Perpetuum mobile

7. МИЗ ВАНДЕРХУЗЕ

– Высаживают десант с вертолетов… Четыре дюжины. Запад, два перехода. Идут медленно, встанут на ночлег. Утром здесь.

– Ты хороший разведчик, Ао.

В косых закатных лучах, падавших сквозь частокол древесных стволов, лицо молодого бойца казалось отлитым из бронзы. Как он предан тебе… Давно ты не испытывала такого душевного подъема. Завтра бой – последний в твоей жизни. Никто не отступит, не побежит. На свете намного больше людей сдавшихся, чем побежденных. Побежденным может оказаться каждый. Сдавшихся среди нас нет. Так ты сказала людям вчера.

А твой привычный цинизм спрятался и помалкивал. Где ты, миз Хайд?

– Благодарю тебя, Ао. Ступай.

Он поворачивается и уходит, легко ступая по мшистой подстилке, укрывающей землю. Ты следишь за ним взглядом. Неподалеку, среди могучих стволов стоят палатки бойцов. Молодой герой ныряет в одну из них – отсыпаться. Перед боем нужен хороший отдых.

Враги не спешат, ожидая подкреплений. К утру их здесь будет сотни две с половиной. У тебя людей меньше. Вместе с тобой – тринадцать человек. Чертова дюжина. Ты не отступишь – устала быть загнанным зверем. Тебя никто не покинет.

«– Меня не обманет их героизм. Провинция Суор – общество статуса по одежде. Есть у тебя обувь – ты выше босого. Есть и штаны – ты еще выше. А добавить рубашку, да головной убор, да с какими-нибудь фитюлечками… Поэтому, надев армейскую форму, бедняк ощущает себя небожителем!..»

А-а, вот она, миз Хайд с ее гадостями. Не отвечай. Пусть сидит и не рыпается. Она – это ты. Ты – это она. Вторая половинка твоего я много лет как загнана пинками под лавку.

Темнеет. Мрак окутывает лес, мрак в твоей душе. Сна ни в одном глазу. Отдельной палатки у тебя нет, ты собиралась спать в гамаке, укрывшись защитной сеткой – жалкое убежище.

Кто-то идет. Это возвращается Ао.

– Спутница Повелителя драконов! Вам здесь неудобно. В нашей палатке достаточно места.

Ты согласно киваешь; Ао снимает и сворачивает гамак. Вы идете вместе, останавливаетесь у входа в палатку, потом ты садишься на брошенный на землю тюк с гамаком; Ао преданно стоит рядом.

– Совершенно не хочется спать, – говоришь ему.

– Мне тоже, Спутница…

Жестом останавливаешь его. Уж очень длинным титулом он ее наградил, так и язык заболит выговаривать. Ао улыбается, он понял. Хороший парень. Какое живое и умное у него лицо. Это несправедливо, что такой человек должен прожить жизнь в нищете и безвестности. Все вокруг несправедливо. Тебе с этим ничего не поделать. Двенадцать молодых людей умрут завтра только потому, что ты устала жить.

Ладно, попытка не пытка. Ты говоришь Ао, что делать. Он не выказывает недоумения, надо так надо. Спутнице виднее.

Усаживаешься поудобнее, скрестив ноги. Справа и слева от тебя Ао устанавливает два тонких шеста (сухостоя вокруг много, далеко ходить не пришлось), привязав к ним армейские ножи, широкими лезвиями вверх. Плоскости лезвий должны смотреть на восток, объясняешь ты. Или на запад, смотря с какой стороны подойти. Ао вновь улыбается.

Рядом с каждым лезвием Ао привязывает тонкую сухую лучину, из запаса, который бойцы используют при разведении костров.

– Зажги их.

Ао повинуется. В ночи вспыхивают два дрожащих, слабых огня. Они постепенно разгораются и стальные лезвия начинают испускать вокруг себя призрачное сияние.

Вслед за этим твое сознание расширяется, охватывает стоящего рядом Ао, спящих позади тебя и в соседних палатках бойцов, и устремляется вдаль…

– Приходится вспоминать детские приемы… – собственный голос звучит издалека и кажется чужим. – Ао! Если увидишь, что мне… стало холодно… укроешь одеялом.

Дальше. Дальше… Ты ищешь тех двоих, кто тебе нужен. Дальше!

Как далекий свет окна в ночи манит усталого путника… Как свет маяка указывает кораблю верный путь… Ты нашла. Ты их видишь!

«Слушайте меня! Исполните мою волю!»

Внезапно ты теряешь контакт. Это как провалиться в ледяную воду, когда под ногами не выдерживает тонкий лед. Холод! Холод…

Когда же придет день и согреет тебя? Когда же кончится стылая ночь? День и ночь. Ночь и день.

Свет и тьма лихорадочно сменяют друг друга.

Что это… Что?

Это деревья за окном убегают назад и встающее над горизонтом солнце то скрывается за ними, то выныривает вновь. Холмистый пейзаж за окном – здесь начинается провинция Мета. Стук твоего сердца сливается со стуком вагонных колес.

Бобби и Тея спят вместе на верхней полке. Нет… спит Тея, а Бобби проснулась и глазеет в окно. Это она настояла, чтобы им с сестрой отдали верхнюю полку – здесь гораздо интересней. Глория, соответственно почтенному возрасту, дрыхнет внизу, там же и охранница, та что постарше. А молодая, Симона – на верхней полке напротив, оказывается, тоже не спит и тихо, одними глазами грозит Бобби, чтобы не вздумала разбудить остальных слишком рано. Бобби усмехается и осторожно, совсем со стороны незаметно, пихает локтем Тею.

«Дорогие мои… как же я хотела увидеть вас!»

Холод проникает в тебя, сковывает тело и разум. Ты что-то собиралась им сказать… Очень важное. Что?..

МЕТА!!!

Скоро будет город Мета, столица провинции. Времени совсем мало!

«Здесь нельзя оставаться! Бобби! Симона!!»

Разбудите остальных! Скорее… Господи… Пресвятая Дева! Заступница, спаси их!!

Кричишь отчаянно, срывая голос. Тебя никто не слышит.

Ты сама себя не слышишь. Тонешь в черной тишине. Последнее, что видишь: Тея проснулась, недовольно хмурясь, потом лицо ее светлеет. В обнимку с Бобби они глядят в окно, любуясь восходом. На милые лица дочерей падает мягкий утренний свет…

– Уже утро?! Ао… ты провел рядом со мной всю ночь?

Светает. Высокие стволы старых горий колоннами вздымаются вокруг. У их подножия висит сизый туман. Остаток ночи Ао согревал тебя своим телом. Может поэтому ты до сих пор не отдала концы.

– Вы плакали во сне, Спутница.

– Может быть. Плакать не зазорно, Ао. Буди остальных. У нас мало времени. И принеси мне поесть.

Расшифровка радио-переговоров генерала Кормана с главой Эйкумены.

– Здравия желаю, господин адмирал.

– Тебе того же, Корман. Как дела?

– Главарь мятежников Дан Боргезе направляется на север, к границе Суора и провинции Паг. Он разделил свои силы и меньший отряд продолжил движение на восток.

– А теми глупцами кто верховодит? Прут прямиком в Цветочные болота.

– Его подруга, некая…

– Не утруждай мой слух варварскими именами, Корман. Твоя задача – быстрее покончить с мятежом с Суоре, а не пичкать меня местной экзотикой.

– Э-э… слушаюсь.

– Так вот, Корман. К твоему сведению. Отряд, которым командует Боргезе, не идет в Паг. Он соединился с основными силами мятежников и повернул обратно на юг. Тебе в тыл. Пока будешь азартно топить в болотах горстку разбойников, окажешься между болотами и главным бандитским отрядом. Как между молотом и наковальней.

– (неразборчиво).

– Что ты мямлишь, Корман? Не волнуйся. Пока суть да дело, мои главные силы зайдут мятежникам в тыл. Вот такой трехслойный бутерброд. В заключение пройдемся ковровой бомбежечкой.

– Своих людей я возглавлю лично.

– Ты что… дурак, Корман?! Твои люди – необходимая жертва. Я приношу ее так же, как Боргезе пожертвовал своей подружкой. Но ты-то мне еще нужен, так что не балуй. Да… Как говоришь, ту шлюху зовут? А… ладно, меня вызывают. Конец связи.

Генерал Корман поднял бойцов до рассвета. Он шел впереди, в полной выкладке, ничем не отличаясь от обычного солдата Эгваль, брошенного в мясорубку суорской войны безжалостной волей адмирала Геллы.

Глянул на мягко светящийся кружок компаса на левом рукаве – с дороги не собьются. Лес могучих деревьев впереди постепенно редел. Тропа вела под уклон и скоро отряд Корман вышел на маленькую поляну… следы бивака там были тщательно убраны, но от опытного взгляда их не скрыть.

Корману было жаль людей, которых он преследовал. Лучше бы им рассредоточится и уходить из под удара поодиночке… Вместо этого они совершают самоубийственный маневр с выходом на узкую полосу открытой местности перед обширным пространством болот.

Корман вздохнул, поправил автомат на поясе, взмахом руки велел бойцам поторопиться.

– Как красиво! – сказала Нойс.

– Да, Спутница, – эхом откликнулся Ао.

Перед ними повсюду, куда мог достать взгляд, расстилался ровный цветочный ковер. Алые, оранжевые, голубые, белые и фиолетовые… Всех форм и размеров. Нойс не могла понять, как такие разнообразные породы уживаются вместе. Между ними кое-где проглядывала сочная травяная зелень. Буйство красок и запахов. Невероятный, уникальный биоценоз.

Ао нагнулся, поднял с земли угловатый, поросший с одной стороны мхом камень размером с человеческую голову. Отвел руку назад, так атлет готовится толкнуть ядро. Бросил. Описав пологую дугу, камень упал на поляну…

И исчез со звуком, средним между стоном, бульканьем и плеском.

Нойс содрогнулась. Нет здесь никакой земли. Вместо твердой поверхности – зыбкий растительный покров, а под ним мутная, вязкая жижа. Сразу от берега глубина такова, что шесты не достают дна. Один неверный шаг – и тебя нет.

Конец пути.

Колонны вековых горий в утреннем тумане. Неслышный шаг бойцов… Играющее в крови ожидание боя. Он будет коротким. Лес редел и Корман дал знак «приготовиться».

Наверху раздался резкий хлопок. Вскинув голову, Корман увидел, что ствол ближайшей к нему гории перерублен наискось, примерно на середине высоты. Отрубленная верхняя часть могучего ствола начала медленно, затем все быстрее оседать, храня при этом прежнее вертикальное положение. Вот она коснулась земли нижним, блестящим белой, расщепленной древесиной концом, и земля охнула под ногами Кормана.

Треск ломающихся веток… Темная громада опрокидывалась на Кормана и он в слепом ужасе бросился прочь. Вторично вздрогнула земля…

Ругаясь на чем свет, Корман поднялся на ноги. Чистая психология. Проклятые суорские дикари. Установили на деревьях дистанционно управляемые заряды и «рубят лес» на пути его отряда. Убитый лесной великан падает в случайном направлении и вероятность, что он тебя накроет, почти нулевая. Его, Кормана, берут на испуг.

Еще дважды падали на их пути старые гории. Последняя так вовсе перегородила дорогу. Но никто из бойцов не пострадал. «Что варвары этим выиграли?» – спросил себя Корман и сам же ответил: «Ничего». Отсрочили свою гибель на четверть часа, ровно столько потратил его отряд, обходя завалы.

Кто-то из суорян должен наблюдать за ними, чтобы вовремя подрывать очередные заряды. Сейчас эти люди испытывают горечь и отчаяние. С их стороны Корман ожидал беспорядочной стрельбы. Но… ничего.

Лес кончился. Укрытая подушкой мягкого мха земля пружинила под ногами. На ней четко выделялись следы нескольких человек, недавно в панике бежавших в направлении болот. Почва медленно понижалась, образуя подобие гигантских ступеней. А вдали до горизонта распростерлось цветущее буйство красок…

Корман нахмурился. Следы. И ни одного человека. Но спрятаться здесь негде. Не за тем же невысоким холмом, чей противоположный склон должен обрываться прямо в бездонную трясину…

– ЛОЖИСЬ!! – закричал голос в голове Кормана.

Он бросился наземь; фуражка, сбитая пулей, слетела с головы… в глазах потемнело. Короткий провал в памяти и Корман очнулся. Кровь заливала глаза, мешала видеть. Смутная фигура, оружие наперевес, приближалась к нему. Не на того напали. Корман дал очередь из положения лежа, скосив врага в упор…

…Ощутил, как мягкий мох под его руками стал жесткой, гладкой поверхностью. Она мелко вибрировала и эта дрожь передалась телу.

Корман недоуменно поднял голову.

Он лежал на металлической палубе, огражденной по периметру невысоким поручнем. Рядом с собой увидел чьи-то ноги, обутые в армейские ботинки.

– Очнулись? Вы не ранены, темечко оцарапало.

Голос человека звучал глухо, подавляемый ровным гулом мотора.

Корман рывком сел, отчего голова у него пошла кругом. А рядом с ним на палубу присела молодая женщина в форме суорской мятежной армии. Он впился в нее глазами.

На левой руке свежая повязка со слабыми пятнами крови. Защитного окраса рубашка изодрана ударами пуль. Под ней тускло блестят крупные полупрозрачные чешуи…

– Пуленепробиваемый полиэтилен, – в ее снисходительной усмешке сквозило что-то непередаваемо мерзкое. – Он легче воды, так что мой «броник» – одновременно и спас-жилет. Как самочувствие, генерал?

Теплые пальцы коснулись его висков и пульсирующая в них боль утихла.

– Сейчас вспомните.

И Корман вспомнил…

…Его солдаты успели открыть ответный огонь, но силы оказались неравны. Сам Корман уцелел потому, что вовремя бросился наземь. Успел увидеть, как падают его солдаты, как другие бегут под укрытие деревьев и также валятся, как подкошенные, не успев спастись. Как отлетают от стволов толстые куски коры, оставляя на виду белую древесную мякоть… Очередь из такого пулемета перерезает человека пополам. Бронежилет не спасает…

Корман заскрипел зубами в бессильной ярости, ударил кулаком по металлическому настилу, на котором сидел. Боль в руке привела его в чувство.

Он был без одежды, в одном белье и ветер (откуда взялся ветер?) холодил обнаженную кожу. Кроме молодой женщины, рядом толклись еще несколько суорянских дикарей. Один, крепкий и стройный, держался неподалеку, изредка кидая на Кормана злые взгляды.

«Водомерка!». Военный катер на воздушной подушке, круглый и плоский как блин. Он с ревом летит над поверхностью цветочного моря. Из центральной башенки торчат рыла крупнокалиберных пулеметов. Поверх них надпись: «Ника-2»… Над палубой натянута маскировочная сеть, придающая катеру издали вид поросшего травой и цветами небольшого холма. Водомерка… Откуда она здесь?!

– Кто из моих… уцелел?.. – Корман схватился за голову, боль вернулась.

– Понятия не имею. Бежали как зайцы.

Корман застонал.

– Верните мне одежду…

Застыл от внезапной догадки. Мертвому одежда не нужна. Его допросят с пристрастием и убьют.

Принесли сверток, кинули рядом. Форма мятежников.

– Я… не надену это!.. – прохрипел Корман.

Она пожала плечами.

– Черт с вами. Ходите голый.

«Ника-2» делал пятьдесят километров в час, хотя мог разогнаться и до двухсот. Тогда на его палубе людям находиться было бы невозможно. Корман, осторожно поворачивая голову, попробовал сосчитать мятежников. Пять, нет семь…

– Без вас – тринадцать… Кончайте вертеть башкой.

Она откровенно издевалась над его «тайными» ухищрениями.

Вынула из рукава блестящий маленький стилет, взяла отвергнутую Корманом одежду и аккуратно срезала с нее знаки различия.

– Надевайте, не выпендривайтесь. Будете никто, а я-то маршалом вас хотела сделать.

К этому времени Корман изрядно продрог, и без лишних споров натянул ставшую нейтральной одежду. С удовольствием ощутил, как согревается тело, но холод в душе не проходил.

– Эй, послушайте!

– …Да?

– Мне вас жаль. Вы знаете, как казнят в газовой камере?

– Как?

– Вас крепко привяжут к привинченному к полу стулу. Рядом со стальной ванной с серной кислотой. В потолке откроется люк и оттуда в нее упадет таблетка цианистого натрия. От химической реакции появятся пары синильной кислоты. Вам надо будет сделать резкий, глубокий вдох – тогда все закончится быстро. Но… если станете бороться за жизнь, задерживать дыхание… Страшная головная боль. Рвота. Судороги. Полчаса мучений гарантированы.

Она молча выслушала его тираду, не выразив ни гнева, ни испуга.

– Я постараюсь все сделать правильно.

Корман не нашелся с ответом. Черт бы ее побрал! Спокойна и терпелива, как учительница со школьником-оболтусом. Всерьез вообразила себя командиршей. Взять даже то, что вокруг все сидят, либо лежат на палубе, а она одна расхаживает с гордо поднятой головой.

Поймал себя на мысли, что она в самом деле неуловимо напоминает его первую школьную учительницу. Так же молода, строга и… временами снисходительна.

Она вновь уселась на палубу рядом с ним.

– А жалеть меня, Корман, не нужно. Я вас не пожалею, и вы меня не жалейте.

Замолчала, подставив лицо ветру. Корман рассматривал ее, не таясь; она ничем не показывала, что такое внимание ей неприятно… или напротив, льстит.

Нет сомнений. Это она. «Любовница миллионов». Доступная всем – на экранах видео. И никому – в жизни. Даже тот, кто был с нею близок, может ли сказать, что на самом деле, узнал и понял ее?

Нина Вандерхузе.

Корман очнулся от тяжелой дремоты, когда «Ника-2» стал маневрировать, поворачиваясь, как флюгер, насаженный на ость. Впереди лес стоял плотной стеной, она стремительно надвигалась… так что хотелось зажмурится. Корман смотрел, не отрываясь. «Ника-2» развернулся на три четверти полного оборота, и струя воздуха, отбрасываемого винтами, частично тормозила его гибельное движение. Одновременно выталкивая судно влево. Корман перевел дух.

Описав широкую дугу, катер теперь шел вдоль кромки леса. Вот в сплошной зеленой стене открылась широкая прогалина. Правый разворот был выполнен с таким же рисковым мастерством. Скорость упала; сейчас, при желании, можно было спрыгнуть на землю, не рискуя свернуть себе шею. Еще немного, и рев двигателей смолк. Приехали.

Опустили сходни, и Корман, пошатываясь, сошел вместе со всеми. Миз Вандерхузе взяла его под руку.

– Столица сопротивления, генерал.

Нашла, чем хвастать. Множество палаток. Натянутые без особого умения маскировочные сети. Людей здесь… тысяча или около того. Все в форме, все при оружии. Все молоды и глупы. Плохо обучены.

Молодой, красивый абориген, что ни на шаг не отходил от миз Вандерхузе, опять вился рядом. Она показала на Кормана.

– Ао! Пусть генерала устроят, накормят. После приведете его ко мне.

Кормана отвели в палатку, принесли поесть. Густая мясная похлебка оказалась вкусной. Проголодавшемуся Корману пришлось сделать над собой усилие, чтобы отобедать с достоинством. Аппетит не перебивало даже то, что Ао, с еще двумя вооруженными идиотами, не спускали с Кормана глаз.

– Отдыхать час, – сказал Ао, и троица оставила его. Наверное, караулили снаружи.

Корман растянулся на набитом сухой травой тюфяке. Голова была тяжелой, но сон не шел. Как можно было так опростоволосится? В том, что его военная карьера погибла безвозвратно, Корман не сомневался. Хотел взять в плен предводительницу повстанцев, женщину не бесталанную, но в делах житейских мало что смыслящую. А вместо увядающей бывшей знаменитости встретил… Кого? От этой женщины исходит спокойная, злая сила. И выглядит она заметно моложе, чем он ожидал…

– Хватит спать. Вставай! – Ао слегка пнул его ногой.

Стиснув зубы, Корман встал. Нельзя позволять себе злиться. Сейчас никак нельзя.

Вышел наружу. Вечерело. Накрапывал дождь. Мрачная погодка. Также мрачно и тоскливо было на душе у Кормана, пока его вели узкой тропой. Вверху, сквозь прогалины в листве проглядывало клубящееся грязно-серыми облаками небо.

Проблеск света от солнца, клонящегося к закату среди сонма туч, осветил тропу и через минуту угас.

В большой палатке, при свете тусклых флуор-фонарей, Нина Вандерхузе держала военный совет. Коротко глянула на Кормана, представила:

– А это – Корман. Генерал, попавший в наши руки, как малое дитё…

Переждала несколько секунд веселого оживления среди собравшихся. Кивнула Корману. Можно сесть.

Корман сел на пододвинутый кем-то ящик; а что оставалось делать? Больше миз Вандерхузе не обращала на него внимания. Корман, сперва недоумевающий (зачем-то его сюда притащили?), потом обозленный, стал прислушиваться к разговорам.

Обсуждался, ясное дело, план, как быстрее драпать. Ничего у них не выйдет, подумал Корман. Надо было раньше отрывать задницы от насиженных мест. Завтра войска адмирала Геллы закроют бандитам последний коридор для отступления.

– Вот здесь! – миз Вандерхузе ткнула в карту пальцем с обкусанным ногтем. – Линять надо, пока затычку не вставили.

Она точно угадала единственный путь к спасению! Корман держал каменное выражение лица, но про себя восхищался ею. Спокойна. Собрана. Сдержанно-иронична. Рукава рубашки закатаны, чтобы видели свежую повязку. Знает, на каких чувствах мужчин надо играть. Кто любит меня, за мной!

– Есть известия о Даниэле?

Мгновенная тишина, потом Ао ответил:

– Со вчера нет, Спутница. Последнее: бомбить начали. Связь оборвалась. Повелитель драконов больше не отвечает. Никто не отвечает. Очень жаль.

Миз Вандерхузе на миг опустила голову на сведенные вместе и сжатые в кулак руки. Потом как очнулась:

– Ожидание – десять часов. И уходим.

Корман мысленно выругался. Сентиментальная дура только что подписала смертный приговор себе и всем остальным…

– Уходим… Уходим… Уходим!.. – шелестели голоса в густеющей тьме. Или это листва вековых горий шумит под ночным ветром? Он летит над молчаливыми лесами и равнинами Суора. А печальная Минна льет на них серебряный свет.

Генерал Корман никогда в жизни не ездил на стиксе. Сильный, добрый, насмешливый зверь это понимал. И шел плавно и осторожно, чтобы неумелому наезднику было легче держаться на нем. А езда на неоседланном стиксе – это еще та задачка. Корман терпел стоически, но про себя проклинал все на свете.

Миз Вандерхузе на своем стиксе держалась рядом, слева от него. Он видел ее смутной тенью, но и этого было достаточно. Прекрасная посадка, гордо поднятая голова. Где так научилась?

Она издала странный горловой звук и ее стикс довольно заворчал в ответ. Нина Вандерхузе говорит на «яндж»? Невероятно. Невозможно.

Ее стикс замурлыкал, повторяя одни и те же три тона и миз Вандерхузе тихо рассмеялась.

– Он сказал, что давно не видал такого недотепу. Это про вас, мой генерал.

Тон уничижительного презрения замечательно ей удавался. Так разговаривают с недостойными, ни к чему не пригодными людьми. Корман решил не отвечать. За что она его ненавидит?

«Да!.. Ненавидь его. Сильнее. Ярче. Всей душой. Нелепого, жалкого человечишку, как только земля таких носит. Ненавидь. Вот так. Хорошо. Ты ненавидишь и это правильно. Храни, лелей ненависть к нему, твоему генералу, который желает тебе только добра. Ненавидь. Ибо стоит тебе полюбить, как его не станет. Как не стало всех тех, кого ты любила раньше…»

В ночи раздался дребезжащий, заунывный звук. Он повторился, отзываясь снова и снова, все тише, дальше… Эстафета. Способ звуковой связи полувековой давности.

Стикс Кормана преодолел с десяток метров почти ползком. Корман мог бы дотронуться рукой до толстых, нависших над головой сучьев. Мягкая поступь стиксов слышалась со всех сторон. Давние друзья людей не покинули их в беде. А люди? Когда в городах Эгваль в последний раз видели стикса? Им нет там места. Машинная цивилизация попросила их вон. Ступайте, большеголовые звери, куда хотите, вы нам больше не нужны.

Летучая вспышка осветила небо. Позади послышался отдаленный гул. Он нарастал, всполохи становились ярче. Это радиоуправляемые, беспилотные, начиненные взрывчаткой самолеты обрушивались на покинутый партизанский лагерь. Адмирал Гелла стер с лица земли «столицу» суорских мятежников. Самую малость, но опоздал…

Кормана это радовало. Не совсем понятно, почему.

Ему приснился ливень и он внезапно очнулся. Дождя не было, но целый водопад утренней росы окатил его. Влага скапливалась наверху, в складках широких, кожистых темно-зеленых листьев. Эта порода деревьев была Корману незнакома. И лучше б он ее никогда не видел. Мигом продрог и вымок. Стикс его, довольно фыркая, шел мягким стелющимся шагом. В сизом тумане древесные стволы тянулись вверх, как мускулистые руки великанов.

Корман оглянулся. Стикс миз Вандерхузе по-прежнему держался неподалеку. Сама она безбожно дрыхла, улегшись на своего зверя ничком в некрасивой позе. Полусогнутые ноги упираются в бока стикса, руки безвольно висят по обе стороны его шеи. Голову чуть повернула, чтобы короткая светло-коричневая шерсть стикса не мешала дышать. Веки смежены, рот полуоткрыт. Беззащитный ребенок…

Туман никак не рассеивался… Чертов Гелла с его искусственными ливнями! Сбитая с толку природа долго еще не придет в нормальное состояние.

Миз Вандерхузе коротко простонала, очнувшись. Выпрямилась, настороженно щурясь. Ласково потрепала стикса по холке. Бросила недобрый взгляд на Кормана – вот уж бездарный наездник. Но он больше не злился на нее. Что от нее ждать… Загнанный звереныш. Подавил в себе жалость – сама виновата. Нельзя быть такой безмозглой и отважной дурой в ее-то возрасте. Опять задумался над тем, как хорошо она выглядит… Ей должно быть… где-то под сорок. Затянувшаяся молодость – не в этом ли причина ее всегдашнего безрассудства?

Похожие на колонны, деревья постепенно редели. Корман не заметил, как впереди не осталось ничего, кроме безбрежного сизого мрака. В нем разгоралось тусклое пламя – это всходило солнце, бессильное пробить своими лучами мглистый покров.

– Сто-о-ой! – протяжно крикнула миз Вандерхузе и ее приказ передавался по цепочке остальным, словно эхо, отдаваясь со всех сторон, и замирая вдали.

Корман спешился и едва не упал, а миз Вандерхузе насмешливо фыркнула. Сама она легко спрыгнула на землю, зевнула, потянулась. Опять ставши похожей на беззаботного, не ведающего подозрений и ничего не боящегося ребенка.

Неслышно возник Ао, передал ей и Корману завтрак. Всего ничего – коричневая тестообразная масса, завернутая в промасленную бумагу. Это и было тесто из муки, смолотой из жареных зерен малли. Ее едят, отщипывая по кусочку и облизывая пальцы. Миз Вандерхузе еще и бумагу вылизала, чтобы ни одной крошки пропитания не пропало. Ао поднес ей еще что-то в сложенных горстью ладонях. Покосился при этом на Кормана, но миз Вандерхузе еле заметно отрицательно покачала головой. Тогда он отдал весь деликатес ей.

Это были три белых, жирных, толщиной и размером с мизинец червя. Такие живут под корой тропических деревьев. Миз Вандерхузе двух поменьше отдала обратно Ао, он благодарно поклонился. И мигом съел свою порцию. А миз Вандерхузе просмаковала угощение, очевидно, дожидаясь, что от ее трапезы Кормана стошнит.

Утерла губы тыльной стороной ладони. Пояснила:

– Он – сладкий!

Корман нервно сглотнул.

– Se egro belo…

Миз Вандерхузе козырьком приставила руку ко лбу. Солнце победило, наконец, туман, и он таял, отступая. Местность впереди постепенно понижалась и от этого выглядела, как лежащая на ладони. Ниточки дорог; вдали крыши нескольких деревень. Желтые – дома, крытые соломой; красные – черепичные. Один дом, с макушкой из крашеного в серебряный цвет металла, несомненно принадлежал местному богатею.

– Правда, очень красиво? – повторила миз Вандерхузе.

– А вы ближе гляньте. На дорогу, – хмуро посоветовал Корман. – Вон та колонна бронеходов – тоже вас восхищает?

– А-а… Сегодня они на штурм не пойдут. Мы заняли удобную позицию на гребне, на рожон к нам никто не полезет.

– Так думаете?

– Уверена. Войска Геллы ненадежны и устали; он это знает и берет верх над нами только с помощью сверхперевеса сил. Пока мы можем не бояться. Подкрепления к ним еще не пришли.

– Придут.

– Да. Завтра.

Пригладила руками короткий ежик волос на голове. Не потому что он ей чем-то мешал, а просто у нее такая привычка – понял Корман. Надо объясниться, пока не поздно.

– …Миз Вандерхузе!

Она как будто не сразу поняла, что обращаются к ней. Такое уже бывало.

– А… Что?..

– Вы… твердо решили?

– Решила что?

– Пожертвовать собой.

Она молчала, опустив голову. Корман решил ковать железо, пока горячо.

– Я смогу договориться о почетной сдаче. Людей ваших отпустят по домам… После соответствующей проверки, конечно. А вы… Вернетесь к нормальной жизни… Подобающей человеку… женщине… с такой славой и известностью.

Она заплакала или засмеялась? Или то и другое вместе?

– Моя слава. Моя известность. Что вы городите, Корман? Я не хочу, чтобы обо мне помнили. И… Что вы сказали? «Нормальная» жизнь? Я не знаю, зачем мне жить вообще…

Резко прервала сама себя. Подала знак.

– Ао! Возьмите этого труса…

Яростно отбивающегося Кормана схватили и потащили к одинокому деревцу, за которым начинался пологий склон на равнину. Растущий вокруг кустарник образовал что-то вроде естественного укрытия. Там и привязали Кормана.

Оставшись в одиночестве Корман с недоумением рассматривал охватывающую его запястье тонкую лиану. Гнев его угас. Скоро он убедился, что плотный узел развязать не удается. Зубами тоже делу не помочь. Похожая на плотную резину, гибкая зеленая плеть оказалась совершенно «неугрызаемой».

Прислушался к донесшимся издали голосам. Не разобрать. Что задумала эта сумасшедшая? Красивое массовое самоубийство? Утащись за собой в небытие кучу народа только оттого, что сама устала жить? В прошлом что-то очень нехорошее выпало на ее долю. Почему десять лет назад так внезапно оборвалась ее феерическая карьера? Зачем Нина Вандерхузе бежала ото всех, тщательно инсценировав самоубийство? Чтобы годы спустя по настоящему расстаться с жизнью? Опять же обставив это дело как можно торжественней. Психология ребенка.

Солнце высоко поднялось в небе, стало припекать. Корман пристроился в тени куста, благо длина «привязи» позволяла. Провел языком по губам – донимала жажда. Услышал шаги. Оглянулся, увидел Ао, протягивающего флягу.

– Спасибо…

Отвинтил крышку, жадно припал к горлышку губами. Ждал, что Ао заберет флягу с остатками воды обратно, но тот уже ушел.

Время как остановилось, ничего не происходило. Корман осторожно высунул голову из укрытия, жесткие листья царапнули щеку. На равнине внизу прибавилось бронеходов; вдали, поднимая пыль на грунтовой дороге, двигалась еще одна колонна. Стягиваются к месту предстоящего боя. Корман наблюдал за ними, пока не заболели глаза.

Прилег на спину. Тень от кустов ушла, пришлось искать ее у дерева, у которого он обретался, как пес на цепи. Смежил веки. И сразу услышал шаги. Так ему показалось. Но, возможно, он ненадолго заснул и был разбужен.

Приподнялся на локте, но чья-то нога в армейском ботинке уперлась ему в грудь, вынудив снова лечь.

– Миз Вандерхузе…

– Да?

Ногу она не убрала, продолжая «попирать» Кормана к его смущению и досаде.

– Вам доставляет удовольствие демонстрировать свою власть над беспомощным человеком?

– Так уж и беспомощным. Захоти вы и мигом вышибете из меня дух. Но вы хорошо воспитаны и не бьете женщин.

Не показывая виду, Корман прикинул, как половчее сделать ей подсечку. Она упадет прямо на него…

– Но-но…

Она отступила от него. Быстро, легко, непринужденно.

– У вас хорошая координация движений, – похвалил Корман.

– Не очень. Я – тень прежней, бывшей когда-то.

– Да. Вы были чем-то большим, чем вы есть сейчас. И я не понимаю, почему отказались от…

– Потому что за все приходится платить. Было время – я вообразила себя мессией… А потом решила стать, как все. У меня не получилось ни то, ни другое.

– А кто вы теперь?

– Опавший лист, гонимый ветром. Один человек сказал мне когда-то… очень давно. Я ему не поверила. «В этой жизни можно делать все, что захочешь. При условии, что готов ответить за последствия…»

– Вы были знакомы с мудрым человеком.

– Да.

Она вдруг вновь подошла к нему, жестом пресекая его попытку подняться. Переступила через него. И опустилась на колени, склонившись над ним так низко, что он услышал ее дыхание.

– Убейте меня, Корман. Быстро, пока я не передумала.