Подлые Богатенькие Парни

Глава 8

На следующий день Хэллоуин, и я приняла решение насчёт вечеринки.

— Ты… — Миранда пристально смотрит на меня, одетую в красное облегающее платье, красные туфли на каблуках от Прада, рожки и хвост на заколке. Я даже сделала макияж, накрасив дымчатые кошачьи глаза и яркие губы. Красные блёстки украшают обе щеки, и я сбрила по бокам то, что осталось от моих волос. Теперь они собраны в стильный, но мягкий гребень посередине, нежными волнами изгибающийся вокруг моих ушей. — Выглядишь чертовски сексуально. — Она закрывает рот и просто смотрит на меня так, словно никогда раньше меня не видела.

Я всё ещё закипаю от злости, но в то же время схожу с ума. Красться по коридорам и прятаться в своей комнате — это не для меня.

Я улыбаюсь.

— Ты тоже. — Я указываю на обтягивающее розовое платье Миранды и уложенные светлые волосы. Её макияж безупречен, на руках длинные белые перчатки, на пальцах сверкают золотые кольца. Я не полностью забыла, что в четверг меня в какой-то момент накачали наркотиками, но я также не думаю, что смогу пережить обучение в Бёрберри без неё. Кроме того, мне проще сохранять доверие, чем верить в обман моих друзей.

— Я вроде как… в шоке, — продолжает она, кружа вокруг меня и оглядывая с ног до головы. — Ты выглядишь такой чертовски горячей. — Она щёлкает пальцами в моём направлении. — Дьявол носит Прада — в реале с алой буквами, на охоте.

Искренний смех вырывается из моего горла, когда я провожу ладонями по переду своего платья. Оно слишком обтягивающее, слишком короткое, и я почти уверена, что оно лучше смотрелось бы на худенькой фигуре Миранды, чем на моей, э-э, не совсем худой фигуре, но я полна решимости.

Я собираюсь оторваться сегодня вечером, и ничто меня не остановит.

Мне запретили возвращать свой телефон в эти выходные, так что я не беспокоюсь о папе или о любых сообщениях, которые он мог мне отправлять, а мог и не отправлять. Нет, вместо этого я собираюсь сосредоточиться на выживании. Я всё ещё лидирую в школе по успеваемости и уже готовлюсь к прослушиваниям в оркестр в эту пятницу. Если я смогу преуспеть в чём-то, тогда я буду держать голову опущенной и терпеть всё, что подкинут мне Идолы.

— Подожди, пока Эндрю не увидит тебя, — хихикает Миранда, поднимая мою руку вверх и заставляя меня покружиться перед ней. — Он сойдёт с ума. — Она выводит меня в холл, где ждёт Эндрю, одетый в смехотворно дорогой на вид костюм от Зут (прим. — костюм популярный среду английской молодёжи в 50-е года). Я видела дешёвые версии в магазине для Хэллоуина в Лоуэр Бэнксе, но это… срань господня. Его волосы зачёсаны назад и прячутся под широкополой фетровой шляпой. Его ботинки чёрно-белые, такие же блестящие, как цепочка, свисающая с его кармана. Он вертит её в руках, изумлённо глядя на меня.

— Разве она не выглядит совершенно шикарно?

Брови Эндрю взлетают вверх, и он тянется, чтобы поправить свою шляпу в тонкую полоску.

— Ты серьёзно превратила эту причёску в чудо, — говорит он мне, и я улыбаюсь, слегка покручиваясь, прежде чем позволить ему взять нас с Мирандой за руки. Сегодняшняя вечеринка спонсируется академией, поэтому она проводится в спортзале с ди-джеем, яркими стримерами и множеством сопровождающих. Судя по тому, что рассказала мне Миранда, настоящая вечеринка начинается потом, у озера.

— Я стараюсь сохранить оптимизм. — Я выдыхаю, когда мы приближаемся к нелепой арке над дверью спортзала. Это должно быть дорого — я почти уверена, что это настоящие розы, вплетённые в решётку, — но выглядит почти так же, как на всех других школьных танцах, на которых я была.

— Тристан сказал, что я нервная, что я нетерпеливая Черити. И меня это устраивает. Я горю желанием, и я нервничаю, и я здесь с благотворительной целью, так что я собираюсь воспользоваться этим сегодня вечером.

— Ты убьёшь их, — растягивает слова Миранда, затаскивая нас внутрь и направляясь к фото-будке. Люди пялятся на меня. Нет, не просто люди, все пялятся на меня, но я игнорирую их, хватаю реквизит и делаю нелепые, откровенные фотографии со своими друзьями. Мы садимся за соседний столик, и Эндрю уходит, чтобы взять прохладительные напитки.

Оглянувшись через плечо, я вижу, что танцпол полностью забит, в основном Идолами и головорезами из их ближайшего окружения, но есть и плебеи. Честно говоря, я даже перестала утруждать себя различием. Чего бы ни захотели Идолы, это распространяется по школе подобно лесному пожару. Обычные студенты обращались со мной так же плохо, как и самозваные элитные студенты.

— Посмотрите-ка, кто это, — мурлычет Зейд, подходя к столу и опираясь на него локтями. Я не уверена, кем он должен быть, но похоже, что он пользуется послаблением дресс-кода, чтобы ходить топлесс. Вся верхняя часть его тела и обе руки покрыты татуировками, а мышцы под ними твёрдые, как камень. Что-то сжимается внизу моего живота, но я почти уверена, что это ненависть, поэтому игнорирую это. — Посмотри на себя, Работяжка. Ты и впрямь выглядишь сногсшибательно-ебабельной сегодня?

Его улыбка заразительна, но она не рассчитана быть доброй, поэтому я сдерживаю свою улыбку, которая пытается скользнуть по моим губам. Чёрт возьми, он только что снова назвал меня Работяжкой. Однако из трёх парней Идолов он был наименее жестоким. Я стараюсь отдать ему за это должное.

— Не связывайся с дьяволом, Кайзер, — невозмутимо отвечаю я, и даже когда он разражается смехом, я никак не реагирую.

— Вау, — начинает он, вставая и проводя пальцами по своим волосам цвета морской волны. Его изумрудные глаза сверкают, когда он рассматривает меня. — Порочная. — Он показывает на меня пальцами, покрытыми кольцами, а другой рукой подтягивает свои чёрные узкие джинсы с очень низкой посадкой.

— Я тащусь от твоих волос. Бекки проделала хорошую работу. — Он делает паузу и притворяется, что скорчил гримасу, как будто случайно проговорился. Насколько я понимаю, Зейд Кайзер ничего не делает случайно. Глядя на него, я пытаюсь вспомнить боль на его лице, когда подъехала машина, а внутри был мой отец, а не его. Затем он снова открывает рот. — Ах, но ты уже знала, что это сделала она, да, Черити? Её мать управляет какой-то известной косметической линией. — Он закатывает глаза, как будто эту информацию вряд ли стоит повторять.

— Кто накачал меня наркотиками? — спрашиваю я, потому что, если он уже полупьян и болтает без умолку, я вполне могу кое-что из него вытянуть. — Потому что очевидно, что кто-то это сделал.

— Я не знаю, почему бы тебе не пригласить сюда свою подругу? — он указывает на Миранду накрашенным чёрным ногтем и теребит одно из колец для губ, проколотых по обе стороны его рта. Когда я перевожу взгляд в её сторону, на её лице читается боль.

— Я бы никогда не сделала ничего подобного, — выплёвывает она, и горячность в её голосе заставляет меня захотеть ей поверить. — Я не знаю, как вы, ребята, это сделали, но вам повезло, что Марни не выдвинула обвинений.

Зейд пожимает плечами, как будто ему на это наплевать, и проходит мимо, покровительственно поглаживая меня по голове, прежде чем обхватить Анну Киркпатрик за талию и заключить в объятия, пока она визжит.

— Марни?

Я оборачиваюсь и вижу, что Миранда наблюдает за мной, и заставляю себя улыбнуться.

— Не волнуйся. Я знаю, что это была не ты. — Я снова сажусь, когда Эндрю подходит к столу, расставляя три бокала с красным пуншем и тарелку с закусками. Миранда всё ещё смотрит на меня так, словно думает, что я злюсь на неё, но сегодня не о том, что Бекки и кто бы там ни был ещё сделали со мной. Нет, мы должны были повеселиться сегодня вечером.

Я делаю глоток пунша, а затем поднимаю брови. В нём явно что-то есть. Отложив его в сторону, я поднимаюсь на ноги, опершись ладонями о стол.

— Кто-нибудь из вас хочет потанцевать со мной?

— Я ещё недостаточно пьяна! — Миранда стонет, а Эндрю смеётся, когда я рывком поднимаю её на ноги и тащу на танцпол. Зейд уже там, прижимается к Анне. На противоположной стороне комнаты я вижу Тристана, который обнимает какую-то третьекурсницу в жёлтом платье. Крид просто развалился за одним из столиков, но он полностью предоставлен своей аудитории.

Я игнорирую их и пытаюсь хорошо провести время с Мирандой, даже когда Харпер Дюпон намеренно придвигается к нам, чтобы она могла толкнуть меня локтем и задеть своими волосами. Подобная мелкая чушь меня больше не беспокоит. Между эссе и оплакиванием волос я чуть не рассыпалась в прах, но вместо этого я осталась на высоте. Что-то настолько глупое, как это, ничего не значит.

Через некоторое время я меняюсь местами с Эндрю и беру бутылку воды из кулера у входной двери. Именно тогда я замечаю, что Зейд, Тристан, Крид, Харпер, Бекки и Джина уходят со свитой.

Они, должно быть, отправились на озеро.

— Нам пора идти, — говорит Миранда, задыхаясь, когда подходит и встаёт рядом со мной, её покрытая блёстками кожа взмокла от пота, рука сжимает руку Эндрю. Она тоже хватает меня за руку и вытаскивает на прохладный октябрьский воздух, прежде чем я успеваю ответить.

Повсюду стоят машины, и студенты просто набиваются в них наугад. Миранда внимательно оглядывается по сторонам, а затем выбирает машину, за рулём которой находится незнакомая мне четверокурсница. Разумный выбор. Девушка смотрит на меня и пожимает плечами, возможно, она слишком близка к выпуску, чтобы обращать на меня внимание. В любом случае, мы едем к озеру в её синем кабриолете с откидным верхом, петляющем по грунтовой дороге к месту для пикника, которое уже увешано фонарями, завалено бочонками и наполнено сильным басовым ритмом.

Кто это подготовил, я понятия не имею.

Сегодняшняя вечеринка намного красочнее, чем обычно, но и немного жутковатая, тут много студентов в масках. Неподалёку есть кладбище, которое я едва различаю сквозь деревья. Из брошюры я знаю, что это семейный участок Лукаса Бёрберри, основателя Подготовительной Академии Бёрберри, и его потомков. Там никого не хоронили с пятидесятых годов, но всё равно чертовски жуткое зрелище, окутанное покрывалом солёного тумана с залива.

Студенты тоже тусуются там, балансируя на могилах, прижимаясь к стенам мавзолеев. Это не для меня, хотя я могу оценить кое-что из архитектуры. Мой взгляд отрывается от готической зловещности кладбища и устремляется к ряду фонариков, горящих на берегу озера. Сейчас оно кажется тёмным и бесконечным, как будто одно неверное движение, и ты будешь вечно кувыркаться в ледяных глубинах.

Дрожь охватывает меня за несколько секунд до того, как чья-то рука обхватывает меня за талию и притягивает ближе к тёплому, потному телу.

— Ты пришла на афтепати, — воркует Зейд, явно уже близкий к тому, чтобы напиться. — У тебя яйца больше, чем я думал.

— Я надеюсь, ты на самом деле не думал, что у меня вообще есть яйца, — парирую я, протягивая руку, чтобы толкнуть его в грудь. Это ошибка — прикладывать свою голую ладонь к этим твёрдым, покрытым чернилами мышцам. У меня так сдавливает горло, что внезапно становится трудно дышать. — Возможно, у меня большие яичники.

Зейд замолкает на минуту, и я чувствую биение его сердца под татуировками в виде крыльев, покрывающими его грудь. В центре есть какой-то герб, который смутно напоминает мне герб академии с грифонами по обе стороны. А потом он взвывает от смеха и подхватывает меня на руки, как делал с Анной тогда, в спортзале.

В глазах Миранды отражается потрясение, когда Зейд несёт меня к одному из бочонков, где Тристан и Крид наблюдают, как некоторые из их приятелей из Ближнего круга соревнуются в выпивке. Когда они видят, что он держит меня на руках, они быстро переглядываются.

— Смотрите, у кого большие яичники! — кричит он, поднимая меня на руки, как будто я ничего не вешу. На самом деле, я в шоке. Знаю, что я невысокая, но я точно не самая худая девочка в школе. — Работяжка пришла на вечеринку.

Он разворачивает меня, и я автоматически протягиваю руки, чтобы обнять его за шею, чувствуя, как тонкие волоски у основания его головы щекочут мою кожу. — Танцуешь, Работяжка?

— Не совсем, — отвечаю я, но сейчас я окружена Идолами и их ближайшим окружением. У меня такое чувство, будто я только что попала в ловушку. Конечно, трудно расстраиваться, когда сильные, покрытые татуировками руки Зейда обнимают меня за бёдра и талию. Его тело твёрдое, как скала, и обжигающе горячее. Во всех местах, где соприкасается наша обнажённая кожа, я горю. — Я пытаюсь, ради забавы, но это мило.

— Прямо как ты, — вставляет Харпер, одетая как — и я не употребляю это слово легкомысленно, потому что на самом деле нет ничего плохого в том, чтобы быть шлюхой, — распутная принцесса. На ней корона, скипетр и пышная юбка, которая едва прикрывает её нижнее белье. Топ розовый с глубоким вырезом, и она с ног до головы усыпана блёстками. Мне неприятно это признавать, но она хорошо выглядит в этом наряде.

Тристан стоит рядом с ней, одетый в чертовски строгий костюм, со всеми скроенными линиями и складками, столь отутюженными, что могли бы порезать. Я не уверена, кем он должен быть, он не видит, что я смотрю на него, и улыбается, медленно, ужасно приоткрывая губы, обнажая два искусно расположенных клыка во рту. Вампир, как изобретательно. Правда, что… это зрелище на самом деле заставляет моё сердце немного учащённо биться.

Крид одет в кроваво-красную рубашку, обтягивающие чёрные брюки, ботинки и повязку на глазу. Пират. Я думаю, что меч у него на боку действительно может быть настоящим. Он изучает меня, как насекомое, которое нужно приколоть за крылья, и навеки заключить под стекло. Жутко.

— Я не помню, чтобы тебя приглашали на эту вечеринку, — выплёвывает Бекки, одетая в такой же наряд, как у Джины Уитли. Я думаю, что они обе должны быть джиннами, но всё, что на них надето, — это прозрачные струящиеся брюки и бюстгальтеры, покрытые блёстками, с высокими ручками на голове, так что я не уверена. — Её пригласили, Харпер?

— Все приглашены на эту вечеринку, — кричит Зейд с улюлюканьем, и половина толпы аплодирует вместе с ним. Я думаю, большинство собравшихся здесь сегодня слишком пьяны, чтобы ненавидеть меня. Миранда и Эндрю парят неподалёку, они входят во Внутренний круг, но чертовски близки к тому, чтобы быть вытесненными из него. — Приглашены все, — повторяет Зейд, кружа меня, а затем увлекая сквозь толпу к костру и танцевальной вечеринке, происходящей по краям.

Он опускает меня на землю, а затем слегка спотыкается, используя моё плечо в качестве опоры.

Зейд моргает зелёными глазами, глядя на меня, а затем прищуривается.

— Хочешь поплавать? — спрашивает он, но не дожидается моего ответа, поднимает кулак в воздух с криком, привлекающим внимание других студентов. Он хватает меня за руку и направляется к причалу, но я отстраняюсь в последнюю секунду, с недоверием наблюдая, как он запрыгивает в воду вместе с дюжиной других завсегдатаев вечеринки. Моё сердце замирает на несколько ударов, пока я жду, когда они все всплывут из чернильной тьмы, но они всплывают, подпрыгивая, как яблоки в бочке.

Зейд вылезает из воды, насквозь мокрый, его зелёные волосы прилипли к обеим сторонам лица. Он ухмыляется, когда встаёт, возвышаясь надо мной, с него повсюду капает вода.

— Ты действительно хорошенькая с этими красными волосами, — говорит он, а затем обхватывает моё лицо двумя влажными, холодными ладонями и наклоняется, прижимаясь своими губами к моим. Сначала меня поражает шок от холодной воды, а затем странное осознание того, что я целую какого-то парня, которого едва знаю, парня, который с самого начала был не так уж мил со мной. Но затем его губы обжигают мои, пробуждая странные чувства у меня в животе.

На краткий миг его язык касается моего, и я чувствую, что таю.

Но потом кто-то оттаскивает Зейда назад и сталкивает его обратно в воду. Он возвращается к ним, смеясь, а я стою с приоткрытыми губами и пылающими щеками. Я поворачиваюсь и отступаю, в то время как друзья Зейда брызгают на него водой и притворяются, что заталкивают под воду. Наверное, не самая безопасная игра в пьяном виде и в темноте, но нет ни единого шанса, что кто-нибудь из них меня послушает.

— Я только что… — начинает Миранда, и я морщусь, замечая, что Эндрю тоже смотрит на меня так, словно у меня выросла вторая голова. — Ты только что поцеловала Зейда Кайзера?

— Я… понятия не имею, — шепчу я, но, конечно же, да. Я всё ещё чувствую кончик его языка, обжигающий, когда он скользнул по моему собственному. — Он пьян в стельку, — добавляю я, но Миранда всё ещё смотрит на меня так, будто я сошла с ума.

— Да, верно, — уклоняется она, пожимая худыми плечами. — Это неважно. Он так поступает со всеми, когда пьян в стельку. Однажды я видела, как он поцеловал Джона Ганнибала в губы после того, как выпил слишком много пива. Потом они подрались, и Тристану пришлось разнять их.

У меня немного сжимается сердце, но я отгоняю это чувство. Зейд поцеловал меня не потому, что у него есть ко мне какие-то чувства. Это просто то, что он делает, когда пьян. Очевидно. Я имею в виду, мы даже не ладим. Я даже не хотела его целовать.

Миранда, Эндрю и я берём газировку из холодильника рядом с парковкой и несём её на кладбище. Кто-то зажёг свечи, и у подножия одной из могил собралась группа людей. Тристан Вандербильт сидит на ней верхом с девушкой у себя на коленях, одной рукой обнимая её за талию, другой поглаживая её колено.

Он рассказывает какую-то историю о привидениях, его голос такой тихий, что я не могу разобрать слов. Мы избегаем их маленькой группы, в которую входят Харпер и Бекки, и бродим по остальной части кладбища, проводя пальцами по истёртым верхушкам надгробий, когда зачитываем имена и даты.

— Бу, — протягивает Крид, когда мы заходим за угол и обнаруживаем его сидящим с несколькими другими студентами с косяком в руке. Он даже не пытается скрыть это, когда я смотрю на него, подносит его к губам и делает затяжку. Его голубые глаза сужаются до щёлочек, когда он хмуро смотрит на меня, прежде чем переключить своё внимание на Миранду. — Ты ведь не влипла ни в какие неприятности? — спрашивает он, и она изумлённо смотрит на него.

— Спрашивает тот, у кого в одной руке пиво, а в другой косяк? Ты что, издеваешься надо мной? — Миранда выпячивает грудь, когда её брат подходит и встаёт рядом с ней, бросая взгляд сначала на Эндрю, а затем снова на меня. — Не читай мне нравоучений, Крид. Ты мой близнец, а не старший брат.

— Так это значит, что я не могу защищать тебя? — спрашивает он, всё ещё глядя на меня. — Почему ты вообще тусуешься с этой девушкой? Никому это не нравится. Если бы не я, ты бы совершила социальное самоубийство. — Он передаёт косяк Эндрю, и после секундного колебания тот берёт его, отходя от нас с Мирандой, чтобы сесть со своими друзьями. Он бросает на меня извиняющийся взгляд, но всё в порядке, я понимаю.

— Она хороший человек, в отличие от некоторых других людей в этой школе. — Миранда поворачивается, чтобы уйти, но Крид хватает её за руку. Когда она бросает взгляд через плечо, его лицо каменеет, но он отпускает её. — Держу пари, мама согласилась бы со мной. Если бы у неё был выбор, она бы в мгновение ока променяла Марни на тебя. — Уголки рта Крида приподнимаются в усмешке, но он ничего не говорит. — Твои новые друзья знают, что над тобой издевались, когда мы жили в Гренадин-Хайтс? Я думала, ты, по крайней мере, понимаешь какого это.

Мои глаза расширяются, когда Крид стискивает зубы, но затем Миранда хватает меня за руку и тащит прочь от их маленькой группы.

— Эндрю, грёбаный предатель, — ворчит она, когда мы направляемся к выходу. Я знаю, что не должна оглядываться, когда мы уходим, но я оглядываюсь, ловя на себе взгляд серых глаз Тристана. Он следит за мной, пока я иду, даже когда девушка оседлала его бедра, а его руки сжимают её задницу.

Мерзость.

В своей естественной стихии эти ребята ещё хуже, чем в школе.

Остаток ночи я стараюсь избегать их любой ценой. Миранда помогает, показывая мне, где найти дополнительные тыквы, ножи и свечи. Мы вырезаем фонарики, потягиваем яблочный сидр и едим миниатюрные шоколадные батончики из апельсиновой вазочки. Пока я держусь подальше от Идолов, всё в порядке.

Протягивая руку, я касаюсь того, что осталось от моих волос, и съёживаюсь.

Жаль, что это не работает в другие дни.

Если я хочу остаться здесь, мне придётся бороться за своё личное пространство.

Я просто надеюсь, что смогу выиграть эту битву.

На следующий день я беру пропуск за пределы кампуса, который дала мне мисс Фелтон, прошу одну из машин академии отвезти меня в город и покупаю коробку розово-золотистой краски для волос. Поскольку душ, который я приняла сегодня утром, смыл большую часть кроваво-красного цвета, он отлично схватывается, и, когда смотрюсь в зеркало, я понимаю… Мне действительно нравится.

«Получай, Бекки Платтер», — думаю я, выключая свет в ванной и направляясь в кабинет смешанной медиа, чтобы поиграть на педальной арфе. Держу пари, я единственная студентка, которая сегодня вечером играет на их инструменте.

И вот как всё будет с этого момента: я собираюсь сделать всё возможное для себя. Что бы ни делали или ни говорили другие, пусть всё слетает как с гуся вода.

Легче сказать, чем сделать, правда?

Пятница после Хэллоуина — это день, когда я по-настоящему дам отпор Бекки.

Месть может быть сладкой, особенно когда причиной её является только мой успех.

Прослушивание оркестра проводится после уроков в школьном театре. Приглашают всех желающих прийти и посмотреть. Там, в Лоуэр Бэнксе, никто бы этого не сделал. Ладно, может быть, один-два встревоженных родителя, лучший друг, желающий оказать поддержку, но по большей части это никого не волновало.

Здесь… всё не так.

Зал набит так плотно, что некоторые студенты стоят в задней части зала, наблюдая, как мистер Картер проходит через каждого студента в списке прослушиваний. Судя по номеру, приколотому к моей рубашке, я в самом конце, сразу после Бекки. Мы единственные две студентки в школе, претендующие на первое место в арфе. Это тоже хорошо, потому что здесь всего одно место.

Харпер здесь для поддержки, но она не участвует. Вместо этого она сосредоточена на хоре, довольная тем, что, по крайней мере, в каком-то отношении я буду у неё под каблуком. Петь в младшем хоре, чтобы получить зачёт в классе, и пробоваться в хоровую группу академии — это две совершенно разные вещи, но она довольна тем, что управляет ими обоими.

— Тристан начинает приходить в себя, — говорит она Бекки, пока я стою там, прислонившись к колонне, и наблюдаю, как миниатюрная брюнетка возится со своей флейтой. Она так нервничает, что у неё потеют руки, и она едва может держать инструмент. — Я сказала ему, что больше не буду спать с кем попало, и спросила, не хочет ли он сделать всё официально этим летом.

Бекки хихикает и поправляет номер, приколотый к её блузке.

— Ну, я не уверена, что закончила развлекаться с парнями, но, чтобы заполучить Тристана, я бы тоже это сделала. — Бекки замолкает, и две девушки бросают на меня взгляды, как будто только что поняли, что я стою здесь. — Обручиться с кем-то вроде него так рано и забронировать его, вероятно, хорошая идея.

Мой рот сжимается, но я не поворачиваюсь, чтобы посмотреть на них. Какое мне дело до того, что одна женщина-монстр хочет обручиться с другим мужчиной-монстром? Они могут нарожать маленьких детей-монстров и вместе продолжать терроризировать мир. Они заслуживают друг друга.

Мои губы подёргиваются, когда я думаю о Тристане, склоняющем Киару над раковиной. Харпер может заполучить своего жениха-мужчину-шлюху. И всё же… у меня скручивает живот, и моё хорошее настроение улетучивается.

В этой академии учатся невероятно талантливые студенты, и наблюдать за их игрой на сцене внушает благоговейный трепет. Настолько сильно, что вскоре я забываю этот странный укол ревности, мой разум блокирует постоянную болтовню двух девушек Идолов. Зейд находится в центре зала, сидя прямо рядом с мистером Картером. Он студент-помощник вместе с полудюжиной четверокурсников, которые все играют в продвинутом оркестре. Как этот придурок оказался на месте критика, выше моего понимания. Он рок-звезда, а не концертный пианист.

Я не думаю о том поцелуе. Держу пари, он всё равно был слишком пьян, чтобы что-то вспомнить.

Как только наступает очередь Бекки, она протискивается мимо меня, чуть не сбивая с ног. Я спускаю ей это с рук, стиснув зубы, и жду, пока она сядет играть. В толпе воцаряется тишина, потому что в этой академии нет ни одного студента — ни первокурсника, ни четверокурсника, — который не знал бы, что со мной творится.

Бекки вздыхает, перекидывает свои светлые волосы через плечо и одаривает толпу обаятельной улыбкой. Она начинает играть, и я узнаю, что это единственное произведение, когда-либо написанное Моцартом для арфы: концерт для флейты, арфы с оркестром. Это хороший выбор и один из моих личных фаворитов. Однако у Бекки просто не хватает навыков, чтобы справиться с ним, даже если её сопровождают друзья из ближайшего окружения.

Она хорошенькая, когда играет, её глаза полуприкрыты, эта её злая ухмылка на краткий миг стёрта начисто. Знание того, что она способна отгонять ненависть, заставляет меня любить арфу ещё больше. Выражение её лица ясное и открытое, как будто она не была дочерью сатаны. Что ж… Я бросаю взгляд на Харпер, которая проводит пальцами по своим длинным тёмным волосам и полностью игнорирует выступление своей подруги в пользу своего телефона. Может быть, Харпер — настоящая дочь сатаны, а Бекки просто её лучшая подруга.

Бекки заканчивает под бурные овации, кланяясь и краснея, прикладывая руку к груди. Когда она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, в её глазах вспыхивает тьма, и я стараюсь обходить её стороной, когда она проходит мимо. Я продвигаюсь по сцене под звуки неодобрительного свиста и шипения.

— Хорошо, хорошо, — кричит мистер Картер, вставая и поднимая ладони, пока не воцаряется тишина. — Следующий звук, который я услышу из чьих-либо уст, но не подбадривающий, и вы идёте вон. — Он снова садится и кивает, чтобы я продолжала. Улыбка озаряет моё лицо, и я сажусь.

Я выбрала более современную пьесу, на свой страх и риск, но она отзывается во мне, и мне нужно почувствовать эту радость — сидеть здесь и играть перед такой враждебной аудиторией. Мой взгляд блуждает по толпе и натыкается на изумрудный взгляд Зейда, сверкающий, когда он наклоняется вперёд и кладёт подбородок на сложенные руки. Тристана и Крида легко заметить, они сидят в противоположных концах зала. Их притяжение одинаково сильно, и я перевожу взгляд с одного на другого, прежде чем снова сфокусироваться на арфе «Lyon & Healy», стоящей передо мной. Это прекрасный инструмент, который стоит больше, чем дом моего отца… э-э, железнодорожный вагон, если быть точнее.

Закрыв глаза, я сосредотачиваюсь и делаю глубокий вдох.

Мои пальцы начинают двигаться, играя «Хау Хилл» Патрика Хейза, написанную для королевской арфистки Клэр Джонс. Мелодия начинается красиво и легко, как солнечный свет сквозь облака, и я делаю всё возможное, чтобы передать это чувство в своей игре, на моих губах появляется улыбка. Педальные арфы — это не шутка, один из самых дорогих инструментов в мире. Чтобы арендовать даже самую дерьмовую арфу, папе приходилось подрабатывать на второй работе. Он привёл меня сюда, на это место, и даже если я расстроена из-за родительской недели, я люблю его до безумия.

Это тоже я пытаюсь вложить в свою музыку, чувствуя вибрации на своей коже, как будто я купаюсь в этом звуке. Песня замедляется, останавливается и возвращается к жизни, оптимистичная мелодия напоминает о дожде тёплым летним днём, питающем иссушенную землю. Я отдаюсь этому чувству, на мгновение забывая, где я нахожусь, и кто за мной наблюдает.

Песня заканчивается небольшим росчерком, который затухает, смягчается и прощается лёгким поцелуем.

Выдыхая, я опускаю руки по швам и смотрю на аудиторию.

У Зейда отвисла челюсть, и прежде чем я успеваю встать, он вскакивает на ноги и хлопает. Я немного… шокирован, если не сказать больше. Он был со мной так груб, а теперь так активно хлопает? Мистер Картер тоже встаёт, и затем все остальные следуют его примеру.

Тристан не хлопает, и Крид тоже, но они наблюдают за мной с определённым уровнем одобрения, который невозможно скрыть. Мои щёки вспыхивают, и я отвешиваю лёгкий поклон, прежде чем поспешно покинуть сцену.

Позже тем же вечером, когда результаты будут опубликованы в Интернете… Я занимаю единственное место.