МАТЬ ИМПЕРАТОРА
Они даже не заскочили в посольство и летели несколько часов подряд, пока под брюхом у Змея не показались отроги Уральских гор. Тут, возле небольшого родничка, Хэби сделал остановку, развёл костёр и позволил девушкам отдохнуть. Еды у них не было, циновок и ковров тоже, так что сидели обе на тёплом змеевом хвосте.
— Хорошо хоть, в доме Пожарского нас накормили, — проворчала Момоко.
— Да уж, стол был заставлен, словно в последний раз, — грустно улыбнулась Сатоми.
— Как всё по-дурацки вышло! — Момоко не оставляла досада. — Я не доросла совсем немного. Если бы не это падение, я бы уже забеременела… А теперь что⁈ Как мы предстанем перед отцом?
Сатоми сунула в костёр прутик с раздвоенной вершинкой и теперь смотрела, как на кончиках разгораются маленькие язычки огня.
— Ты никого не родишь…
— Что?.. — потерянно переспросила Момоко.
Хэби, не перекидываясь в человеческую форму, почти испуганно развернулся к девушкам и придвинулся очень близко к Сатоми:
— Что ты говоришь, девочка? — Сатоми молча протянула ему ладонь, старый змей приник к ней лбом и потрясённо уставился на серьёзную принцессу: — Но как⁈
Она пожала плечами:
— Я не знаю, как так вышло. В последнее время я иногда вижу… тени будущего…
Да, как сегодня. Что-то толкнуло её взять кисть и вывести над кроватью то послание, хотя Момоко как всегда нетерпеливо покрикивала от входной двери. Сатоми видела, как её единственный мужчина стоит рядом — только спустя несколько часов — и хмуро смотрит на надпись.
Пламя жадно лизало прутик. Одна из веточек, потоньше, прогорела и упала в костёр пепельным кусочком, оставив после себя лишь обугленный пенёчек. Зато загорелась следующая, пониже.
— Я видела. Я рожу сына и отдам ему всю свою силу. До капли.
— Сатоми, что за бред? — раздражённо спросила Момоко. — Зачем всю? Какой смысл?
Ответ был таков, что Момоко мгновенно забыла о том, что только что злилась.
— Я умру при родах. Я вижу это совершенно отчётливо. Поэтому, чем метать искры из глаз, думай: как будешь его воспитывать. Всё-таки он должен стать величайшим императором Ниппон-кокку в истории.
Потом они снова погрузились на встревоженного Хэби. Момоко непривычно молчала. Сатоми молчала тоже. Её занимали сложные мысли.
Сегодня — там, на площади, с трудом подняв веки, потому что даже для этого приходилось превозмогать чудовищную боль, она увидела, как Кузьма превратился в меч. В тот самый, великий и легендарный меч.
И теперь она думала, как рассказать об этом сыну, чтобы не поколебать его разум. Написать письмо? Надёжнее всего будет оставить его Хэби, вот уж у кого сложнее всего что-нибудь отобрать. Но, всё-таки, нужно ли? Да, это честный жест. Но принесёт ли он пользу? Сатоми продолжала терзаться сомнениями.
А ВЫ НЕ ЖДАЛИ НАС, А МЫ… НУ, ДОПУСТИМ, ПРИЕХАЛИ
Всё-таки дом в Засечине был большой. За прошедшие недели его как следует привели в порядок, и разместились мы вполне успешно, только что палаты были не каменные, а деревянные. С другой стороны — дышать легче! Обратно плюс.
Управляющие расстарались, организовав в господском крыле даже галерейку с зимним садом. Эта галерейка вызывала у меня, Кузьмы и Горыныча некоторую тревогу — а ну как нападать на нас начнут? Размолотят ведь вдребезги все старания. Горыныч немедленно заявил, что завтра же — нет, сегодня же! — займётся страховочными заклинаниями и всяческими укреплениями.
— Ты тогда уж и от огня пройдись, — попросил я его, — у тебя это сильно хорошо получается. И дом, и пристройки, и особенно — склады. Ежли к нам голод движется, бить будут по больному. Запасы пожгут — народец ведь запаникует, а нам…
— Этого не надоть! — хором, как кхитайскую мантру, повторили Змей с Кузьмой.
— Поставлю защиту, — сурово пообещал Горыныч, — не переживай.
И ушёл — ставить. А вернулся — к парадному столу. В честь прибытия хозяина засечинские уж расстарались. Стол накрыли длинный, как я люблю, чтоб можно было чин по чину всех клановых усадить — не так уж нас пока и много.
Так или сяк — вроде, и повод скорбный: царя убили, а вроде и сами чудом живы остались. В общем, речи говорили разные, чарок подняли несколько — и поминных, и заздравных. Долго не сидели — поели да обживаться по новым комнатам пошли, только мы с Горынычем засели в кабинете, винишко пряное потягивать да думу думать, как мы наше житьё-бытьё обустраивать будем.
Вскоре пришёл Кузя, усмехаясь и крутя головой.
— Чего там опять? — полюбопытствовал Горыныч.
— Да-а… Иду я сейчас, слышу: в библиотеке ребятня собралась. Пятеро их уж теперь, Болеславовы пичуги тоже насмелились в люди выйти.
— Ну?
— Чё «ну». Стешка Матвея и спрашивает: что, мол, про Серого Волка да Иван-царевича? Где уж они услыхали?.. Я постоял, послушал. Ой, братцы, чего он им наплёл! Семь вёрст до небес, да всё лесом! Помимо молодильных яблок — и кражу жар-птицы туда присунул, и невесту, которую какой-то промежуточный царь заполучить хотел!..
— Справедливости ради, — Горыныч отхлебнул из своего бокала, — невеста была. И невнятный царь тоже. И даже жар-птица!
— Так ведь не в конце, не в конце же! — Кузя потёр лицо. — А про меня там вообще слова нет.
— Да и забей, — махнул рукой Горыныч. — Про меня тоже там нет. И про Дмитрия нет. Ровно и не было нас…
Мда. Вот, вроде, всё правильно мы сделали, а один хрен обидно.
Да и история, в общем-то, простая. Девчонку ту, Машу, что я из пожара спас, захотел альвийский царёк сосватать. Всё бы ничего, только слухи про него ходили, что балуется дядя нехорошими ритуалами, а жёны его больше года не живут, и наша Машуня должна была стать аж девятой. Рюрик сказал, мол, нафиг нам такие расклады? Такой зятёк нам не нужен! В общем, от ворот поворот выписал.
Мария обрадовалась страшно — кому охота за чужие хотелки жизни решиться? Да только к вечеру того же дня слегла наша Маша со слабостью страшной, а к утру стало ясно, что не болезнь это, а проклятие, и превращается сестрица моя в старую старуху.
До сих пор я думаю, что Моргана к этому руку приложила, она тогда уж начала на первое место среди магов Оловянных островов пробиваться, всех остальных под себя подминала. Да и каверза вполне в её стиле. Особенно — подкупить Атласского царя, чтобы нам яблок молодильных отказался продавать.
— Вот правильно тогда Кош сказал, — Горыныч словно читал мои мысли, — всё своё надо иметь, ни у кого не просить.
— Или быть настолько сильным, — продолжил Кузя, — чтоб тебе не посмели отказать.
Мда. А в тот раз нам пришлось целую комедию разыграть. У царя Атласского блокировка на всю дворцовую область стояла, от любых порталов — больно дядя за своё имущество переживал. Так Рюрик тайком малый скоростной драккар пригнал, мы со Змеем, под чужими личинами — типа Иван-царевич на Сером волке, этакий чудак, страстно интересуется экзотическими птицами. Прибыл жар-птицу посмотреть, ага. Атласский царь меня даже принял, птицу показывал — правда, издалека. А ночью мы в сад полезли, за яблоками — одна ночь в запасе и была, пока Кош неусыпно Машу держал, чтоб за край не ушла.
Кто ж знал, что у них к каждому яблочку сигнальная паутинка проведена…
Ох, в какой мы замес попали! Со всех сторон и гады огромного размера полезли полоумные, и собаки двухголовые, да каждая с телка размером… Рюрик как понял, что тихий план не сработал, чуть не на головы нам со своим драккаром упал. Главного реликтового дракона пришиб — не магического, натурального!
Чудом ушли, в общем.
— А вы знаете, — материализовался на четвёртом стуле Матвей, — что история с Иваном-царевиче и Серым Волком была столь успешна, что про неё не только сказки, а песни тоже слагали, и даже есть одна, очень позднего времени. Матёрый менестрель её сочинил, по фамилии Медведев…
— А не маг ли он? — прищурился Горыныч.
— Может и маг, — согласился Матвей. — И я даже склонен предполагать, что он зооморф. Медведь. Оттого и фамилию себе такую взял. Но дух истории он удивительно прочувствовал, я даже склонен предполагать, что он обладает некоторым даром прозревать прошлое. А, может, и будущее… Вот, послушайте, — кот прикрыл глаза и запел:
Ведь если ты — Дурак, то это навсегда, не выдумаешь заново
Ни детского сна, ни пары гранат, ни солнышка, склоняющегося к воде,
Так где ж ты, серый волк — последняя звезда созвездия Иванова?
У черного хребта ни пули, ни креста — лишь слезы, замерзающие в бороде.
А серый волк зажат в кольце собак, он рвется, клочья шкуры оставляя на снегу,
Кричит: 'Держись, Царевич, им меня не взять, крепись, Ванек! Я отобьюсь и прибегу.
Нас будет ждать драккар на рейде, и янтарный пирс Валгаллы светел и неколебим, —
Но только через танец на снегу, багровый Вальс Гемоглобин'*.
*Песня Олега Медведева
«Вальс гемоглобин»,
видео будет в допах,
можно послушать.
И тут голова Медузы вдруг оживилась, засветив глазами:
— Проникновение. Портал на территорию усадьбы, три личности: архимаг, молодой маг и… — Горгона нахмурилась: — кажется, кицунэ?
— Этой что опять надо! — проворчал Горыныч и выглянул в окно, тут же заорав радостно: — О! Кош! А кто это с тобой?.. — ответа я не расслышал, но Горыныч активно замахал руками: — Ну, сдай его Фёдору, да иди к нам!
Спустя буквально три минуты мы обнимались с Кощеем.
— Ну вы шороху навели, парни! — он широко улыбался, от чего худое, обтянутое гладкой кожей лицо в неверном свете свеч напоминало радостный череп. — Альвы из города сбежали — слышали?
— К сожалению, — рассудительно развёл руками Змей, — это не доказательство. Посольства все, считай, прыснули во все стороны, подальше от Москвы. Слишком сильно вбит страх перед магической войной.
— Есть с чего, — пробормотал Кузя.
— Да, — лекторски согласился Кош, — но альвы… внимание! — он поднял вверх палец, — сбежали под прикрытием тех же наёмников, что нападали на Академию. Говорят, разъярённый царевич сам бросился вдогон. Дружины, правда, у него с собой маловато. Но есть надежда на захват.
— Так, может, мы — того⁈ Поможем⁈ — с энтузиазмом вскинулся Горыныч.
— Вот ещё! — фыркнул Кош. — Только-только после капитального лечения, да ещё в нетрезвом виде! Решительно воспрещаю.
— «Воспрещает» он! — надулся Горыныч. — Чисто бабушка: то нельзя, это нельзя…
— Ты лучше скажи, — перевёл тему я, — слыхал что-нибудь про вулкан? Там тебя на Байкале хорошо потряхивает — не отзывается ли?
Кош мгновенно сделался озабоченным:
— А что, есть данные по большому извержению? — он сел в кресло и потёр подбородок. — А я-то думаю: почему так? А оно вон что…
— «Вона что»! — снова передразнил Горыныч. — Думать надо: чем людей кормить будем? Я тут немножко подсуетился, к Кешке сгонял, растряс его на излишки… — Змей вдруг замер и так на нас уставился, что мы невольно хором спросили:
— Что?
— Вот я старый крокодил… — прошептал Горыныч. — Как же я забыл-то про них, совсем ведь из головы вылетело…
— Да что такое? — Кош тревожно поймал его за запястье. — Друг мой, ты заставляешь меня усомниться в правильности подобранного тебе лечения.
— Да погоди ты, дохтур! — Горыныч выдернул руку из цепких пальцев Коша. — А ну, Митька, отвечай: где собирают урожай пшеницы трижды в год?
Я пожал плечами:
— Да хрен бы я знал! Я тебе что — агроном сын агронома?
— Пошли! — Горыныч встал, таинственно блестя глазами. — И ты, Кош, тоже. И Кузьма. Для общей, так сказать, пользы.
— Да куда идём-то? — идея куда-то переться с нетрезвым Змеем, да на ночь глядя, казалась мне не самой блестящей.
Но Змей уже сгрёб Коша в охапку и шагнул с ним в трёхголовый портал, крикнув оттуда:
— Ну вы идёте — нет?
Мы с Кузьмой переглянулись.
— Пошли, что ли, — вздохнул Кузьма, — а то наворотит он там без нас…
Помещение, судя по эху, было огромным. Причём, и в высоту, и… да во все стороны! Где-то вдалеке чадили тусклые факелы. Над головами гулко разнеслось:
— Как смеете вы, смертные, тревожить покой великого бога Анубиса?
— Ты как старого приятеля приветствуешь, Ан, собака сутулая? — весело заорал Змей и устремился во тьму: — Пошли, а то он свою царственную жопу хрен от стула оторвёт.
— И не от стула, а от трона! — обиженно прогудел голос. — Ты чё явился, Себек*, а? Договорились же?
*Себек — крокодилоподобный
египетский бог,
надёжный защитник
богов и людей,
который свирепостью
отпугивает силы зла и тьмы.
Гарант разливов Нила
и хороших урожаев.
Со временем отошёл
в тень других богов.
— Да ладно, ладно, — успокаивающе проворчал Змей, бодрым шагом двигаясь в сторону факелов; мы потянулись следом. — Я на твоё место не претендую, но видишь ли… — мы вошли в круг света и разглядели сидящего на троне с высокой спинкой мужчину с собачьей головой. Или шакальей? — … обстоятельства вынуждают.
Горыныч остановился напротив трона и широко улыбнулся:
— Не делай резких движений, и я не буду напоминать жителям Египта, кому они обязаны плодородием долины Нила.
Анубис поморщился, обнажая острые шакальи клыки:
— Да вы пьяны!
— Ой, ты глянь, какие мы щепетильные! — Горыныч, по-моему, нарывался. — Да, мы пили! И моё вино лучше, чем твоё ячменное пиво!
Анубис скрежетнул зубами, но проигнорировал этот выпад:
— И чего ты хочешь?
Змей слегка покачнулся и оперся о моё плечо:
— А чё мы хотели-то, а?
— Ну, судя по поведению, — кисло прокомментировал Кощей, — данъ за трыста лэт.
С этой фразы нас со Змеем почему-то пробрало на смех, и мы совершенно по-глупому начали хихикать.
Анубис вздохнул, подпёр подбородок кулаком, сложил брови домиком и тоскливо обратился к Кощею:
— Чё им надо, а?
— Голод идёт, — пояснил Кош. — Египет он зацепит сильно меньше, чем наш север. Я могу предложить тебе увести отсюда этих замечательных магов в обмен на регулярные поставки зерна.
— Он обещал, что больше не будет просить жертв! — Анубис обвиняюще ткнул пальцем в Горыныча. — Речь, правда, шла о юных девах, но дело в принципе!
— Да ради бога! — щедро махнул рукой Кощей. — Не надо нам ваших жертв. Мы вполне платежеспособны. Цены только не дери, иначе я за этих двоих не отвечаю.
В общем, дальше для меня всё было несколько смутно, но Кош уверяет, что он договорился и ценник вполне сносный.
А вот на следующее утро он до глубины души поразил меня вопросом:
— А почему Ярена к завтраку не вышла? Я понимаю, вредность характера и прочее, но поздороваться-то со старым другом можно было себя заставить.
Я смотрел на него, не вполне понимая, о чём, собственно…
— А почему ты решил, что Ярена здесь?
— А что, она сразу по своим делам отправилась?
Я слегка тряхнул головой:
— Кош, да я понятия не имею, куда она пошла и где сейчас есть!
— Погоди, мне сказали, что с тобой ушла немолодая магичка. Я думал — Ярена?..
— Немолодая магичка — это наша алхимичка Аристина! А Ярену в Академии никто иначе как почётным ректором не называет!
— Ёшки-матрёшки, а Ярена-то тогда где?
— Выходит, в числе захваченных?
— Так говорили же, царевич вдогон помчался, — расстроенно вскочил Змей, — отбил пленников-то?
Новости знал Фёдор, звонивший с утра в столицу. И ничего утешительного сообщить нам не смог. Царевич с ближней дружиной вернулся в царские палаты заполночь. Никого они не догнали, все отряды душегубцев, и альвийское посольство, и захваченные ими люди — всё как в воду кануло.
Пленных, соответственно, не вернули. Более никто ничего внятного о происходящем поведать не сумел.
Змей болел с похмелья (больше по идеологическим соображениям, чем на самом деле), сетовал, что «вчера предлагал альвов догонять, а вы не захотели!», переживал за Ярену, всячески расстраивался и то и дело планировал обратно впасть в депрессию. Кош выписал ему какие-то пилюльки и отбыл на Ольхон, ибо там без него всё разъезжалось по швам.