Пожарная застава квартала Одэнматё

Глава 10. Тело для испытания меча

Однажды жарким летом в запущенной хижине париев-хинин в одной деревне недалеко от замка Фукуи, что в Эттидзэне, болел старик. Болел он тяжело и, возможно, в последний раз. Он уже не мог двигать рукой и ногой, ждал смерти. Он прожил долгую жизнь и, хотя умирал парией, был когда-то воином-буси и сражался вместе со своим малолетним сыном на стенах Осакского замка.

После поражения и смерти господина Хидэёри их сослали до конца жизней в Эттидзэн, под постоянный надзор семьи Мацудайра, исполнять нечистые обязанности: заниматься обмыванием умерших, погребением и прочими скверными работами.

Они поселились в хижине на краю замкового поселка, под стенами крепости. Во времена голода работы бывало достаточно. Во времена общего достатка они сами голодали. Время шло, наваливаясь, сгибало старику спину, покуда не сломало.

Молодой человек потратил все их скудные средства на лекарства. Платить приходилось особенно много, — лекари не желали иметь дела с хинин. Те лекарства, что удалось добыть, не помогли, и молодой человек уже был в больших долгах, а денег для ухода требовалось еще. Но молодой человек не колебался, он сражался с болезнью своего отца и не давал ему умереть.

Все эти неприятности очень печалили его отца. Он не думал быть обузой сыну, ради которого только и остался жить после поражения. Он хотел быть его опорой в тяжком испытании.

Однажды за сыном старика прислали из замка. Удивленный молодой человек ушел в замок, а около полудня вернулся с вестями.

Оказалось, что князю, во владениях которого жил известный и умелый кузнец Тёбэй Киёмицу из Кага, понадобился славный меч для подношения сёгуну. Один из внуков сёгуна входил в мужской возраст, и подобный дар оказался бы очень уместен. Меч был заказан заблаговременно, год тому назад, чтобы был готов к очередному выезду князя в Восточную столицу. Девять месяцев кузнец творил меч. Ему помогали мастер цубы и рукояти, мастер заточки и их многочисленные помощники. Наконец к середине лета меч был завершен.

Теперь меч следовало испытать.

Подходило время князю отправляться в Эдо, на поклон сёгуну, на свидание с содержавшимися в почете женой и детьми, оставленными у строгого сёгуна в заложниках после войны Хидэёри. Дар сёгуну обязан был быть безупречен.

Для надзора за испытанием меча князь прислал верного вассала, воина заслуженного, который застал еще последний поход в Корею, прямого и грубого Миятомо Акамицу.

Чтобы провести испытания надлежащим образом, отправили в тюрьму замка указание для судейских прислать осужденного на смерть преступника.

В тюрьме, однако, не обнаружилось никаких преступников, и судейские сильно извинялись. А может, и не хотели помочь — починялись они напрямую сёгунату.

Миятомо оказался в затруднении. И тогда послали приказ призамковым хинин найти нужное тело где бы то ни было и как можно быстрее и присовокупили обещание награды и наказания.

— Ты видел этот меч, Итиро? — спросил сына, что принес в их дом этот приказ, больной старик-хинин.

— Да, отец. Меч замечательный. Уважаемый Миятомо-сан вынул меч из ножен, и я видел светлый узор закалки на темном лезвии, как туман, висящий над вечерней рекой.

— Верный признак тщательной работы. А отделка?

— Бронзовая цуба в виде круга из бронзовых перьев ворона — тонкая работа. Делает честь мастеру.

— Изящный меч. Есть ли у меча имя?

— Кузнец Тёбэй Киёмицу назвал его «Когарасу».

— Сколько же дают за тело для тамэсигири? — спросил старик.

— Целую связку, девяносто шесть дзэни, отец. Спешка очень большая.

— Как раз хватает перекрыть наш долг…

— Это добрый знак, отец!

— Кабы так… Лето в самом разгаре, сын. Урожай проса уже сняли, и не жди умерших от голода. Старики вроде меня умерли в прошлый голодный сезон. И пока все крестьяне чистят поливные канавы, буянам не до буйств, им бы выспаться. В эту пору не жди преступлений. Даже праздников нет, нет и воров.

— Я пойду к постоялому двору, на тракт Накасэндо. Может, кто-то из путников заболел и не пережил перехода.

— Ты не должен мечтать о подобном, сын. Это недостойно. Пусть ты теперь не воин, но наша честь — она внутри нас. У тебя уже есть подходящее тело, Итиро. Я готов стать испытанием для замечательного меча, выкованного Киёмицу. Может быть, за эту услугу тебя даже возвысят из хинин.

— Не говорите о подобном, отец! Как вы можете?! Я никогда так не поступлю!

— Ты сделаешь так, как я сказал. Это моя последняя воля. Или я буду преследовать тебя после смерти!

— Не говорите так, отец. Я не могу сделать ничего подобного.

И молодой человек в тревоге ушел.

Пока молодого Итиро не было, старик дополз до наполненного водой котла для варки проса и, засунув в него голову, утопился.

Тело обнаружил проходивший мимо монах Дзёсин. Он же позвал надзирающего старосту, а тот доложил начальству. Монах же встретил Итиро, вернувшегося под вечер с Накасэндо.

Сын повязал старику погребальную повязку, нанял в долг носильщика из изгоев-эта. Вместе они доставили тело в замок.

Испытание меча назначили на утро.

Тело, только в набедренной повязке и в наголовной повязке, подвесили на столб за связанные руки.

Установили навес для сановных наблюдателей. Итиро обязан был участвовать во всем, а после испытания убрать и похоронить тело.

Испытатель меча, привезенный с собой Миятомо Акамицу, дабы сохранить одежду чистой, разделся и с поклоном взял меч в руки. Но не успел он нанести удар, как Миятомо Акамицу, взмахнув веером, остановил испытания.

— Я получил донесение о сомнительных обстоятельствах, касающихся этого испытания, — произнес Миятомо. — В стремлении поддержать честь моего господина я желаю выяснить все. Меч, испытанный на теле старика, убитого собственным сыном, проданном в результате преступного сговора, принесет ему незабываемую дурную славу. Осквернения столь выдающегося клинка с не менее высоким предназначением я не допущу. Приказываю: хинина Итиро задержать, доставить сюда старосту и монаха, обнаруживших тело, — для дознания. Возможно, это заговор врагов нашего клана. Выяснить все. Если утром у нас будет живой преступник для испытания меча, я буду считать, что дело решено наилучшим образом. Старика — похоронить.

Всю ночь Итиро бил бамбуковой палкой тот самый эта, с которым они несли в замок тело старика.

Утром неприкасаемый эта услышал крики в дворе и, бросив палку, вышел узнать, в чем дело. Вернувшись, напуганный, он рассказал, как охрана обнаружила, что могила старика разрыта — а тело висит на столбе для испытаний.

Более он не трогал Итиро.

Ближе к полудню в тюрьму явился сам Миятомо Акамицу.

— Я знавал твоего отца в его лучшие времена, — сказал Миятомо, глядя на заключенного сквозь деревянную решетку. — Мы оба были ронинами после битвы на Сёкогахара. Потом он выбрал не ту сторону, что я. Ты тогда мал был совсем. Я все думал, почему он не покончил с собой после поражения, — теперь понимаю. Ждал более удачного времени, чтобы даже его смерть пригодилась тебе. Сегодня ночью он явился ко мне в покои, выпил все сакэ, сказал, что успокоится только после удара лезвия Когарасу. Монах Дзёсин советует уважить мертвого, испытать меч на его теле. Иначе он привяжется к мечу и будет одолевать того, кто им владеет. Потом мне придется совершить сэппуку, ведь меч будет осквернен, мой господин — опозорен, а твой отец не оставляет мне выбора.

А может, монах хитрит, чтобы я не испытал меч на тебе? Я еще не решил. Но к полудню, могу заверить тебя, я решу окончательно. Если это заговор, я его разрушу. Если это гнев неупокоенного духа, я буду ему противостоять, полагаюсь на Будду Амида.

Итиро согнул в поклоне избитую спину и произнес:

— Казните меня, Миятомо-сама. Моя вина в том, что мой отец убил себя и теперь не найдет покоя. Мне следовало оберегать его последние дни и не оставлять одного в беспомощности. Рубите меня — я виновен в его смерти. Об одном прошу, похороните моего отца с отправлением надлежащих обрядов, гнев его успокоится, ведь с моей смертью ничто уже не удержит его в этом мире.

— Так и сделаем, — ответил Миятомо Акамицу. — Готовься.

Тело старика сняли, усадили в деревянный гроб и зарыли. Монах Дзёсин прочитал молитвы над могилой.

В полдень Итиро выпустили из деревянной клетки и отвели наверх. Все двинулись на двор для испытания.

Тело старика уже висело на столбе, в веревочной петле спиной ко всем, готовое к удару.

Все были объяты ужасом, монах читал сутры, а храбрый Миятомо Акамицу приказал поставить Итиро на колени, а испытателю рубить его мечом.

Но испытатель пал на колени, закрываясь мечом от тела, висевшего на столбе.

В гневе Миятомо вскочил со своего места, отобрал меч у испытателя и занес лезвие над Итиро.

Заскрипев веревкой, в жарком безветрии тело повернулось мертвым лицом к Миятомо.

Слабые духом с воплями кинулись со двора.

В священном ужасе благородный Миятомо отступил от Итиро.

Стоявший на коленях, со сложенными ладонями, монах Дзёсин произнес:

— Такова судьба этого меча. Когарасу — ворон. Между живым и отжившим выбирает безжизненное.

Миятомо Акамицу, собравшись, нахмурил брови, встал перед телом на столбе, поклонился, занес меч и с криком нанес косой удар, идеальную «перевязь монаха», от ключицы до подреберья, наискось, слева направо. Тело распалось надвое. Все присутствующие могли видеть печень.

Когарасу, оказалось, отличный был меч.

Позже, расплатившись с кузнецом, Миятомо отправил меч в храм со словами:

— Меч, испытанный таким образом, не может кому-то пригодиться. Меч непочтительности обесчестит своего владельца. Я подвел моего господина, но ему решать, виновен ли я, ведь мне противостоял неупокоенный дух.

Князь, узнав обстоятельства дела, простил Миятомо и поднес в дар внуку сёгуна статного коня. И развлек этой странной историей самого сёгуна, заслужив высокое одобрение и смягчив строгого, но богобоязненного правителя.

Дух старика более никому не являлся, поскольку, по совету монаха Дзёсина, после третьих похорон старика его сына отправили в искупительное паломничество в Исэ.

Лезвие меча Когарасу до сих пор хранится в Суруга, в храме Рюдзогонгэн. На его хвостовике, под рукоятью, правдиво выбито: «Рассек одного».

***

— Ого, — восхищенно отозвался я. — Вот это история так история!

Все остальные согласно зашумели, Котэцу довольно улыбался вызванному впечатлению.

В темноте, за освещенной свечами областью перед алтарем, трещали цикады. Все аж заслушались.

В медленно наступившем безмолвии внезапно прозвучал неуверенный голос нашего робкого человека-горы Саторо Оки:

— А я вот тоже знаю одну историю про меч. Моя бабка рассказывала, я еще малой был, как она с дедом моим сошлась.

— Отличная история про бабку, — буркнул малыш Тогай. — Я сам таких сколько хочешь расскажу.

Смешки пробежали по кругу сидящих на полу мужчин. Хаято недовольно двинул ойкнувшего брата тяжелым локтем в бок и ободряюще хлопнул Оки по плечу:

— Да ты рассказывай, не стесняйся. Что там с твоим дедом было?

Оки шевельнул ушибленным плечом и продолжил:

— Все началось с того, что он съел собственный меч…