Пес бездны, назад! (СИ)

Глава 6 В кафе на Маркина

Я уставилась в серые осенние глаза. Герман не шутил. И не лгал. Неужели Алиса действительно… Но всё то, что я о ней знала, говорило об обратном. Если бы мой близнец в этом мире была склонна продавать своё тело и любовь, разве жила бы она в таком грязном доме? Да и обилие книг…

— А идите вы в бездну, Герман Павлович, — выдохнула я, развернулась и пошла прочь.

Мне интересны машины. Те, которые самоходные экипажи. Те, которые плавают без парусов. Те, которые летают по воздуху. Безумно интересно, как они работают. А вот это всё… Все эти драмы с заламыванием рук, истериками и проклятиями — нет. Я всегда знала, что семейные узы и трепыхания влюблённости это не моё. Жаль тратить драгоценные часы на подобные глупости. Это ведь в Вечном замке времени не шло, а тут оно есть. И очень ограничено.

— Алиса Романовна, — окликнул меня мужчина, догнал и пошёл рядом. — Боюсь, вы правы. Я действительно не знаю вас. И действительно пристрастен в собственных оценках. Я был неправ, что начал диалог с подобных оскорбительных интонаций. И всё же мне хотелось бы прояснить несколько моментов. Постараюсь сделать это максимально деликатно. Не у всех на виду. Могу ли я пригласить вас на кофе?

— Зачем? Слушайте, если уж говорить откровенно и неделикатно, то вы оба меня достали. Я буду очень благодарна, если вы исчезнете из моей жизни и оставите меня в покое.

Герман нахмурился. Я остановилась, скрестила руки на груди и пристально посмотрела в его лицо. Когда он хмурился, на лбу у него появлялась вертикальная морщинка, а уголки губ ползли вниз.

— Вы не поверите: это моё самое сильное желание в последние часов… — он взглянул на руку, украшенной металлическим браслетом — … четырнадцать. И всё же, давайте закроем все назревшие вопросы, расставим чёрточки в ятях и разойдёмся, довольные друг с другом. Чтобы больше никогда не встречаться.

— Хорошо, — я покосилась на него. — Но не даром. У меня не так много времени, чтобы его тратить просто так.

Лицо мужчины предсказуемо потемнело, а губы снова дёрнулись. Тик у него, что ли? Я усмехнулась:

— Мне нужен совет. Я хочу понять, как работают машины и всякое такое. Очень глупо себя чувствую, не зная того, что знает любая из моих учениц. Вы же управляете машиной? Мне нужно понять, с чего начать их изучать.

— Только совет?

— Да.

— А гугл вас забанил?

Я чуть не взвыла. Да что же это такое! Насколько я знаю, при переходе зеркального портала ты преобразовываешься и в другом мире понимаешь язык той страны, куда попал. У Майи, например, и Дрэз не было проблем ни устной, ни с письменной речью. Тогда почему я-то понимаю слова первомирцев лишь наполовину?

— Извините, — он словно почувствовал мою реакцию, впрочем, скорее прочитал на лице. — Хорошо. Договорились. Здесь, на улице Маркина, есть уютное кафе. Обычно там почти не бывает народу, и нам никто не помешает.

Мы прошли сквер и свернули за красивый храм. Или это был не храм? Но похоже. Большой, светлый, с маленьким золотым куполом. А потом повернули ещё раз.

— Вы не боитесь, что они упадут? — внезапно вырвалось у меня.

— Кто?

— Дома.

Герман вдруг рассмеялся.

— Эти — нет. А вот мимо новостроек я сам боюсь ходить. Старички же были сделаны на совесть. Не все, конечно.

— Пять этажей, — угрюмо возразила я. — А в некоторых даже шесть. Это же такая тяжесть! И стены совсем не толстые…

— В архитектуре модерна уже во всю использовался металл и бетон, — пояснил Герман. — Впрочем, вот и кафе.

— Что такое бетон? — живо уточнила я, остановившись.

— Смесь цемента, песка и… Стоп. Если вы не знакомы со строительным делом до такой степени, что название «бетон» вам ни о чём не говорит, то попробуйте начать с энциклопедий. Для детей. Обычно эти книги снабжены иллюстрациями и написаны доходчиво. Если по какой-либо причине вы не жалуете интернет. Вас каким кофе угостить?

— На ваш вкус. И… где взять энци… эти книги?

Он удивился. Очень. Но не стал выражать своё изумление словами, только внимательно глянул на меня:

— Например, в библиотеке. Вы не против латте?

— Нет.

Я огляделась. Просторный зал. Одна стена — пепельно-красная, другая — приятно серая. Большие окна, тоже застеклённые. Очевидно, стекла в этом мире предостаточно. А ещё первомирцы используют какие-то новые технологии, позволяющие делать стёкла очень большими. Помещение наполнял свет, который я бы назвала магическим, если бы не знала твёрдо, что в Первомире магии нет. Но ни свечей, на масляных ламп, ни газовых фонарей, ни факелов — ничего не было. И свет был похож на дневной солнечный. Он не мигал, не метался. Может тут как-то зеркалами отражают его с улицы? Круглые столики. Странной, очень лаконичной формы кресла из… Я не знаю этот материал! Я провела рукой. Шершавый, тёплый, как дерево, но не дерево.

— Пирожное? Торт? Что-нибудь? — Герман, стоя перед прилавком, обернулся ко мне.

Я подошла к нему. Полноватый темноволосый мужчина с бородкой — очевидно лавочник — меланхолично смотрел на нас. Меня поразило, что рукава его рубашки были обрезаны по самые плечи. И нигде не виднелось ни шнурков, ни пуговиц.

— Не люблю сладкое, — отрезала я. — Просто… кофе.

— Четыреста двадцать рублей, пожалуйста, — произнёс лавочник.

Сколько⁈ Это какими деньгами? Медными? Серебряными? Я сглотнула, хотела было откашляться и сказать «не надо», но Герман поднёс маленький, не больше ладони прямоугольник, к торчавшей из прилавка штуковине, описать которую я бы затруднилась.

— Оплата по карте? — уточнил лавочник.

Странно, что он не торгуется. Странно, что не пытается уговорить взять что-либо ещё. Я пронаблюдала, как Герман приложил прямоугольник, а затем из другой машинки полезла узкая лента бумаги. То есть… карта это и есть кошелёк? А как там помещаются монеты? И как оттуда достаются?

Едва ли не раскрыв рот, я завороженно наблюдала, как задрожала третья машина, а затем из неё прямо в чашку полились струи напитка с неизвестным мне, но вкусным ароматом. Заиграла какая-то мелодия и низкий голос запел что-то на незнакомом мне языке. Я сразу догадалась, что это телефон. И действительно Герман поднёс его к уху, прошёл и сел за столик у окна. Вытянул ноги.

— Да. Нет. Занят. С Выборгом в процессе. Скину на е-мейл. Когда освобожусь. Вера, если тебя не затруднит, перестань, пожалуйста, контролировать меня. Я позвоню. Нет, я занят. Всего доброго.

Выдохнул, положил телефон рядом, постучал пальцами о стеклянную столешницу. Посмотрел на меня. Согнул ноги в коленях, освобождая пространство для меня. Я села напротив. В принципе, этот человек — мой шанс немного узнать о пропавшей девице, на чьё место угодила я. Конечно, доверять Герману не стоило, но как-то разобраться в произошедшем было бы неплохо.

— Мы остановились на том, что вы обвинили меня в измене Артёму, — заметила я. — Это странно, с учётом того, что ваш брат постоянно за что-то просит у меня прощения… А я ничего не помню.

Фух. Да. Это было гениально. Не помню, не знаю, не понимаю. Близко к правде. Широкие русые брови поднялись:

— В каком смысле «не помню»?

— А у этого слова есть разные смыслы?

— Что именно вы не помните?

— Ничего, что было до нашей встречи ночью.

— На Выборгском шоссе?

— Да.

Герман растерялся. Взгляд его стал почти испуганным:

— Я всё же вас задел? Но… Это невозможно! Я бы почувствовал…

— Нет. Не задели. Я просто ничего не помню. Откуда там взялась. И вообще. Давайте честно? Если бы ваш брат меня не увидел и не назвал по имени, я бы даже не знала, кто я.

Ну а теперь, Герман Павлович, давай, расскажи мне о том, какая я плохая. А я послушаю. Ведь так легко сочинять, когда человек ничего не помнит! Мужчина задумчиво посмотрел на меня, словно пытался понять, лгу ли я. Глубоко вдохнул, резко выдохнул.

— Два средних латте, — изрёк лавочник.

Мой собеседник встал, подошёл, забрал две кружки на блюдцах, вернулся и поставил одну передо мной.

— Вы к врачу обращались?

— Это слишком дорого, — покачала головой я.

— По ОМС, я имею ввиду.

Я рассмеялась.

— Я даже не знаю, кто такой этот ваш «омээс», — сообщила доверительно, поднесла чашку к губам и сделала глоток.

— Это полис медицинского страхования, дающий право любому гражданину на бесплатное лечение, — машинально ответил мужчина и поставил чашку на стол. В серых глазах светилось недоверие.

— Бесплатное лечение? — изумилась я.

Тролли зелёные! Этот Первомир нравится мне всё больше и больше. Наверное и та женщина-врач, которая приходила, тоже пришла… бесплатно? То есть, Артём ей не платил? Гора с плеч… И тут же я подумала: женщина-врач! Женщина! Это же так гениально: женщина врач для женщин-больных!

— М-да, — пробормотал Герман Павлович. — Ну хорошо, а про Артёма что-нибудь помните?

Я замотала головой.

— Про Руслана?

— Нет. Я даже имя своей собственной сестры не помню!

— Осения.

— А вам откуда известно?

— Когда на втором курсе университета вы сошлись с моим братом, Артём мне все уши прожужжал о том, какая вы необыкновенная, прекрасная девушка, про вашу семью, тяжёлое материальное положение, мать-одиночку, младшую сестру. Признаться, не помню, как зовут вашу мать, но имя сестры уж слишком необычное.

— Как вы меня нашли?

— У меня сегодня день рождения. Артём позвонил вам при мне, а затем сорвался с праздника и поехал. Я просто последовал за ним.

Ну ничего себе расклад!

— То есть, вы следили за собственным братом?

— Да. Это не было сложно.

Я задумалась.

— Вы не логичны, — заметила хмуро.

— Это почему ещё? — Герман наклонил голову набок.

— Вы считаете меня скверной женщиной, готовой на любую подлость ради корысти, но при этом пытаетесь о чём-то со мной договориться. На что вы надеетесь? На подкуп? Ну хорошо, вы мне заплатите, я возьму деньги с вас, а затем ещё и с Артёма. Если я вот такая… продажная, то кто мне помешает так поступить?

Герман взъерошил волосы жестом Артёма, нахмурился. Стиснул зубы и вдруг усмехнулся:

— Вы правы, — заметил как-то потерянно. — Но вот это всё… Год назад мы с трудом привели Артёма в себя. После того, что случилось… Чёрт. Я действительно потерял самоконтроль. И мозги.

Я рассмеялась:

— Будем откровенны, мозгов я у вас ещё вчера не заметила.

Кофе был вкусным. Горьким, почти как пиво, но несколько иначе, однако молоко смягчало вкус. Мне было зябко, и я чувствовала себя простуженной.

— Откуда вы узнали про то, что я изменила Артёму? — задала я самый главный на этот момент вопрос. — Или видели сами?

— Нет. Не видел. Скажем так, узнал из надёжного источника, — мужчина нахмурился.

— Но сами не видели?

— Нет. Если вы ничего не помните, не помните даже таких вещей, как ОМС, гугл, бетон, как вы будете преподавать математику школьникам?

Я пожала плечами:

— Никак. Я больше не учительница. Мне утром позвонила директор и…

— Вас уволили?

— Да. Насколько я поняла.

— И что теперь? — насторожился Герман.

— Теперь я перееду в замок вашего брата, стану его содержанкой и… Расслабьтесь. Я шучу. Давайте договоримся: я не буду искать с Артёмом встреч, а вы как-то убедите его не искать встреч со мной.

— Вот так просто?

— А почему нет? Я его не помню. Он для меня совершенно чужой человек. Если учесть то, что я для него — нет, то… Это очень сильно меня напрягает. Я словно должна ему чего-то, что не смогу отдать.

— И что вы будете делать дальше? Искать новую работу?

А так можно? То есть… Уже неплохо.

— Конечно.

— И как вы будете преподавать математику, если ничего не помните? Систему Декарта, функции?

— Что такое система Декарта? — заинтересовалась я.

Герман вынул небольшую книжечку, развернул. Страницы её были пусты. Взял палочку и стал ей чертить.

— Вот это — ось ординат, а вот это — ось абсцисс…

Нет! Нет! А с другой стороны… Бензиновая машина… Было бы странно, если бы они этого ещё не изобрели. Я приуныла. Какой-то там Декарт, мать его женщина, украл у меня идею! Такую новую, такую передовую!

— Ну, параболы и гиперболы я помню, — сухо процедила я. — И умножить четыреста двадцать шесть на тысячу сто восемьдесят четыре смогу. Я вообще всё как-то выборочно не помню…

— И сколько же? Если умножить?

— Пятьсот четыре тысячи триста восемьдесят четыре. Но, боюсь, это мне не поможет…

Герман потыкал пальцем в телефон. Потом посмотрел на меня.

— А шестьсот сорок четыре на семьсот двадцать шесть?

— Четыреста шестьдесят семь тысяч пятьсот сорок четыре, а что?

— Да нет, ничего, — произнёс он задумчиво и откинулся на спинку. — А сможете вот такую задачу решить…

Начертил трапецию, накидал углы… Я отхлебнула кофе. Не так уж этот ненормальный мужик и плох.

Телефонный звонок прервал нас на третьей задачке. Первых две я решила с лёгкостью, а вот третья никак не давалась.

— Да. Ну пусть расходятся. Пусть поставят. Куда-нибудь… Вер, прими ты эти подарки сама. Скажи, что у меня проект. Да, в выходной. Нет, не жди. Что? В каком смысле? Что⁈

Герман вскочил, лицо его полыхнуло краской. Ну совсем как тогда, на трассе.

— Сейчас приеду. Нет, я спокоен. Всё. До встречи.

Он засунул телефон в карман и мрачно посмотрел на меня, словно забыл, кто перед ним. На щеках его дёргались желваки, брови едва ли не сошлись на переносице.

— Я буду кричать, — предупредила я, осторожно отодвигаясь.

— Что? А… Нет. Но мы договорились, верно? Вы не пересекаетесь с Артёмом, а я постараюсь убедить брата не пересекаться с вами.

— Да, только…

— Всего доброго. Извините, я тороплюсь.

Он кивнул мне и пулей вылетел на улицу. Я пожала плечами и вернулась к задачке. Как же найти этот дурацкий, вредный угол? Гм.

Осения открыла новый чатик и с удовольствием уставилась на кучу ржущих стикеров. Приятно, когда смеются не над тобой. Пролистнула наверх и ещё раз полюбовалась на бабу Пашу в тайландском голубом платьице.

— Зачот, — высветилось ниже. — Ей идёт. Надеюсь, старушке понравилось?

— Неа, — безжалостно ответила Осения. — Сказала, что даже как половая тряпка платье — так себе.

Камилла молчала. Витэль — тоже. Его реакция-ржака появилась было, но сразу исчезла.

— Ауф, — ответил незнакомый Осени собеседник. — Ору.

— Хорошо, когда у тебя есть деньги, — проворчала девочка, встав с кровати, — и плохо, когда их у тебя нет.

— Хорошо, когда у тебя есть я, — возразил Отражение.

— А что дальше?

— Завтра ты пойдёшь в школу. В новых шмотках.

— Поеду? На такси?

— В автобусе. Трамвае. Троллейбусе, на чём ты там обычно добираешься.

— Пешком иду. Тут минут двадцать.

— Значит, пешочком.

— Но… а…

Отражение ухмыльнулся.

— Просто слушайся меня, девочка. В школе карточку не используй. Даже в школьной столовой. И никому про неё не рассказывай.

— Хорошо…

— Осень, ты там с кем разговариваешь? — дверь приоткрылась и в комнату заглянула мать.

Как всегда усталая. У Осении не было друзей, но те, кого мама упорно ими звала, за глаза дразнили Нелли Петровну старухой. Осень знала, что была поздним ребёнком, и отчаянно стыдилась не только того, что они бедны, но и того, что мать так уродливо стара.

— Книжку читаю. На телефоне.

— Алиса не приходила?

— Нет.

— А звонила?

— Нет.

Мать вздохнула и прикрыла дверь. У неё была отдельная комната. Вообще, Арсеньевы владели двумя из шести комнат старинной коммуналки. Ещё в двух жили старушки — вредная Людмила Прокофьевна и её сестра-алкоголичка баба Паша. У Людмилы Прокофьевны где-то в Москве жида дочь, и где-то в заключении — сын. Третью комнату снимала семья то ли узбеков, то ли таджиков — Осень не знала. А в четвёртой жили Анжелика Михайловна и Сергей Николаевич. Анжелика Михайловна всегда улыбалась и была со всеми ласкова, вот только Осения боялась её до дрожи и не выходила на кухню, если соседка там готовила.

Запиликал телефон. Доставка.

Осень вскочила и выскользнула в коридор. Вечерело. Девочка прокралась и раскрыла старую, убитую дверь. Высокий молодой человек в фирменной куртке протянул коробку.

— Распишитесь.

У него был тухлый, безразличный взгляд человека, замордованного жизнью. Осень расписалась. Хорошо, что на этаже разбили лампочку и курьер не видел, что перед ним несовершеннолетняя. Девочка прижала коробку к себе так, чтобы не виден был логотип и замерла.

— Алиса? — прошептала потрясённо.

Сестра в странном средневековом платье сидела на ступеньках и, шевеля губами и хмурясь смотрела на лист из блокнота. И даже не оглянулась. Курьер побежал в низ. Осения подошла и тронула сестру плечо.

— Алиса! Ты чего?

Та посмотрела мутным взглядом и словно не сразу узнала.

— Ты ключ что ли забыла?

— Ага.

Алиса встала, отряхнулась:

— Слушай, а можно я завтра с тобой пойду в твою школу?

Осень насторожилась:

— Зачем? Тебе классуха звонила? В чате писали, что ты тебя сегодня не было в школе.

— Просто так. Хочу посмотреть.

— Посмотреть на школу, в которой работаешь? — хмыкнула Осень.

— Уже не работаю, — улыбнулась ненормальная сестра. — Неважно.

— Но ты же не пойдёшь вот в этом? Не хватало мне ещё, чтобы надо мной все из-за сестры смеялись.

— Пойду в чём скажешь. Поможешь мне подобрать одежду?

— Ты серьёзно? С чего вдруг?

— Ну… мне хочется. Ты, кстати, не знаешь, как эта задачка решается? Только не говори — сама догадаюсь. Просто: знаешь или нет?

Осень скользнула по клочку бумаги равнодушным взглядом. Дёрнула плечом:

— Понятия не имею. Мне ОГЭ сдавать. Нет времени на глупости всякие.

Алиса прошла в комнату, обернулась и посмотрела на сестру:

— Слушай, а где мы моемся?

— Ты меня ещё спроси, где у нас туалет, — хмыкнула Осень.

— И где же?

Он стоял на балконе, курил и смотрел, как солнце садится за горизонт. Герман не любил лоджии, не понимал их смысла. Склад для ненужных вещей? Парник? Холодная часть комнаты за стеной? Балкон — совсем другое дело. Небо, воздух и вид с высоты птичьего полёта.

Тёплые ладошки закрыли его глаза.

— Вера, я же просил: не делай так, — он разжал её руки, потушил сигарету в пепельнице и обернулся.

— А я просила не просить меня так не делать, — весело подмигнула та. — Да, знаю, не любишь. Ты любишь джаз, одиночество и сигареты. И холод. Пошли, я уже озябла.

— Иди, я позже. И джаз я не люблю.

— Вот ты противный! Я тебе подарок, между прочим, купила. Тебе понравится.

Её смуглая от загара кожа золотилась в розовом свете. Серо-голубые глаза смотрели задиристо. Герман отвёл золотисто-рыжую волосинку с румяных губ своей женщины.

— Вер, мне надо подумать.

— Проблемы? Это из-за того, что Леночка уволилась? Слушай, не парься. Хочешь, я завтра закину вакансию на хэд хантер?

— Уже закинул.

— Ну и хорошо. Зачем тебе человек, который вычитает из трёх полтора и остаётся полметра? Знаешь, современный уровень образования — это что-то. Поколение ЕГЭ.

— Я тоже сдавал ЕГЭ, — хмуро возразил Герман.

— Где? В Оксфорде?

— Вер, не начинай. Я не спал ночь, и день был напряжный. Я минут через пятнадцать приду.

Она обняла его, потянулась к губам. Изящная, хрупкая, миниатюрная. Иногда у Германа было неприятное ощущение, что он занимается педофилией, хотя Вера была младше всего года на три.

— Кстати, — вдруг выронил он, когда Вера уже перешагнула через порожек, — а если у человека амнезия, куда ему обращаться за помощью?

Девушка пожала плечами:

— К психиатру. А что? Ты насмотрелся индийских сериальчиков?

— И как это лечат?

— Не знаю. Судя по фильмам, никак. Само проходит. На учёт поставят и всё.

— На учёт? То есть, работать, например, учителем такой человек не сможет?

Вера рассмеялась, потом зевнула и потянула пояс шёлкового халатика, едва прикрывающего ягодицы.

— Вот ещё. Это как ты себе представляешь человека с амнезией в школе? Это ж почти альцгеймер. Впрочем, судя по «леночкам», в России только преподают исключительной учителя с деменцией. Странные у тебя темы на ночь глядя. Даю тебе двадцать минут. Я добрая, но дольше ждать не буду.

Она ушла в комнату, задвинув за собой дверь. Герман вытащил из пачки ещё сигарету и снова затянулся. От налитого золотом алого солнца остался только тонкий серпик.