По следу Атсхала. Проклятие

Глава 9

При виде сияющих глаз Келиба у Ланса на душе потеплело. Погладив перемотанную спинку волчонка, братишка поднял голову:

– Давай назовём его Серый?

– Ты особо к нему не привязывайся, – показался на пороге Магнус. – Вырастет, уйдёт. Он зверь дикий, лес его дом. Да и нельзя им.

– Почему нельзя? – Келиб с открытым ртом выжидающе посмотрел на отца.

– Не приживается волк с человеком, если он настоящий зверь. Природа такая.

Мальчишка дёрнул плечом и опять опустил голову к щенку.

– Но пока он здесь. Может, не забудет потом.

– Ага, – хохотнул Ланс. – Будет в гости к тебе заходить, да рассказывать, как в лесу живётся.

Магнус постоял, молча посмотрел на склонившихся над волчонком сыновей и, ухмыльнувшись, вышел. Опустившись на лавку, он сложил на столе крепкие руки и стал наблюдать, как хлопочет у печи Айна.

Оставив брата возиться со зверёнышем, Ланс направился следом и сел напротив отца.

– Почему Виндок это сделал?

Магнус поднял на сына тёмные, как грозовое небо, глаза.

– Уордом и его людьми управляет алчность, – ответил он. – Они берут заказы из столицы и готовы на всё ради звонкой монеты. Водится за ними такой грех. Мораль позволяет. Для них что неприкасаемое животное, что дичь любая – всё одно. Охотничье сообщество их осуждает, но этой шайке закон не писан.

– Как это? – недоумевал Ланс.

– А вот так! Виндок неспроста держится за Густава. Ландлоу был близким другом старшего Уорда и после его смерти взял над мальчишкой опеку. – Магнус глянул на дверь, за которой взвизгнул щенок. – Уверен, он воспитал бы Виндока по-другому, будь тот ему сыном. А так… вырос негодяй под боком. Ни чести, ни достоинства. Да и Густав знает о нём далеко не всё. Догадывается только. Вот и получается, что Уорду многое сходит с рук. Потому предупреждаю тебя, Ланс, как бы жизнь не повернула, держись от него подальше. Этого поганца уже ничто не исправит.

Парень опустил глаза в стол и понимающе покачал головой.

…

Рана на спине зверёныша затянулась довольно быстро. Только в память о трагичном прошлом оставила намёк в виде серебристого клока на серой шерсти.

Отлежавшись, волчонок начал бегать по дому и нетерпеливо поскуливал, прислушиваясь к звукам за крепкими бревенчатыми стенами. Поспешая за своим непоседливым другом, Келиб и сам научился передвигаться ловчее. Тоскующий по живой природе щенок чуял в человеке родную кровь. Он постоянно лез к увечному мальчишке, вцепляясь молодыми клыками в толстые мешковатые штаны, и с рычанием тянул за собой, вызывая у Келиба дикий восторг. Тот падал на пол и до слёз заходился в хохоте, за что нередко получал в грудь отяжелевшей когтистой лапой. Затем, будто извиняясь, волчик делился угощением, оставляя возле подростка до блеска отполированные кости. А по ночам тайком залезал к парнишке в постель. Во снах он всё ещё видел тёплую заботливую мать, бегущую рядом и прикрывающую от опасности.

В привязанности Серого к Келибу ничего удивительного Мордоки не видели. С затаённой надеждой они наблюдали за переменами, произошедшими с младшим сыном. И только неприятный осадок после бессмысленного убийства волков омрачали настроение главы семейства.

Весной Серый ушёл, как и предсказывал Магнус. Каждый день вглядываясь в тайгу за окном, Келиб ждал, не мелькнёт ли среди замшелых стволов знакомая тень, не взбежит ли на пригорок лесной товарищ. Потянулись долгие месяцы пустого ожидания.

И однажды летом молодой стройный волк с серебристым клоком на спине близко подошёл к Грейстоуну. Серый красавец застыл среди деревьев, сверкая из сумрачной глубины ельника ярко-жёлтыми глазами.

Он стал возвращаться снова и снова, вырываясь из проулка перед самым носом сельчан. Напуганные до жути, те с воплями бросались врассыпную, а Серый мчался дальше.

«К младшему Мордоку повадился, – бурчали соседи, переводя дух и качая головами. – Вот уж звериная натура».

Так же говорили про Келиба. Шибко врезалось в память, как калека заставил убраться со двора соседских мальчишек, решивших закидать волчонка камнями, когда тот ещё жил в доме Мордоков. Неразумных озорников перепугал пронзительно-жёлтый взгляд младшего Мордока и странный хрип, который вырывался из груди подростка. И, если раньше на Келиба просто косились, поговаривая о немощи тела как последствии чёрного колдовства, с того дня уже мало кто сомневался – сын главного охотника Грейстоуна человек только наполовину.

Вместе с Серым Келиб стал выходить в ближний лес. Волк мордой подталкивал парня в слабые ноги, заставляя непременно идти дальше. Магнус провожал спину хромающего паренька с неодобрением, хотя и сам понимал – не сможет сын всю жизнь усидеть во дворе. Беспокоит его волчья кровь, тянет на волю.

Так прошло ровно два года.

На пороге стояло лето.

Двое, человек и волк, бок о бок провожали западающее солнце. За их спинами высились Атсхалы, напоминая чёрными клыкастыми вершинами вздыбленную шерсть великана-чудовища. Сегодня Келиб впервые любовался неприступными горами не издали, а стоя у их подножия.

На землю медленно надвигалась ночь.

С внутренним волнением Келиб ещё раз взглянул на северный склон. Над зелёными кронами выступала часть каменной кладки – там, по другую сторону разрушенной стены, находился настоящий мир Серого.

Мечта попасть на запретную территорию была несбыточна. Мордок это понимал. Зато там побывал Ланс. Это брат рассказал о древних каменных стенах. Про крепость северных богов объяснила во сне Наринга. Келиб знал об Атсхалах куда больше любого жителя Грейстоуна. Ведунья показала пещеры и оставленные на скалах рисунки. В своих ночных видениях Келиб не раз подходил к исчерченным монолитам. Подолгу разглядывая послания прошлого, он пытался угадать заложенный в них смысл. В том прошлом полноправным хозяином этих лесов являлось дикое волчье племя. Когда здешний мир ещё не ведал о странном двуногом существе, с приходом которого привычный уклад начал меняться.

– Пойду я, – потрепал Мордок жёсткий волчий загривок.

Серый мельком глянул – в узких глазах метнулись острые месяцы – и отвернулся к солнцу.

Опираясь на клюку, Келиб стал осторожно спускаться по тропке, скользкой от слоя прошлогодней листвы. Волк проводил последний солнечный луч, широко зевнул и потрусил следом.

Они уже преодолели половину пути, когда парень сообразил, что малость сбился с пути. Тропка внезапно пропала. Он раздвинул кусты и выбрался на склон овражка. Снизу поднимался невыносимый запах гниения и звериного помёта. При виде обглоданных костей и забитых землёй черепов Келиб замер на месте. В овраге лежали человеческие останки. Старые. Много.

Его передёрнуло. Сердце ухнуло вниз. И без того слабые ноги совсем сделались ватными. Он подался назад, продрался сквозь заросли и пошатываясь выбрался на тропу. В голове забродила нехорошая догадка. Не раз урывками слышал пугающие разговоры охотников об одноглазом дьяволе. Неужто его занесло во владения людоеда!..

Серый смотрел на Келиба с напряжением. И вдруг повёл ухом. Переступив, отвернулся и пригнул голову, вглядываясь в сумрачную глубину леса.

– Ты ч-чего? – заикаясь, пролепетал парень. Картина увиденного не отпускала, глубоко врезавшись в память.

Подёргивая верхней губой, товарищ издал угрожающий рык. За деревьями затрещали кусты. Келиб вздрогнул, едва не выронив клюку, и попятился.

Из волчьей глотки вырвался лай. Припав на передние лапы, Серый оскалил клыки.

Тёмно-зелёные заросли качнулись размашисто и разошлись, выпуская огромную бурую тушу. Выскочив на тропу, медведь горой поднялся на задние лапы, распахнул пасть и, потрясая неохватной башкой, громогласно взревел. Чёрный глаз злобно буровил помертвевшего парня.

Сердце Келиба сдавил удушающий страх.

Между чудовищем и человеком метнулась серая тень. Раздражённый гигант рванулся навстречу. Промахнулся. Когти-кинжалы рассекли пустоту, вызвав у медведя дикое буйство.

Парень вскрикнул, и тотчас бурая громадина развернулась в его сторону. Мордока будто волной ярости сшибло. Потеряв равновесие, он рухнул как подкошенный. Из груди разом вышибло воздух. Собирая коряги и камни, Мордок по палой листве скатился с тропы и зарылся руками в сырой мшистый дёрн.

Позади под тяжёлыми глухими ударами задрожала земля. Келиб обернулся – рассвирепевший гигант с трубным коротким выдохом бежал прямо к нему.

Внезапно над бурой спиной взвилась серая тень. Волк впился клыками в толстый загривок. Медведь запнулся и, стараясь сбросить помеху, затряс головой. По тайге прокатился бешеный рёв.

Серый боец отчаянно ринулся на непреодолимую гору жира и мышц. Соскочил и зашёлся от осатанелого рыка. Кинулся снова и, выставив когти, располосовал широкую морду. Увернувшись от взмаха тяжеленной лапы, клацнул пастью и нападками взялся уматывать лесного гиганта. В пламенеющей от схватки душе горело древнее как мир желание победить. Осталась одна только цель – вырвать дьяволу горло. Продравшись сквозь шерсть, волк с остервенением вогнал клыки в жаркую плоть и что было сил сдавил челюсти.

Из пасти медведя извергся рёв, наполненный болью и жаждой убийства. Пытаясь достать желтоглазого зверя, он закружил на месте. Всей тушей бросаясь вперёд и рассекая когтями воздух.

Придавленный ужасом Келиб без сил сидел на земле. Он задыхался от страха при виде борьбы, в которую ввязались два слишком неравных противника из одного, таёжного, мира.

Внезапный пронзительный взвизг острым лезвием прошёлся по сердцу. Разъярённый медведь могучим ударом отбросил лёгкого волка. Серое тело с глухим стуком напоролось на дерево, упало на землю и осталось неподвижно лежать. Шерсть на боку мгновенно окрасилась кровью, обозначая три длинных пореза от жутких когтей.

Бурая громада с располосованной мордой повернулась к Келибу. Под глазом свисал лоскут шкуры с выдранным мясом. Густая тёмная кровь заливала морду и стекала на грудь. Шерсть на горле слиплась и влажно блестела.

Потрясённый парень пытался отползти. Тело не слушалось. Из лёгких со свистом вырывался воздух. В голове грохотало.

Бока медведя заходили от тяжёлого дыхания. Зверь вздыбился. Шатаясь, поднялся. В глубине чёрного глаза вспыхнул злобный огонь.

Мордок сжался, чуя скорую гибель. Дыхание сбилось с ритма.

Вытянув морду, бурый гигант распахнул голодную пасть. По лесу покатился устрашающий рёв. В лицо Келибу ударил смрад протухшего мяса, и вязкая слюна зашлёпала щёки.

А следом прилетел короткий звук смерти, наполнив Атсхалы ёмким каскадным эхом. Рёв чудовища оборвался. Медведь осел на задние лапы и повёл головой.

Келиб во все глаза смотрел как он неловко пытается встать. И снова тот же хлёсткий удар, сухой и тяжеловесный, заставивший вздрогнуть даже вершины гор. Зверь покачнулся. Дёрнул башкой. И начал заваливаться набок, подминая массивной тушей хлипкие ветви кустарника.

– Келиб! – По тропе бежал человек с ружьём.

Нервно всхлипывающий парнишка так и остался сидеть на земле, не сразу признав в спасителе одного из охотников Грейстоуна.

– Цел? – спросил мужчина, подходя и оглядывая место борьбы.

С ужасом продолжая смотреть на бездыханного гиганта, Келиб мотнул головой. Потом его глаза нашли неподвижно лежащего друга. Он подполз к Серому, тихонько толкнул в бок и шёпотом позвал. Голова волка безвольно свесилась. В жёлтых глазах, обращённых на парня, медленно гасла жизнь.

– Пойдём, парень, – позвал охотник, – доведу до дома. Мать с отцом поди с ума сходят. Да, попал бродяга, – добавил он, разглядывая умирающего волка.

– Надо его похоронить, – всхлипнул Келиб и, задыхаясь от горя, стал размазывать слёзы по грязным щекам. – Надо его похоронить…

– Спасибо, Виндок, – поблагодарил Магнус, поддерживая обессиленного Келиба. – Если бы ты не подоспел, сегодня я потерял бы сына.

– Сочтёмся, Мордок, – сухо ответил тот. – Так поступил бы любой, окажись он рядом.

Поправив на плече ружейный ремень, он сбежал с крыльца и покинул двор Мордоков. Магнус проводил спину Уорда угрюмым взглядом, запрокинул голову и тяжко выдохнул.

…

– Вставай, Серый. – Келиб склонился над безжизненным телом, потрепал ещё тёплую шкуру. Не переставая гладить и тормошить, он всё звал и звал товарища. – Вставай. Чего же ты лежишь? Ночь скоро.

Он обхватил тяжёлое волчье тело, хотел приподнять, да сил не хватало. Ощутив на пальцах сырое тепло, с изумлением обнаружил на них пугающе яркую кровь. В нос ударил жуткий дух смерти. Пришло понимание невозвратимой потери. Склонившись над Серым, Келиб взвыл от горя, будто лишился части души, и упал, зарывшись лицом в жёсткую шерсть, остро пахнущую смолистой корой и лесом.

Оглянувшись, потянулся к ещё маленькому волчонку, каким увидел его впервые. Ласково потрепал щенка за ухом.

– Вставай, Серый.

И долго смотрел на свои руки, вместо которых видел сильные волчьи лапы.

…

Всю ночь Келиб метался в жару. Приходил в себя, смотрел на мать ярко-жёлтыми глазами, но не узнавал. А потом опять забывался беспокойным сном, в котором бредил, звал и выл. Да так тоскливо и страшно, что приводил домашних в отчаянье.

Утро облегчения не принесло. Келиб просто затих, глядя безжизненным взглядом в низкий потолок. Ослабевший, без воли к жизни, он просто угасал.

День сменял ночь. Ночь – день. Парень оставался в странном полузабытьи, проживая часть жизни во снах. Никто не видел то, что видел он, блуждающий в сумеречных лесах Атсхалии.

А он искал. Если лесную тропу пересекала знакомая тень, бросался следом и бежал сквозь дремучую чащу. Ноги рвала нестерпимая боль, как тогда, в детстве. Будто наружу тянуло жилы.

Глубоко погрузившись в видения, Келиб узнавал настоящую Атсхалию, тёмную и непримиримую. Древний мир открывал ему страшное прошлое, предупреждая о не менее страшном грядущем. И тогда из груди младшего Мордока изливался тонкий тоскливый вой.

Второе проявление волка – шепнул за спиной кто-то. Келиб обернулся. Никого. Только мелькнула за деревьями чёрная сутулая тень да разлился в воздухе запах болотной травы. Тело заполнила расслабленность, в голове прояснилось.

Так в один из дней на пороге Мордоков появилась Наринга. Принесла мешочек целебной травы с особенным запахом гниющего озера.

«И откуда про беду узнала?» – неприязненно смотрел на старуху Ланс. Та шепталась с матерью у порога.

– Приготовишь отвар и будешь поить все дни полнолуния, – наставляла старая ведьма Айну. – Чтобы не потерял на обороте свою душу. Иначе уйдёт насовсем.

Вмешательство знахарки помогло. Келиб пошёл на поправку и уже через неделю стал выходить на солнце. Взгляд по привычке устремлялся на пригорок, но парень резко себя одёргивал. Бессмысленно ждать того, кто уже не придёт. Его зверь ушёл навсегда.

После пережитого потрясения что-то в младшем Мордоке изменилось. Он не желал больше покидать родной двор, в глубине души чего-то сильно опасаясь. А однажды произошло странное событие, заставившее вспомнить всё то, о чём шушукались за спиной соседи, не особо утаивая от Келиба свои мысли.

Как-то его застал сильный дождь. Он пролился с разверзнутых небес внезапно, схлынув тяжёлыми обрывистыми волнами. Поспешая насколько мог, чтобы укрыться под навесом, Келиб вдруг встал как вкопанный. Моргнул раз, другой. С головы и плеч потоками скатывалась ледяная вода, насквозь промочив одежду. А он так и стоял, не замечая секущего ливня, оглушённый чудовищной догадкой. На мокрых досках потемневшей стены дома ему привиделись очертания волка.

Он столкнулся с иной стороной в реальности. Не во снах. Его видения всегда жили рядом.

Келиб никому ничего не сказал и постарался забыть. Но с тех пор стал избегать своего отражения – в кадке с водой, летом в реке, в мутных лужах, расплескавшихся вдоль разъезженных телегами дорог. Вызывая непонимание у домашних, он стал отводить взгляд, каждый раз опасаясь увидеть в глазах близких своё волчье обличье.