Пес бездны, назад! (СИ)

Глава 22 Старая фотография

Герман был копушей. Классическим копушей с непременными атрибутами жизни вроде криков матери по утрам: «Сколько можно зашнуровывать ботинки⁈ Мы опаздываем в садик!», «Ну что ты завис и ворон считаешь⁈», и более позднего, уже Вериного: «Боже, Геша, колонна как колонна, что перед ней стоять? Бежим быстрее, пока там, вдали, виден ещё экскурсовод!» Садик он ненавидел именно из-за этих поспешных утренних сборов, ограниченного времени на обед и злых-презлых воспитательниц. Одна из них, когда ей надоело ждать капушу, просто зашвырнула пюре с котлетой в его борщ и пригрозила туда же вылить компот.

— Как ты дальше будешь жить, если ты везде опаздываешь⁈ — кричала мать в отчаянии.

Герман возненавидел крики.

Поэтому однажды во втором классе он встал на два часа раньше и вышел из дома за час до уроков. И всё успел. С того дня так и повелось: Герман всё делал самостоятельно тогда, когда считал нужным, и больше никогда и никуда не опаздывал. Он не знал жёсткости дедлайнов, потому что и учился, и работал по графику, начиная с самого первого часа самого первого дня.

И вот сейчас вся привычная, размеренная жизнь рухнула, как сорвавшаяся в бездну карусель. Лошадки всё ещё неслись по привычному кругу, прыгали с вытаращенными от эмоций глазами, но только теперь, когда весь балаган вращался вместе с ними, это было уже почти неактуально.

Вера рыдала, рвала салфетку в клочки. Вскакивала. Материлась. Кому-то звонила, отвечала на звонки, а Герман всё ещё пытался склеить из осколков любимую вазу, догнать вчерашний день, попытаться его осознать. Статья «предательство Родины» давно уже не воспринималась как шутливая пародия на полузабытое прошлое. В том, что Максим Петрович никогда не отсылал денег стратегическим противникам, Герман был уверен. Почти.

Но тогда откуда?

«Пап, это ты так отомстил за Артёма?».

Да нет, нереально. К таким вещам готовятся заранее, а отец узнал про диверсию Максима Петровича только несколько часов назад. Значит, не он. Конкуренты?

Герман закрыл глаза и попытался восстановить дыхание. Вспомнил нежные пальчики Мари, её милые, наивные вопросы и такую очаровательную непосредственность в «научных» изысканиях…

— Геша, ты понимаешь, что наша фирма тоже пострадает от этого? Отец был соучредителем, как ты помнишь. И многие заказы поступали именно через него. Теперь жди проверок!

— Пусть проверяют, — Герман положил руки на стол. — Я к ним готов.

Вера сдвинула брови. Ответила резко:

— Ты никогда не можешь быть уверен, что готов. И никогда не знаешь, что найдут… Как и никогда не можешь быть уверен, что друг тебя не предаст. Какое странное совпадение, не так ли? Ваша с Артёмом любимая Лисичка — сестра Осени, которую якобы обидел мой брат. И почти сразу после нашего общего разговора, кто-то пишет в ФСБ донос на моего отца!

— Наша общая…? — переспросил Герман, не поспевая ни за мыслями, ни за эмоциями девушки.

— Гос-споди! — Вера закатила глаза. — Ты так на неё пялился! А потом меня бросил!

— Перестань.

— Слушай, у нас же всё было хорошо! И-де-аль-но! Мы друг друга дополняли и…

— Нет. Это я тебя дополнял, Вер. У нас давно всё не было хорошо. Тебе всегда было наплевать на то, чего и как хочу я. На мои желания, стремления, на распорядок жизни… Да и на меня в целом.

— И поэтому ты решил бросить меня в самый тяжёлый момент⁈ А тут ещё Виталик с ума сходит, боится выйти из комнаты и кричит, что его где-то там караулит волк! У мальчика шестнадцати лет неврастения!

Герман вздохнул. Поднялся, морщась. Этот разговор не имел смысла. Никогда не имел и сейчас — вот неожиданность! — не обрёл.

— Вер, — как можно мягче сказал он, — так получилось. Мне жаль. Я не могу быть на стороне насильника. А твой брат — именно он и есть. Я не могу этого ни понять, ни принять. И не могу разделить твою позицию: прощать даже такое и покрывать даже такое, если речь о твоём родственнике. Да, Виталик остаётся твоим братом, я понимаю. И понимаю твоё желание его поддерживать. Но не ценой страданий другого ребёнка. Всему есть предел.

— Особенно если этот ребёнок — сестра твоей ш…

— … моей невесты, — неожиданно для себя уточнил Герман.

Вера споткнулась. Недоверчиво посмотрела на него.

— Так быстро? Вот так… сразу? И ты уже сделал ей предложение? Вы ведь даже не жили вместе и…

— Пока нет. Но как раз сегодня сделаю. Вер, если будет нужна моя помощь, я помогу. Но, прости, не в том, что идёт вопреки моим убеждениям и совести. Попробуй позвонить Ивану Аркадьевичу. Ну или сама знаешь куда. А я в офис. Мою фирму, кроме меня, спасти некому.

Герман вышел из кафе, сел в машину и только остановившись на светофоре задумался. Почему он вдруг так моментально решил жениться? Без всех вот этих испытаний, пожить вместе, притереться… Как будто ему не тридцать четыре, а двадцать четыре, а то и четырнадцать. Брякнул просто так? Но это тоже не похоже на него…

И всё же: он решил. Он уже всё решил, и совершенно определённо это знал.

— Жизнь, милая, — прошептал Герман, переключая передачу, — подожди. Я не успеваю за тобой.

Осень гуляла с Димой, который увлечённо рассказывал про создание империй в какой-то онлайн игре. Девочке было томительно скучно. Она практически не слушала, лишь иногда вставляя: «Да ты что?», «Ух ты» и «Ничего себе!». А в памяти всплывали слова Эйя: «ему же, как тебе, лет пятнадцать. Бездна! Да у него же утренние поллюции, прыщи и спермотоксикоз». Вот только Дима Яше понравился, в отличие от Витэля. Или нет? Просто хотел сбагрить её в чьи-то руки? Переложить ответственность, отвлечь?

«Я счастлива, — угрюмо подумала Осень. — Я совсем не скучаю по тебе, Эй».

— Представляешь, Византия завоевала Южную Америку! И тут я провернул такой ход…

— Извини, — девочка пнула жёлтый листик, — я нехорошо себя чувствую. Ты не обижайся, да, но я пойду. Всё же я ещё болею.

Он проводил её до дома, благо было недалеко, всё ещё рассказывая про Францию, не распространившуюся за пределы Иль-де-Франса, про Австрию, которую завоевала Сербия, но Осень не слушала.

— Я сама дальше, хорошо? Зачем тебе ехать на лифте.

Но, оставшись одна, она вышла на втором этаже, перешла на лестницу и зашагала наверх по ступенькам. Этаже на седьмом остановилась, открыла карманное зеркальце.

— Это смешно, — проворчала Осень. — Вот это твоё, знаешь, «я страшный и ужасный, и не хочу делать тебя несчастной. Давай, полюби вон того идиота».

Села на ступеньки, прислонилась к стене.

— Не хочу никого любить. И дружить ни с кем тоже не хочу. Я устала. От вас всех. И от Витэля, и от Димы, и от тебя — тоже. Буду как Герман. Он классный. У него своя фирма и вообще он — деловой мужик. И как Алиса, да. Хотя теперь она и Мари. Но я ничего не поняла, если честно. Мне кажется, они все немного сумасшедшие. Вроде толкиенистов. Какая-то там Эрталия, и вообще. И Бертран у них типа принц. И всё такое. Клуб сумасшедших.

Осень помолчала, закрыв глаза. Зеркальце не отвечало, отражение вело себя до отвращения нормально.

— Наверное, я тоже такая же. На всю голову.

Девочка захлопнула зеркальце, встала. И вдруг телефон пискнул.

«Ты в курсе, что я тебя через зеркальце все ещё слышу?» — дружелюбно поинтересовался Яша в мессенджере. И смайлик подмигивающий не забыл поставить, гад.

«Мне плевать, — ответила Осень. — Только не говори, что ты тоже из Эрталии. А то я взвою».

«Я? Нет. Я первомирец. Иначе не смог бы так бодро пересекать миры. И давно бы сдох».

«Ну, Мари и Бертрану их происхождение не помешало».

Осень поймала себя на том, что улыбается. Как же она соскучилась по своему чудовищу! И готова была болтать с ним о чём угодно, даже об опостылевшей безумной Эрталии.

«Есть нюанс: Мари и Бертран пересекли границу лишь однажды. Я же периодически хожу туда-сюда. Хочешь скину фото одного из своих прошлых визитов?»

«Ты же вроде не хотел со мной общаться… — набрала было Осень, но тут же испугалась и стёрла. Не стоит напоминать. У неё было ощущение, что она выживала в тесном подвале, а сейчас в нём открыли окно. И, испугавшись, что форточку снова захлопнут, девочка поспешила ответить: — Хочу».

И с сильно бьющимся сердцем стала ждать ответа. Она успела подняться до девятого этажа, когда телефон снова пискнул. Осень в недоумении вгляделась в чёрно-белую фотографию.

«Что это?»

«Я — тот, который закрыл лицо, — любезно пояснил волк. — Не люблю, знаешь ли, навязчивого внимания».

«Это где?»

Вместо ответа Яша прислал песенку про гоп-стоп.

«Где ты сейчас?» — спросила Осень, снова остановившись.

«В Лахта-центре. Думаю, не взорвать ли тут всё нафиг, уходя? Мне не нравится это здание. М-м, как думаешь?»

«Самое высокое в Европе, между прочим!»

«Вот именно. Ненавижу такие. Бесят».

«Люди пострадают…»

«М-м-м… как заманчиво-то!»

Осень разозлилась. Опять он пытается казаться страшным и злым! Написала раздражённо: «Перестань!», и он тотчас отозвался: «Перестану. Уже скоро я вернусь обратно, за зеркало». Сердце сжалось.

«Уже можно говорить: прощай?» — грубо ответила Осень и отправила. Испугалась. Удалила для всех, но он успел прочитать.

«Давно надо было сказать. Чтобы потом не топить щенков. Всё надо делать вовремя: говорить прощай, щенков топить, пока глазки не открыли».

«Ты отвратителен!»

«Я знаю. Смерть вообще штука отвратительная».

Осень замерла под дверями, прислонилась лбом к их холодному металлу и неожиданно для себя написала искренне: «Я скучаю».

«Потерпи, малыш» — вдруг пришёл неожиданный ответ.

«Мы снова встретимся? Да? Ты передумал?».

Но волк вышел из чата, и «красной шапочке» ничего не оставалось, как звонить в квартиру.

— Я скучаю по тебе, — печально призналась Осень, не раскрывая зеркальца. Не нужно, чтобы он слышал то, что и так понимает. — Я очень-очень скучаю по тебе… Не могу тебя забыть. Мне кажется, когда ты ушёл, я перестала жить…

— Привет! — из кухни выглянула довольная Алиса, перепачканная в муке. — Ты уже вернулась? Подождёшь обеда? Я тут пытаюсь сделать шарлотку…

«У тебя хорошая сестра. Береги её…».

— Хочешь помогу?

— А то! Буду рада. Никогда раньше не делала, и вообще готовить это… так скучно.

Осень разделась, вымыла руки и пришла на кухню в стиле прованс. Даже связки лука вились по деревянным подвесным полкам.

— Ты муку просеивала? — спросила ворчливо.

— А надо?

Они резали яблоки, месили тесто, шутили, смеялись, и Осени становилось легче. Серая тоска словно отступала перед улыбчивой и довольной Алисой. «Всё же не так и плохо, когда есть сестра», — внезапно подумала девочка.

Едва из духовки потянуло сказочным ароматом, как дверь хлопнула, ворвался Бертран, которого все называли Котом.

— Что за чудеса! Мари готовит? Да ладно! Ущипните меня кто-нибудь!

За ним появилась Майя с пакетами:

— А мы тут в магазин заглянули…

Осень села на стул, поставив ступни на край, обняла колени руками. Ей было уютно, как бывает уютно бездомной собаке, которую незнакомый человек пустит её погреться. Она бы и рада забыться и забыть, что временно тут, что это чужой дом и чужая семья, и даже забывает на несколько минут.

«А где мой дом? — вдруг подумала Осень, положив подбородок на колени. — И был ли он у меня?».

Её охватило странное ощущение чужеродности. Вот эти милые, тёплые, душевные люди… Она ведь с ними временно, на минуточку забежала. У них своя уютная жизнь, и они даже столь добры, что пустили в неё Осень и даже пытаются сделать её счастливой, но…

У них своя жизнь. Даже у Алисы.

— Кстати, не за столом будет сказано, но, Май, я кое-кого нашёл в сети.

— Румпеля?

— Не-е-ет… Смотри, — Бертран протянул жене телефон. — Он даже свою фотку настоящую выставил.

— В красном? Откуда…

— А это уже я разместил. Видимо, парнишке понравилось, и он качнул себе…

Майя посерьёзнела, губы её плотно сжались. Алиса заглянула через плечо, удивлённо хмыкнула:

— Это… Яша. Ну очень похож…

— Кто? — дружно переспросили её супруги.

Осень спрыгнула со стула, подошла. Тоже посмотрела. Это была незнакомая ей фотография, на которой Эй, весёлый и чуть смазанный, пытался загородить объектив камеры и смеялся.

— Осень, скажи: Яша же, да?

— Да.

Она знала это и без фотографии. С этой страницы Эй ей писал. Но видеть его вот таким…

— Вы знаете этого урода? — удивился Бертран. — И давно?

— Это он спас Осень. Почему урода?

— Я потом расскажу. Не при ребёнке.

— Я выйду, — послушно согласилась Осень. — Потом кусок шарлотки принесите. Я пошла учить геометрию и спать.

И ушла. Конечно, чтобы вернуться на цыпочках и замереть, подслушивая. Ей не было стыдно, ведь речь шла про её волка. А потом сползла по стенке в ужасе. Эй — насильник? Эй⁈ Её Эй? Но… почему тогда… Но… Да, она же маяк… Но… Не может быть! Нет! Тут какая-то ошибка!

«Эй! Ты… у тебя есть дочь?» — быстро написала она.

Замерла, колеблясь. Что мог изменить его ответ? И нужен ли он был, если…

«Ты про Аню? Она вроде как умерла. Или нет?»

Значит, правда… Всё — правда! И он даже не стал отрицать, не стал делать вид, что не понимает о чём она. Осень задохнулась от боли. То есть… вот это всё… Она терзалась сомнениями минут пять, прежде, чем набрать:

«Ты изнасиловал Майю?» — каждая буква давалась с трудом.

Волк не ответил.

«Пожалуйста, скажи: это правда?»

Ответ пришёл не сразу.

«Да».

«Зачем⁈»

«Тебе такие вещи знать не надо».

«А если бы мне было шестнадцать? Или больше? Ты бы и меня…». Дописать она не смогла. Зажмурилась. По щекам побежали слёзы.

«Ты забыла: ты мой маяк», — безмятежно возразил Волк.

«А если бы я не была твоим маяком?».

Глупый вопрос. Очень глупый. Что она хочет прочитать в ответ? «Нет, никогда! Как ты могла такое подумать⁈». А какая разница: кого? Её, или кого-то ещё. Он спас её от насильников лишь потому, что у него с ней какая-то там дурацкая привязка. Только поэтому… А иначе… это же очевидно! Он такой же, как те мерзкие уроды.

Но Осень всё равно ждала его ответ так, как будто тот что-то решал.

«Ты симпатяжка».

Что? Что⁈ Она задохнулась, закашлялась и быстро набрала:

«Ненавижу! Ты чудовище! Не пиши мне больше! Я не хочу тебя знать никогда!» И отправила Эйя в бан. Всхлипнула. Вытерла слёзы, прислушалась.

— Принц Дезирэ? — как раз переспросила сестра. — Интересно. Как может быть братом Румпельштильцхена сын короля Андриана? Я немногим больше о нём знаю, Берт, чем ты. Тебя вынесло в Первомир, а я оказалась в Вечном замке Румпеля. А там, видишь ли, не до общения с окружающим миром. Помню, что младший принц был довольно-таки адекватным человеком. Военный. Участвовал в битвах Монфории с Родопсией. Потом вроде бы занимался внутренними государственными делами. Возглавлял королевские войска…

— Как Румпель…

— Да, но Дезирэ был принцем. Вроде как именно он производил зачистку ведьм в Монфории. Шептались, что в его застенках было несладко. Ну а в чьих было сладко, хотела бы я знать? И вообще, зачем он явился к тебе, спустя… двадцать лет, получается?

— А это интересный вопрос. Он угрожал продолжить начатое. Но тут вернулся я…

— Эрт, — отмахнулась Алиса, — не льсти себе. Если Яша или Сергей умеет управлять возрастом и проходит сквозь зеркала… Он маг, это однозначно. И, если бы он хотел что-то сделать Майе, он бы это сделал. А я удивлялась, как он смог разметать пятерых парней!

— В Первомире нет магии, — возразил уязвлённый Кот.

— Это и удивляет. Магии нет, но Яша проходит через зеркала. И он как-то связан с Осенью. Однажды мне показалась, что сестрёнка общается с зеркалом… И, если мне не показалось, то это было до того… Значит, он либо сразу был с ней в от вечер, но вряд ли, либо она его призвала?

На кухне воцарилось тревожное молчание.

— Что ты знаешь про призыв, Мари? — тихо спросила Майя.

— Ничего. Я вообще почти ничего не знаю о магии. Это удел фей и магов. Таких, как Румпель. Но я против того, чтобы расспрашивать Осень. Девочка и так столько пережила! И она очень привязана к Яше. Она считает его другом. Каково ей будет узнать, что её спаситель и друг…

— Знаешь, ты права, — Осень едва различала голос Майи, так тихо она говорила, — но что будет, если Сергей, то есть ваш Яша, воспользуется её доверием? Как это было со мной? И что будет, если он… найдёт Аню? Я боюсь, что он не поверил в её смерть. Это могут быть только мои страхи, но…

— Вор должен сидеть в тюрьме, — неловко пошутил Кот.

Осень дёрнулась. Закусила губу. Зажмурилась. «Они должны сесть. Сегодня — я, а завтра — кто-то ещё. Такие сволочи чувствуют себя безнаказанными потому, что все молчат». — «Вор должен сидеть в тюрьме». Эй тогда ещё рассмеялся. Только теперь девочка поняла, как ему, должно быть, в тот момент было смешно.

Как же она была наивна! Какой дурочкой ему казалась!

— Он очень опасен, — мрачно заметила Майя. — И явно пришёл в Первомир не для того, чтобы Осень спасать.

— Я попытался вызвать Румпеля, но… Ни через одни зеркала папаня не отвечает. Мы ходили по всяким мистическим местам вроде Ротонды на Гороховой, дома Пиковой дамы, аптеки доктора Пеля и тому подобного, но — увы. Может быть, из нашего мира его и не вызвать. Значит, надо справляться самим.

«Они хотят его уничтожить!» — испугалась Осень, вскочила и выбежала в кухню.

— Нет, пожалуйста!

Все обернулись к ней. Алиса за столом обнимала ладошками пол-литровую кружку чая. Бертран сидел на подоконнике, прижимая Майю спиной к себе.

— Осень? Как много ты услышала? — уточнила та, прищурившись.

Девочка покраснела. Потупилась, но ответила решительно:

— Всё. Пожалуйста, не убивайте его…

— Мы не хотим его убивать, — мягко ответила Майя. — Мы хотим отправить его в Зазеркалье, или Межзеркалье, не знаю, как это правильно называется. Туда, куда Румпель отправил маму Бертрана, злую королеву Илиану. Но мы не знаем, как это делается. А Румпель не отзывается.

Осень побледнела, испуганно посмотрела на неё:

— Он там уже был… И его оттуда спасла я. И теперь его никто не сможет отправить обратно. Потому что я — его маяк. Он выберется ко мне из любого Зазеркалья.

ПРИМЕЧАНИЕ: Песня, которую прислал Эй Осени, это не блатная песня А. Розенбаума, а песня в исполнении Анастасии Заворотнюк из фильма «Шекспиру и не снилось».