Подлые Богатенькие Парни

Глава 2

Без гида Подготовительная Академия Бёрберри похожа на лабиринт старинных каменных коридоров и винтовых лестниц. В нём царит меланхоличная красота, от которой волосы у меня на затылке встают дыбом, как будто я чувствую историю, притаившуюся внутри здания, давно минувшие эпохи и жители, наблюдающие за мной затемнёнными глазами.

— Привет. — Позади меня раздаётся голос, и я подпрыгиваю, подавляя тихий вскрик, когда поворачиваюсь и нахожу девушку с ярко-белокурыми волосами и широкой улыбкой. Если бы не неподдельная теплота в её голубых глазах, её красота была бы пугающей, почти холодной в своём совершенстве. Она поразительно похожа на мраморную статую в углу, с высеченной непогрешимостью и гипсовой бледностью кожи. — Ты заблудилась?

— Неужели это так очевидно? — спрашиваю я, рискуя слегка улыбнуться и чертовски надеясь, что она совсем не похожа на Тристана. — Я бродила вокруг уже полчаса, но мне слишком неловко просить о помощи. — Смущена? Скорее, слишком встревожена. Взгляды, которые я получала от других студентов, были не совсем приветливыми. Они, а также персонал, который я видела, все бегали вокруг в панике в первый день в школе, готовя планы уроков и приветствуя учеников, которых они знают с дошкольного возраста. Я никогда не чувствовала себя таким изгоем — и поверьте мне, я и раньше была таковой.

— Ты лауреат стипендии Кэбота, верно? — спрашивает девушка, и её голос звенит, как колокольчики. Вау. Её голос такой же красивый, как и она сама. Но, похоже, что вся школа уже знает о моём социально-экономическом статусе, да? — О, нет, нет, — продолжает она, махая рукой в мою сторону, — это не то, о чём ты думаешь. Я просто… мою мать зовут Кэтлин Кэбот.

Мой рот приоткрывается, и я наклоняюсь вперёд, сжимая двумя руками свою кожаную школьную сумку.

— Твою маму зовут Кэтлин? — спрашиваю я, чувствуя, как меня охватывает острое чувство благоговения. Кэтлин Кэбот — миллиардер, сделавшая себя сама. Да, вы не ослышались: миллиардер. Она родилась в том же районе, что и я, воспитывалась матерью-одиночкой в однокомнатной квартире и в итоге стала техническим магнатом. Я встречалась с ней дважды: один раз на церемонии награждения, а потом на праздничном ужине. Она чёртова святая — и она единственная причина, по которой я стою здесь, в Академии Бёрберри.

— Я так понимаю, она произвела впечатление? — спрашивает девушка с кривой улыбкой. — Хорошее или плохое? Она может пойти в любую сторону, в зависимости от погоды, положения звёзд, полная луна или нет… — на моём лице появляется ухмылка.

— Определённо, хорошее впечатление. Последние три недели я потратила на то, чтобы написать идеальное благодарственное письмо. — Девушка улыбается мне в ответ, протягивая тёплую сухую ладонь для пожатия.

— Она будет довольна всем, что ты ей пришлёшь, — говорит она, когда мы пожимаем друг другу руки. — Миранда Кэбот. А ты — Марни Рид. — Миранда делает шаг назад и оглядывает меня. — Я надеюсь, ты сделана из прочного материала, — говорит она, но без злобы.

— И почему это? — спрашиваю я, когда её голубые глаза поднимаются на моё лицо, а одна светлая бровь приподнимается.

— Потому что Академия — это адская дыра, завёрнутая в деньги. — Миранда одаривает меня широкой улыбкой, а затем протягивает руку. — Дай мне своё расписание, и я скажу тебе, каких демонов следует избегать. — Она делает паузу и бросает на меня ещё один критический взгляд. — Но в основном тебе захочется держаться подальше от дьяволов.

— Дьяволы? — спрашиваю я, вытаскивая из кармана своё помятое расписание и передавая его Миранде. Она просматривает его, прикусывая пухлую нижнюю губу и размазывая блестящий розовый блеск. Когда она снова поднимает на меня взгляд и протягивает руку, чтобы перевернуть мой бейджик с именем, её рот сжимается в тонкую линию.

— Дьяволы, — говорит Миранда со вздохом. — Никто, кроме меня, их так не называет. Похоже, ты уже встречалась с одним из них сегодня утром? — теперь она смотрит на меня с жалостью, как будто хорошо знакома с Тристаном и его бредом.

— А как их называют все остальные? — спрашиваю я, и она вздыхает, беря меня под руку и увлекая за собой по длинному, широкому коридору. Он достаточно большой, чтобы по нему мог проехать грузовик, повсюду расставлены маленькие столики с лимонно-огуречной водой и стаканчиками. Иногда здесь также подают свежие фрукты или выпечку.

— О, девочка, нам с тобой предстоит долгий разговор. Оставайся со мной. По понедельникам у нас совместные занятия. К тому времени, как мы закончим, ты будешь знать всё, что тебе нужно знать об Идолах.

Голубая кровь Подготовительной Академии Бёрберри

Список, составленный Мирандой Кэбот

Идолы (парни): Тристан Вандербильт (первый курс), Зейд Кайзер (первый курс) и Крид Кэбот (первый курс)

Идолы (девушки): Харпер Дюпон (первый курс), Бекки Платтер (первый курс) и Джина Уитли (четвёртый курс)

Внутренний круг: Эндрю Пейсон, Анна Киркпатрик, Майрон Тэлбот, Эбони Питерсон, Грегори Ван Хорн, Эбигейл Фаннинг, Джон Ганнибал, Валентина Питт, Сай Патель, Мэйлин Чжан, Джален Доннер… и, думаю, я!

Плебеи: все остальные, извините. XOXO

— Почему я держу в руке список имён? — спрашиваю я, когда мы идём по коридору, останавливаясь выпить кофе за одним из боковых столиков. В моей старой школе никогда не подавали кофе ученикам. Иногда дети врывались в учительскую и крали что-нибудь, но это всё, к чему мы когда-либо были близки.

— Запомни этот список так, как будто от этого зависит твоя жизнь. — говорит Миранда, поднося к губам кружку с черным кофе.

— Мисс Кэбот, — произносит строгий голос, забирая белую чашку из тонких пальцев Миранды. — Вы же знаете, что кофейные столики предназначены только для персонала. — Я поворачиваюсь и вижу высокую брюнетку в юбочном костюме, наблюдающую за нами, приподняв бровь и криво улыбаясь. Она выглядит так, словно в Вашингтоне, округ Колумбия, чувствовала бы себя как дома, а не в сельской подготовительной школе в центральной Калифорнии. — В конце концов, тут есть знак. И я знаю, что вы умеете читать. Ваша мать клялась, что сама вас научила.

Мой рот кривится, когда Миранда отбрасывает волосы надменным жестом, который, кажется, не совсем соответствует её характеру. И это хорошо. В своей жизни я знавала много таких, кто обожал этот жест, и ни одна из этих девушек не была приятной. Они превратили мои школьные годы в сущий ад с помощью парня по имени Зак Брукс. Зак… Я не собираюсь позволять себе думать о нём. Это мой шанс начать всё сначала и получить новые, лучшие воспоминания.

— Мисс Фелтон, я вижу, война с кофеином всё ещё продолжается, — ворчит Миранда, ожидая, когда мисс Фелтон повернётся к ней спиной, чтобы она могла отшить её. — Это заранее проигранная битва — как война с наркотиками.

— Почему бы вам не подождать до завтра, и не сможете обсудить политику в классе? — мисс Фелтон выливает кофе в слив фонтанчика, когда мы поворачиваем за угол, и Миранда закатывает на меня свои голубые глаза.

— Извини, это мисс Фелтон. Она немного приверженка правил. Ей это сходит с рук, поскольку когда-то давным-давно она тоже была Идолом. Такое ощущение, что это дерьмо никогда не выветривается. — Миранда замолкает, а затем выглядывает из-за угла, как будто проверяет, не следует ли за нами мисс Фелтон. Её там нет. Миранда ухмыляется, а затем указывает на мои бёдра свободными пальцами. — Закатывай, или тебя навсегда назовут Плеб.

— А… что? — спрашиваю я, пока Миранда расстёгивает рубашку, а затем продолжает закатывать пояс своей красной плиссированной юбки, пока она не становится опасно короткой, не может наклониться или дотянуться до слишком высокой полочки короткой. Лёгкий ветерок может сразу же сдуть её. — Плеб? Как… Плебей?

— Да, — отвечает Миранда со вздохом, заправляя рубашку обратно, а затем смотрит на меня как на сумасшедшую. Когда я не двигаюсь, чтобы подражать ей, она стонет и делает шаг вперёд, вытаскивая накрахмаленную белую блузку из-за моего пояса. А я вроде как просто стою там и позволяю ей делать своё дело. Это волнующе, озорно, но в некотором роде невинно. — Это глупо, я знаю, но так оно и есть здесь.

Как только моя юбка достигает соответствующего уровня, ну, неуместного, Миранда наклоняется и постукивает по листку бумаги, который она выписала для меня. Внизу есть термин Плебей, а после него написаны слова все остальные.

— Плебей означает простолюдин или крестьянин, — продолжает Миранда, пыхтя и заправляя за уши выбившиеся пряди платиновой блондинки. Они такие бледные, практически белые, но, когда солнце проникает сквозь витражи и заливает её светом, они образуют ангельский, сияющий золотом нимб. — Если ты не Идол и не входишь во Внутренний круг, значит, ты Плеб. Однажды ставший Плебом, всегда остаётся Плебеем. — Миранда замолкает и поднимает глаза к потолку, длинные тёмные ресницы трепещут. Я думаю, она наращивает ресницы, но было бы невежливо спрашивать. Чёрт, может быть, я просто завидую, а она просто слишком хорошенькая?

— Ну, за исключением одного раза, когда Карен Эвермит трахнулась с футбольным тренером и поделилась видео со всей школой. — Миранда одаривает меня улыбкой модели. — За один день она превратилась из Плебея в кумира. Но этого почти никогда не случается.

Миранда снова делает паузу, а затем протягивает руку, чтобы взъерошить пальцами мои волосы, завивая один тёмный локон рядом с моим лицом.

— Я имею в виду, если только тебе не нравятся сорокалетние женатые спортсмены.

— Боюсь, я не настолько авантюрна, — говорю я, когда Миранда показывает подбородком, и я снова изучаю листок. Тристан Вандербильт, да? Когда я поднимаю глаза, то замечаю бронзовую табличку с надписью Учебный зал Вандербильта. Верно. «Моя семья построила эту школу, и всё же… мы всё ещё платим за то, чтобы быть здесь. Что делает тебя такой особенной, что ты можешь приходить сюда бесплатно?» Думаю, он не шутил насчёт первой части. Остальное же… этот засранец понятия не имеет, как усердно я работала, чтобы попасть сюда.

— Эй, не пытайся выставить себя напоказ. У тебя есть другие, более важные черты характера и таланты. Мы с мамой прочитали более тысячи эссе, прежде чем выбрали твоё. — Миранда изучает меня, пока мы идём, дождь ритмично барабанит по каменным дорожкам снаружи. Но почему-то, несмотря на то, что это здание, большое и продуваемое сквозняками, здесь уютно и тепло. — Должно быть, это была очень тяжело — справляться со всем этим… — Миранда говорит это немного отстранённо, как будто её мысли уже давно витают где-то в другом месте.

Что касается меня, то я раскраснелась, и моя кожа внезапно стала горячей. Я останавливаюсь, и Миранда останавливается рядом со мной, моргая, чтобы разогнать туман перед глазами. Я знала, что моё эссе будет прочитано «квалифицированными студенческими судьями», но… Наши взгляды встречаются, и выражение её лица смягчается. Теперь эта девушка официально знает обо мне всё, что только можно знать. Она знает мои самые мрачные воспоминания, мои самые большие страхи.

— Мне понравилось твоё эссе, — говорит она, протягивая руку, чтобы сжать мою. — И я никому не расскажу о том, что прочитала. Я не только всерьёз отчаянно хочу подружиться с тобой, но и моя мама убила бы меня. Вы с ней встречались: она ужасна.

Мои губы растягиваются в лёгкой улыбке, и я сжимаю её руку в ответ, прежде чем отпустить.

— Я ценю это, — молвлю я, чувствуя, как между нами закипает новый вид товарищества. В этом эссе есть вещи, которые могли бы уничтожить меня в Бёрберри.

Мы сворачиваем за угол, и я задаюсь вопросом, доберётся ли она до этого клочка бумаги в моей руке до того, как мы дойдём до часовни для утренних объявлений. Или, например, собираемся ли мы вообще добраться до часовни. Как далеко я забрела? И насколько велико это место?!

Я имею в виду, что я добросовестно изучала карту Подготовительной Академии Бёрберри, лёжа в разгар летнего зноя на выжженной солнцем лужайке моего отца, с очками на глазах и наушниками в ушах. Я запомнила весь макет, и всё же… Я так растерялась, что даже не помню, в какую дверь вошла. Смотреть на плоскую иллюстрацию чего-либо и лично наблюдать за этим — две совершенно разные вещи.

Поднимая голову, я вижу нечто такое, от чего у меня перехватывает дыхание.

Или… лучше сказать от кого-то.

— Кто это, чёрт возьми, такой? — я задыхаюсь, когда мой взгляд натыкается на платиново-белокурую голову самого красивого парня, которого я когда-либо видела. Он развалился в кресле с беззаботным пренебрежением, в его длинных конечностях чувствуется законная лень. То, как он сидит там, спокойный, скучающий, но с яркими, пронзительными глазами, всё это напоминает мне кота. Ленивого, избалованного домашнего кота.

Его волосы переливаются в лучах солнца, пробивающегося сквозь облака. Снаружи по кампусу раскинулась радуга, которую я едва могу разглядеть сквозь стекло, но она и близко не так прекрасна, как парень в распущенном галстуке и наполовину заправленной рубашке. Он по-прежнему бодр, по-прежнему отшлифован и собран, но с аурой непринуждённости, которой нет у Тристана Вандербильта. Нет, у того парня палка засунута так глубоко в задницу, что он никогда не смог бы развалиться на стуле так, как это делает этот.

— Это, — начинает Миранда, когда ледяные глаза парня устремляются в нашу сторону, — мой брат-близнец: Крид Кэбот.

Мой рот открывается, а затем захлопывается, когда я понимаю, что мне абсолютно нечего сказать дельного. Я очарована, удерживаемая этим острым взглядом, когда Крид направляется к нам. Он, конечно, высокий, но кажется ещё выше из-за того, как он стоит, его пальцы слегка засунуты в карманы, две верхние пуговицы на рубашке расстёгнуты. Его пиджака нигде не видно.

— Мэнди, — говорит он вместо приветствия, с отвращением глядя на юбку своей сестры. Крид Кэбот… он даже не обращает на меня внимания. Не слишком ли грубо? Я приподнимаю бровь и скрещиваю руки на груди, ожидая, когда он посмотрит на меня. — Мне было интересно, куда ты исчезла. Эндрю ищет тебя. — Миранда кивает, а затем протягивает руку, указывая на меня.

— Ты собираешься поздороваться с новой ученицей? — спрашивает она, и эти льдисто-голубые глаза Крида скользят по мне. Клянусь, даже отсюда я чувствую его запах. У него такой свежий льняной аромат с лёгким привкусом табака, как будто он тусовался с кем-то, кто курит, но сам не курильщик.

— Правда? — спрашивает он, оглядывая меня с ног до головы с расчётливой холодностью во взгляде. — А почему я должен это сделать?

— О, чёрт возьми, Крид, это Марни Рид. — Миранда приподнимает брови и ждёт, пока он установит связь. По-видимому, он уже это сделал.

— А, мамина любимая крестьянка. Я уже знаю про это. — Крид смотрит на меня, его кожа как алебастр, выражение лица такое же надменное, как у Тристана. — Благотворительность (Черити) — это её конёк. Но не обязательно должно быть моим. — Крид отворачивается, когда Миранда брызжет слюной, и я делаю всё возможное, чтобы придумать быстрый ответ.

— Благотворительность — это не то, что привело меня сюда, мистер Кэбот. Это была тяжёлая работа и самоотверженность.

Он даже не замедляет шага, чтобы убедиться, что я заговорила. Почему-то это хуже, чем, когда он атакует на меня словесными нападками, как это сделал Тристан. Что не так с этими людьми? Неужели все в этой школе высокомерные придурки?

— Не позволяй ему задеть тебя, — объясняет Миранда, но в её голосе нет особой уверенности в своих словах. — Он мудак со всеми. — Она берёт меня за запястье и тянет за собой, к толпе, которая запрудила вход в часовню, похожую на пещеру.

— Сюда, — продолжает она, кивая головой, когда мы подходим к маленькой двери слева от главного входа. Миранда открывает её ключом, а затем впускает меня в узкий коридор с красивыми розово-красными окнами с фрамугами, расположенными под высоким потолком.

— Ого, как тебя пустили в это место? — шепчу я, следуя за Мирандой по коридору, а затем вверх по каменной лестнице. До меня доносится запах сигаретного дыма, и мы останавливаемся на первой лестничной площадке. Не сбиваясь с ритма, Миранда отвечает мне и выхватывает сигарету из пальцев парня, который её курит.

— Сюда допускаются только Идолы, Близкий круг и персонал, — говорит она мне, выпячивая бедро, когда темноволосый парень, сидящий на краю подоконника, поворачивается и свирепо смотрит на неё. — Ты, блядь, издеваешься надо мной, Грегори Ван Хорн? Если мисс Фелтон поймает тебя за курением в первый же день, тебя ждут большие неприятности.

— Не будь такой грёбаной дочерью пастора, — отвечает парень, уныло прислоняясь к камню, а затем бросает взгляд на меня. Его взгляд оценивающий, но гораздо менее осуждающий, чем у двух моих предыдущих знакомых. — А кто это? Благотворительный фонд?

— Все уже знают? — спрашивает Миранда, и моё сердце проваливается в желудок. Это действительно так, правда ведь? Что все знают, что я единственный человек в этой школе, у семьи которого нет собственного капитала, эквивалентного ВВП маленькой страны? — Насколько серьёзен ущерб?

— Девушка из нищей касты, невысокая, пухленькая, с тусклыми волосами, даже не привлекательная для секса. Если бы её можно было трахнуть, возможно, она могла бы стать Плебейкой. На данный момент Харпер уже начала называть её Работяжкой.

Мои щеки краснеют, но я не настолько глупа, чтобы упустить связь. По общему признанию, это искусная игра слов: Работяжка, похоже на работающую девушку из «синих воротничков» (blue-collar working girl — девушки выполняющие тяжёлый ручной труд)… и Работяжка, это как-бы проститутка… но без полноценного секса…

— Что ты имеешь в виду, говоря, что, возможно, она могла бы быть Плебом? — спрашивает Миранда, замирая при звуке захлопнувшейся за нами двери. Мы обе оборачиваемся и обнаруживаем, что одна из самых красивых девушек, которых я когда-либо видела, смотрит прямо на меня. Почему все в этой школе такие красивые?! Как парни, так и девочки. Должно быть, это из-за личных поваров, шофёров, горничных, личных стилистов и пластических хирургов. Жизнь, должно быть, так легка, когда тебе почти не нужно её проживать. Мои руки сжимаются в кулаки; я ожидаю нападения.

Девушка у подножия лестницы уже смотрит на меня так, словно я враг общества номер один.

— Кеша Дарлинг — Плебей, — говорит девушка, её голос высокий и культурный, сопрано только и ждёт, чтобы спеть. — А её отец владеет сетью аптек стоимостью более ста шестидесяти миллионов долларов.

Девушка — я предполагаю, что это печально известная Харпер? — скрещивает одну руку на груди, положив локоть другой на ладонь. Она пренебрежительно жестикулирует в мою сторону.

— Так с какой стати какая-то нищая сучка из гетто должна быть поставлена в один ряд с ней? — Харпер движется ко мне, её блестящая грива каштановых волос развевается, юбка ещё короче, чем у Миранды, макияж нанесён профессионально. Она останавливается передо мной, становясь на несколько дюймов выше. К тому же на несколько дюймов стройнее. Мы обе это замечаем. Мои руки сжимают школьную сумку. — Ты знаешь, что такое социальный дарвинизм, Работяжка?

— Меня зовут Марни, — говорю я, мой голос опасно близок к рычанию. Я могу вынести много дерьма, но на сегодня я уже сыта по горло. — И да, я действительно знаю, что это такое: куча дерьмовой пропаганды, поддерживаемой сверхбогатыми, чтобы объяснить, почему они едят торт, а все остальные страдают.

— Оу, — мурлычет Харпер, надув свои идеально накрашенные розовые губки, — посмотри на себя, такая умная, используешь ссылку на Марию-Антуанетту. — Она наклоняется ко мне, от её сладкого ванильно-персикового запаха меня тошнит. — Если ты думаешь, что у тебя есть всё, что нужно, возьми свои вилы, крестьянка, и снеси мне голову. — Со смехом, похожим на шипучую воду, Харпер встаёт и перекидывает волосы через плечо.

И вот оно, непревзойдённое перекидывание волос. Она выполнила его безукоризненно, оно ей подходит.

Я знала, что мы никогда не поладим.

Харпер проходит мимо меня, бросая взгляд на парня на подоконнике, Грега.

— Никаких Работяжек в Галерее, — говорит она, и он кивает, приподнимая брови, глядя на Миранду, которая брызжет слюной и краснеет. Когда она поворачивается ко мне, я поднимаю руку, останавливая её от попыток объяснить.

— Всё в порядке, — отвечаю я ей, отступая назад. — Я понимаю. — Я разворачиваюсь и направляюсь обратно по коридору, оставляя за собой путь, которым пришла, и направляясь к толпе, толкающейся, чтобы попасть в часовню.

— Эй! — зовёт Миранда через мгновенье, бежит за мной и останавливается, чтобы отдышаться, когда догоняет. На её лице застыла решимость. — Я посижу с тобой сегодня.

Улыбка озаряет моё лицо, и тепло наполняет мою грудь.

Вот тогда я точно понимаю, что мы станем друзьями.

Судя по тому, как идут дела, она вполне может быть единственной подругой, которая у меня будет.