Пес бездны, назад! (СИ)

Глава 19 Не-Алиса

— Когда Трезини проектировал здания Двенадцати коллегий, он рассчитывал, что главный фасад будет обращён к стрелке Васильевского острова. Потом Тома де Томон создал прекраснейшее, идеальное здание Биржи, оформив Коллежскую площадь, словно колокол. И, знаете, Алиса Романовна, что я никогда не прощу Александру Николаевичу? Не уродливую и непродуманную отмену крепостного права, нет. Делая что-то, чего раньше не было, всегда легко совершить ужасающие ошибки. Вот это. Вот этот институт Отта, похеривший всю панораму, задуманную такими гениями как Леблон, Трезини, Земцов, Тома де Томон… Ну и Адмиралтейство, конечно. Это отдельная боль.

Эта «отдельная боль» чувствовалась в его напряжённом злом голосе, сквозила в подёргивании губ. Мне стало смешно. Я уже знала, что император России Александр Второй продал участки под строительство почти двести лет назад, и было странно видеть такие переживания.

Сначала я решительно отказалась от встречи, и Герману пришлось приложить немало усилий, чтобы уговорить меня. С другой стороны, он — не Вера, и всегда казался мне человеком разумным. Ну или почти всегда. И я согласилась при условии, что мужчина покажет мне город. Это была плата за возможность нашего разговора.

Герман оказался очень интересным гидом. Показал мне Петропавловскую крепость, со строительства которой и начался их город. Но крепость не очень меня впечатлила. Мы прошли по Биржевому мосту, и я была восхищена белоснежным зданием, окружённым колоннами. Идеальное строение! Замерла в благоговении, словно перед храмом. Совершенные пропорции! Ничего лишнего. И две ростральных колонны перед ним.

А сейчас мы стояли перед длинным красным зданием, просто, но со вкусом украшенном ризалитами, белыми лопатками и наличниками. Вид на него заслонял небольшой садик за кованной решёткой. Я слизнула мороженное из трубочки, запрокинула голову, чтобы посмотреть на крышу, и стукнулась затылком о плечо мужчины. Обернулась.

— У вас нос испачкан, — заметил Герман.

Я попыталась облизнуть кончик носа и не смогла. Вытащила платок, стёрла.

— Спасибо.

— Впрочем, вы же учились в СПБГУ, верно? — вдруг вспомнил он. — Уж чем-чем, а зданием университета вас вряд ли удивишь.

— А вы тоже тут учились?

— Нет, — он усмехнулся. — Я же архитектор-реставратор. Я учился в лучшем ВУЗе города, на реставрационном факультете. Вы же понимаете, да, о каком именно университете я сейчас говорю?

— Нет.

— Кстати, хотел спросить: к вам вернулась память?

Я покачала головой.

— Нет. И, знаете, чем больше пытаюсь вспомнить, тем меньше уверена, что то, что я вспоминаю — правда. Прошлое словно преображается. Я перестаю понимать, где мои действительные воспоминания, а где — воспоминания Артёма, которые замещают мои…

— Эффект наблюдателя? — Герман прищурился. — Ну, вы же помните: в квантовой физике. Наблюдение за явлением неизбежно меняет его…

— Что? — я вцепилась в его рукав, замерев.

Это гениально! Как я сразу не…

— Я про присутствие наблюдателя при проведении опытов и…

— Дева Мария! — я схватилась за голову. — Ну конечно! Это так просто! Это… Вот именно поэтому и шрам!

Герман внимательно посмотрел на меня, очень осторожно снял мою руку, предложил локоть. Взял под ручку.

— Не совсем понимаю, что вы имеете ввиду, Алиса Романовна.

Мы снова пошли по асфальтовым мостовым с красивыми ярко-жёлтыми листьями, плавающими в их лужах.

— Вы знаете теорию о множественности миров? Вы можете допустить, что так и есть?

— Ну-у… Почему бы и нет? Мироздание исследовано едва ли даже на сотую долю процента…

— Давайте представим, что в сосуде налито масло, и оно заполняет весь объём. Возьмём небольшой шарик и забросим в этот сосуд…

— Часть масла выльется.

— А если ему некуда выливаться? Если пространство замкнуто?

— Уплотнится.

— Верно! Герман Павлович, масло уплотнится и примет шарик, понимаете? И обтечёт его со всех сторон. Оно не может его не принять, не может организовать вокруг него вакуум. Так и мир. Если взять субъект из мира А и переместить его в мир Б, то мир Б практически тотчас начнёт обволакивать субъект, как масло. И — изменится! Он неизбежно уплотнится и… Ну как бы сделает вид, что всё было закономерно. Придаст объём.

— Любопытная гипотеза…

— В Первомире нет времени, — с жаром продолжала я, — есть только тот бесконечно малый миг, который называется «сейчас». Поэтому Первомир не меняет прошлого, ведь его нет, но он меняет сознание тех людей, которые, как слой масла, окружают новый шарик, то есть человека. Прошлое — в их мозгах. Именно там всё и меняется! Впрочем, мир может изменить и что-то внешнее. Например, на теле может появиться шрам. Если его «вспомнит» наблюдатель.

— А как наблюдатель вспомнит?

— Я пока не знаю. Я не знаю, как, каким образом возникло имя Алиса. Откуда вдруг взялась моя предыстория. Почему Алиса изменила Артёму. Я не понимаю, как это работает. Но эффект именно вот этот! Понимаете, в каждом мире действуют свои законы. Система законов — как бы система координат того, что в этом мире считается нормальным. Мир не может допустить нарушение своей системы нормальности, это приведёт к его разрушению. Попаданец из другого мира разрушителен, так как нарушает законы данного мироздания. Поэтому мир обволакивает его и создаёт предысторию, чтобы придать нормальность. Включает в себя чужеродное. Но шарик-то не масло! И шарик помнит то, что было в его мире, он помнит свою историю. Он не перестаёт быть шариком.

Я задохнулась от эмоций, и какое-то время мы шли молча. Продолжая думать об открытом мною законе сохранения нормальности миров, я доела мороженое. Вытерла платочком губы.

Поэтому меня все вокруг узнают! «Масло» уплотнилось и создало фейковую личность, с фейковой историей. Мир поглотил попаданку Мари и определил её в… То есть, получается, Алисы не существовало? Никогда? Не было такой женщины, которая… И все воспоминания Осени, Артёма и… Всё это — ложь? А гибель Руслана? Как вообще разобраться в искажённых воспоминаниях? И, если, предположим, этого самого Руслана не было никогда, то что будет, если я начну поднимать архивы и изучать вопрос? Найдётся? У псевдородителей в прошлом образуется псевдосын, который погиб на войне?

— Чем пристальнее смотришь в прошлое, тем детальнее оно прорисовывается, — прошептала я. — Когда я сказала Артёму, что я — не Алиса, ему понадобилось «вспомнить» какую-то деталь, чтобы доказать мне, что я — это она. И, когда он вспомнил, что у меня был шрам, то тот появился… Предположим, память меняется под воздействием нематериальной энергии мира. Но меняется и материальное пространство. Например, у меня появляются документы. И вещи. В Первомире это сделать намного проще, чем в Зеркалах. Потому что у вас нет времени. Вы почти целиком состоите из воспоминаний о прошлом. О прошлой секунде. Измени ваши воспоминания, и всё — изменилась реальность. То есть, если я, например, мироздание, то я просто убираю вот это здание Двенадцати коллегий, и ваша память меняется…

— У миллионов тех, кто был в Петербурге?

Я пожала плечами:

— Да. А с памятью меняется и сама история, потому что она и есть — память. Скажем, если бросить камень в озеро, то волна расходится без усилий. Потому что на неё действуют законы…

Герман вдруг остановился, взял меня за плечи и повернул к себе.

— А если не Алиса, то кто? — перебил хрипло.

— Меня зовут Мари, — чётко ответила я. — И я никогда не была Алисой. И у меня никогда не было сестры. И я до той встречи на шоссе не знала, кто такой Артём и…

Мне хотелось сказать ему, что он может считать меня сумасшедшей или лгуньей, но Герман неожиданно притянул меня к себе, мягко коснулся моих губ губами и замер, словно спрашивая разрешения. Я потянулась и поцеловала его сама. Почему-то мне этого очень захотелось. Наверное, ради эксперимента.

Ток. Меня словно дёрнуло током. Тряхнуло, пронзило, перевернуло. Вот только это не был тот мерзкий ток, чьё действие на тело я проверяла в розетке. Это было человеческое электричество, а я была анодом. Или катодом. Или… неважно.

Мне почему-то не хотелось отпускать его губы, не хотелось разжимать наших объятий, но я всё же сделала это и отступила назад. Голова кружилась. Так вот, значит, каким должен быть поцелуй!

— Али… Мари, — прошептал Герман, — дай мне немного времени, чтобы разобраться. С Верой, с моими обязательствами, с фирмой. Пожалуйста.

Я пожала плечами.

— Наверное, это надо было сделать до…

Не то, чтобы мне хотелось его упрекать. Я ведь тоже до сих пор не разобралась с Артёмом и нашими с ним недоотношениями. Но теперь, когда я знаю, что никакой Алисы не было, это будет сделать проще.

— Наверное, — согласился мужчина. — Но для меня ты была девушкой моего брата. Младшего брата. Я не мог.

— Тебе не кажется, что это не совсем честно по отношению к Вере? — уточнила я, искоса посмотрев на него.

— Нет.

Он не стал вдаваться в подробности, а я не стала спрашивать. Его отношения — это его отношения. Мы гуляли по улицам, которые здесь называли линиями. Я, конечно, уже читала основные сведения о городе, поэтому ждала, что Герман начнёт рассказывать о каналах и Меншикове, но мужчина молчал. Мы зашли в довольно просторное кафе на Большом проспекте — очень уютном, несмотря на ширину, со старинной густой аллеей вдоль проезжей части.

— Мари, расскажите мне, пожалуйста, подробнее о том, что произошло в тот вечер. Я должен это знать.

— Ты тоже считаешь, что Осень лжёт? Или всё же допускаешь мысль, что…

— Я говорил с Виталиком. И у меня сложилось ощущение, что если кто-то лжёт, то это именно он. Я могу допустить, что у парня стресс, и поэтому он вертится, как уж на сковородке. Я не про эмоции. Но он путается в собственных ответах. Даже странно, что психолог этого не уловила.

Мы сидели друг напротив друга, и почему-то было странное чувство, что мы давно знакомы, и что передо мной — родной человек. Или это мир обволакивает, создавая новую псевдоисторию? Может ли он, например, изменить мою предысторию, если я раскусила его хитрость? Или если я рассказала о ней кому-то ещё и этот кто-то — поверил?

Герман внимательно слушал мой рассказ. Губы его подрагивали. Я уже знала, что это говорит о его сильных внутренних эмоциях. Мужчина был слишком сдержан, словно задался целью никак не проявлять чувств. Когда я дошла до появления в домике Камиллы, на его щеках заходили желваки, и я не выдержала, протянула руку и коснулась одного из них. Интересно, а у меня так же? Или это чисто мужская особенность? Как раз вчера я начала читать учебник по анатомии… Восхитительно! Столько нового открыла. Мужчина вздрогнул и посмотрел на меня.

— Извините. Я… мне просто было интересно.

И колюче. Приятная такая лёгкая колючесть. Я снова принялась тянуть коктейль через трубочку. Герман как-то резковато выдохнул:

— Что вы собираетесь делать дальше? Насколько я понял, всё то, что вы мне рассказали, очень трудно будет доказать. По крайней мере, я сделал такие выводы из разговора с Верой.

— И что говорит Вера?

— Виталий уходил из дома вместе с Камиллой. Примерно на полчаса. Меня в тот день уже не было. Я довёз мальчика в пятницу до его дома, затем уехал в Выборг и вернулся в понедельник ближе к часу дня. Но Вера при мне сообщила отцу об этом нюансе. Однако на допросе она показала, что ни Виталий, ни Камилла не отлучались с праздника.

— Яша сказал, что от дома отъехала машина, и она должна была попасть в поле видения камер местного магазина…

— Это машина Веры. У Виталия, разумеется, прав нет. Вера же никакого отношения к преступлению не имеет. Обвинить её в причастности к нему будет затруднительно. Да и не имеет она к нему отношения. То, что за рулём был Виталий — доказать вряд ли возможно.

Я закрыла ладонями лицо. Герман мягко коснулся моего запястья.

— Мари, я не знаю, чем могу помочь. На празднике, насколько я знаю, было что-то около ста человек, и все они будут утверждать, что Виталий всё время был там. Вряд ли кто-то в суматохе заметил его отлучку. Тем более, насколько я понял, всё это произошло, когда часть гостей уже была изрядно пьяна, чествования именинника завершились, и все просто развлекались.

— А ты можешь сообщить полиции, что Вера лжёт?

Он помрачнел. Я положила руки на стол и прямо посмотрела на него. Он ответил таким же взглядом.

— Могу. Но вряд ли это будет эффективно. Я заявлю, что Вера обманывает, она заявит, что я лгу. Её отец так же опровергнет мои слова. Что ты планируешь делать с Артёмом?

— Я хочу снять квартиру. Было довольно сложно, но я разобралась в вашей денежной системе. У меня оказались деньги на первый месяц аренды. Если очень экономить, то на два. А дальше я выйду на работу и…

— Дальше посмотрим, — улыбнулся Герман, поднялся и помог мне накинуть плащ.

На улице нас встретил дождь. Мужчина раскрыл зонт над моей головой. Я снова взяла его под локоть.

— Хочешь я оплачу Осени курс у психолога? — предложил мой спутник. — Мне кажется, она довольно в тяжёлом состоянии. Вот это бегство из дома… Подростку вообще тяжело. Гормоны, и вот это всё… А тут ещё…

— Я подумаю, — осторожно ответила я.

— Ты знаешь, что такое «психолог»?

Я рассмеялась. Безумно приятно, что хоть кому-то можно признаться честно:

— Нет.

Когда мы расставались, мне вдруг пришла шальная мысль в голову. Ведь все же знают: результат любого опыта без его повторения не может претендовать на истинность? А вдруг мне всё показалось с тем поцелуем? Как я могу быть уверена, что верно оценила его эффект? И я снова потянулась к его губам.

А потом мне понадобилось ещё какое-то время пройтись, чтобы успокоить разбушевавшиеся эмоции, но всё равно, поднимаясь в лифте, я почему-то глупо и счастливо улыбалась. Может потому, что эксперимент удался? Хотя ради его чистоты нужно, конечно, проверить неоднократно, но… «Может, существуют люди-магниты? Человеческое электричество, индукция, магнитное поле и…»

Я открыла дверь и вошла в квартиру.

И замерла. Что-то было не так.

Остановилась, огляделась. Тишина. Прошла в комнату Осени. Девочка спала, раскрасневшись от температуры. Глаза опухли от слёз, ресницы слиплись стрелочками. На стуле рядом лежали рыжие апельсины. Я взяла пустую банку и пошла на кухню.

— Привет, — донеслось откуда-то позади.

Банка выпала из моих рук. Я едва ли не подпрыгнула.

— Напугал? — спросил Артём, обнимая меня и притягивая к себе.

Мне не понравился его голос. Вкрадчивый и какой-то… хриплый, что ли. Возбуждённый.

— Артём, отпусти. Мне надо сделать морс и…

— Потом, Лиса-Лисичка. Сделаешь на полчасика позже… Или не сделаешь. Какая разница?

Я обернулась, вывернувшись из его захвата, но Артём не отпустил. Совсем рядом, перед моими глазами — его помутневшие голубые с расширенными зрачками. Я попятилась, упёрлась попой в стол. Артём следовал за мной.

— Лисичка, — прохрипел парень и потёрся щекой о мой висок, — я так долго ждал…

— Артём, — попыталась я воззвать к его рассудку, — перестань. Мы это уже обсуждали с тобой и…

Он пьян? Но запаха алкоголя не ощущалось.

Внезапно его руки легли на мои ягодицы, подхватили и посадили меня на стол. Я упёрлась ладонями в мужские плечи.

— Перестань!

Но вместо логичного осознания моей просьбы (а скорее запрета), Артём вдруг поймал губами мои губы, а руки его принялись шариться по моей спине, задирая свитер.

— Я так соскучился, — бормотал мужчина, бёдрами раздвигая мои ноги и целую шею.

«Меня сейчас изнасилуют», — тупо осознала я, остолбенев от неожиданности. С одной стороны, это прекрасный эксперимент по анатомии, а с другой… Бездна! О чём я думаю⁈ Я завопила и боднула лбом его лоб. Удар в лоб — один из самых болезненных, но мне не хватило рычага. Артём зарычал, восприняв бодание, видимо, как заигрывание самки перед спариванием. Тогда я просто влепила парню оплеуху. Со всех чувств.

Он отпрянул, я соскользнула на пол. Нашарила что-то на плите и замахнулась на офигевшего мужика ковшиком для варки яиц.

— Артём! Руки вверх, мордой об стол!

Он растерялся. Я смогла миновать его и попятилась к двери.

— Лиса, ты куда?

— Спасибо за гостеприимство. Мы переезжаем. Было очень приятно…

Но тот вдруг буквально прыжком преодолел расстояние, схватил меня за плечи, встряхнул. Лицо его стало злым. Глаза сверкали, губы кривились. И эти странно, неподвижно расширенные зрачки…

— Никуда ты не пойдёшь! Думаешь, вот так вот: использовала и выбросила? Ну уж нет! Не на того напала, шлюха. Такая же, как твоя сестра. А платить по счетам кто будет?

— Отпусти мои руки, — миролюбиво предложила я, — и я заплачу.

Артём рассмеялся.

— Мне не нужны твои деньги. И ты это знаешь. Мне нужно кое-что другое. И ты мне это дашь. Сегодня. Сейчас. А ты думала, можно вот так: жить у мужчины, иметь с него всё и ничего не давать взамен? Бесконечно водить за нос обещаниями и жалостными сказками?

Он был очень сильным. Неприятно сильным. И ещё он был пьян, хотя запаха алкоголя не было. И в голубых глазах плясало безумие.

— Ты не похож сейчас на себя, — прошептала я, пытаясь понять, что с ним.

— Это ты виновата. Ведь ты игноришь меня, когда я похож на себя, да, Лисёнок? Добрый и покладистый Артём — это так удобно! Можно сесть на шею и поехать. И ехать, сколько нужно… А вот нет. Есть и другой Артём. Вы же, девки, обожаете сильных мужчин, да?

И парень, которого я считала искренним другом, притянул меня к себе с явным намерением доказать свою мужскую силу.