Первый день смерти

Глава 7

Некоторое время мы молчали. Я чувствовала себя такой несчастной, что не могла ни о чем думать. Наконец взяла себя в руки и спросила:

– Вы завтракали?

– Какое там, – ответил Ванька. Дунька укоризненно толкнула его в бок. Ванька немедленно огрызнулся: – В чем дело? Улька спросила – я ответил!

– Сейчас что-нибудь сообразим, – пообещала я, вставая.

– Подожди, – сказала Маринка. – Я помогу.

Мы отправились на кухню. Я открыла холодильник, подняла крышку большой кастрюли:

– Остались вчерашние голубцы. Греть?

– Грей, – ответила Маринка. – Нам надо поплотней поесть.

– Почему? Гулять пойдем? – не поняла я.

Маринка хмыкнула, глядя в окно.

– Какие уж тут прогулки, – сказала она невесело. – Переезжать надо, Улька. Ты и сама прекрасно понимаешь.

Я вздохнула. Понимаю. Меня снова выжили из собственного дома.

– Ненавижу! – сказала я вслух. Стиснула кулаки и застучала по кухонному столу. – Ненавижу! Ненавижу!..

Маринка поморщилась.

– Прекрати спектакль.

– Она же специально все подстроила!

– И сердечный приступ?

Вопрос поставил меня в тупик.

– Кто поручится, что у нее сердечный приступ? – возразила я, но не очень уверенно: – Заплатила врачам, и все дела!

Маринка бросила на меня короткий испытывающий взгляд, но промолчала.

– Давай, давай! – буркнула я. – Спрашивай, я же вижу, тебя распирает!

– Ты и правда что-то видела? Только без обид! Строго между нами!

– Мне перекреститься? Не надо? Тогда я не знаю, что сделать. Ты же все равно не поверишь.

– Поверю. Но тогда получается...

– Получается, что эта мокрица устроила мне подставу! – договорила я.

– Или это сделал кто-то другой... – Маринка привычно забралась на широкий подоконник: – Давай рассуждать логически, – предложила она, болтая ногами: – Ты говоришь, что этого не делала, и я тебе верю. Ты видела кого-то, кто вошел в родительскую спальню, и делаешь вывод, что это мачеха.

– А кто еще мог войти в чужую спальню посреди ночи?!

Маринка хмуро посмотрела на меня.

– Мало ли... – протянула она неопределенно. – Предположим, твоя мачеха спала и не слышала, как в ее комнату кто-то вошел. Ты заметила, что буквы на стене написаны криво? Человек явно писал в темноте. Если это сделала она сама, то могла бы зажечь свет. Нет?

– Не знаю, – ответила я, подумав секунду. – Она хитрая. Могла все заранее сообразить.

– Допустим, – сказала Маринка. – Допустим, она хитрая и все это хорошо продумала. Тогда объясни мне, почему баллончик валялся под окном ее спальни?

– Потому что она выбросила его из окна!

– Ну да! Чтобы легче было догадаться, кто это сделал? Все предусмотрела, даже писала в темноте, а баллончик выкинуть куда-нибудь в другое место не догадалась!

Я промолчала. Крыть было нечем.

– Тогда кто? – спросила я. – Анна Никитична не могла, Оле незачем, шоферу – тем более... – Я почувствовала дурноту. – Выходит, кто-то из наших? Но зачем...

Я не договорила. Заподозрить друзей казалось мне страшной низостью. Маринка ответила не сразу.

– Хочется надеяться, из дружеских чувств. Мы все знаем, как ты ненавидишь свою мачеху.

– Надеешься? Что ты хочешь сказать?

Маринка отвела взгляд в сторону.

– Мне кажется, с нашей компанией происходит что-то нехорошее, – она соскочила с подоконника и выключила чайник.

Через десять минут мы затащили в гостиную сервировочный столик, заставленный тарелками. Ванька встретил наше появление радостным возгласом, а Маринка предупредила:

– Ешьте как следует. У нас сегодня тяжелый день.

– Не понял, – озадачился Ванька.

Маринка передала ему тарелку с голубцами.

– Поговорим после еды, – предупредила она хмуро.

Я не помню такой невкусной трапезы в нашем доме. Еда превратилась в золу и пепел. Я что-то пережевывала и глотала, но вкуса не ощущала. За все время обеда или завтрака – не знаю, как назвать, – никто не проронил ни слова. Наконец тарелки были убраны, я разлила по чашкам горячий чай.

– Поговорим? – предложила Маринка.

– Нужно уезжать? – тут же спросил Севка..

– Думаю, да. Мы не можем тут оставаться.

У меня защипало глаза.

– Ребят, простите меня, – сказала я ломким от слез голосом. – Устроила вам новогодние праздники...

– Ты ни в чем не виновата, – твердо ответила Дунька. – Мы что, не знали, какие у тебя отношения с мачехой? Прекрасно знали! Приехали, чтобы тебя поддержать, и хорошо сделали! Сидела бы ты сейчас одна в полном дерьме!

Я достала носовой платок.

– Улька, не реви, – попросил Ванька. – Дунька права, твоей вины тут нет. Если твоя мачеха и впрямь отчебучила такой номер, то ее по стене размазать мало.

– Это еще доказать надо, – сказала я злобно. – Она же хитрая! Выбрала роль невинной жертвы!

– Разоблачим, – предложил Ванька.

– Как?

– Снимем отпечатки пальцев с баллончика!

Ванька снова продемонстрировал мне аэрозольную упаковку.

Маринка покрутила пальцем у виска.

– Ты на голову всегда больной или временами? – спросила она грубовато. – Да мы все этот баллончик по очереди лапали! Севка его нашел, ты его сюда принес, мы с Дунькой его осматривали... Дошло?

Ванька виновато шмыгнул носом.

– Не о том разговор, – вклинился Севка. – Маринка права: нужно уезжать.

– Наш отъезд будет выглядеть так, будто мы в чем-то виноваты, – сказала Дунька.

– А если мы останемся, это будет выглядеть так, словно мы решили добить беременную женщину, – возразила Маринка. – Не знаю, кто и зачем это сделал, но если мы отсюда не уберемся, произойдет что-нибудь похуже. Печенкой чувствую.

– Ты о чем? – озадачился Ванька.

– Неважно, – ответила Маринка. – Кто понял, тот понял.

– Марин, ты что? – спросила обалдевшая Дунька. – Ты нас в чем-то подозреваешь?

Маринка вздохнула.

– Мне кажется, в доме завелся крот, – сказала она. – Кто-то хотел нас подставить.

– Зачем? – спросил Севка

Маринка посмотрела ему в глаза. Севка взгляда не отвел.

– Не знаю, – ответила Маринка после небольшого раздумья. – Может, для того, чтобы нас отсюда выперли?

Севка отодвинул стул и вышел из-за стола.

– У тебя началась мания преследования, – сказал он.

– Дай-то бог! – хмуро откликнулась Маринка. – Дай бог, чтобы мне все это только примерещилось!

– Подставить нас могла только эта мокрица, моя мамашка, – сказала я. – Зачем? Поясню! Чтобы окончательно стравить меня с отцом! Он приедет и узнает, что его неуправляемая дефективная дочка притащила домой толпу криминальных друзей, которые бедняжке житья не давали. Меня выставят за порог и все движимое и недвижимое имущество достанется второму ребеночку. Логично?

– Может, конечно, и так, – согласился Ванька, а Маринка промолчала.

– Ладно, – решила Дунька. – Уезжать так уезжать. Маринка права: мы не должны тут оставаться. Если Улькина мачеха это подстроила, то на достигнутом она не остановится.

– Мы уедем, но оставим записку, – твердо сказал Севка. – Иначе Анна Никитична может заявить в милицию.

Я нехотя пожала плечами.

– Севка прав, – сказала Маринка. – Старушка может позвонить в колледж, попечители встанут на уши. Не стоит осложнять жизнь, ребята! Давайте постараемся встретить Новый год без нервотрепки!

– Уговорили, – сказала я.

– Ладно, Севка, бери бумагу, – велела Маринка. – Ребята, пошли по комнатам, нужно собрать вещи.

Забить сумки не составило труда. Мы быстро справились с укладкой немногочисленных вещей.

– Присядем на дорожку, – предложила я, оглядываясь в поисках забытого.

Маринка не отреагировала на предложение. Судя по сведенным бровям, она о чем-то напряженно думала.

– Уль, – сказала она. – Если это сделала твоя мачеха, то зачем ей потребовалось прятать баллончик во дворе?

– Опять двадцать пять! – сказала я с досадой. И раздраженно спросила: – Сама ты как это объясняешь?

Маринка бросила сумку на пол и села рядом со мной на кровать.

– Этот человек не мог держать баллончик в своей сумке, потому что в нее в любой момент мог залезть кто-то из нас.

– Зачем нам лазить в чью-то сумку? – удивилась я.

Маринка исподлобья посмотрела на меня.

– Потому что у нас все сумки общие, – напомнила она. – Сечешь? И баллончик этот человек мог выкопать только ночью, – продолжала Маринка. – Потому что весь день и весь вечер он был в нашей компании. Он не мог незаметно вытащить нужную вещь. – Маринка подумала и лояльно добавила: – Или она. Мы же не знаем, мужчина был ночью во дворе или женщина.

Она встала, подхватила с пола сумку и бодро скомандовала:

– На абордаж! Не трусь, Улька, прорвемся!

– Хотелось бы прорваться, – уныло протянула я.

Гомер приехал в гостиницу немного раньше назначенного часа. Еще раз осмотрел просторный холл, поговорил с администратором, познакомился с переводчиком группы французов. Знакомство натолкнуло на новую идею. Гомер сел в кресло, из которого хорошо просматривался вход в гостиницу, и застыл в ожидании Орфея.

Тот явился в строго назначенное время. Гомер помахал ему, приподнялся с кресла, вежливо пожал коллеге руку. Это был единственный человек в их пестром таборе, который не вызывал у него раздражения. Орфей – опытный переводчик, владеет несколькими иностранными языками. Почему человек, имеющий хлебную специальность, подписался на участие в проекте, Гомер не знал. Может, ненавидел золотую молодежь, может, попал в долговое рабство... Неважно. Главное, что с мозгами у этого человека было все в порядке, не в пример красавчику Адонису. А еще Орфей имел необычный талант: он умел имитировать женские и мужские голоса. За это он и получил свое прозвище?

Мужчины сели в кресла и приступили к деловому разговору.

– Хорошее место! – Орфей окинул одобрительным взглядом красивый холл. – Декорации выбраны удачно.

– Да, – согласился Гомер. – Ваша задача – красиво обыграть место действия. Но для начала вы должны познакомиться с жертвой. Предупреждаю: девица проницательная и весьма неглупая. Она расколола нашего павлина, Адониса, пришлось его заменить. Даже не знаю, сумеете ли вы к ней подобраться... Нет-нет, я не сомневаюсь в ваших силах! – поторопился уточнить Гомер, увидев, что брови собеседника сдвинулись. – Я волнуюсь потому, что у нас очень мало времени. Девушку надо убрать как можно скорей, иначе она просечет нашу игру. Завтра в гостинице праздничный карнавал, жертвоприношение на этом фоне будет выглядеть эффектно.

– Я постараюсь, – скромно ответил Орфей: – А где же сама героиня праздника? Хотелось бы взглянуть на столь одаренную особу.

Гомер взглянул на часы.

– Они приедут в гостиницу минут через десять. У вас есть какие-нибудь мысли? Как вы собираетесь с ней познакомиться?

Орфей откинулся на спинку кресла и сплел пальцы на животе.

– Насколько я помню, девушка владеет иностранными языками? Вот на этом пунктике мы и сойдемся. Наверняка ей захочется немного похвастать своими способностями перед восхищенным зрителем. Вы говорили, здесь есть группа туристов из Марселя? Пожалуй, для начала я познакомлюсь с ними. Наплету что-нибудь про разговорную практику, набьюсь на приглашение.... Иностранцы не вызовут у девицы такого подозрения, как соотечественники. Ну, а потом выберу момент, сведу знакомство с барышней и...

Орфей не договорил. Гомер схватил его за руку и кивнул на вход.

– Вот они!

Орфей оглянулся. На его симпатичном живом лице был написан искренний интерес.

– И кто же из них моя клиентка?

– Самая нарядная барышня, – ответил Гомер. – В меховой курточке, с распущенными волосами.

– Она еще и самая симпатичная! – добавил Орфей, с удовольствием разглядывая девушку. Но сказал это без плотоядной ухмылки Адониса, просто констатировал факт. – Будет приятно пообщаться.

– Вам лучше пока не показываться им на глаза, – предупредил Гомер.

– Само собой! – лаконично отозвался собеседник. Взял журнал и отгородился от оживленной толпы.

Гомер неторопливо пошел к группе золотой молодежи, о чем-то совещавшейся между собой. Администратор Наташа уже успела просветить их по поводу цен, но детишки отчего-то не торопились забраться в мышеловку. Дочка дипломата что-то втолковывала друзьям, остальные внимательно слушали. Ах, эта Стаковская, Марина Леонидовна!.. Снова она недовольна, снова чует подвох... Поначалу Гомер был уверен, что Стаковская переживет всех своих друзей, а вышло все наоборот. Вот как вредно быть умной!

Гомер приблизился к «золотым» детишкам, попытался прислушаться к их разговору, но у него ничего не получилось. В холле царило предпраздничное веселье, громко играла музыка, гости сновали от одного стола, заставленного закусками, к другому, оживленно переговариваясь. Неожиданно молодые люди вышли на улицу. Гомер встревожился: неужели дочка дипломата убедила их покинуть подозрительно дешевую гостиницу?!

Он подошел к окну, выглянул во двор. Нет, вроде не уезжают. Стоят перед входом, совещаются. На мгновение Гомеру снова стало их жалко. Он чувствовал себя богом, взирающим на муравьиную возню с верхушки Олимпа. Бедные людишки пытаются сопротивляться, но все уже решено и конец истории известен заранее.

Рассматривать ребят было интересно. Конечно, Гомер заранее подготовился к предстоящим событиям и подробно изучил досье, собранное не только на детей, но и на родителей. Он был уверен, что первой выпадет из обоймы Ульяна Егорова, тихая серая мышка, не вылезавшая из джинсов и свитеров. Она казалась самой слабой. Но вскоре Гомер убедился, что в этой тихой незаметной девочке скрыта большая внутренняя сила. Шансы Егоровой на выживание значительно выше, чем у эффектной и с виду стервозной Стоковской. И уж, конечно, она не идет ни в какое сравнение со сладкой парочкой Лопухина – Сизов. Евдокия Лопухина – хорошо обеспеченная домашняя клуша, все ее мечты не поднимаются выше уровня примерной домохозяйки. Ванечка Сизов попросту тюфяк, мальчик, не подготовленный к самостоятельному плаванию. Что ж, он выбрал подходящую невесту. Дунечка обеспечит мужу достойное существование, если, конечно, от ее капиталов что-то осталось. Опекуны, давно проживающие за границей, бесконтрольно распоряжаются имуществом Лопухиных больше десяти лет. Сомнительно, чтобы они упустили такой шанс. Впрочем, это уже не его проблема.

Детишки посовещались и вернулись в гостиницу. Гомер дождался их появления, убедился, что намеченные жертвы попались в капкан. Номера были подготовлены, все участники и действующие лица собрались. Вечеринка удастся на славу.

Гомер обернулся, взглянул на кресло, в котором несколько минут назад сидел Орфей. Кресло пустовало. Коллега словно растворился в воздухе.