Пожарная застава квартала Одэнматё

Глава 15. Встречи на перевале Хаконэ.

Застава на перевале Хаконэ, на самом гребне большие ворота, длинная ограда и стража, присматривающая за тем, чтобы ее никто не попытался обойти. Заставу эту очень сложно преодолеть, очередь желающих пройти выстраивается с самого утра, придется ждать. Ханосукэ, когда был жив еще, помню, жаловался, что терял на этой заставе и день, и два. Страже на перевале нет дела до срочных нужд путников. Их дело досматривать всех — особенно приличных женщин.

Ханосукэ рассказывал, что по случаю вступления в должность нового сёгуна как-то ее собирались то ли упразднить, то ли упростить проход, но после заговора Юи Сосэцу все оставили как было. Все же недостаточно спокойно в Поднебесной, и это так…

У Ханосукэ был пропуск на доставку ящика, а меня если остановят и пристрастно досмотрят, то могут ящик отобрать. Но я все же постараюсь пройти, не должен я привлечь особого внимания.

Ханосукэ хладнокровно прошел бы в начало очереди, невзирая на тихое осуждение нижестоящих, пропуская, конечно, вперед тех, кто выше по положению. Именно поэтому мы с Итиро скромно встали в конец очереди, как все — чтобы не вызывать возбуждения и не выделяться. Мы простые скромные путники, так ведь оно и есть.

Итиро устало скинул с плеч ящик, упал на него, вытащил из чехла на поясе трубочку, деревянный ящичек с мелко нарезанным табаком и принялся не спеша, с намерением провести за этим занятием как можно больше времени, набивать им трубку. Да, встали мы тут надолго.

Я оставил его отдыхать на ящике, прошел вдоль очереди посмотреть, что там и как. Распахнутые ворота заставы в бамбуковом частоколе ограды, куда уходила очередь, были неблизко. Перед нами было человек сто. Когда я вернулся, за нами уже стояли. Десяток молодых крестьянских девиц разного возраста с дорожными узелками и бодрый купчишка с крепким напарником — присматривать за товаром. Девицы как девицы… болтливые. Итиро, закинув голую ногу на ногу, курил, задумчиво озирая устраивавшихся на краю дороги девушек.

— Куда их столько? — произнес я. — В Ёсивара пополнение, что ли?

— Да нет, — кратко произнес Итиро. — Этих просто под мост. Или в бани. Или по чайным домам. Может, какой и повезет, если талант есть. А может, и не повезет, даже если есть.

Он был слишком угрюм, чтобы мне захотелось продолжать расспросы. Вряд ли у него из семьи кого-то продавали в публичные дома. Но кто знает, что у него в прошлом…

Старик с кукольным театром на груди, стоявший пред нами, почувствовал момент, выкатился к девицам, завел теплый разговор. И вот мы уже все смотрим смешную историю о проделках мелкого негодяя Дансити, купец, в общем, тоже доволен — нет ничего хуже в пути угрюмых девиц, народ тоже смотрит и просто радуется, а кукольник соберет себе сегодня на ночлег — я ему после медную дзэни тоже кинул.

Потом позади нас в хвосте выстроившейся очереди раздались крики, громкие команды, поднялась пыль. Стал слышен шум множества ног, поднялись над пригорком слабо трепыхавшиеся в теплом безветрии боевые флаги.

Всеобщий тихий стон прокатился по очереди — это был княжеский поезд.

Поезд удельного князя.

Когда они проходили мимо — знаменосцы, всадники, пехотинцы, носильщики паланкинов, сокольничие, копьеносцы, — а люди по краям дороги валились наземь в низком почтительном поклоне. Итиро уже стоял на земле на коленях рядом с ящиком, согнутый в низком поклоне, как прочие, я согнулся в приличном поясном поклоне — чужой князь все-таки. Из «ближних», судя по гербам на проплывавших мимо рукавах. Кланялся я, видимо, достаточно почтительно — а может, им было уже все равно, устали, и никто не обратил на меня внимания.

Передовой отряд достиг ворот. Вся колонна встала, хвост как раз напротив нас. Там, впереди, отгоняли простой люд от ворот, слуги ставили принесенные с собой бамбуковые рогатки — удерживать посторонних в отдалении от драгоценной персоны владетельного князя.

Вот вышел начальник заставы, кланяется княжескому вестнику, принимает бумаги, показывает, куда ставить носилки, поезд втягивается в ворота заставы, ближе к домам, в которых расположены путевые чиновники и гарнизон.

Тем временем поезд готовили к досмотру. Из домов высыпали стражники, шли с достоинством чиновники Ставки. Ну, сейчас растрясут господина не нашего князя...

Когда-то княжеское заложничество в столице сёгуна было выражением искренних чувств, верноподданничества. Выражением доверия, чистоты помыслов и единства перед лицом врага. Теперь, после новых указов Ставки, это стало обязанностью. Год князь и его семья живут в столице под присмотром, потом князь на год может вернуться в свои владения, проверить дела, навести порядок, а на следующий год обратно — семья-то в столице. Жена, дети. Вернешься, куда денешься, и остережешься замышлять что-то по дороге…

Много, говорят, кроме Юи Сосэцу, было заговорщиков и скрытого неповиновения в последние годы… Вот князей и приструнили. Пока так вот разъезжаешь, не до заговоров, хозяйство бы поддержать в порядке. Да и сам поезд этот — сущее разорение. Мы своего князя и по два года не видели — дешевле выходит. Да и немолод он уже так далеко ездить. Весьма немолод.

…Княжеских женщин выпустили из паланкинов и отвели в дом вместе с личным описанием каждой на отдельном свитке. Там их досмотрят женщины — жены стражников заставы, сравнят приметы, возможно, допросят.

Простой народ из очереди начал расходиться — это точно до вечера, а там ворота уже закроют.

Нужно и нам найти пристанище на ночь.

Станционные нынче изрядно заработают.

***

Ночью я услышал голоса на улице. Кто-то там ссорился, негромко, стараясь не разбудить всю округу, но зло. Я узнал голос Итиро.

Я поднял ножны с мечом — теперь я спал с ним рядом, вышел из своей комнаты и тихо пошел к выходу.

Что там?

Ящик я уже научился подвешивать к стропилам — ежедневная нужда заставила. Так что если кто-то проникнет в комнату, за мое короткое отсутствие не успеет впотьмах распутать или перерезать накрученные на балки крыши веревки под потолком, так чтобы ящик с грохотом не свалился прямо на вора, перебудив всех постояльцев.

Я прошел темным коридором к крыльцу гостиницы и увидел, как Итиро сквозь зубы ругается с хозяином продажных девок. Помощник купца был тут же, хамски напирая на моего подчиненного волосатой грудью, выпяченной из несобранной одежды.

— Что здесь? — негромко произнес я, появившись на крыльце. Все спорщики замерли. Купчишка глянул на ножны с мечом у меня в опущенной руке, поклонился и попятился в темноту, утащив подручного с собой, оставив меня наедине с разозленным Итиро.

— Что случилось? — спросил я все же после недолгого молчания.

— Ничего особенного, господин Исава, — буркнул Итиро. Смотрел он в сторону.

— Так ли?

Итиро сглотнул, помотал головой, как мальчишка. Да он и есть мальчишка.

— Тогда нужно ложиться спать, — произнес я. — Завтра далеко идти, нужно отдохнуть.

— Да, господин Исава, — упрямо произнес Итиро.

Давно мне так не дерзили. Привык я к почтительности нижестоящих у нас в замке. Да уж, в мире все не так, как дома. Что я мог сделать? Прогнать его? Он был мне нужен. Не рубить же его?

И я ушел спать.

Вскоре я услышал, как Итиро вернулся в свою комнату напротив. Послушался.

Но утром Итиро вновь взбунтовался, сев с утра на корточки около ящика и сложив на него руки.

— Я устал тащить эту тяжесть.

Вот как.

— Ты всегда можешь уйти, — хладнокровно ответил я. Рискуя, конечно. Но, по сути, — верно.

— Может, я зря надрываюсь! Может, мы вовсе несем ложный ящик с камнями!

— Может, — ровно ответил я. — Тебе лучше знать. Это ты у нас из банка. Я-то его просто на дороге подобрал.

А он не знает, что нет второго ящика. Интересно…

— Давайте я найму носильщиков, господин Исава!

— Никаких носильщиков, мы уже говорили об этом.

Помолчав, я спросил:

— Что случилось, Итиро? Что там вчера было?

— Там у них есть девушка…

Я только вздохнул. Ну, конечно.

— Что с ней?

— Я знаю ее. Это дочка одного нашего поставщика, я работал с ними когда-то.

— Понятно.

— Они продали ее даже не ради денег! Просто избавиться. Ее никто замуж не берет. Старая уже. Нельзя так.

— Вот как…

— Я думал забрать ее, но этот… потребовал десять рё!

— Большие деньги, — согласился я.

— Я могу собрать столько. Но к тому времени они уже сдадут ее в Эдо.

— У меня нет таких денег. Я не могу помочь тебе.

Взгляд, обращенный Итиро на меня, был так тяжел, что я даже не сразу понял почему.

— Так, — произнес я кратко. — Если ты действительно считаешь, что я хотя бы подумаю об этом, лучше тебе уйти прямо сейчас.

Сам не заметил, как положил руку на ножны меча. Что это я? Да нет — рубить его я не буду. Но все же как он так подумать мог, что я вскрою ящик, вот же похотливая обезьяна…

Итиро отвел взгляд. Устыдился? Похоже, да.

— Простите, господин Исава. Я был неправ. Вы жизнью рискуете…

Вот кстати да. Напомнил.

Я мог бы накричать на него, конечно. Напомнить о верности если не княжеству Какэгава, так семье Едоя. Это его бы проняло. Но не потребовалось. Он, видимо, все это сам с собой сделал. Задвинул свое горе далеко вглубь. С глаз долой, как каждому порой приходится.

— Ну что? — спросил я. — Идешь со мной?

Очередь перед заставой уже выстроилась вновь. Двигалась она значительно бодрее, чем вчера вечером, — стража еще не утомилась. А княжеский поезд пропустили еще вчера, заперев за ним ворота.

Чиновник, ответственный за чтение пропусков, сидел под навесом у дороги, удобно расположившись на возвышении. Люди подходили к нему с поклоном, подносили документы. Тот читал, бесстрастно возвращал — пропущенные проходили дальше. Следующий.

Старик кукольник документов не имел — ну да от него их и не требовали. Покажи театр. Куклами управлять умеешь? Свободен. Следующий.

Сбоку от помоста стояли в стойке копья с длинными перекладинами — подсекать и прижимать к земле, вилы с изогнутыми усами для захвата за шею и прочие древковые инструменты для наведения порядка и пленения возможных нарушителей. Было инструменту много, и был он длинный — мечом если прижмут — не достать. Внушало почтение.

— Вчера, — произнес стражник, не отрывая глаз от моей подорожной, — тут проходило еще несколько ваших, из Какэгава. Почему не вместе?

Я онемел. К счастью, он не смотрел на меня и я ничем себя не выдал. Тихо вздохнув, я взял себя в руки:

— Я садовник, господин стражник. Я иду в Эдо устраивать сад в усадьбе господина нашего князя. Мы немного отстали — саженцы требуют ухода. Спешить нельзя — погибнут, а по утрам сейчас еще холодно.

Стражник опустил подорожную, взглянул на меня, на Итиро, на ящик с привязанным сверху деревцем. Итиро подобострастно заулыбался.

Стражник вернул подорожную:

— Проходите.

Мы прошли.

Наши, значит. Вчера прошли. Ах вот как.

Убийцы воспользовались подорожными и одеждой наших воинов. И теперь они где-то впереди нас. Мимо них мы не пройдем, другой дороги на Эдо отсюда нет.

Скверно.

Позади купчишка сгонял к навесу своих голосистых девиц. Лицо чиновника под навесом приняло неописуемое выражение страдания пополам с ненавистью. Понимаю, хлопот с ними. Ну, сейчас он им задаст… Хорошо, что мы раньше прошли.

Итиро застрял за оградой, высматривая свою девицу, о тяжести ящика даже забыл. Я постоял рядом, глядя через его плечо, как стражники выстраивают девок в ряд для проверки примет. Ни одна не посмотрела в нашу сторону достаточно долго. Так я и думал.

— Кику, — вдруг позвал он.

Одна из девиц замерла, обернулась, посмотрела на нас. Поколебавшись, подошла. Девица как девица…

— Господин Итиро? — спросила не храбро.

— Я вызволю тебя, Кико, — глухо произнес Итиро. — Я найду тебя.

Этими он ее, кажется, и добил.

— Не нужно! — почти закричала она, так что охранники оглянулись. — Не нужно меня вызволять! Идите своей дорогой, господин Итиро, и не терзайте меня! Не терзайте меня больше!

Отвернулась и, мелко семеня, побежала прочь.

— Нам пора, — сказал я Итиро, чувствуя издалека внимательный взгляд стражника под навесом. — Идем.

Безмолвно он разжал ладони, оторвал побелевшие от напряжения руки от бамбуковых кольев ограды, медленно развернулся и пошел прочь. Я пошел за ним.

Не знаю, что у него осталось на сердце после той ночи на заставе Хаконэ.

К полудню мы спустились с перевала к морю. А вечером мы были уже в Одовара, утонувшей в вишневом цвете.

До Эдо оставалось идти дня три.

Было уже совсем тепло.

***

Между Ходогая и Канагавой они настигли нас — когда до Эдо оставалось меньше дня пути.

Это была их последняя возможность, и они ее не упустили.

Они взяли нас на окраине небольшой деревеньки, станции в ней не было, но были маленькие закусочные, там за медный дзэни можно было выпить чаю, съесть моти со сладкими бобами, посидеть под навесом перед последним отрезком пути, что нужно было успеть пройти до заката.

Уже вечерело. Я заметил сначала знакомую женщину с красным сямисэном, она играла на перекрестке, хорошо играла, должен сказать, успешно. Потом тех двоих: старика аптекаря с учеником. Вот ведь как.

А где же остальные? Те, кто будут убивать нас?

Я надеялся, что не подал виду. Может, нам удастся уйти незамеченными…

Не удалось. Мы не останавливаясь прошли деревню насквозь, и уже из-за последнего дома на окраине широким шагом вышел здоровенный малый в косо натянутом кимоно с плеча Ханосукэ, босой, со здоровенной окованной железом дубинкой на плече и ожерельем из крупных четок на шее.

Никак сам Ямабуси?

Дерзок.

Итиро, споткнувшись, остановился. Полет пыли из-под ног замедлился. Я обернулся — позади возникли еще двое в одеждах клана, с мечами. Этих я даже где-то видел в пути. Опустив левую руку на ножны, другой я растянул завязки шляпы под подбородком. Замерший Итиро покосился на меня, медленно неуклюже спустил ящик с плеч на дорогу и остался сгорбленным, как под тяжелым грузом. Я опустил шляпу ребром рядом, так, чтобы она привалилась к ящику, — не хотелось, чтобы она валялась в пыли, — ну что за глупость в такой момент…

А на этих позади, похоже, произвел впечатление своей неспешной аккуратностью — остановились, прищурились. А я-то просто ничего больше не мог сделать, чтобы не начать ронять все из рук. Сосна в горшке, примотанная к ящику, попалась мне на глаза. Казалось, она стоит где-то очень далеко на горе, такие зрелые у нее были формы. Меня постиг момент чистоты в самый неподходящий момент. Как обычно.

Позаботится ли кто-то о тебе, когда я умру…

Итиро вынул свой дозволенный короткий нож из-за спины. Ямабуси усмехнулся.

— Исава, — громко бросил он. — Отпусти мальчишку. Зачем ему умирать?

Действительно…

— Ты можешь идти, Итиро. Позовешь на помощь.

— Да кого я позову? — с тихим отчаянием сказал Итиро, поднимая лезвие ножа к лицу. Я видел, с каким трудом он остается на месте. Но пот по его лбу стремительно бежал..

— Ну ладно, — произнес Ямабуси, скидывая палицу с плеча. Легко, хотя и вперевалку, он зашагал к нам. Ну вот и как такого остановить? Он же мне меч одним ударом сломает…

Те, что позади, неловко вытащили чужие мечи из ножен и тоже пошли к нам. Народ разбегался, но недалеко, любопытные выглядывали из окон, из-за дальних углов. Интересно им, понимаешь. Самураи сейчас друг друга убивать будут…

Да, это они хитро придумали — выглядит, как схватка чести у дороги, а не как ограбление.

Но в этой схватке первый удар все-таки сделал я.

Оттолкнул Итиро, резко развернувшись, выкинул левой рукой Хання-Син-Кё рукояткой вперед, в длинном выпаде и с четким треском конец рукояти, бронзовый язык пламени, врезался в губы Ямабуси. Прилетевшая в ответ дубинка меня не задела. Те, что позади, заорали разом, бросились к нам. Итиро завыл нечеловеческим голосом, кинувшись на них с ножом, напугал, заставил отскочить, сам отскочил от неловких замахов мечами — им привычнее другое оружие, открытый бой вовсе не их стихия, им бы сонных по темным углам резать…

Я давил свою ярость, не давая себя ослепить, нарушить чистоту и ясность, что снизошли при созерцании саженца сосны в горшке с надписью «Долголетие». Я уклонялся от выпадов дубинки Ямабуси, замахов и ложных выпадов и таки сумел рубануть его по плечу, но, кажется, он даже не заметил — ударил меня торцом дубинки в живот, и мир опрокинулся — я покатился через ящик, сбитый с ног могучим ударом.

Надо мной лютым зверем метался Итиро, нанося удары ножом и получая их мечами. Кровь летела, но он не падал, его даже удар дубинкой по спине не сломал. Я, сглатывая беспамятство, поднялся. Медленно, словно незамеченный, я поднялся, обстоятельно, с расстановкой приложил Огненную Сутру к предплечьям Ямабуси и, глубоко нажимая, долго тащил по его вытянутым в выпаде рукам, с гулким хрустом рассекая мышцы.

Капли пота, медленно летевшие с бритой головы Ямабуси, сверкали на солнце…

И тут же все вновь понеслось.

Ямабуси взвыл, дубинка, подпрыгнув, с тупым звуком ударилась о дорогу. Итиро падал в пыль, двое подручных Ямабуси замерли в ужасе, глядя на хлещущую из его повисших рук кровь, — их кумир только что пал.

Они оба одновременно перевели взгляд на меня, что-то там увидели и бросились бежать.

Убежать им далеко не пришлось — какие-то люди встречали их у деревни и рубили мечами.

Когда оба упали, дергаясь, в пыль, один из пришедших на помощь приблизился ко мне и я увидел на его рукаве знакомый герб.

Это были те наши недобрые попутчики, вассалы «дальних князей». Северяне, вассалы Датэ. Это они пришли нам на помощь.

— Они были в одеждах вашего клана, но я не видел их в вашем отряде, — произнес их старший, мой знакомец по любованию первым цветом, приблизившись ко мне. — А приметы Ямабуси я запомнил четко, да и дубинку его тоже — оружие, для воина нынче необычное.

Я обернулся. Ямабуси истекал кровью на склоне горы, куда успел убежать, прежде чем силы оставили его, и где его настигли и изрубили до смерти. А дубинка его вот — валялась в пыли.

— Благодарю вас… — Это я сказал?

Их старший коротко кивнул, принимая благодарность.

— Что с прочими? — спросил он.

— Погибли…

— Понимаю. Вашему носильщику, похоже, тоже уже не помочь.

Да. Так оно и было. Итиро истекал кровью, казалось, залившей дорогу от края до края.

Я приблизился и наклонился к Итиро. И услышал, как он прошептал окровавленными губами:

— Я был с ними заодно. Не смог ударить вам в спину. Простите.

Что? Что это он такое сейчас сказал?

Не может быть.

Не могу поверить. Не могу понять. Не может быть.

«Я был с ними заодно. Не смог ударить вам в спину. Простите».

Простить?

Только прощать уже некого. Он умер. А то простил бы, конечно. Хотя у меня не было слов.

«Я был с ними заодно»…

Нет. Слов все равно не находилось.

Ящик с деньгами стоял в дорожной пыли, забросанный брызгами крови. На ящике пушила зелеными иголками крона маленького деревца.

На этом и закончился этот длинный день.

***

Из-за всего произошедшего пришлось задержаться там до утра. Тот княжеский поезд, что мы встретили на заставе Хаконэ и который мы обогнали еще вчера, пройдя мимо занятой им на ночь станции, задержал вассалов «дальних князей» — непростительно обгонять княжеский поезд, именно так они оказались позади нас, отстав на полстражи, не больше. Разбойникам, вообще-то, хватило бы времени убить меня и скрыться, если бы не взбрык Итиро. Зачем он так?

В общем, я остался жив, и нужно было опять идти дальше. Снова ломать спину этим неподъемным грузом. Гоню от себя мысль, что было бы лучше, если бы его украли… Даже если и меня при этом бы убили.

Нет, будем жить. Мне еще нужно найти место для моей сосны в княжеском саду.

Тем же вечером прибыла стража с ближайшей станции, и меня допросили. Тела убитых разбойников забрали, чтобы опознать и выставить на позор и поношение у заставы Хаконэ. Вся слава досталась отважным вассалам «дальних князей», и это было справедливо и удачно — как пострадавший, я привлекал меньше внимания. Женщину с красным сямисэном не нашли, старика с учеником тоже.

Итиро похоронили на следующий день недалеко от деревни, рядом с маленьким буддийским храмом. Не дождется теперь освобождения его девица. А я даже имени ее не могу вспомнить… Но я помолился за них обоих.

Сотни маленьких будд, как россыпь камней, завалившая обочину у поворота к этому храму, неуловимо и мимолетно наблюдали, как я уходил оттуда.

Я шел вперед, оставив эту странную, горькую историю позади. Лепестки вишни с обочин Токайдо падали на дорогу, в своем коротком падении к небытию пересекая мой длинный путь.

Эдо был уже совсем близко.