По следу Атсхала. Проклятие

Глава 13

С отъездом Уорда в Грейстоуне стало куда спокойнее. Некому было в охотничьих рядах смуту наводить. Вчерашние товарищи Виндока присмирели и, если чего на уме держали, то предпочитали помалкивать и вперёд не выставляться.

Как-то вечером Старх возвращался от Блейка. Он был уже в двух проулках от питейного заведения, когда позади под торопливыми шагами заскрипел тонкий лёд.

– До дому? – нагнал его Гавр, крепкий смуглолицый парень.

– До хаты, – пробурчал тот, не сбавляя хода.

– На сбыт в этот раз собираемся?

– Из-за мешка старых шкур не вижу смысла затеваться.

Гавр хмыкнул.

– А на склон? Сезон, Старх. Пора бы уже обмозговать.

Охотник остановился, посмотрел на парня из-под нахмуренных бровей и, задрав край дохи, полез в пристяжной карман.

– Обождём пока, – ответил он, вытаскивая курительный набор.

Озадаченный парень выпятил губы. Снял меховую шапку, почесал лысую голову и снова натянул шапку на уши.

– Ладно, обождём, – произнёс он сдержанно и взялся притаптывать носком башмака наледь. – Третий год уж обжидаем.

– А чего ты ко мне со своим недовольством?! – оскалился Старх. – Виндок вернётся, тогда и обмозгуем всерьёз.

– С чего ты взял, что он вернётся? Сгинул поди твой Виндок.

– Ты зубы-то прикрой. Ещё пригодятся. Плохо ты его знаешь. – Старх поднял глаза на приметный клык северного Атсхала, затянулся горьким дымом и выпустил серое облачко. – Куда он без Грейстоуна.

>>>

Очередная зима выдалась холодной. За стенами лесной избушки гуляла метель, постукивая в закрытые ставни колючими снежинками. Отгоняемый идущим из жерла теплом, над печной трубой негодующе завывал ветер.

В очаге метался беспокойный огонь, заставляя зыбкую тень позади одинокой фигуры колыхаться на бревенчатых стенах. Уперев подбородок в сложенные кулаки, Виндок долго глядел на мятежные всполохи и гонял мрачные мысли. Озлобленный на весь белый свет, добровольно избравший участь отшельника, он вёл уединённую жизнь в таёжной глуши вдали от родных мест.

С ветки сосны, нависающей над избушкой, сорвалась шишка. Скатилась по крыше и упала в сугроб. Ветер с шелестом обошёл стены, обметая от сухой снежной пыли.

Уорд поднял голову. Прислушался. По крыше стукнуло снова. Метель усиливалась. В такую непогоду в лесу верная гибель. Вся живность давно попряталась, зарылась в сугробы, углубилась в норы.

Виндок встал. Движимый непонятной идеей, приблизился к двери. Рванул задвижку. Распахнул. Лицо обдало ледяным выдохом зимы. Снаружи стояла кромешная тьма. Вершины деревьев трескуче шумели голыми ветками.

Отчего-то в груди гулко забили тугие болезненные удары. Из чащи леса, погруженного в глухую ночь, Уорда кто-то звал. Да не просто звал, а манил. Такой же одинокий и всеми отринутый.

Виндок стащил с крюка шубу, надел и, сжимая в руке шапку, вышел на крыльцо. За спиной, раскачиваемая ветром, хлопала дверь. Он сошёл со ступеней, шагнул к лесу. Впереди, между серыми стволами деревьев, ждала опасная чернота. Снег метил в глаза, лез за воротник. Виндок по уши натянул шапку и, проваливаясь по колено в сугробы, двинулся на таинственный зов. Далёкий и вкрадчивый как въедливый сквозняк. Такой, что, проникая в малейшую лазейку, пробирает до самых костей.

Он долго блуждал под порывами дикого ветра. Шёл, не разбирая во тьме дороги, пока не набрёл на каменный навал. В окружении груды булыжников покоился крупный валун. Виндок отёр заледенелую поверхность, обнаружив под снегом выбитую руну. В магических символах он не разбирался, но этот он узнал бы везде и всегда. Колдовское место защищал наложенный знак хранителя. Знак мифического Атсхала, в которого он никогда не верил.

Метель швыряла в Виндока пригоршни снега. Ветер рвал шубу, стягивал шапку. Словно сама природа противилась его приходу. Вокруг всё выло и кружилось, лес скрипел и скрежетал голыми ветками. На Виндока накатило ощущение постороннего присутствия. Чудилось, что из-за снежной круговерти кто-то пристально за ним наблюдает. Наблюдает и терпеливо ждёт.

Виндок утёр лоб, отметив, как здорово дрожат руки. Ему казалось, что некая древняя сила постепенно овладевает разумом. На задворках сознания слабо замаячила угроза, породив желание немедленно уйти.

…

Когда он, взбудораженный, прибежал обратно к избе, открытая дверь с жалобным скрипом качалась на петлях. Виндок взлетел по ступеням, ввалился в дом и зашарил глазами по углам. Пока его не было, в избе похозяйничала вьюга. Потушила очаг, намела за порожек снега.

Он стащил шапку – со лба покатились градины пота – прошёл к потухшему очагу и рухнул на лавку. Несмотря на обмороженные щёки и руки, холода он не чувствовал.

Над избой зашумели деревья. Ветер, с треском ломая ветви, прошёлся кругом, ударил в стены. Не сразу, но ухо уловило идущий из чащи низкий протяжный гул бури. Вскочив, Уорд рванулся к двери. Захлопнул, навалился и задвинул засов до упора. Судорожно оглядел накрепко закрытые ставнями окна.

За стенами дома понеслась безумная круговерть. По крыше заколотили сорванные шишки. Да так, что казалось по ней тарабанит разбушевавшийся великан. В ставни стучало и било обломанными ветвями. Деревянные створки трясло и водило туда-сюда – чуть поднажми, и просто влетят в комнатушку. В трубе клокотал и на все лады ревел ветер.

Пригнув голову и зажимая уши руками, Виндок припал к стене и с силой зажмурил глаза. Сердце колотилось где-то под горлом. В висках дико стучало.

– Сгинь сатанина… – скрежетал он зубами. – Пропади бесовская нечисть. Прочь пропади!.. П-р-о-ч-ь!!!

Не выдержав, он уронил руки и, сдавив кулаки, заорал. Его вопль потонул в бешеном рёве стихии.

Успокоилось всё внезапно. Ветер умчался, утащив за собой последние отголоски бури. Снаружи стихло. Да так быстро, будто и не было вовсе.

Опустошённый Виндок привалился спиной к стене и почувствовал, как колени заполняет мягкая дрожь. Он осел на пол и вытянул ноги.

Только к рассвету Уорд привёл мысли в порядок, когда в очаге снова полыхал огонь, а рядом лежала на просушке одежда.

«Чего ты так испугался? – вкрадчиво шепнул внутренний голос. – Тебе что-то привиделось?»

– Это страх, – взялся уговаривать себя Виндок, растирая медвежьим жиром обмороженные участки кожи, – глупый никчемный страх. Это он сводит с ума.

А ещё трудности, вечное напряжение и бесплодные думы. Но более всего – одиночество. Оттого что слишком долго он жил вдали от людей. Не пора ли отринуть обиды? Задавить в себе боль и вернуться.