В воскресенье утром Мэри встала пораньше, приняла душ, закуталась в купальный халат и вставила контактные линзы. Чувствовала она себя ужасно — это все текила. Спать пошла рано, вернее, просто рухнула в изнеможении на постель. Проснулась только утром, полная решимости. Сегодня она встретится с проблемами лицом к лицу и не будет избегать их. Если она собирается быть боссом, то и начать действовать нужно как босс.
Она зачесала волосы назад, сделала из них конский хвост, вышла из ванной, скинула халат, натянула чистое белье, свежую белую рубашку, синюю юбку и кожаные сандалии, после чего взяла свой сотовый, набрала номер Энтони и стала ждать, когда тот откликнется.
— Привет, малыш, — сказал он. Энтони был полон типичной для него веселости, которая тронула ее.
— Значит, ты по-прежнему хочешь посмотреть на дома, выставленные на продажу? В Сети и в газетах я нашла кое-что подходящее.
— Отлично, вот и займемся ими. Джуди получше себя чувствует?
— Ее еще нельзя считать здоровой на сто процентов. К полудню я буду у тебя, так что к часу мы сможем начать.
— Как насчет работы? Того отчета, что ты должна была сделать?
— Отчет — reposado, что по-испански значит «юридически безупречен», хотя это также значит «очень вкусно».
Энтони засмеялся.
— Reposado — это сорт текилы, означает «выдержанная».
— Вот это я и почувствовала. Увидимся в час.
— Люблю тебя, — сказал Энтони, но она слишком быстро отключила сотовый, не успев ему ответить. Мэри сунула мобильник в задний карман, схватила сумочку, выскочила из дому и поймала такси в Южный Филли.
Она вылезла из такси перед домом ее родителей, помахала соседям и поднялась к стеклянной двери, над которой висела алюминиевая буква D в псевдоготическом стиле. Она помнила время, когда у всех жильцов квартала было такое же D на передней двери, и, подрастая, она думала, что это означает «Дверь», пока не поняла наконец, что это было обозначение домов Ди Кресченцо, Д'Антонио и Де Джулио. С тех пор соседи поменялись, но Ди Нунцио остались. Она открыла дверь и вошла.
— Ма, папа? — Она бросила сумочку на стул и прошла на кухню, где бок о бок сидели отец и ее любимые восьмидесятилетние старцы, его друзья Три Тони — Тони Лючия Голубок, Тони из квартала, что пониже Ло-Монако, и Тони Две Ноги Пенсиера. Все сидели у стола и зачарованно внимали приехавшей искусительнице Фиорелле Букатини.
— Мария, привет, Мария. — Мать стояла у плиты, готовя фрикадельки, и в воздухе висели запахи горячего жира.
— Привет, ма. — Мэри поцеловала ее, ухватила свежую корку и запила ее глотком воды. — Я подумала заскочить и повидаться с тобой, папочка.
— Хорошо, очень хорошо. — Мать опустила фрикадельки в горячее масло, которое зашипело, и от него пошли вкусные запахи. — После церкви все зашли сюда посмотреть бейсбол.
— Я понимаю, — сказала Мэри, но на самом деле ничего не поняла. Ее отец всегда смотрел матчи лишь в компании своей сигары.
— Привет, малыш! — Отец улыбнулся, а Мэри подошла и поцеловала его в макушку.
— Привет, пап, привет всем! — Она рассыпала вокруг себя улыбки, и все улыбались ей в ответ. Кроме Фиореллы.
— Приятно видеть тебя, Мэри. — Глаза Фиореллы были подведены черными тенями, губы блестели вишнево-красной помадой, и на ней было новое черное платье с глубоким разрезом, которое вполне годилось для посещения церкви, будь вы Марией Магдалиной.
— Моя очередь, Фиорелла! — Отец отодвинул кофейную чашку в сторону и положил руку на стол. — Моя очередь!
— Сейчас, Мариано. — Фиорелла взяла перевитую венами руку отца в лодочку своих ладоней и кроваво-красным ногтем провела вдоль одной из линий на ладони.
— Что происходит? — спросила Мэри, но вопрос повис в воздухе. Суть она поняла, но просто не могла в это поверить.
— Тс-с-с! — Глаза Тони Две Ноги танцевали за стеклами очков. Он был единственным человеком в Южном Филли, чье прозвище соответствовало действительности. Никто не мог представить, что оно могло бы быть иным. — Фиорелла по руке может предсказать тебе будущее.
— Неужели? — Мэри посмотрела на мать, которая, повернувшись спиной, продолжала жарить фрикадельки.
— Ага, — ответил Нога. — Она сказала мне, что я получу деньги. Единственное, что я должен сделать, — это поставить десять баксов на скачках на Монмута. Ставки будут двенадцать к одному, но он должен победить.
Тони из квартала, что пониже, помахал мешочком, в котором была то ли соль, то ли кокаин.
— А мне она сказала, что мой простатит пройдет, если я буду пить это с горячей водой.
— До чего прекрасные шансы у вас обоих! — воскликнула Мэри, наблюдая, как Фиорелла вцепилась ногтями в большой палец отца.
— Мариано, — замурлыкала Фиорелла. — Это твоя линия сердца. У тебя хорошее сердце, просто отличное.
— Слава богу!
Нога подтолкнул его локтем.
— Плоховато для твоего веса, не так ли? — сказал он, и все, кроме Фиореллы, расхохотались.
— Мариано, caro,[20] я говорила вовсе не буквально. Твоя линия сердца управляет твоими эмоциями и любовью. — Фиорелла продолжала гладить его руку.
— Любовью? — повторил отец, и Мэри вскипела. Она схватила его за руку и стащила со стула.
— Пап, идем со мной. Мне надо минутку поговорить с тобой.
— Зачем? — растерянно спросил отец, и Тони Голубок из-за стола уставился на него; его круглые совиные глаза были полны смущения. Владей он свободно английским, он бы назвал ее разрушительницей компании.
— Но я хочу услышать о своем будущем, — сказал Нога.
— Я тоже, — нахмурился другой Тони. — Ты мешаешь магическому обряду, Мэри.
Только Фиорелла, отдернувшая руку, оставалась спокойной.
— Мы продолжим, когда ты вернешься, Мариано.
Отец не сопротивлялся, когда его вытащили из кухни, протащили мимо жены через столовую и гостиную на воздух. Мэри прикрыла за собой дверь с буквой D, и они остались стоять на ступеньках под жарким солнцем. Она чувствовала, что от него пахнет одеколоном, хотя у католической церкви сегодня не было никаких праздников.
— Пап, чем, по-твоему, ты занимаешься? Позволяешь Фиорелле так держать тебя за руку? Прогуливаться с ней? А как же мама?
— А что с ней? — Отец пожал плечами под тонкой белой рубашкой, которую он всегда надевал в церковь. — Твоя мать хочет, чтобы я прогуливался с ней.
— Я видела, как вы с ней завтракали в ресторане. Мама просила тебя и об этом?
— Она проголодалась после больницы. — Отец моргнул от яркого света. — Подумаешь, большое дело.
— Фиорелла хочет, чтобы ты был муженьком номер шесть.
— Ты что, рехнулась? — Отец похлопал себя по животу. — Да она найдет себе куда лучше, чем такой толстяк, как я.
— Дело не в этом, и она не может предсказать тебе судьбу. Она просто хочет держать тебя за руку. Она флиртует с тобой, папа, а ты ей отвечаешь тем же!
— Мэри, я забуду твои слова. — Отец помахал у нее перед носом толстым указательным пальцем. Мэри не могла припомнить, чтобы он когда-то так гневался на нее, тем более вне дома. Соседи перестали мыть свои крылечки, садовые шланги выпали у них из рук, а сигареты из губ…
— Но, пап…
— Баста! — Отец остановил ее, выставив ладонь, открыл дверь и вошел в дом, оставив Мэри лицом к лицу с любопытными соседями.