможем занять эту выгодную позицию.

Князь Иван вопросительно поднял бровь.

— Нам просто не дадут сохранить нейтралитет, вплоть до того, что Антанта совместно с Тройственным союзом могут ударить по России. Следовательно, нам, хотим мы того или нет, придётся выбирать сторону, а коли так, нам следует подумать о собственной выгоде. Не знаю точно, кто сказал: «У государства нет постоянных друзей и постоянных врагов, а есть лишь постоянные интересы», значит, нужно печься именно о них. Уж простите меня за обилие цитат.

— Почему бы и нет? Иллюстрации способны украсить и самый блестящий роман. Соглашусь: в стороне нам остаться не дадут, и крайний случай вы определили совершенно правильно. Однако остался последний угол злосчастного треугольника: почему союз с Германией для нас выгоднее?

— Давайте посмотрим вот с какой стороны: победитель европейской войны неимоверно усилится. Вы согласитесь с этим утверждением?

— Без сомнений.

— А теперь посмотрим: кто сильнее Германия или Франция с Британией?

— Конечно же, последние.

— Мы и сейчас не можем бросить серьёзного вызова этим державам, а после их победы и подавно. В то же время, Германию мы били, да и сейчас можем указать ей место. То есть, победив в войне против Антанты, мы усилимся вместе с Германией, удерживая паритет.

— В определённой степени верно.

— И не забудем о злобном и могучем хищнике, что подрастает за океаном. Он не даст Германии слишком усилиться.

— Почему же?

— Колонии.

— Пожалуй, верно, но разверните свою мысль.

— Колонии как раз уберегут нас от войны с Германией, потому что немцы бросятся осваивать британское и французское наследство. Согласитесь: зачем со всем напряжением сил воевать за суровые северные земли, когда есть благодатные края с робкими обитателями? А как сложатся карты судьбы в дальнейшем, пусть решают наши потомки. Мы же должны воспользоваться передышкой и ликвидировать нашу отсталость.

— Хотел спросить о двух революционерах, с которыми вы ведёте переписку: об Ульянове и Джугашвили. Чем они так интересны? Я наводил справки и выяснил, что Ульянов обладает известным авторитетом в среде либеральной интеллигенции, имеет некоторое влияние в рабочей среде. Но его партия ничтожна по численности и её роль не идёт ни в какое сравнение с авторитетом, например, партии эсеров. И совсем непонятно ваше, едва ли не восторженное, отношение к Джугашвили. Об этом человеке вообще мало кто знает, а некоторые из тех, кто знает, относятся к нему неприязненно.

— Ульянов пока не имел возможности проявить себя. Но в этом человеке заложен гигантский потенциал, он великий стратег, и очень жаль, что нынешнее руководство России не пытается использовать его. Дело в том, что Владимир Ильич, если ему правильно поставить задачу, может разработать методологические основы для выхода России в лидеры мира.

— А Джугашвили?

— Иосиф Виссарионович способен создать практический аппарат для претворения в жизнь планов Ульянова.

— Но позвольте, как эти люди смогут сделать такую работу, не свергая царя?

— Вообще-то идеи Ульянова и Джугашвили к форме государственного управления никакого отношения не имеют. Они занимаются социальным устройством, а это совсем другое дело. Вот на переустройство социальной сферы их бы и следовало подрядить. Хм… Цари были у вольных кочевников, были при рабовладении, были при феодализме, есть при капитализме, так почему бы им не быть при социализме? В конце концов, это предсказуемая и довольно понятная народу форма государственного управления. Жаль, что Николай Александрович не слишком умён и чересчур зациклен на своих комплексах.

— Любопытная получилась беседа, благодарю.

— Агата, я давно хочу спросить, но не решаюсь. По какому обряду мы будем венчаться?

— И что же тебя смущает?

— Видишь ли, милая, я воспитан в атеистической семье и к религиозным вопросам совершенно равнодушен, хотя чужую веру и убеждения уважаю. Но, раз я принял русское подданство, то собираюсь принять и православие. Ты не составишь мне компанию?

Агата перешла к Александру, присела на подлокотник кресла, взъерошила ему волосы, коснулась усов.

— У тебя были такие шикарные кайзеровские усы, они мне ужасно нравились. — задумчиво проговорила она — Нынешние тоже хороши и тебе удивительно подходят. Как пишут в прессе, ты образец настоящего русского авиатора.

Александр не перебивал, он привык к манере своей ещё не венчанной жены, обдумывая серьёзный вопрос, болтать о пустяках. Форму усов он действительно поменял. Кайзеровские усы, конечно же, выглядят впечатляюще, но уж слишком много с ними приходилось возиться: расчёсывать специальной щёточкой, смазывать специальной помадкой, спать в наусниках, чтобы невзначай не помять великолепного украшения. Вдобавок, для питья из стакана или чашки следовало пользоваться специальным приспособлением, чтобы не намочить усов. Кушать приходилось с осторожностью… Но совсем безусым ходить непривычно, поэтому Александр вернулся к тому, что он носил на лице в той жизни: растительность средней величины в духе Пескова.

Наконец Агата заговорила о деле:

— Если ты решил стать православным, то и венчание следует провести по православному обряду. Я думаю, что в делах такой шаг тебе поможет, не так ли? В отличие от тебя, я верующая и верна своей конфессии, но необходимость манёвров понимаю. Хорошо подумай, кто станет твоими крестными родителями. Я бы рекомендовала кого-то из представителей царствующей династии, хотя бы второстепенных. Неплохо, если это будут представители высшей аристократии. К примеру, я, на правах родственницы нынешнего короля, нанесла визиты вашему царю, его супруге и далее, по нисходящей, добралась до старой аристократии. Многих я знала и ранее, ведь русские любят посещать Англию и Францию, тем легче было возобновить знакомство. Уверена, что многие из них с удовольствием станут восприемниками[2].

— Дельная мысль. Я обсужу её с князем Иваном Константиновичем.

— А хочешь, я посодействую в получении титула английского барона или графа? Это стоит не так уж и дорого.

Александр вспомнил глумливое пожалование какого-то нувориша из двадцать первого века «Князем из Сибири» и засмеялся:

— Благодарю, моя родная, не стоит беспокоиться. Коли я решил обосноваться в России, то британский титул лишь создаст мне тут проблемы.

— Это верно. Тогда можно подумать о приобретении русского титула.

— А это недурная мысль. Я совершу какой-нибудь подвиг на ниве рекордных перелётов или чего-то в том же духе, это и станет поводом. Хотя не уверен, что получится. Император мне не благоволит, даже награды после нашего перелёта вручал министр промышленности и совсем не в торжественной обстановке. Князья Иван и Игорь были страшно обижены, но награды приняли. Думаю, их подталкивали на какой-то демарш, но провокация не имела успеха.

— Да-да! В свете эту тему обсуждают до сих пор, царя осуждают за неблагодарность, а мне, как твоей близкой и единственной подруге, всячески выражают сочувствие. Ты прав, при этом императоре русского титула тебе не получить.

— И бог с ним!

— Ты неправ. Во-первых, такая маленькая приставка к имени открывает многие двери. Во-вторых, она очень защищает от полицейского произвола. В третьих, и это очень важно, титул весьма поможет в делах: тебе будут идти навстречу и снижать свои цены только ради возможности небрежно ронять в разговоре: «Я имею дела с графом Павичем».

— Ха-ха-ха! А ведь верно! Но бог с ним, с титулом, скажи, когда будет наше венчание?

— Знаешь Алекс, я бы хотела в начале лета.

— Значит, будет в начале лета. Какой бы ты желаешь подарок к этому дню?

— Право, я и не знаю. Я люблю море и теперь полюбила небо…

— Так в чём сложность? Я подарю тебе гидросамолёт: он летает по небу, а взлетает с воды. Я непременно научу тебя им управлять.

— Ах, это было бы великолепно!

Александр с Агатой присутствовали при выпуске первой тонны алюминия на Бокситогорском алюминиевом заводе. От получения результатов изысканий до сего времени прошло меньше полутора лет, а вот он, стоит красавец-завод, а при нём электростанция. И город рядом, правда, пока невеликий — всего на четыре улицы, застроенные трёх- и шестиэтажными домами на пять подъездов. Магазины, школы, библиотеки, детские сады, большой спортивный центр с плавательным бассейном, огромный Дворец культуры… Город возводили по советским стандартам комфорта: так ещё города не проектировались даже для зарождающегося среднего класса, не то, что для простых работяг. Километрах в пяти от города строился большой химический завод, заточенный на использование торфа, а в огромной, великолепно оборудованной лаборатории, уже трудились десятки учёных и лаборантов из Петербурга, Москвы и Харькова. Такая же лаборатория работала в дальнем пригороде Тулы — там имеется много угля малопригодного для сжигания в котельных, зато богатого по химическому составу. Прокат из алюминия и его сплавов решили производить тут же, для чего строился ещё один завод, а к нему — немалый жилой район.

Пресса всячески превозносила «Полярную звезду» за такую заботу о трудящихся, а вот капиталисты, особенно иностранные, почему-то стали злобствовать и пытаться ставить палки в колёса, но без особого успеха. Три сталелитейных завода «Полярной звезды» уже успели запустить, а собственные сталепрокатные мощности обеспечивали машиностроительные производства всей потребной номенклатурой по цене почти втрое ниже от средней по России. Попытка «немножко придушить» излишне шустрых конкурентов при помощи чиновников не прошла: министерство промышленности, военные и жандармы буквально не дали сделать и шага к такой вкусной цели: распотрошить и поделить «Полярную звезду».

А с получением стального проката начали на полную мощность работать три автомобильных завода. С конвейера первого пошли грузовики, похожие на приснопамятные полуторки. Другой стал выдавать дешёвые шестиместные легковушки с полностью стальным кузовом, а третий наладил производство полноприводных машин, оборудуя их по желанию заказчика: кузов, КУНГ или открытая платформа с возможностью буксировки полуприцепа. В Последнюю машину тут же вцепились артиллеристы: она пришлась ко двору в качестве тягача для стрелялок. Проблему с двигателями решили просто: поменялись с немцами лицензиями. Немцы получили полную документацию на два биплана и двухмоторный моноплан, а «Полярная звезда» — линейку из пяти моторов жидкостного охлаждения.

Когда новость об этом обмене достигла Царского Села, взрыв негодования был подобен извержению вулкана. Александр, вызванный для объяснений к генералу Татищеву принял «вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальства». На все упрёки он отвечал, что прямого запрета на обмен лицензиями не издавалось, что лицензии переданы не те, что получило военное ведомство, а лишь на похожие самолёты. И вообще, лицензии на остро необходимые русской армии моторы ценнее уже устаревающих летательных аппаратов чисто гражданского назначения.

Так что Александру было что вспомнить, глядя на пышущие жаром слитки, продемонстрированные показали почётным гостям. Кстати, гостям вручили и памятные медали, тут же отштампованные на небольшом прессе, установленном специально для этой цели.

[1] Аллюзия к роману Вальтера Скотта «Айвенго»

[2] Восприемники — ВОСПРИЕМНИК восприемника, м. (церк. офиц.). При христианском обряде крещения — лицо, принимающее на руки ребенка, вынутого из купели (полное офиц. название: восприемник от купели); то же, что крестный отец