Глава 14 Людская беспечность

Я сидела на кухне и читала увлекательную книгу, чуть покачивая ногой. Вокруг было разложено ещё несколько, облегчающих понимание первой.

— Алиса!

— А?

— Ну наконец-то докричался, — ворчливо буркнул Артём, подходя. — На четвёртый раз. А где Осень?

— С Яшей.

— И ты нормально отпускаешь её с этим странным парнем?

— Разве вы знакомы?

— Видел его в окно. А потом Осень к нему подошла. И, между прочим, они очень мило обнимались. Лиса, тебе не кажется это всё странным?

Я вздохнула, отложила книгу и внимательно посмотрела на… моего жениха? Или как вот это всё называется? Не любовник, так как мы не состоим в постельной связи. Но и предложения выйти замуж мне не делали. Гм.

— Артём, ты видел парня из окна двенадцатого этажа, и тебе он показался странным? Что там вообще можно было разглядеть?

— Он взрослый, — отрезал Артём. — А тискает несовершеннолетнюю девочку. И, кстати, эта несовершеннолетняя девочка позволяет себя тискать. Не находишь всё это странным, Лиса? Если, как говорит Осень, была попытка её изнасиловать, да ещё и групповая, то, насколько я знаю психологию, девочка вообще всех мужиков должна сейчас обходить за километр… километров за сто.

— Ты хочешь сказать, что она лжёт?

Я пристально посмотрела в его глаза. Артём не выдержал, отвёл взгляд. Взял книгу, полистал, присвистнул.

— Термодинамика? Ты как всегда в своём духе.

— Артём!

Он раздражённо выдохнул:

— Только, пожалуйста, не делай из этого трагедию. Да, я сомневаюсь. И любой бы здравомыслящий человек на моём месте тоже бы сомневался. Кроме тебя, но ты — её сестра. Попробуй отключиться от этого, попробуй посмотреть со стороны: девочке якобы присылают адрес. И она тут же бежит, притом врёт всем, что едет в другое, безопасное место. Она знает, что парень — сын богатых родителей, но её не удивляет, что место — глухое, а дом… ну не похож на виллу. Там, внутри, эта девочка пьёт алкоголь…

— Её заставили.

— С её слов — да. А потом, в решающий момент появляется спаситель в белом плаще, одной левой раскидывает пятерых мужиков, и парочка вдвоём уезжает в закат. Тебе ничего не напоминает?

— Нет.

— А мне напоминает. Дешёвую мелодраму. Ну честно, Алис.

Я забрала книгу обратно. Артём прошёл, включил кофемашину.

— Тебе латте? Капучино?

— Спасибо, не хочу.

— Ты злишься, что ли? Лиса, послушай… Я не говорю, что Осень на сто процентов врёт, но… Ей пятнадцать, понимаешь? Ну, сочинила… ну, фантазия богатая. Она ж ребёнок ещё.

— Ей не пять.

— Немногим больше. Ты видела в ютубе ролик, где они целуются с Виталиком в ротонде? Да, он — мелкий засранец, я бы уши ему надрал. Там на спор или что-то такое. Не спорю, тупая и жестокая подростковая шутка. Но, знаешь, Осень могла и просто отомстить ему за пранк. Ты об этом не думала?

— Найти дом, пятерых мужиков…

Артём хмыкнул, взял чашку из затемнённого стекла, прислонился к столу и отхлебнул.

— А кто сказал, что эти мужики были? Ну, по чесноку, Алис. Посмотри на этого… Яшу. Он же мне до плеча ростом. Ты можешь представить, чтобы он одной левой и… Опять же, Осень говорит, что до позавчера его знать не знала, а тут вот сразу — прыг и укатила с ним.

— Он её спас.

— Я тоже в каком-то смысле вас спас. Вот только почему-то никто не прыгает мне в объятья. Странно, да?

Я поднялась, резко обернулась к нему:

— Ты хочешь сказать…

Артём обнял меня, и его ладонь скользнула по моей спине.

— Я хочу сказать, — прохрипел он, — что, Лиса, ты — это ты, а твоя сестра… Хотя, вообще забудь.

И внезапно меня поцеловал.

Может, и не внезапно. Может, я чего-то не понимаю, а должна была? Ох и мерзость эти ваши поцелуи! Я решительно отстранилась, вытерла губы и разгневанно уставилась в помутневшие голубые глаза.

— Артём, если вот это — цена за наше с Осенью пребывание здесь, то я не готова её платить.

Кажется, он рассердился. Стиснул зубы, и на щеках выступили желваки.

— А чем ты готова платить, Лиса? Или ты считаешь, что тебе все должны и…

— Артём…

Почему у меня голос срывается? Какой-то чужой, словно не мой голос. Он прав, здесь нам нельзя оставаться. Кто мы с Осенью ему? Но… а куда нам идти? Впрочем, может, всё и не так страшно? Яша предлагал снять квартиру… Наверное, мы с Осенью можем и сами…

Я отвернулась и пошла собираться. Артём сзади схватил меня за плечи, притянул к себе.

— Прости. Лиса… я…

Прижал, зарывшись в волосы и тяжело дыша.

— Отпусти.

— Ты сводишь меня с ума. Такая близкая, такая далёкая. Чужая, родная, горячая и холодная. Извини, я потерял голову. Видеть тебя так близко и…

— Артём. Я не помню тебя. Пытаюсь, честно, я очень пытаюсь, но я не помню!

Я разжала его руки, обернулась и вонзила в него взгляд.

— У меня бывает чувство, что я — не Алиса. А, например, Мария, её сестра-близнец. Или просто двойник. Потерявший память и…

Он хмыкнул, успокаиваясь. Улыбнулся, взъерошил волосы.

— А если это так и есть? — с замиранием сердца спросила его я.

Как же мне надоело лгать! И как же мне надоело быть Алисой! Всё станет проще, если я смогу стать сама собой…

— Не Алиса? — уточнил Артём, улыбаясь.

— Да.

Он взял мою правую руку и, прямо глядя в глаза, сказал:

— Ты в джемпере. Всё это время я не видел твоих рук, так? То есть, кожи выше запястий. Так вот, положим, у двойняшек даже родинки совпадают. Но не шрамы, верно? На сгибе правого локтя у тебя шрам от ожога. Ты жарила картошку во фритюре, отвлеклась и сильно обожглась. Шрамик примерно сантиметра полтора, чуть закруглён. Так вот, если ты — не Алиса, то у тебя его быть не может, верно? А если я, предположим, тебе лгу, то я не мог бы узнать о нём никаким образом.

Я быстро задрала рукав и уставилась на белый скромный серпик. Сглотнула.

Не может быть!

Нет. Этого же не может быть!

А хуже всего, я не помню, совсем, откуда он там взялся.

Артём тихо рассмеялся, притянул меня к себе, чмокнул в макушку. Шумно вдохнул запах волос.

— Не-Алиса… Сильно ж тебя, должно быть, шарахнуло. И, главное, так долго длится. Не хочешь сходить к психиатру? В частную клинику, конечно. Никакой истории болезни не будет, обещаю. Я оплачу. Просто волнуюсь за тебя.

— Мы и так тебе слишком должны, — пробормотала я мрачно.

— Пустяки, — отмахнулся Артём. — Для любимой девочки мне ничего не жалко.

И тут у него зазвонил телефон.

* * *

Вера не спала ночь. Сидела на кухне, курила безостановочно, хотя никотиновая зависимость не была ей свойственна, пила крепкий кофе, то переписывалась с адвокатом, то терзала расспросами Виталика, то просто смотрела в стену невидяще-ненавидящим взглядом. Где-то ближе к трём ночи Герман предложил выпить успокоительное, и Вера взорвалась истерикой.

— Тебе всё равно! — кричала она. — Ненавижу! Ты понимаешь, что эта дрянь может Витьке всю жизнь переломать? Тебе, как всегда, на всех…

И принялась громить его кухню. Герман схватил девушку в крепкие объятья, и она забилась, а потом укусила его за щёку, расцарапала лицо и ударила в пах. И, когда мужчина, скрючившись, рухнул на пол, всхлипнув, села рядом, провела по его волосам дрожащей рукой.

— Прости, — всхлип. — Я не могу… Мне так плохо!

— Я понял, — прошипел он, испытывая нестерпимое желание ударить в ответ.

Поднялся.

— Пройдусь, — прохрипел, борясь с эмоциями.

— Купи чего-нибудь выпить, — крикнула Вера, но мужчина уже оставил квартиру.

За руль садиться не стал. Добрёл до скамейки в сквере, рухнул. Чёрт! Вытащил сигарету. Не слишком ли часто в последнее время он стал курить?

Вернулся в квартиру только под утро и застал Веру всё в том же положении на кухне. С приличной горкой пепла в пепельнице. С крепким запахом кофе, пропитавшим обои и шторы не хуже сигаретного смога. Молча прошёл и открыл окно. Вера подняла на него покрасневшие глаза.

— Злишься? — уточнила сухо.

— Нет, — процедил он. — Но тебе стоит что-то с этим сделать. Психолог там. Сауна. Зал.

— Смеёшься? У меня брат…

— С ним ничего пока не произошло. К твоим услугам — лучшие адвокаты города. Вер, заканчивай с паникой. Если Виталик не виновен…

— В каком смысле: «если»⁈ — закричала девушка, вскакивая.

Герман отвернулся, прошёл в комнату и, не снимая куртки, рухнул на постель. Кому как, а у него впереди — рабочий день, и спать осталось часа три, не больше.

Спустя час или около того, Вера опустилась рядом, ткнулась в подмышку. Но идиллия длилась недолго, уже через четверть часа девушка прервала его сон:

— Ты должен со мной кое-куда съездить.

— М? Ничего, что у меня свои дела есть?

— Послушай, это важно…

— Ну да. Когда тебя такие мелочи волновали. И куда же?

— Хочу кое с кем поговорить.

— А я причём тут?

Вера резко села, одёрнула футболку:

— Ты невыносим! Тебе на всех наплевать! На меня, на мою семью, на…

Герман промычал, тоже поднялся.

— Увидимся вечером, — и направился к двери.

Вера перехватила его за руку.

— Вчера Тёмка позвонил. Он в теме, знает этих тварей. Предложил договориться. Пообщаться. Мирно. Без полиции.

— Не самая лучшая идея, тебе не кажется?

— Папа хочет раскатать эту малолетку, уничтожить, развеять по ветру. И я его понимаю. Но у меня нервы уже не выдерживают. Ей нужны деньги? Я заплачу, ладно. Пусть подавится, шлюха. Жаль, что в наше время брата не отправить учиться в нормальную страну…

— Ты меня не поняла. Договориться до суда — идея сама по себе нормальная. Я вообще за адекватный диалог в любых сферах. Но ты сейчас сама не в адекватном состоянии, Вер. Как ты планируешь разговаривать с девочкой или её матерью вот в таком настрое?

Вера решительно поднялась и принялась одеваться. Руки её тряслись.

— Вот поэтому ты мне и нужен. Чтобы я не убила этих шлюх на месте.

— Вряд ли я смогу помочь, — устало отозвался Герман. — Ты меня несколько часов назад самого едва не убила.

Девушка оглянулась. Губы её дрогнули. Она подошла и провела пальцем по царапине на его щеке. Герман отдёрнул голову.

— Прости, — нежно шепнула она и поцеловала ранку. — У котика боли…

— Перестань.

— Ну, котик… Мне очень нужна твоя помощь. Разве я так часто тебя о чём-то прошу?

Она достала аптечку, промокнула царапину хлоргексидином, налепила пластырь.

— Всё равно ты у меня — самый красивый. А я была злой, очень-очень злой и плохой девочкой. Ты меня накажешь?

И снова поцеловала. Герман отстранил её. Ему отчего-то стало мерзко.

— Хорошо. Едем. С двумя условиями. Первое: ты возьмёшь себя в руки. Второе: если я сказал «стоп», значит — стоп. Сказал: «уходим», значит уходим.

— Я буду послушной-послушной, — она виновато закивала.

Герман вышел.

Он злился. Знал про себя, что далеко не отходчив. Не как Артём, который мог полыхнуть гневом, тут же успокоиться и снова улыбаться, как ни в чём не бывало. Герман закипал очень долго. Но и остывал тоже далеко не сразу. С отцом, например, уже два года не общался. Несмотря на общие усилия вытащить Тёмку из ямы. Не мог простить и всё.

Вера всё это знала и обычно не провоцировала злопамятность своего мужчины, не переходила черту. Но не в этот раз.

На улице резко дул ветер, срывая с клёнов ало-золотистые ладошки и красиво роняя их в лужи. Герман засунул руки в карманы. «Надо к матери заехать. Давно не был», — подумал, исходя из ему одному понятной логики. Когда Вера, тонко благоухая духами, опустилась рядом, и автомобиль тронулся, Герман оглянулся на девушку:

— А причём тут Тёма?

— Не знаю.

— Кстати, ты в курсе, что уголовное дело об изнасиловании не прекращается при примирении сторон? Не тот случай, когда пострадавший может забрать заявление.

— Тварь, — выдохнула Вера.

Герман покосился на неё.

— Имеет ли смысл ехать к противоположной стороне в таком настроении?

— Пусть признается, что всё сочинила.

— А если нет? — уточнил он и переключил передачу.

Вера обернулась к нему. Лицо её покраснело от злости:

— Издеваешься⁈ Виталик просто пошутил. Там какая-то хрень была с поцелуем на камеру. Ну, знаешь, как подростки… Поспорил с друзьями. Да, глупость, не спорю. И теперь эта…

— Не знаю.

— Что⁈

— Не знаю, как это: поспорить с друзьями на девушку

— Фильм «Девчата» из твоей любимой советской классики. Вот так. Детский сад, трусы на лямках. Глупости возраста.

— С каких пор подлость называется глупостью?

Вера скрипнула зубами. Закусила губу и устремила невидящий взгляд вперёд.

Сегодня все светофоры смотрели на них красными глазами. «Может, я и в самом деле слишком строг к мальчишке? — подумал Герман устало. — Может, я сразу родился взрослым? Или всё дело в моей собственной повышенной ранимости? Может, это я какой-то ненормальный?» Он никогда не дёргал девочек за косички. Не понимал: зачем. Портфели носил, да. Когда девочка нравилась.

Наташа — красивая, коротко стриженная рыжая девочка, в которую Герман был влюблён в седьмом классе, так и сказала: «Ты тупой. Слишком хороший, а, значит, что-то в тебе не так».

К дому брата они подъехали примерно через час. «Быстрей было бы пешком», — подумал Герман, выходя и открывая спутнице дверь. Вера очень гармонично смотрелась рядом с элитным жильём, построенном для тех, кто мог себе позволить не экономить деньги. И мужчине снова стало неприятно, что для его женщины он, Герман, скорее блажь и каприз.

Лифт мягко и бесшумно доставил их на нужный этаж. Артём открыл дверь. Обнял Веру. Шепнул мягко:

— Держись.

И Герман снова невольно подумал, что брат с Верой как-то больше подходят друг к другу. Пожал протянутую ему руку и вошёл внутрь. В последний раз он видел эту квартиру в совершенно убитом состоянии. С грудой мусора, наполовину сгнившего. Герман покосился на брата.

— Вера, — Артём выглядел молодо и жизнерадостно, как настоящий любимчик жизни, — знакомься, это Алиса. Я думаю, лучше нам поговорить без Осени. Всё же она — ребёнок…

Герман обернулся и почувствовал, что воздух вдруг куда-то исчез.

* * *

Нет такой силы, которая способна остановить пса бездны. Его можно сбить со следа, но ненадолго. Очень, очень ненадолго. Никогда его охота не заканчивалась провалом. Добыча могла вести себя по-разному. Самые умные петляли в зеркалах, вращали время, пытались сбить след и запутать Пса. Глупые — принимали бой. Самые глупые пытались вызвать его жалость.

Ему понадобилось что-то около двух часов, чтобы найти Майю в соцсетях. Ещё порядка пятнадцать минут — взломать закрытый профиль.

Может быть, он и провозился бы дольше, если бы не Бертран. Кот в Сапогах был слишком яркой личностью, и его блог стал первым, на что натолкнулся Эй. И, конечно, сразу узнал эти весёлые зелёные крапчатые глаза.

— Вот как? — прошептал, загнув правый кончик губ. — Любопытно.

Прошерстил тысячи комментов и безошибочно увидел тот, который оставила она. По айпи-адресу нашёл всё остальное. Полистал фотографии личных альбомов. Сузив глаза, долго разглядывал наивную темноволосую кареглазую мордашку. Хмыкнул.

Аня, значит?

До сентября прошлого года аккаунт Майи был открытым, и стена — тоже, а затем хозяйка закрыла его. Поэтому Эй быстро нашёл нужные записи. Сочувствия, соболезнования, свечки, резко прерванные запретом Майи писать кому-либо на её стене.

Пёс шёл по следу. По жирному-жирному следу, оставленному людской беспечностью. Его давно перестало удивлять стремление людей наследить как можно больше.

Эй взломал и Анин аккаунт. Не сразу понял, что за Сергей ей пишет. Поняв, хмыкнул.

И вот тут, в альбомах девочки и попались две ценнейшие фотографии. На одной из них — её дом. Конечно, указания на то, что это был именно её дом не было, но по характеру дурачившейся десятилетней девочки, оседлавшей «папу», ещё кудрявого, по её домашнему виду всё было очевидно.

Ещё через несколько минут Пёс уже знал адрес.

Дальше всё было очень просто: можно просто залечь и проследить. Но… Из второй фотографии, с подписью «Вау! Вот это закат», снятой из окна, Эй легко сконструировал всё остальное. От этажа до номера квартиры. Дом-башня в этом плане — благодать для ищейки.

Люди бесконечно беспечны.

— Ну, снова привет, — прошептал Пёс, усмехнувшись.

Его душу щекотал смех.

Он легко спрыгнул с байка, прислонил его к дереву и взглянул на часы. Оставалось пятнадцать минут. Сейчас, наверное, милая жена целует милого мужа, провожая его на работу. Может, проверяет, всё ли собрано. Интересно, Эрт обедает из того, что взял с собой из дома, или ходит в общепит? В любом случае, Пёс не сомневался: сцена мила и уютна.

Он проследил глазами за чёрной фигурой в косухе, сбежавшей со ступенек.

— Опаздываешь, — прошептал одними губами. — Ай-яй-яй. А ведь большой уже мальчик.

И, когда байк скрылся, легко вошёл в подъезд. Ни один домофон не был способен остановить пса бездны. Равно как и ни один замо́к.

Загрузка...