Подлые Богатенькие Парни

Глава 11

Раздаётся стук в мою дверь, сильный и ранний, и я со стоном скатываюсь с кровати и иду открывать. Как только я открываю замок, дверь распахивается, и там меня ждёт Зейд, прислонившись одной рукой к дверному косяку. Он одет в рваную чёрную майку с молнией, пришитой по диагонали сбоку. В паре с белыми узкими джинсами и ботинками он выглядит как панк-рокер 90-х, но в хорошем смысле этого слова.

— Доброе утро, Работяжка, — говорит он, насвистывая, когда входит в мою квартиру и оглядывается по сторонам. — Не ожидал, что Бордель будет выглядеть так мило.

— Бордель? — спрашиваю я, протирая заспанные глаза. Я слишком устала, чтобы злиться из-за этого. Слишком устала, чтобы беспокоиться о Зейде, расхаживающем по моей комнате. Он протягивает руку и прикасается к кристаллам на люстре, позволяя им звякнуть друг о друга с мягким позвякивающим звуком. — Серьёзно?

— Это то, как все называют твоё общежитие, — говорит он, пожимая плечами, как будто в этом нет ничего особенного. — Ты готова или как?

— Готова? — спрашиваю я, проверяя свой телефон. Пришло сообщение от Зака: «Дай мне знать, что ты добралась домой, хорошо? Я беспокоюсь за тебя из-за Тристана Вандербильта». Упс. Прошлой ночью я так устала, что забыла проверить свой телефон. Плюхнувшись на край своей кровати, я отправляю быстрый ответ, чтобы сообщить ему, что со мной всё в порядке. — Сейчас семь тридцать утра.

— Дорога до казино долгая, — говорит Зейд, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня. Я не отрываю глаз от своего телефона, но чувствую, как его взгляд прожигает меня, словно огонь. Когда я обращаю своё внимание на его лицо, я вижу, что он изучает мои ноги, и с удивлением понимаю, что на мне нет ничего, кроме трусиков и майки.

— Господи Иисусе, — выпаливаю я, когда Зейд смеётся, звук следует за мной в ванную, когда я захлопываю дверь и натягиваю джинсы, оставшиеся там со вчерашнего вечера. Когда я снова открываю дверь, он всё ещё воет от смеха. — Сколько времени займёт поездка? — спрашиваю я, надеясь отвлечь его. Это почти срабатывает, но я замечаю, что его взгляд всё ещё задерживается на моих обтянутых джинсами ногах.

— Не знаю. Никогда раньше там не был. — Он достаёт свой телефон, смотрит на экран, а затем набирает текст большим пальцем, прежде чем снова поднять взгляд. Просматривая другие свои сообщения, я чувствую острую боль в груди при виде одного из них от моего отца. «Мне действительно жаль, милая. Пожалуйста, позвони мне». Мой гнев давно утих, и, хотя его слова звучат у меня в голове — «ты слишком легко прощаешь», — я решаю позвонить ему сегодня, узнать, как проходит его выступление за городом.

— Ты уверен, что всё будет в порядке, если на пороге казино появится куча детей? Я имею в виду, что для нас незаконно даже ступать туда, верно? — Зейд приподнимает свои тёмные брови, глядя на меня, проводя татуированной левой ладонью по своей правой руке, покрытой такими же узорами. На его коже так много переплетённых рисунков, что трудно разобрать их, не подойдя немного ближе. Но мне комфортно в другом конце комнаты от него, большое вам спасибо.

— Казино не работает уже, наверное, кучу лет. — Он снова пожимает плечами, и у меня по спине пробегают мурашки. — Но там всё готово для игр. — Он одаривает меня ухмылкой, и я представляю, как легко ему, должно быть, завоёвывать расположение толпы. Примечание для себя: позже посмотреть несколько видео с Зейдом Кайзером. На самом деле я никогда не слушала и не видела ничего из его работ. — У них даже есть гоночный трек.

— Как для гоночных машин?

— Нет же, дурочка, для скачек с борзыми. — Он закатывает свои зелёные глаза, и я хмурюсь. — Да, конечно, для машин.

— Зачем казино гоночный трек? — спрашиваю я, и Зейд стонет, протягивая руку, чтобы закрутить свои намазанные гелем волосы в колючки.

— Серьёзно, ты задаёшь много глупых вопросов. Одевайся, и пошли.

— Я не собираюсь часами ехать на коленях у Крида. — Я тоже серьёзно отношусь к этому. Мне всё равно, даже если на кону целый месяц свободы. Этого не произойдёт. Всего тех нескольких скудных минут было достаточно, чтобы… смутиться.

— Ага, тогда не беспокойся, потому что я тебя отвезу. — Зейд подходит к шкафу в углу и распахивает дверцы. Мой рот приоткрывается, шокированный его дерзким поведением, но он не смотрит на меня. Вместо этого он швыряет на кровать Маноло Бланик которые мне подарила Миранда. Он добавляет чёрное платье к стопке, а затем идёт к ящику с моим нижним бельём.

— Эй! — кричу я, вскакивая с кровати и подбегая к нему. Я пытаюсь оттащить его назад, но это всё равно что тянуть булыжник. — Руки прочь, придурок. — Зейд теребит пару красных кружевных трусиков, которые я надевала на Хэллоуин. Это единственная хорошая пара, которая у меня есть, и я получила их в подарок от мамы в последнюю минуту. Да. Именно такие подарки дарит мне моя мама: облегающие платья, туфли на высоких каблуках и кружевное бельё. Почти уверена, что её точными словами были: «найди себе богатого, Марни, ты порадуешься, что последовала моему совету. Посмотри, чем это для меня обернулось!»

Часть меня задаётся вопросом, ненавижу ли я её, но потом я чувствую вину за то, что даже думаю о таком, и прогоняю эту мысль.

— Надень это, — продолжает Зейд, добавляя к комплекту соответствующий красный бюстгальтер. — Ты будешь выглядеть чертовски классно.

— Ага. А потом вы все назовёте меня Работяжкой и скажете, чтобы я трахнула вас, а потом уползла обратно в мой бордель. Извини, но этого не произойдёт. — Я протягиваю руку, чтобы взять футболку из стопки, моя грудь прижимается к его спине. Зейд напрягается и переводит взгляд на меня, но я уже краснею и отстраняюсь, сжимая в руке белую футболку. Высоко на лицевой стороне написано Нижние Банки Хайт, и, честно говоря, это, наверное, самая уродливая вещь, которая у меня есть. Я всегда носила её только как пижамный топ.

— Ты хочешь вместо этого надеть что-то вроде ерунды «Добрая воля»? Чем это лучше? — хмурое выражение, появляющееся на его лице, приводит меня в бешенство, и я протискиваюсь мимо него, чтобы получить доступ к ящику в нижней части шкафа, вытаскивая пару потрёпанных черных джинсов, потёртый кожаный ремень, доставшийся мне в наследство от отца, и пару кроссовок.

— Сейчас вернусь, — весело говорю я, хватая красный лифчик и трусики, когда он не смотрит. Я не собираюсь снова протискиваться мимо него, чтобы взять другой набор. Проскользнув в ванную, я переодеваюсь в свой новый наряд, понимая, когда натягиваю рубашку через голову, что она буквально покрыта дырами. Сквозь них просвечивает мой красный лифчик, и я вздыхаю.

Когда я открываю дверь, чтобы взять новую рубашку, Зейд ждёт меня, прислонившись к стене рядом с кухней. Он окидывает меня порочно-медленным взглядом, проводит языком по нижней губе и поворачивает одно из своих колец.

— Я подумал, что в этом ты будешь выглядеть как благотворительница, но на самом деле это довольно горячо. — Он делает шаг вперёд и касается пальцем одной из дырок у меня на плече. Я отвожу его руку, но это только заставляет его ухмыльнуться. — Ну, привет… — мурлычет он, переводя взгляд с моей груди на лицо. — Мы сейчас совсем одни, вся школа предоставлена только нам.

— И что? — мой голос звучит немного более дрожаще, чем я намеревалась. Здорово. У меня нет проблем с противостоянием этим придуркам, когда они жестоки, но, когда они начинают флиртовать, к гневу примешивается другой накал страстей.

— Итак… — Зейд проводит пальцем по моему плечу, а затем щекочет кончиками пальцев мою шею сзади, заставляя меня дрожать от удовольствия. Приятно, когда к тебе прикасаются, даже те, кого я ненавижу так сильно, как этого мудака. — Мы могли бы окрестить школу, провести время в каждой комнате. Ты знаешь, я никогда не трахался в часовне. Ты могла бы стать первой.

Отвращение смешивается во мне с похотью, и я отталкиваю руку Зейда. Он прищуривает свои зелёные глаза, глядя на меня, но всё ещё улыбается. Это заразительная улыбка, совсем не похожая на жестокий изгиб губ Тристана, но я знаю, что она больше не искренняя. Зейд — музыкант. Он зарабатывает на жизнь тем, что завораживает людей. Честно говоря, я бы лучше поддалась Криду.

— Я не буду с тобой спать, — произношу я ему, и на этот раз мой голос совсем не дрожит.

Зейд хмуро смотрит на меня и протягивает руку, чтобы поиграть со своими волосами. Я замечаю татуировку на тыльной стороне его левой руки — стилизованную синюю птицу над черно-белой гитарой. Кольца на его пальцах сверкают в свете люстры, и на секунду я не могу не подумать о том, как он красив. Потом, конечно, он открывает рот.

— Тогда с кем ты спишь? Эндрю? Потому что Крид и Тристан, возможно, и увлеклись бы девственницей, но мне трудно в это поверить. Для такой девушки, как ты, из Лоуэр Бэнкса, это просто невозможно.

— Это потому что все, кто беден, автоматически неразборчивы в связях? — спрашиваю я, стараясь не думать о своей маме. Она исключение, а не правило. — И даже если бы это было так, это не твоё дело, и это не имеет никакого отношения к характеру человека. Посмотри на себя, Тристана и Крида, спящих с кем попало. И это не то, что делает вас плохими людьми. Есть множество других качеств, но сейчас не об этом.

— Посмотри-ка, ты умеешь постоять за себя. Держу пари, твой пьяный папочка был бы очень горд. — Зейд отходит от меня, прежде чем я успеваю сообразить, как реагировать, и вытаскивает пачку сигарет из кармана.

— По крайней мере, мой папа появился, — шепчу я, и как только слова слетают с моих губ, я сожалею о них. Это нормально — защищаться, но я никогда не хочу заставлять кого-то чувствовать себя так, как я чувствовала себя в младших классах. Никто не заслуживает того, чтобы чувствовать себя так низко. Челюсти Зейда сжимаются, а ноздри раздуваются, но затем он ухмыляется и закуривает сигарету резкими, отрывистыми движениями.

— Неплохо, Черити. Думаю, даже такие девушки, как ты, время от времени могут придумать остроумный ответ. — Он курит свою сигарету и смотрит на меня, всё ещё хмурясь. — Если ты закончила валять дурака, нам пора. Мне не нравится опаздывать на клубную хрень.

— Мне жаль, что я сказала про отца, — говорю я вместо этого, и он замолкает, как будто я только что дала ему пощёчину. Зейд отворачивается и пинком распахивает дверь в моё жилище, выходя в коридор. Я могу только молиться, чтобы здесь не было достаточного запаха от сигарет, чтобы меня поймали. Это было бы просто моей удачей. — И вообще, что такое, этот ваш Клуб бесконечности? — спрашиваю я, придерживая дверь открытой и надевая кроссовки.

Зейд стоит ко мне спиной, но в его голосе слышатся стальные нотки, когда он оглядывается через плечо.

— Ты у нас в гостях, Марни Рид. Не облажайся.

— Первое правило Клуба Бесконечности — не говорить о Клубе Бесконечности? — я шучу, но Зейд не смеётся. Вместо этого он направляется по коридору, оставляя за собой шлейф сигаретного дыма. Вздохнув, я следую за ним, идя по той же тропинке, что и вчера, к гравийной парковке.

Там есть спортивное купе малинового цвета с темными колёсными дисками и тонированными стёклами.

— «Мазерати ГранТуризмо», — говорит Зейд, неуверенно указывая в сторону машины. — Я позаимствовал её у Шелдона Барнса. — Он докуривает свою сигарету, а затем просто выбрасывает окурок, как будто ожидает, что кто-то другой уберёт за ним. Держу пари, что большую часть — если не всю — его жизни люди так и делали. — Ему разрешено иметь машину в кампусе, потому что ему восемнадцать, а его бабушка типа больна или что-то в этом роде, и она живёт всего в пятнадцати минутах езды отсюда. Он может приезжать и уезжать, когда ему заблагорассудится.

— Ну, для бабушки… — я начинаю, но Зейд уже ухмыляется мне через плечо, волосы цвета морской волны падают ему на лицо. Он протягивает руку и скручивает их в покрытый гелем шип.

— На самом деле он никогда не навещает эту старую летучую мышь. В любом случае, дома у неё под рукой целый сестринский персонал. Он просто использует её как предлог, чтобы подцепить проституток в городе. — Мои брови взлетают вверх, но я не могу решить, действительно ли Зейд имеет в виду, что этот Шелдон платит проституткам за секс, или он снова ведёт себя как осуждающий, стыдящий шлюх, придурок.

— Хорошая машина, — увиливаю я вместо этого, и Зейд взрывается смехом.

— Ты могла бы купить сотню таких по цене того Феррари Спайдер. — Зейд открывает дверь со стороны водителя и забирается внутрь. Я замечаю, что он не потрудился открыть мне дверь. Не то чтобы я ожидала от него этого, но всё же.

Внутри пахнет новой машиной, смесью кожи и масла, от которой у меня покалывает в носу. К приборной панели приклеен оторванный клочок бумаги со следами губной помады и номером телефона, но на самом деле это единственный признак того, что кто-то когда-либо раньше пользовался этим автомобилем. Здесь нет ни старых кофейных стаканчиков, ни обёрток от фастфуда, ни грязных пятен от ботинок, как в грузовике моего отца.

Зейд заводит машину, а затем включает стереосистему, извергая поток рок-музыки своей собственной группы. Его хрипловатый голос слишком узнаваем. Когда он выезжает со стоянки, я достаю телефон из кармана и тайком ищу Зейда Кайзера.

Он появляется сразу же, с более чем десятью миллионами результатов поиска. Зейд Кайзер, солист американской группы «Afterglow», современной рок-группы с несколькими хитами номер один. Их последний летний тур имел огромный успех, появляясь в заголовках «Indecency». Также в списке были такие группы, как «Amatory Riot», «Beauty in Lies», «Caged Impulse» и «Pistols and Violets».

— Если хочешь что-то узнать обо мне, ты можешь просто спросить, — говорит Зейд, слегка приглушая музыку. На правой руке у него резиновые браслеты, и я замечаю, что названия групп, перечисленных в списке участников тура, совпадают. Интересно. Жаль, что я не очень слежу за популярной музыкой. Вместо этого я как тот чудак в углу, слушающий малоизвестные пьесы Карлоса Сальседо.

— Мой папа слушает некоторые песни твоего отца, — начинаю я, — но лично я провожу большую часть своего времени, слушая классическую музыку. Честно говоря — и не пойми меня неправильно — я понятия не имею, кто ты такой, кроме какого-то придурка, который ходит в мою школу.

— Какой-то придурок, да? — спрашивает Зейд, но, похоже, ему немного приятно это чувство. — Я четвёртое поколение в моей семье, у которого есть хит номер один. Мой личный капитал больше, чем семейный капитал некоторых из этих других засранцев. Я играю на четырёх разных инструментах, а мой менеджер трахается с заместителем директора.

Я моргаю, глядя на него, а затем приподнимаю бровь.

— Это мало, что говорит мне о тебе как о личности. Я имею в виду, есть ли у тебя какие-нибудь увлечения, кроме музыки и издевательств? — Зейд ухмыляется мне, его зелёные глаза сверкают, но он не отрывает своего внимания от дороги. Это тоже хорошо, потому что теперь, когда мы выехали за ворота академии, он разгоняется почти до ста миль в час (прим. — 161 км).

— Мне нравятся быстрые машины, красивые девушки и порочные чернила. Что ещё здесь нужно знать?

— Ты когда-нибудь садился и просто погружался в хорошую книгу? Ты чрезмерно эмоциональный или подавляешь свои чувства? Чего ты больше всего боишься и чему больше всего радуешься? — теперь Зейд действительно смотрит на меня, широко раскрыв глаза и приподняв брови. Он смотрит на меня так, словно я какое-то инопланетное существо.

— Что, чёрт возьми, с тобой не так? — спрашивает он, качая головой и поворачиваясь обратно к дороге. — Ты реально чертовски странная, ты же знаешь это? Большинство девушек либо попытались бы отсосать мне, либо проклинали бы меня прямо сейчас. Ты позволяешь нам издеваться над тобой, но ты едва сопротивляешься, ровно настолько, чтобы остаться на ногах. И всё же, ты могла бы уже трахнуть нас всех троих, если бы захотела. Так почему ты этого не сделала?

«Я могла бы переспать с ними?» — думаю я, а потом, хоть единственный человек, с которым я сейчас говорю — это я сама, добавляю: — Не то чтобы меня это волновало, потому что я определённо этого не хочу. Определённо нет. Ни за что».

— Тебе серьёзно нужно про это спрашивать? — я прислоняюсь спиной к двери и оглядываю Зейда. — Потому что, может быть, я не хочу заниматься сексом с парнями, которые обращаются со мной как с дерьмом. Тебя это как-то удивляет?

— Честно говоря, да, отчасти так оно и есть. Раньше ни одна девушка не говорила мне «нет», особенно когда я открыто предлагал себя. Большинство девушек из Бёрберри пускают слюни и вешаются на меня.

— Ну это их прерогатива, — говорю я, выдыхая и закрывая глаза. — Каждый ищет что-то своё.

— Что же ты ищешь, Работяжка? Романтику? Привязанность? Любовь?

— Хорошее образование, многообещающая карьера и возможность играть на арфе перед аудиторией. Вот и всё. — Я снова открываю глаза, но Зейд, похоже, не слушает. Вместо того, чтобы ответить мне, он просто делает музыку громче и подпевает тексту, идеально гармонируя со своим собственным голосом. Судя по всему, он не пользуется автотюном.

Купаюсь в лучах славы своих последователей, купаюсь в крови своих врагов, тону в волнах собственной лжи. Вот что это значит, вот как это ощущается, вот каково это — быть мной.

Я слушаю, как Зейд поёт свои собственные тексты, и мне интересно, правда ли что-нибудь из них.

Если это так, то мне его действительно жаль.

За деньги нельзя купить всё.

Должно быть, я устала, потому что в конце концов засыпаю по дороге и просыпаюсь в пустой машине. Зейда нигде не видно, и я остаюсь в недоумении, куда, чёрт возьми, я должна идти. Здание передо мной совершенно очевидно заброшено, окна и двери заколочены досками, дорожки заросли кустарником.

Стук в окно пугает меня, и я вскрикиваю, оборачиваясь, чтобы увидеть Зака, ожидающего меня с нахмуренными бровями. Я открываю дверь, и он помогает мне выйти, его рука прохладная и сухая касается моей.

— Мне стало интересно, где ты была, когда Кайзер пришёл на вечеринку без тебя. — Зак проводит пальцами по своим шоколадным волосам и вздыхает. — Я всё ещё не понимаю, почему ты тусуешься с этими парнями.

— Знаешь, меня также предупреждали держаться от тебя подальше, — говорю я ему и наблюдаю, как темнеют его глаза. — И ты предостерегаешь меня держаться от них подальше. Честно говоря, я склонна держаться от всех вас подальше.

— Зачем ты пришла сюда, Марни? Ты не член клуба и никогда им не будешь. — Мой рот сжимается, а ноздри раздуваются. Если мне придётся выслушивать, как Зак отчитывает меня за то, что я бедная, то сегодня вечером я сорвусь из-за этого дерьма.

— Тристан сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться, — отвечаю я, прикусывая нижнюю губу и глядя на многоуровневое казино. Название на вывеске трудно прочесть, но я почти уверена, что когда-то это было заведение коренных американцев. Это объяснило бы удалённое местоположение. Я думаю, что здесь, возможно, была одна из резерваций (прим. — территория, отведённая для поселения (в прошлом насильственного) остатков коренного населения). Мою кожу покалывает, и я чувствую себя неуважительно из-за того, что вообще стою здесь. Очевидно, что казино закрыто. Может быть, они предпочли бы, чтобы надоедливые белые люди не рыскали по всей их земле?

— Что он тебе предложил? — спрашивает Зак, засовывая руки в карманы своей куртки своей студенческой команды. Она голубая с золотом, и я полагаю, что это, должно быть, цвета Подготовительной Академии Ковентри. Академия Бёрберри — это всё о красном и чёрном, хотя спортсмены определённо не правят нашей школой: это делают деньги.

— Месяц, когда никто не беспокоил бы меня по поводу моего статуса стипендиата — или чего-либо ещё, если уж на то пошло. — Я бросаю на него взгляд, но он, как всегда, непроницаем. — Он хочет сыграть со мной в покер. Ты же знаешь, что я могу надрать ему задницу. — Едва Заметное подобие улыбки касается губ Зака, прежде чем снова исчезнуть.

— Просто будь осторожна с этими парнями. Они Идолы не просто так. Они требуют жертвоприношений. — Он начинает спускаться по тропинке, не потрудившись объяснить этот загадочный маленький кусочек информации. Вздохнув, я иду следом, обходя дом сзади, где развешаны белые гирлянды, расставлены бочонки и люди уже танцуют. Сзади тоже выстроилась стайка великолепных спортивных автомобилей, на капотах которых развалились девушки или целуются с парнями внутри.

Зак ведёт меня через заднюю дверь мимо прилавков с тёмными экранами, за которыми посетители обычно выпивали и играли в игровые автоматы. Некоторые аппараты, подключённые к сети, ярко светятся, и хриплый смех наполняет комнату, когда студенты дёргают за ручки и наблюдают, как загораются экраны.

— Полагаю, на самом деле они не выдают денег? — Зак качает головой в ответ на мой вопрос.

— Любые сделанные ставки являются частными. Машина просто делает всё это рандомным. — Он показывает мне на помещение, огороженное наполовину стеной. Похоже, раньше здесь был ресторан или что-то в этом роде. Растения, обрамляющие его и свисающие с потолка, все искусственные, поэтому он выглядит странно современным, даже среди странного городского упадка остального помещения.

Тристан, Крид и Зейд сидят за столом с тремя девушками, все они топлесс.

Я морщу нос, когда девушки хихикают и притворяются, что не знают, что делать со своими картами. Либо так, либо они действительно понятия не имеют, как играть в покер.

— Покер на раздевание, — объясняет мне Зейд, ослепительно улыбаясь. — Тебе следует поучаствовать с нами, Работяжка.

— Нет, спасибо. — Я скрещиваю руки на груди. — Если бы я сыграла с вами в покер на раздевание, я бы выиграла, а потом была бы вынужден пялиться на вас троих голыми. Извини, мне это неинтересно.

— Ты стала слишком храброй, — протягивает Крид, выглядя так, словно он наполовину засыпает от скуки. Даже три девушки с обнажённой грудью не привлекли его внимания. Нет, единственный раз, когда я видела его живым — это когда он уничтожал того парня с Вышки. — Мы были слишком ленивы, показывая тебе твоё место, не так ли? — Тристан и Зейд бросают на него пару загадочных взглядов, на которые он не утруждает себя ответом. — Вы трое, вставайте. Мы здесь закончили.

Все девушки таращатся друг на друга, хватают свои рубашки и бросают на меня мрачные взгляды, как будто это я виновата, что игра окончена.

— Полагаю, ты сможешь развлечь их всех четверых, — начинает она, тыча большим пальцем в сторону Тристана, Зейда, Крида и Зака, — в одиночку. Неудивительно, что тебя называют Работяжкой. — Рыжеволосая отталкивает меня с дороги бедром, и я стискиваю зубы. По правде говоря, мне её жаль. Должно быть, это ужасно — всё время быть такой злой.

— Присаживайся, Черити, чтобы я мог размазать твою задницу по полу. — Тристан тасует карты, а затем раздаёт новую комбинацию, делая паузу, когда смотрит на Зака. — Какого хрена тебе нужно? Я не помню, чтобы приглашал тебя.

Они так долго смотрят друг на друга, что Крид на самом деле закатывает глаза, и на его скучающем, величественном лице появляются первые признаки жизни. Длинными, элегантными пальцами он откидывает со лба прядь своих белокурых волос. Жаль, что Миранды здесь нет, но поскольку она в поездке, спонсируемой академией, телефоны запрещены. Я даже не могу написать ей.

— Позволь ему сыграть, Тристан. Кого он волнует? Я не боюсь этого засранца.

— Не возражаешь, если я тоже заскочу? — спрашивает Эндрю, подходя со стороны игровых автоматов. На нём форма академии, а его каштановые волосы гладкие и блестящие. Он улыбается мне, и я улыбаюсь ему в ответ. Тристан, с другой стороны, совершенно застывает, и его глаза превращаются в серебристые щёлочки.

— Как скажешь. — Крид рассеянно указывает на три пустых стула, оставленных девушками, а затем переводит свои голубые глаза на меня.

— Вы понимаете, что, играя здесь, вы обязуетесь соблюдать правила Клуба Бесконечности?

— Я даже не знаю, что это за клуб такой, — отвечаю я, сажусь и притворяюсь, что не замечаю, как Крид и Тристан изучают мой наряд. Они кажутся… озадаченными. Как будто они никогда раньше не видели девушку в потрёпанной футболке и старых джинсах.

Тристан швыряет в меня чем-то, и это попадает мне в грудь, прежде чем упасть на пол. Он едва поднимает глаза, деля фишки. Я прищуриваюсь, глядя на него, когда беру то, что он швырнул и нахожу дебетовую карту с моим именем на ней. Вокруг неё обёрнуто бумажное заявление, которое соскользнуло, так что я хватаю и его тоже.

Мои глаза вылезают из орбит, когда я смотрю на строку баланса.

— Сорок тысяч долларов?! — я задыхаюсь, поднимая глаза на Тристана. — Как… не стоит… — я улучаю момент, чтобы прочистить горло, когда Зейд смеётся надо мной очень издевательским тоном. Сделав глубокий вдох, я успокаиваюсь и собираюсь с мыслями. — Ты дал мне бай-ин, так что мы должны разделить прибыль, верно?

— Оставь всё себе. Это не стоит моего времени, — говорит Тристан, и я не думаю, что он каким-либо образом пытается быть милым. Ему просто в буквальном смысле всё равно.

— В любом случае, как вы получили всю мою информацию, чтобы открыть счёт? — спрашиваю я, переводя взгляд на Крида. Он просто смотрит на меня в ответ из-под полуприкрытых век.

— У моей мамы есть вся твоя информация о стипендии. Она связалась с твоим отцом, и он согласился предоставить тебе собственный счёт.

Эндрю занимает место слева от меня, в то время как Зак садится справа, а я просто смотрю на листок со слезами на глазах. «Не дай слезам скатиться» — думаю я. «Если ты позволишь этим парням увидеть хоть малейшую слабость, они сразу атакуют». Скомкав бумажку, я засовываю её вместе с дебетовой картой в карман джинсов. Позже я снова лягу в постель и буду фантазировать о сорока тысячах. Но не прямо сейчас.

— Так ты собираешься рассказать мне что-нибудь о клубе Бесконечность? Или просто будем думать, что я итак понимаю все правила?

— Как только ты заключаешь пари, — говорит Зак, снимая куртку и бросая на меня взгляд, — ты обязана это выполнить. Что бы ты ни пообещала, ты обязана это выполнить. В противном случае ты потеряешь своё место в клубе и подвергнешься самосуду.

— Как Деррик? — спрашиваю я, и Крид напрягается, в то время как Тристан пожимает плечами.

— Кто? — спрашивает он, и когда поднимает на меня свой холодный взгляд, я на самом деле задаюсь вопросом, не забыл ли он уже. — Никогда не ставь на то, чего ты не можешь выполнить, Черити. — Я хмурюсь, когда он откидывается назад и кивает подбородком в сторону группы. — Если она победит, то получит иммунитет на целый месяц. Никаких дерьмовых разговоров, никаких розыгрышей, никаких стрижек. — Губы Тристана изгибаются в лёгкой властной улыбке. — Разве это не так, Черити?

— А если выиграешь ты? — спрашиваю я, глядя ему в глаза и внезапно обнаруживая, что мне трудно дышать. Он не должен быть таким красивым, таким резным и изваянным, таким уверенным в себе. Невозможно отвести взгляд. — Чего ты хочешь?

— Если я выиграю этот раунд, я хочу личного одолжения от каждого из вас.

— Это… слишком расплывчато, — уклоняюсь я, чувствуя, как моё сердце бешено колотится в груди.

— Ничего предосудительного или изменяющего жизнь. Что-нибудь простое, что ты сделала бы для друга. — Судя по тому, как Тристан произносит последнее слово, я не совсем уверена, что он знает, что такое друг.

— Например… забрать одежду из химчистки? — спрашиваю я, и почти уверена, что каждый парень за этим столиком смотрит на меня как на идиотку.

— Например, сказать Криду, чтобы он отвалил от Харпер. Этот флирт начинает раздражать. — Тристан многозначительно смотрит на Крида, но тот отмахивается от него. Это второй раз, когда я слышу, как эти парни предъявляют претензии на девушек, как будто они действительно имеют на это право. Это беспокоит меня.

— Отлично. Но если ты выиграешь и поимеешь нас этими услугами, я уничтожу тебя. — Крид бросает взгляд на Эндрю, и между ним и Тристаном возникает заметная напряжённость. — А ты?

— Я тоже сыграю на неприкосновенность Марни, — говорит он, и я поворачиваюсь, чтобы удивлённо посмотреть на него. Он улыбается и пожимает плечами, как будто в этом нет ничего особенного.

— Сомнительно, что я выиграю, но я, по крайней мере, здесь, чтобы попытаться и поддержать тебя.

— Что за дерьмо, — бормочет Тристан, убирая с лица волосы цвета воронова крыла и очень медленно проводя языком по нижней губе. Его серые глаза находят Зака. — А как насчёт тебя? Ты тоже играешь за Марни?

Зак пристально смотрит на него в ответ, а затем скрещивает свои массивные руки на груди.

Тристан хмурится и поворачивается к Зейду.

— Я хочу получить ключи от Паука (прим. spider — вид спортивной машины) твоего отца до конца недели, без лишних вопросов. — На лице Зейда появляется многозначительная ухмылка. — У меня есть планы.

— Отлично. Крид? — Тристан поворачивается к своему другу, и я наблюдаю, как его голубые глаза скользят по мне.

— Я хочу узнать, с кем трахается моя сестра.

— Что? — спрашиваю я, и это слово просто непроизвольно слетает с моих губ. Мои щёки краснеют, потому что даже если бы у меня была эта информация, я бы не стала ему её сообщать. — С чего ты взял, что она с кем-то спит?

— Ну, для начала фотографии обнажений, которые были у Деррика, — протягивает Крид, махая мне рукой. — Ты её единственная подруга. Наверняка она тебе что-нибудь рассказала. — Он смотрит на меня сверху вниз, как будто, если он посмотрит достаточно пристально, может быть, я выложу правду на покерный стол. Я просто смотрю на него в ответ.

— Я не пойду на эту сделку. Миранда доверяет мне. — Крид сжимает челюсти, твёрдость на его лице так резко контрастирует с его обычной апатичной натурой. — Я не буду играть, если это то, чего ты хочешь.

— Однажды ночью она рыдала, пока не уснула, — возражает он, прищурив на меня голубые глаза. — И она не рассказывает мне, что случилось. — Моё сердце замирает на мгновение, и я ловлю себя на том, что посасываю нижнюю губу. Я знаю, что он играет со мной, но я также чертовски уверена, что он говорит правду. Единственное, о чём Крид, похоже, действительно заботится, — это о своём близнеце. — Ей не обязательно знать, что информация исходит от тебя.

— Хорошо, — выдыхаю я, но я уже решила, что, как только мы закончим здесь, я напишу Миранде и расскажу ей об этом. Крид просил информацию; но он не говорил, что я не могу сказать Миранде, что он охотится за ней. Кроме того, секреты порождают недоверие. Без них не осталось бы никаких скелетов, которые можно было бы вытащить из пресловутого шкафа.

— Договорились — если выиграешь.

— Мы закончили с этой болтовнёй? — спрашивает Тристан, когда вокруг нас образуется небольшая толпа людей, которым любопытно посмотреть, что задумали Идолы. Все девочки разъехались по разным семейным делам, но я не могу не задаться вопросом, не являются ли они тоже частью Клуба Бесконечности. Может быть, все Голубокровные в нём? В любом случае, я всё ещё не совсем уверена, что это за клуб, но это не имеет значения. Я здесь по одной причине, и только по одной: выиграть этот месяц свободы. И, может быть, ещё немного уважения? — Потому что, если вы, придурки, хотите посплетничать, вы можете сделать это где-нибудь в другом месте. Сегодня вечером у меня назначена встреча с Эбони Питерсон.

— Разве она не встречается с Джаленом? — спрашивает Крид с беззаботной ухмылкой на лице.

— И что? — таков ответ Тристана. Мои щёки краснеют, когда он раздаёт новую комбинацию и жестом приглашает начать игру. Мы по-прежнему используем фишки для ставок, но всё это просто шоу. На карту поставлены не деньги, а только личная выгода.

Всё происходит почти так же, как и раньше, Зейд быстро сдаётся, Эндрю следует его примеру, а Зак, Тристан и Крид следят за каждым моим движением. В конце концов, все они сдаются, и я последняя, кто остаётся в игре.

С ухмылкой я переворачиваю свои карты и бросаю их на стол.

Мои карты — чушь собачья.

— У тебя совершенно непроницаемое лицо (прим. игра слов — poker face — покерное лицо, нельзя понять волнение или мухлёж), — говорит Эндрю с улыбкой, кладя руку мне на колено. Моя ухмылка превращается в гримасу удивления, и его щёки пылают. Он отдёргивает руку, как будто не совсем понимает, что делает. Наши глаза встречаются, и он одаривает меня той самой обаятельной улыбкой, которую я увидела в свой первый день здесь. Эндрю Пейсон был первым человеком, который был добр ко мне, и он до сих пор не прекращает. — Могу я подвезти тебя обратно в академию? По дороге есть закусочная Двадцать четыре.

— Серьёзно, Пейсон? — Зейд сплёвывает, наклоняясь и кладя руки на стол. Казалось, его не волновал фолд (прим. — проигрыш), но сейчас он выглядит взбешённым. — Я привёл её сюда сегодня вечером. Она моя. Ты знаешь правила.

— Я — что? — спрашиваю я, и Зак застывает рядом со мной. — Я тебе даже не нравлюсь.

— Когда Идол приводит девушку на вечеринку, она под запретом. Все это знают, даже грёбаные Плебеи. Тебе нравится быть в Кругу, Эндрю? Или ты хочешь присоединиться к рабочему классу? — Зейд проводит языком по одному из колец в губе, его покрытые чернилами пальцы сжимают край стола.

— Прости меня, чувак, Господи… — Эндрю проводит рукой по своим блестящим каштановым волосам и бросает на меня извиняющийся взгляд. — Извини, Марни.

— Давайте сделаем ещё один круг, — произносит Тристан, глядя прямо на меня. Когда я поднимаю глаза и встречаю на себе его серебристый взгляд, я чувствую себя подавленной, как будто не смогла бы устоять, даже если бы попыталась. У меня подкашиваются колени, и я рада, что уже сижу.

— А как насчёт Эбони? — спрашивает Зейд, за долю секунды переходя от гнева к возбуждению. У него на лице широкая ухмылка. — Если ты отменишь с ней встречу, можешь поцеловать её задницу на прощание. Она никогда не оставит Джалена.

— Её грёбаная потеря. — Тристан не сводит с меня глаз. — Если ты снова выиграешь, я предложу вот что: до конца года никакого дерьма от Голубокровых. — Мои глаза расширяются.

— Это довольно щедрое предложение, — протягивает Крид, наклоняясь вперёд и опуская локоть на край стола. Он подпирает подбородок рукой, глаза полуприкрыты и лишены какого-либо интереса вообще. Должно быть, нелегко всё время притворяться незаинтересованным. Я представляю, как все мои эмоции засоряются и застревают внутри, не имея выхода, и на мгновение почти испытываю жалость к Криду. — Ты уверен, что хочешь это предложить? Как ты сможешь получать удовольствие до конца года?

— Голубокровные будут достаточно злы из-за месяца халявы. Харпер от этого с ума сойдёт. — Зейд откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди. — Бекки тоже. Им это не понравится.

— При условии, что её победная серия продолжится, — продолжает Тристан, всё ещё пристально глядя на меня.

— Ты должна сдаться и бежать, пока у тебя есть шанс, — говорит мне Зак, вставая из-за стола. Его тёмный взгляд привлекает моё внимание, и его пальцы на мгновение задерживаются на моём плече, прежде чем он убирает их. — Я не принадлежу к Голубокровым Бёрберри, поэтому мне насрать на их правила. Позволь мне отвезти тебя домой.

— Если ты останешься и сыграешь, я добавлю ещё пять тысяч на твой счёт. — Тристан кладёт стопку карточек на стол и достаёт свой телефон. Он набирает текст, а затем кладёт его на стол экраном вниз. — Что скажешь? Пять тысяч ни за что. Бьюсь об заклад, для кого-то вроде тебя это звучит многовато.

— Это действительно много, — поправляю я, чувствуя, как меня снова охватывает гнев. Когда надо мной издевались в младших классах, мне было грустно. Всё, что я делала, это плакала. Эти же парни просто выводят меня из себя. — Но, если ты хочешь заплатить мне пять тысяч, чтобы я снова надрала тебе задницу, тогда ладно.

— Это, блядь, ужасная идея, — рычит Зак. — Может быть, сейчас они и улыбаются, но эти ребята — монстры. — Он взмахивает рукой, указывая на трёх парней-Идолов на дальнем конце стола.

— Мы — монстры? Разве не из-за тебя в прошлом году убили какую-то девушку в рамках пари? — Тристан смотрит на Зака и улыбается. — Ты проиграл мне гонку на модном дрэгстере (прим. — гоночная машина) своего дедушки, и…

— Заткни свой рот, Вандербильт, или я заткну его за тебя. — Зак делает шаг вперёд, и Тристан поднимается на ноги. Они оба выглядят так, словно вот-вот подерутся, когда я тоже встаю. К счастью — или, может быть, к несчастью, учитывая обстоятельства, — их прерывает большая группа, выходящая из толпы.

Эбигейл Фаннинг и Валентина Питт идут впереди отряда, но я вижу позади них раскрасневшуюся Эбони, Джален Доннер цепляется за её руку. Похоже, он не понимает, что его девушка была настроена на то, чтобы переспать с Тристаном сегодня вечером.

— Мы ничего не сказали прошлой ночью, — начинает Эбигейл, её зелёные глаза скользят по мне, — но сейчас я чувствую, что нам нужно это сделать. Почему она здесь, Тристан?

— Она здесь, потому что я попросил её, — говорит он ровным и мрачным голосом. Он отворачивается от Зака, чтобы посмотреть на небольшую группу Голубокровых позади него. Я никогда раньше не видела такой большой группировки Внутреннего круга в одном месте. Это, мягко говоря, пугает.

— Ну, Харпер не знала об этом, и она сейчас в бешенстве. — Эбигейл выпячивает бедро, упирается в него кулаком, а затем перекидывает гриву каштановых волос через плечо. Она действительно хороша в этом. Мой желудок скручивается в узел, и я чувствую, как капелька пота стекает по спине. Зак мог бы поддержать меня, если бы возникла стычка. Эндрю… Я понятия не имею. Но я вдруг начинаю нервничать, как овца, которая только что поняла, что играет в покер в волчьем логове. — Она не хочет, чтобы она была здесь.

— Я не отчитываюсь перед Харпер, — произносит Тристан, прищурив глаза.

— Работяжка пришла со мной, — добавляет Зейд, не потрудившись встать. Он откидывается на спинку стула, скрестив лодыжки и положив ступни на стол. Он балансирует на двух ножках стула, и я начинаю задаваться вопросом, не упадёт ли он. — И ещё я тоже не отчитываюсь перед Харпер. А также я не отчитываюсь перед Тристаном. Не разговаривай с ним так, будто он грёбаный король академии.

— Харпер и Бекки вернутся пораньше, благодаря тебе, — продолжает Эбигейл, вздёргивая подбородок. Она вообще меня не признаёт. Валентина стоит рядом с ней, глаза прищурены, внимание сосредоточено на моём лице. Она морщит нос, как будто я отброс на земле. — Они будут здесь в пятницу, а не в воскресенье.

— Скажи им, чтобы не беспокоились, — растягивает слова Крид, обводя рукой вокруг. — Черити заработала себе бесплатную карточку на выход из тюрьмы. До первого января она под запретом. — Он также не утруждает себя тем, чтобы встать, откидываясь на спинку и развалившись, как будто сидит на шезлонге, а не на жёстком деревянном стуле.

Эбигейл открывает рот, но Эбони уже схватила Джалена за руку и оттащила его, прежде чем всё станет плохо. Парень Эбигейл, Грегори Ван Хорн (да, тот самый засранец, который позвал меня на свидание в мой первый день) подходит, чтобы занять своё место рядом с ней.

— Мы все согласились с тем, что она отброс. Ей не место в академии Бёрберри. Другие студенты уже говорят об этом, о том, что академия теряет свой престиж. С каждым крестьянином, которого мы впускаем в дверь, появляется ещё дюжина желающих попасть сюда. — Грегори взъерошивает свои каштановые волосы до плеч и обнимает Эбигейл за талию. — Мы все усердно трудились, чтобы быть здесь. Наши семьи усердно зарабатывали деньги, чтобы отправить нас сюда. И только потому, что у нас есть ресурсы, а у неё нет, мы автоматически обязаны делиться? Это грёбаное коммунистическо-фашистское дерьмо.

Я почти уверена, что Грегори Ван Хорн не знает значения всех слов, которые он только что употребил.

— Я тоже усердно работала, чтобы быть здесь, — выпаливаю я, и все оборачиваются, чтобы посмотреть на меня, включая сына сенатора, Джона Ганнибала, который только что вальсировал с девушкой-второкурсницей под руку. Она в форме… ну вроде того. Её топ расстегнут, из-под него виден кружевной лифчик. А её белая юбка закатана так коротко, что я удивлена, что не вижу её трусиков.

— Мы давали тебе разрешение говорить, Работяжка? — рявкает Эбигейл, и Тристан поднимает руку.

— Я сказал, она под запретом, — повторяет он, голос становится ещё холоднее и мрачнее. В этом есть невысказанная угроза. Продолжай говорить, и я прикончу тебя. Я практически слышу, как он говорит это своим взглядом.

— Значит, она обманом пробивается в лидеры класса, трахается с мистером Картером за первое место с арфой и подлизывается к дочери Кэтлин Кэбот в поисках новых бесплатных обносков? Я знаю, тебе нравятся бездомные животные, Тристан, но ты заходишь слишком далеко, тебе не кажется? — Эбигейл поворачивается ко мне, её глаза пылают жаром. Я помню, как она смотрела на меня на вечеринке в честь Хэллоуина, пока Зейд держал меня в своих объятиях. — Может, ты и трахаешься с Идолами, но это ненадолго. Тебя ведь не просто так называют Работяжкой, верно?

— Эбигейл, — произносит Тристан, и его голос смягчается. Он хороший актёр, и, если бы я не видела, как он разговаривал с Лиззи раньше, я бы, возможно, поверила, что его тон был искренним. — Иди сюда. — Она моргает, глядя на него, и Зейд усмехается. Он знает что-то, чего не знаю я. Крид тоже, судя по почти ухмылке, играющей на его губах. — Я сказал, иди сюда.

Она снова колеблется, поглядывая на своего парня в поисках утешения. Он хмурит брови, но ничего не говорит.

— Что не так? — продолжает Тристан, улыбаясь. У него такое ужасное выражение лица. Раньше я думала, что, может быть, это потому, что в нём не было радости. Теперь же, когда я действительно смотрю, когда он фокусирует это на ком-то другом, так что у меня действительно есть время подумать, я понимаю, что это страшно, потому что он правда находит удовольствие в том, чтобы мучить других. — Раньше у тебя не было никаких проблем с тем, чтобы подойти ко мне.

У Эбигейл отвисает челюсть, а Грегори выпрямляется во весь рост.

— Ещё больше дерьма Бёрберри, — бормочет Зак себе под нос. Он наклоняется и берёт меня за руку, оставляя огненный след на моей руке. Крид замечает это и прищуривает глаза, то же самое происходит и с Эндрю. Ну, он не прищуривает глаза, но приподнимает брови. Я вырываю руку из хватки Зака и прижимаю её к своей груди.

— Что он несёт? — спрашивает Грег, когда глаза Эбигейл останавливаются на лице Тристана. Она выглядит испуганной… но в то же время полной надежды. Карие глаза Грега мечутся между ними двумя. — Эби?

— А ты не собиралась ему рассказать? — спрашивает Тристан, приподнимая бровь. — Я точно не могу пригласить тебя на зимний бал, если он не знает.

— Знает, что? — спрашивает Грег, и глаза Эбигейл темнеют.

— Прекрати это, Тристан. Прибереги свою ложь и чушь собачью для Работяжки.

— Мы с Эбигейл переспали в ночь перед вечеринкой в честь Хэллоуина. Разве ты этого не знал? Я полагал, у вас двоих были свободные отношения. — Тристан засовывает пальцы в карманы брюк, его улыбка становится шире, когда глаза Грега расширяются от ярости. Тристан делает шаг ближе к Эбигейл, и Грег толкает его. Лёгким движением Тристан отскакивает с пути парня, и Грег в конце концов врезается в Зака.

Зак толкает его на пол и с бесстрастным отвращением наблюдает за разворачивающейся драмой.

Тристан подходит к Эби, обхватывая ладонью её лицо. Сердитое выражение её лица смягчается, а глаза полуприкрыты. Когда он наклоняется ближе, чтобы что-то прошептать ей, её щеки краснеют от удовольствия. Но по мере того, как он продолжает говорить, её глаза начинают расширяться, а рот опускается в испуганной гримасе. Тристан отстраняется и проводит большим пальцем по её нижней губе.

— Когда я сказал, что Черити под запретом, именно это я и имел в виду. — Он отпускает её, и Эбигейл разворачивается, убегая через казино, а Валентина гонится за ней. Джон помогает Грегори подняться на ноги, удерживая его, когда Грег снова пытается броситься на Тристана.

— Ты сукин сын! — рычит он, вырываясь из хватки Джона, в то время как Зейд воет от смеха. Крид наблюдает за всем этим так, как можно было бы наблюдать за падением капель дождя за запотевшим окном. Ему скучно, ему наплевать. На этот раз я почти уверена, что он не притворяется. На самом деле ему просто наплевать на Эбигейл и Грега. — Я тебя…

— Что, Грегори? — спрашивает Тристан, улыбаясь ему. Он такой зловещий, плетёт свои маленькие сети. Интересно, как ему вообще удалось заполучить такую девушку, как Лиззи Уолтон? Её поведение, по сути, противоположно его поведению. — Бросаешь мне вызов? Начинаешь социальную войну? Давай, вперёд. Мы оба знаем, кто победит. — Тристан кладёт руку на плечо Грега, и тот отталкивает его. Этот шаг, похоже, не беспокоит Тристана; он просто улыбается шире. — У тебя есть два варианта: встать в очередь и пойти искать свою развратную подружку или объявить мне войну. Продолжай, я жду.

Грегори так долго смотрит на Тристана, что я на самом деле задаюсь вопросом, не собирается ли он сделать это, сбросить бомбу в социальную среду Подготовительной Академии Бёрберри. Если бы он не обращался со мной так ужасно раньше, я могла бы посочувствовать ему. Тристан — грозный противник. Мою кожу покалывает, и на мою душу ложится ледяной покров. Чёрт возьми. Я не думаю, что до конца понимала, с каким человеком мне пришлось столкнуться.

— Грёбаный мудак, — стонет Грег, и кажется, что он вот-вот расплачется. Он отталкивает Джона, когда тот делает шаг вперёд, чтобы помочь, а затем уходит сквозь собравшуюся толпу. Никто не произносит ни слова, и вскоре снова начинается смех, выпивка и азартные игры.

Тристан снова садится за стол, как будто он только что отлучился на минутку в уборную и вернулся.

— Может, сыграем ещё один раунд? — спрашивает он, когда Эндрю поднимается на ноги.

— Я ухожу. Марни, завтра я свободен, не хочешь пообедать со мной? — я киваю, и он улыбается, с искренним выражением лица, которое почти раздражает после того, как я так долго смотрела на Тристана. — Я напишу тебе. — Он протягивает руку, как будто собирается коснуться моей, и резко останавливается, когда видит, что Зейд пристально смотрит на него.

После того, как он уходит, я снова сажусь на своё место.

— Ты продолжаешь тут ошиваться, придурок? — спрашивает Зейд, ухмыляясь. Он просто поглощает драму ложкой. — Потому что, если ты слоняешься здесь из-за Черити в поисках лёгкого перепихона, ты будешь жестоко разочарован. Я уже спрашивал сегодня утром, и это был точный отказ.

— Ты невыносимо груб, — ворчу я, наблюдая и ожидая, что собирается сделать Зак. Он ничего не говорит, просто садится обратно и устремляет свои тёмные глаза на Зейда.

— Я не играю по твоим правилам, Кайзер. Запомни это. — Он кивает подбородком в сторону Тристана. — Сдавай карты, и начинаем. Я снова играю за Марни.

— Ставки те же? — спрашивает Крид, переводя взгляд на меня. — Только… Я хочу добавить в качестве дополнения, что Черити ни черта не скажет Миранде. По-моему, это справедливо, учитывая, что поставлено на кон.

— Согласен. Если Работяжка хочет получить такой огромный куш, тогда я хочу чего-нибудь получше, чем взятая напрокат машина. — Зейд делает паузу и постукивает татуированными пальцами по столу. — Я хочу поцелуй. Настоящий. Язык и всё такое. — Он ухмыляется мне, и я сердито смотрю на него в ответ. — Что? Я не прошу многого. Это всего лишь поцелуй.

— Хорошо. — Я не собираюсь проигрывать, так что мне всё равно. — Сдавай карты.

Он замолкает, когда Лиззи подходит к столу, высокий парень, с которым мы встречались прошлой ночью, следует за ней.

— Привет, Марни, — говорит она, её тёмные волосы собраны в причудливый узел на затылке, макияж тёмный, но подходящий для вечера. На ней лавандовое платье, которое идеально подходит к её янтарным глазам. — Зак, спасибо, что позволил мне переночевать в твоей комнате прошлой ночью. — Зак кивает, но больше между ними ничего не происходит, так что я думаю, что это была довольно скучная ночь. Внутри меня поселяется прохлада, и я понимаю, что на самом деле нервничала, может быть, ревновала.

Из-за Зака? Серьёзно?

— Я тоже рад тебя видеть, Лиззи, — язвит Тристан, практически выбрасывая карты. — Спасибо за приветствие.

— Я как раз собиралась, — говорит она, выглядя озадаченной. Между ними есть нечто большее, чем простая дружба и полюбовное расставание. Я почти уверена, что Тристан всё ещё влюблён в неё. Лиззи отступает назад и берёт своего друга под руку. — Это Марсель Стоун, мой кавалер на этот вечер. — Она касается тыльной стороны его руки, но я замечаю, что Марсель больше заинтересован в том, чтобы ухмыляться Тристану, чем обращать внимание на свою спутницу.

Лиззи поднимает руку, и свет падает на кольцо у неё на пальце.

Тристан сразу замечает его и напрягается.

— Она упоминала, что мы только что обручились? — спрашивает Марсель, его карие глаза не отрываются от серых глаз Тристана. Я помню, Эндрю говорил, что многие студенты в Бёрберри были помолвлены, но, по словам Миранды, это больше похоже на предварительные деловые договорённости. Студенты по-прежнему делают то — и с кем — они хотят.

— Мы как бы прощупываем почву, — добавляет Лиззи, когда лицо Тристана из бледного становится красным, а затем пепельно-серым. — На самом деле мы поженимся только после окончания колледжа, но наши родители…

— Уолтоны и Стоунз, средневековый поединок за объединение двух великих семей. — Тристан прищуривает глаза и свирепо смотрит на Зака. — Продолжаем игру.

Зак свирепо смотрит на него в ответ, но пододвигает стопку фишек. Лиззи тем временем просто стоит там с потерянным видом. Мне действительно жаль её. Ни одна пятнадцатилетняя девушка не захочет обручаться, особенно с каким-то случайным парнем, которого её родители выбрали из-за денег или престижа. Я думала, что подобные вещи перестали происходить в средние века.

— Тристан, — начинает она, но он сейчас в такой ярости, что его руки дрожат, когда он держит их на коленях, ожидая, когда игра разойдётся по столу. — Мы можем поговорить? Ты же знаешь, я всё ещё хочу быть друзьями.

— Отъебись, Лиззи, — отвечает он, но в его голосе слышится грусть, которая не наигранна. Он скучает по ней. Я начинаю задаваться вопросом, не по этой ли причине они расстались, не по этой ли причине её отец не хочет, чтобы она с ним разговаривала. Её лицо вытягивается, и она отпускает руку Марселя, чтобы обойти стол и занять стул позади меня.

Она наблюдает, как мы играем, и её присутствие вызывает у Тристана такое заметное напряжение, что его невозможно прочесть. Он ставит всё, и я не могу решить, то ли это потому, что у него действительно хорошая рука, то ли потому, что он зол. Я иду на риск.

В конце концов, всё сводится к нам двоим, и когда он кладёт свои карты рубашкой вверх на стол, я чувствую, как мой желудок болезненно сжимается. У него три пары; у меня есть две пары. Мы оба полны дерьма, но это всё равно означает, что я проиграла.

— Полагаю, мы все тебе должны отсосать, да? — спрашивает Зейд, но Тристан не в настроении смеяться, и мои глаза вылезают из орбит. Если он попросит об этом, чтобы удовлетворить только что оказанную ему услугу, я убью его.

— Марни, — начинает Зак, но моя кожа вся горит, и я практически чувствую вкус свободы, которую мне обещают. Целый год никто меня бы не беспокоил. Я могла бы сосредоточиться на учёбе, весело проводить время с Мирандой, ходить по коридорам, не беспокоясь…

— Ещё раз, — говорю я и слышу тихий вздох Лиззи. — Ставки те же?

Но Тристан уже встаёт из-за стола, его глаза потемнели, губы поджаты.

— С меня достаточно, — говорит он, а затем стремительно уходит. Лиззи встаёт со своего места, как будто собираясь последовать за ним, но затем останавливается как вкопанная. Через мгновение она поворачивается ко мне, в глазах блестят непролитые слёзы. Марсель наблюдает за всем этим с хмурым видом, и тогда я решаю, что, хотя мне и не нравится Тристан, этот парень нравится мне ещё меньше…

— Как ты думаешь, мы могли бы обменяться номерами? — спрашивает меня Лиззи через мгновение, и мой рот открывается от удивления. — Я почувствовала какую-то связь прошлой ночью, не знаю. — Она улыбается, а затем достаёт свой телефон из сумочки и протягивает его мне. — Я имею в виду, никогда не помешает завести новых друзей, верно?

— Определённо нет, — отвечаю я, добавляя свой номер телефона в список её контактов, а затем отправляю сообщение самой себе, так что её номер тоже будет у меня под рукой. — У меня не так уж много друзей в Бёрберри…

— Ни хрена подобного, — фыркает Зейд, но мы оба игнорируем его. Лиззи берёт свой телефон и своего несносного жениха и исчезает в толпе. — Ну, Тристан сегодня вечером не вернётся. Он болен Лиззи Уолтон с начальной школы. Когда её отец запретил им видеться, он был потрясён. — Зейд берёт бутылку пива из ящика, стоящего на полу рядом с ним, и, откупорив крышку, выпивает большую часть одним глотком. — Он, вероятно, отправился искать какую-нибудь Плебееху, чтобы зализать свои раны.

Моё лицо морщится от этого, но я ничего не говорю. Я не удивлена.

— Если ты всё ещё хочешь играть, — говорит Крид, полностью игнорируя Зейда и случившийся инцидент. Его глаза прикованы ко мне, и моё сердце бешено колотится в груди. — Я в деле. Предлагаю ещё пять штук для тебя.

— Нам пора, — рычит на меня Зак, но, когда я беру карты, чтобы сдать, он просто вздыхает и остаётся на месте.

К сожалению, я слишком самонадеяна, слишком отчаялась показать этим парням, кто здесь главный. Крид наблюдал за мной весь вечер, улавливая мои мысли. Он начинает следующий раунд, и, хотя я знаю, что мне следует остановиться, что я давлю слишком сильно и захожу слишком далеко, я вздёргиваю подбородок.

— Ещё раз.

Выражение лиц Зейда и Крида должно было стать моим первым предупреждением. Зак кладёт руку мне на колено и сжимает, но я игнорирую его, полная решимости победить, отчаянно нуждающаяся в этом.

Зейд сдаёт, мы играем… и я проигрываю. Снова.