Пес бездны, назад! (СИ)

Глава 7 Новые старые коллеги

Осень проснулась ночью, прислушалась к ровному дыханию сестры, засунула руку под подушку, вытащила зеркальце, раскрыла и тихо позвала:

— Эй.

— Эй на проводе, — хмыкнуло отражение и превратилось в парня.

— Как тебя зовут?

— Эй — вполне нормальное имя. А так их у меня сотни.

— Я думала, ты мне приснился.

— Нормальная реакция личности со слабым интеллектом. Ты не можешь завтра купить пива? Или чего-то такого.

— Я ж несовершеннолетняя. Мне не продадут. А зачем?

— Когда ты ешь или пьёшь перед зеркалом, оно тут отражается.

— Так подожди… ты ж, наверное, голодный…

Эй тряхнул головой, изогнул губы скобкой.

— Не. За зеркалом нет ни голода, ни болезни, ни других пакостей. Идеальное место.

Они помолчали.

— Слушай… только скажи честно… и не смейся…

— Не красивая. Нормальная. Симпатичная вполне.

— Некрасивая?

— Нормальная. Осень как Осень. У меня к тебе ещё просьба: отрази мне твой телефон. И спи давай. Завтра будет весёлый день.

Утром девочка проснулась не в духе. Первым делом заглянула в зеркальце. Парень в нём сидел на стуле, уткнувшись в смартфон. Осень снова вздохнула и поплелась в ванную. Та оказалась занята. На кухне кто-то грохотал кастрюлями. Значит, сегодня без утреннего кофе. От обиды Осень заняла туалет и сидела в нём, пока ванная не освободилась.

Алиса тоже неприятно удивляла. И ещё эта идея сестры, чтобы та помогла подобрать гардероб. А, взяв юбку-карандаш в руки, Алиса ещё и зависла минут на десять. «Показывает мне своё мнение о моём выборе», — угрюмо подумала Осень, и настроение её ухудшилось ещё.

— Ну, хочешь, можешь брюки надеть. С блузкой и пиджаком. Ты обычно так на работу ходишь. Кстати, можешь написать записку классухе, что я вчера себя плохо чувствовала, а потому не была в школе?

— Давай брюки, — выдохнула Алиса, которая выглядела пришибленной, словно ей дали пыльным мешком по голове.

— Тебе кстати, депиляцию пора делать, — вредно заметила Осень, наблюдая, как сестра неуклюже прыгает в одной штанине. — Ноги совсем заросли…

— И как её делаешь ты? — дружелюбно уточнила та.

— Бритвой. Можно подумать, у нас есть деньги на шугаринг, — проворчала Осень и снова вышла в коридор.

Прислушалась. На кухне кто-то ходил, и неприятно пахло горелым луком. Значит, Людмила Прокофьевна. Человек науки вечно что-то палил. Осень раздражённо выдохнула, вернулась. Сестра застёгивала тёмный пиджак.

— Какие документы нужны, чтобы записаться в библиотеку?

— Паспорт. Да не там! Ты его в тумбочке хранишь с остальными доками. На верхней полке.

На улице их встретил дождь, и лужи облапали белые кроссовки. Кроссы за сорок тысяч! И почему Эй не разрешил ехать на такси⁈ Как бы это было эффектно! Подъехать и выйти на глазах у одноклассников…

Всю дорогу Алиса вела себя как ненормальная. Не смогла открыть зонтик. Шарахалась от машин на зебрах, глазела по сторонам, один раз едва не перебежала на красный свет, благо Осень успела перехватить. Спятившая с ума старшая сестра зависала едва ли не перед каждой витриной, оглядывала каждую встречную девушку и каждого встречного мужчину так внимательно, что Осень фыркала, краснела и дёргала её за рукав.

— Что такое электробус?

— Приехали. Автобус, который не на бензине, а на электричестве.

— Школа шахмат? Школа⁈

— Ух ты! Это названия улиц, да? Большая Пушкарская. Здесь льют пушки? И номера домов? Матерь Божья, как удобно! Как гениально! И просто же!

— А что за металлический круг? Что? Канализация?

— В каком смысле: зебра?

Наконец, Осень не выдержала:

— Перестань. Если ты рехнулась и забыла элементарные вещи, то возьми и погугли.

— Покажи, как это делается, — попросила сестра.

Осень закатила глаза, зарычала, надвинула капюшон худи на нос, засунула руки в карманы и решительно зашагала вперёд.

Бесит!

— Извини, — Алиса, кажется, поняла, что перегнула. — Молчу.

«… переливчатые твари захватили эту землю», — пело в наушниках. Осень чуть замедлила шаг. И почему ей так не везёт? А ведь мог бы быть старший брат, например. И он бы заступался за неё и… ну и вообще брат точно лучше.

Долго сестра не продержалась.

— Ахах! Посмотри, какой кот на стенке!

— Слушай, ты совсем не можешь себя нормально вести? — хмуро уточнила Осень.

И Алиса замолчала до самой школы, хотя всё равно оглядывалась вокруг с видом папуаса, впервые оказавшегося в городе. Они свернули с Каменноостровского под арку.

— Тебе туда, — процедила Осень, вытащила смартфон. — Тебе всё равно ждать директора. Её не будет раньше девяти.

— А ты?

— У меня ещё минут пятнадцать до урока.

— Хочешь я побуду с тобой?

— Нет уж. Мне хватило твоего общества по самое нехочу.

Старшая сестра, наконец-то, ушла. Осень снова вытащила зеркальце из кармана. Раскрыла.

— И что дальше? — спросила с дрожью в голосе.

— Привет!

Осень подпрыгнула, едва не выронив зеркальце. Обернулась. За ней стоял Димка, рыжий тощий парень из параллельного. Аутсайдер, отличник и одновременно двоечник. Четверок и троек он не получал из принципа. Девочка поморщилась, отвернулась, не здороваясь. Она не была невежливой, просто нельзя общаться с такими личностями, иначе все вокруг решат, что вы вместе.

— Димас, ты бы от неё подальше, — насмешливо заметила Камилла, подходя к ним. За ней маячили Витэль, Зураб и Лиза с Эльвирой. — Кто знает, чем она заразна. Понимаешь, когда нищебродка внезапно одевается в шмот, это не к добру.

— Камил, зачем ты так? Может, она вебкой? — упрекнула её Эльвира.

— Вебкой так быстро не заработать. Там раскрутка нужна, — отрезала Камилла.

Осень поперхнулась, чувствуя, как заливается краской. Зураб заржал. И Витэль… Витэль — тоже…

— Камилле точно стоит верить, — кивнул Димка, — у неё опыт большой в этой части.

— Что ты хотел сказать, чечик?

— Выразить своё принципиально согласие, Кам. А может я тоже хочу стать твоим подкаблучником, как Витэль?

Дима за неё заступается? Этого ещё только не хватало! Осень покраснела ещё сильнее.

— Идите вы, — выдохнула, развернулась и бросилась в школу.

Эх, если бы всё то же самое сказал Витэль! Не хватало ещё, чтобы одноклассники решили, что Осень — девушка Димаса.

Директора я перехватила на входе. Благо видела её портрет на телефоне.

— Доброе утро, Алиса Романовна, — сухо бросила мне немолодая женщина с коротко стриженными, как у Майи, волосами. То есть не волосы были как у Майи, а длинна волос. — Рада, что вы нас посетили. Пройдёмте сразу в кабинет.

Коридоры здесь были светлые и просторные. А застеклённым окнам я и вовсе уже перестала удивляться. Видимо, в Первомире они не были так уж дороги. Что меня удивило больше: в одной школе учились и мальчики и девочки. Вместе! Я видела, как они входили в одни и те же комнаты. Это было дико и прекрасно. Кстати, среди управлявших бензиновыми машинами я тоже видела женщин. Конечно, Гильом говорил, что в Первомире у женщин совсем иное положение, чем у нас, но… Одно дело — знать, другое — видеть.

— Садитесь, — кивнула Елена Ивановна, снимая одежду, похожую на мой «пиджак», только длинной до колен. — Вы нас очень подвели. Вчера мне пришлось срочно искать замену вашим урокам. Вы понимаете, насколько это безответственно? Я очень расстроена. Вас мне рекомендовали как человека очень ответственного и порядочного…

И я вдруг поняла, что она права. Если уж тут моя работа, и на меня рассчитывают…

— Елена Ивановна, — заметила, садясь, — я приношу свои извинения. Видите ли, я… Я попала под машину. И… я ничего не помню до этого момента. Вернее, помню обрывками.

— Вы уже ходили к врачу?

— Нет. Как раз собиралась. Проблема в том, что я не помню, куда идти.

Елена Ивановна изумлённо вытаращилась на меня.

— А математику? Математику вы помните?

— Ну уж систему Декарта я никогда не забуду, — рассмеялась я невесело. — Но вот про то, что я работаю в школе, я поняла не сразу. А ещё вчера у меня была горячка.

Директор побарабанила пальцами по столу.

— Вы же понимаете, что я не могу допустить к учебному процессу человека с проблемами с головой? Давайте так: вы сегодня идёте к врачу и берёте больничный. Я знаю, что обычно амнезия кратковременна и быстро проходит. Если вы за неделю или две оправитесь, то мы забудем об этом инциденте. Я довольна вашей работой в прошлом году. И тем, как девятиклассники сдали ОГЭ. Готова войти в ваше положение. Но две недели — это совсем максимум. И то, мы начнём подыскивать кандидатуру вам на замену. Рекомендую обратиться в частную клинику, так как справка от психиатра… Ну, вы понимаете.

— Спасибо, — сказала я и поднялась.

— Но сначала всё же к терапевту за больничным.

— А это куда?

Елена Ивановна потёрла пальцами виски. Вздохнула.

— Адрес поликлиники указан в вашем полисе. И… надеюсь, у вас получится. Учебный год уже начался, не хотелось бы сейчас заморачиваться с кадровыми проблемами. И да, напишите мне два заявления: на увольнение по собственному желанию с открытой датой и на отпуск за свой счёт. На два дня, начиная со вчерашнего. По семейным обстоятельствам. Вот образец.

Она поднялась, открыла какую-то книгу, в обложку которой были просто вложены листы. Я написала, уточнив дату, а заодно узнала год, в который попала.

— Всего доброго, Алиса Романовна, — устало бросила директор, и я вышла под впечатлением. Практически на согнутых ногах. Прошла в сквер рядом со школой, опустилась на скамейку.

Четыреста лет! Четыреста! Даже больше.

Запрокинула голову. Закрыла глаза. В животе мелко что-то дрожало. По коже бегали мурашки. Рядом со мной что-то шлёпнулось. Я посмотрела не сразу: помедлила. Вихрастый, рыжий, словно огонь, мальчишка. В руках у него телефон, такой же, как у меня. А по телефону бегают цветные пятна, похожие на странных человечков. Живые картинки. Размахивают ручонками, прыгают на ножках.

— Я справлюсь, — прошептала я, зажмурившись.

Я справлюсь! Я смогу! Не сразу, но обязательно разберусь во всём и догоню эти четыре века. Поднялась и пошла домой.

В конце концов, жизнь стала проще. Одежда уж точно. Никаких корсетов! Никаких нижних юбок. Ужасно неприлично и просто ужас как практично. В штанах куда удобнее, чем в юбке. На улицах чисто. Никто ничего не выливает из окон: канализация. Улицы широкие, прямые. Мыться просто, не надо таскать воду: душ. Бесплатный доктор. Лекарства, которые вылечили меня за один день.

И машины. Ради одних них всё это стоило того.

А ещё женщина может работать. И не бельё полоскать или там кружева бесконечные плести, а то и продавать своё тело, а — учительницей. И это никого совершенно не удивляет.

— Я справлюсь, — снова прошептала я, и на этот раз мой голос не дрожал.

А начну с библиотеки. Её вывеску я заметила вчера неподалёку от кафе, где Герман задал мне три задачки. Я вытащила из кармана паспорт. Это была совсем тоненькая крохотная книжечка в тёмно-красной обложке. Раскрыла её. Мой портрет. Имя, отчество и фамилия. И дата рождения. Во рту пересохло. Здесь мне двадцать семь лет.

Где же ты, настоящая Алиса Первомира? Может, тебя занесло в Эрталию? И ты, бедная мечешься, не понимая, как может жить женщина без работы, без… Я остановилась и посмотрела на светофор. Красный человечек смотрел на меня. Всё то, что мне бесконечно удобно, точно так же до ужаса неудобно несчастной Алисе.

Герман любил древности. Каждую завитушечку Растрелли, каждую волюту Трезини, каждый модерновый глазурный кирпичик. Ещё подростком он проскальзывал в старинные огромные парадные и замирал, любуясь плафонами на потолках, голландками и стоптанными широкими ступенями с загнутыми краями. Дыхание времени — оно здесь чувствовалось так остро, что мальчику казалось — сделай шаг, и ты окажешься среди современников Александра Сергеевича. А то и…

Прошлое будоражило его воображение. Но в интерьере своего дома и рабочего места Герман выбирал суровое и лаконичное настоящее. Ничего лишнего. Ничего личного: рабочий стол, компьютерное кресло, стеллаж для документов. Принтеро-ксероксо-сканер. И балкон — единственная ненужная деталь, важная лишь для радости сердца.

— Герман Павлович, — кандидатка на роль Леночки напротив него растянула в улыбке накачанные губы, взмахнула неестественно пышными ресницами, — кроме всего того, о чём мы с вами говорили, я ещё умею варить прекрасный кофе.

И искривила фигуру так, чтобы и без того выпуклые части тела ещё сильнее выпуклились. Герман закрыл глаза и сжал пальцами переносицу. Голова начинала болеть. Они общаются всего лишь пятнадцать минут, но дольше века длится день.

— Диана Михайловна, мне нужно время, чтобы рассмотреть ваше портфолио. Я напишу вам результат.

— Положительный результат, — курлыкнула претендентка грудным голосом.

Дверь распахнулась, и в кабинет вошла Вера. Лёгкая, бодрая, в персиково-нежном деловом костюме. Германа всегда поражало в его девушке её умение одеваться одновременно и по-деловому и женственно, и строго и небрежно.

— Герман Павлович, доброе утро, — радостно поздоровалась Вера, прошла и села в кресло в торце широкого стола. — Доброе утро, м-м…

— Диана Михайловна.

— Диана Михайловна, — повторила Вера, ничем не выдавая своего статуса. — Вы не торопитесь, я подожду.

— Мы уже завершили собеседование.

— Я буду ждать ваш… ответ, — промурлыкала девица многозначительно и направилась к выходу, покачивая бёдрами. У самой двери бросила оценивающий взгляд на Веру.

Наконец, дверь за ней закрылась.

— Ты видел её грудь?

— Слава Богу, нет. Она мне не пыталась её демонстрировать.

— Да там декольте до самого пупа, — рассмеялась Вера. — Что там у неё с документами?

— На твёрдое «вы нам не подходите, к сожалению».

— А остальные?

— Был неплохой парнишка. Но он ещё только заканчивает университет. Могут возникнуть накладки. Женщина предпенсионного возраста, вполне симпатичная, но мне показалось, Марине Евгеньевне мы не очень подходим. Ещё одна девочка. Давай пообедаем где-нибудь?

Вера поднялась, присела на край стола, заглянула в документы, лежавшие перед мужчиной.

— Если я увеличу размер груди, ты будешь любить меня сильнее?

— Нет, — Герман нахмурился.

— Слабее?

— Нет. Размер груди — сугубо твоё личное дело.

— Ты за естественность?

— Я за здравый смысл. Лично меня всё устраивает. Так что насчёт пообедать?

— А знаешь, что… Я, как партнёр, за Диану Михайловну. Симпатичная ж девчуля.

— Издеваешься? Чтобы влететь ещё тысяч на триста?

— Зато ты будешь домой пораньше возвращаться, — рассмеялась Вера и соскочила. — Вечера — самое томительное время суток. Я поняла это только с тобой. Хорошо, давай пообедаем. Сейчас заскочу кое-куда и через пятнадцать минут жду тебя в холле.

Она мягко притворила за собой дверь, оставив после себя тонкий аромат сирени. Герман покосился на экран ноута. И увидел сообщение, робко ожидавшее его внимания.

«Герман Павлович, я не смогу выплатить вам всю сумму. Вы подадите на меня в суд?».

Мужчина выдохнул. Сложил пальцы домиком, ударив подушечками друг от друга. Сообщение не было голосовым, но он словно услышал ноющую дрожь в голосе бывшей коллеги.

«Нет. Елена Борисовна, ошибки совершали все, так или иначе. И я в том числе. Ошибки — неизбежная часть становления в профессии».

«Но не такие, конечно», — подумал он, откинувшись на спинку кресла.

Ей нужно было время, чтобы осознать его слова. Леночка только-только закончила архитектурный колледж, и найти работу по специальности девчонке было до крайности сложно. Герман отлично понимал это. Это была очень робкая девочка с рыжеватой толстой косичкой, в растянутом свитере, несмотря на лето, и джинсах, аккуратно порезанных ножиком. Первое время она испуганно шарахалась от всех мужчин фирмы. Вера отчего-то сразу невзлюбила Леночку, а вот Герману юная сотрудница показалась старательной.

«Вы на меня не сердитесь?» — робкое.

Герман поднял брови и хмыкнул. Как бы так помягче сказать?

«Сержусь. Вместо того, чтобы поговорить со мной и решить все вопросы, вы мне положили на стол бумагу об увольнении и трусливо сбежали. Лена, разве так поступают взрослые люди?».

Она молчала долго. Наверное, плакала. Глазки Леночки вечно были на мокром месте.

«Простите».

Ну наконец-то.

«Я даю вам время до 18.00. Если вы успеете приехать и забрать своё заявление, то, уверен, мы сможем с вами решить все рабочие вопросы рабочим порядком».

«Спасибо. Я согласна, чтобы вы удерживали с моей зарплаты. Но совсем бесплатно я не могу работать: у меня мама и собака больная».

«Удерживать было бы неплохо, — подумал Герман. — Да вот только ты раньше протянешь ноги». И напечатал быстро и категорично:

«Покроем за счёт фондов. Этот вопрос мы с вами тоже решим».

Пробежал взглядом ответное спасибо, захлопнул ноут и направился на выход. Теперь бы ещё уладить вопрос с Артёмом и его неожиданно вернувшейся пассией. Вот только как? Непохоже было, что бы Алиса лгала про амнезию. Но что это меняло?