ПОДКИДЫШИ
После ухода Коша мне остался бонус: молодой перс (или иранец, если вам так больше нравится). Я не очень понимал, зачем мне с ним нянчиться; с другой стороны, Кош считал, что Фарид таскается за мной по заданию Марварид (как вспомню его магофон, меня ознобом по спине продирает). Не совсем понятно: обрадовалась Марварид моему возвращению или огорчилась, но в любом случае, лучше иметь её соглядатая под рукой, всё надёжнее. И если что-то начнёт против меня затеваться — больше шансов обнаружить каверзу на ранних этапах.
Фарид первые сутки сидел, словно в прострации — тише воды, ниже травы. А потом вдруг пришёл ко мне с вопросом:
— Достопочтенный князь, не найдётся ли среди ваших людей лекаря для животных?
— Только не говори мне, что шеду заболел.
— Нет-нет! Это тот котёнок, которого оставил господин Кощей.
— Котёнок?.. — раньше Кош не замечался за подбрасыванием несчастных тварюшек, а тут — на тебе, второе существо подряд! — И что, Кошей оставил тебе больную животину? В жизни не поверю.
Фарид вздохнул.
— Видите ли, котёнок был очень плох. Господин Кощей оставил мне её на попечение и два бутылька в придачу. Из одного я должен был дать одну каплю в первый день…
— То есть вчера?
— Да.
— А из второго — сегодня, после чего позвать вас.
— Та-ак…
— Вчера я всё сделал по инструкции, но котёнок заснул и не просыпается. Я… — Фарид откашлялся, — чувствую слабые жизненные эманации, иначе решил бы, что зверюшка умерла. Я всё ждал, что наступит улучшение, но ничего не меняется. И, откровенно говоря, я боюсь давать вторые капли. А господин Кощей уже ушёл.
— М-хм… — я посмотрел на Кузю, и тот пожал плечами:
— Пошли посмотрим?
В комнате Фарида на столе стояла корзинка, в которой лежал… нет, лежала!..
— Вот это внезапно! — удивился Кузя. — Я ж её в посольстве оставил!
— Подробности?
— Да какие подробности! Забыли её в клетке в подвале. У меня, кстати, остался адамантий, я ошейник, который с неё снял, и нашлёпку с палки для битья себе прихватил.
— Нормально. А чего она в плохом состоянии-то была?
На настоящий момент кошечка внешне выглядела очень даже здоровой, гладенькой и блестящей, только странно оцепеневшей. Впрочем, это вполне соответствовало Кощеевым каплям.
— Да… какие-то два урода нашли, поиздеваться над ней решили. А она в ошейнике что сделает? Девка да девка, к тому же на цепи.
— Яс-сно.
— Я её выпустил. А целитель из меня… Но она, вроде, стояла. Говорила, сама справится.
— Простите, я не понимаю, — сказал Фарид, стоявший рядом так тихо, что я про него чуть не забыл.
— Это кицунэ, волшебная лиса, слыхал про таких?
Перс выпучил глаза:
— Оборотень?
— Зооморф. Где, говоришь, твои бутыльки?
Фарид быстренько достал из шкафа два крошечных пузырёчка с малюсенькими бумажными наклейками, на которых угловатым кощеевым почерком были выведены буквы как он сам их называл, «эМ» и «Жо».
— Вот, пожалуйста. Подписи мне показались немного странными.
— А чего тут странного? — Кузя взял один из бутылёчков и посмотрел его на просвет. — Вода мёртвая, вода живая. Первый же «М» был?
Перс только кивнул.
— Вот она и замерла. Все жизненные процессы замедляются, почти до полной остановки. Зато организм полностью восстанавливается. Ну, давай, «Ж» капай.
— Дай-ка, я придержу для надёжности, — я вынул котейку из корзинки, разжал ей челюсти: — Одну каплю!
Жидкость выглядела густой и слегка фосфоресцировала. От упавшей в пастёнку капелюшки кошечка судорожно вздохнула и вытянулась. Деревянность тела быстро прошла, и кицунэ, не приходя в сознание, начала трансформироваться в лису. Я поскорее положил её на свободное кресло. Наблюдать за трансформацией со стороны-то не очень приятно, а когда органы и ткани видоизменяются у вас в руках — чувство такое, как будто под шкурой жуки-скарабеи бегают, бр-р-р…
Мелкая кошка превратилась в средних размеров лису. Пятихвостую, что по шкале возвышения волшебных лис соответствует нижней планке архимага. Лиса глянула на нас янтарными глазами, по-видимому, не вполне понимая, что с ней произошло, и сказала:
— Мяу!
— Ну конеч-ч-чно! — согласился я. — «Мяу». Щас мы тебе переводчика подгоним, кота-баюна, чтоб вам вместе веселее было.
Лиса мгновенно преобразилась в девушку в кимоно. Ей хватило совести даже слегка покраснеть:
— Извините, это получилось автоматически.
— Я видел, как вы ходили вокруг особняка Пожарских! — обвиняюще воздел палец Фарид.
— Да, — не стала отпираться та. — Я надеялась, что успею, но оказалось слишком поздно. Я… долго шла.
— Я же спрашивал: справишься сама или нет⁈ — возмущённо развёл руками Кузя.
— Кицунэ должна справляться, — ниппонка нахмурилась, — иначе грош ей цена. Да и что бы ты сделал?
— Отнёс бы тебя к лекарю, например?
— Ладно, — остановил их я, — толку спорить теперь? Итак, ты хотела встретиться с кем-то из нас? Или… с Горынычем?
Лиса слегка вздрогнула.
— И с ним тоже, но… я не думаю, что он согласится со мной говорить.
— Весьма похвально, что ты начала думать, — похвалил я. — Значит, со мной? Или с Кузьмой?
— С вами, лиса поколебалась, — могу я просить вас о разговоре наедине?
— В присутствии Кузьмы, от него у меня секретов нет.
— Я так и думала.
— Что ж, пошли ко мне в кабинет.
Мало ли что у этого славного персидского юноши в вещах спрятано? Вдруг прослушка какая-то?
Скучающая в кабинете Горгона с любопытством уставилась на ниппонку:
— Ух ты, кицунэ! Привет!
— Привет, — проворчала та. — Можно подумать, ты раньше меня не видела?
— Сомневалась, так скажем. Я, видишь ли, следящий артефакт, и отчётливо вижу лишь тех, кто мне поручен к наблюдению, — волосы-змеи на голове Горгоны чуть дрогнули: — Хочешь меточку?
Лиса передёрнулась:
— Нет, спасибо!
— Погодите, девочки, — я сел за стол. — Рыжая дама хотела мне что-то сказать.
Ниппонка вдруг склонилась в покаянном поклоне:
— Господин Пожарский, я прошу у вас и у вашего младшего отражения прощения за все неприятности, которые причинила вам по собственной глупости.
Вот такого определения Кузьмы я ещё не слышал! А он невозмутимо спросил:
— Что, карму испортила?
— Мой поступок, — согнувшуюся лису почти не было видно из-за стола, и голос её звучал глухо, — очень дурно сказывается на всех моих… возможностях. И чем дальше это будет длиться, тем ситуация будет становиться хуже для меня.
Я не очень разбираюсь в лисьих взаимоотношениях с мировым эгрегором. Слышал, что существа они, вообще-то, шкодливые и временами даже пакостные. Почему бы очередная каверза должна была ударить по ней самой? Потому что объекты воздействия стояли выше неё в магической иерархии? Я ещё так себе, а Кузьма с Горынычем — так точно. В этом дело? Возможно-возможно…
— Ну, допустим… да разогнись уже, невозможно так разговаривать! И садись, стул вон… — лиса уселась, и я продолжил: — Допустим, мы тебя простим — и я сам, и Кузьма, и Горыныча уговорим, хотя эта задача представляется мне почти невыполнимой, уж больно он оскорбился. А что нам за это будет? Только не надо сейчас мне восточные полюбовные фантазии предлагать, у нас тут война, нестроения и голод на носу.
Кицунэ растерянно захлопала глазами.
— Слу-ушай! — Кузя слегка опёрся о стол кончиками пальцев и посмотрел на лису, потом на меня. — А давай мы её к рыбакам отправим?
— К кому? — удивилась лиса.
— Безопасность обеспечить? — прикинул я. — А что… Тебя как зовут?
— Каэде, — ничего не понимая, ответила лиса.
— Слушай, Каэде. Домой тебе тащиться всё равно нельзя. Там тебя сразу под горячую руку на голову укоротят. Или ещё чего придумают, неприятное и мало совместимое с жизнью. Значит, тебе надо где-то пересидеть, пока все успокоятся и подумают, что ценный специалист и оступиться может, зачем же сразу голову рубить, да?
— Да! — сразу согласилась лиса.
— Чтоб все осознали, как им без тебя грустно и одиноко, и как не хватает твоей помощи, нужно лет десять-пятнадцать. Тогда тебя знаешь как встретят! Ну, пальчиком погрозят немножко или, допустим, слегка отшлёпают, — Каэде моргнула. — Это я так, предполагаю. Десять с хвостом лет скитаться — занятие унылое. А мы с Кузьмой предлагаем тебе увлекательное… — Кузя фыркнул. — Ну, ладно, не сильно увлекательное, но важное и полезное дело. Есть у нас в глухих Сибирских лесах рыбацкая деревенька. И есть опасения, что местные перекупщики не очень довольны тем, что рыбаки перестали отдавать им улов за копейки. Деревне нужна защита. Ты, конечно, не семь самураев, если каждый хвост за бойца считать, но справишься, я думаю, даже лучше.
— И кроме того, — голос Кузьмы стал вкрадчивым, — ты ещё не знаешь, что это за река.
— И что это за река? — с подозрением спросила Каэде.
— Енисей! — Кузьма выложил имя, словно козырную карту. — Мало найдётся рек крупнее и полноводнее его. Если ты завяжешь отношения с духом этой реки…
Каэде резко выпрямилась:
— Так он же женат! А если она…
— А!.. — махнул рукой Кузьма. — Это всё видимость одна, для приличия! Все знают, что Ангара просто от отцовского контроля хотела сбежать, поэтому наобещала Енисею всякого. А на самом деле она ещё до Енисея с Иркутом встречалась, только замуж за него не захотела идти. Иркут — он парень мутный, может, поэтому. А с Енисеем они только по документам, так-то у него интрижек на стороне полно, Тунгусок только две, не считая прочих мелких. Но это несерьёзно всё.
— А я-то думала…
— Все сперва думали. Фигня! Ангара — она вообще к мужикам прохладно относится Она ж эмансипе, её больше деловые отношения интересуют. Чего, думаешь, Енисей такой холодный да нелюдимый? От неустроенности личной жизни всё.
— Хм-м-м… — Каэде откинулась на спинку стула и неопределённо покачала головой, высоко подняв брови. — А тема интересная. Где, говорите, эта ваша деревня?
— Обязательное правило, — строго сказал я, — к нашим мужикам не приставать, семьи не разваливать!
— Даю слово! — лиса торжественно подняла обе ладошки.
— Ладно, давайте теперь думать, как за тебя Змея просить…
УЧИСЬ, САЛАГА!
И сейчас же, лёгок на помине, явился Змей. При виде нашей компании он, конечно, обалдел. На лису смотрел хмуро и беседовать не жаждал. Тут Кузьма ему и говорит:
— А пойдём-ка, Тихон Михалыч, по зимнему саду прогуляемся, кое-что секретное тебе рассказать хочу.
И увёл Горыныча. Не знаю уж, насколько Кузьма посвятил его в хитросплетения наших планов, но вернулся Змей гораздо более спокойным. Сел за стол на свободное место, на Каэде посмотрел прямо:
— Руки́тебе не подам. Не хочу пока. Потом — кто знает… Пока — нет. Но и зла на тебя не держу. Дуй в Сибирь, искупай свою каверзу честным трудом.
Дальше я отправил рыжую к управляющему по Большим Сетям, чтоб в курс дела её ввели.
Через короткое время ко мне пришёл Фёдор:
— Ваша светлость, ребята спрашивают: не можно ль этой лисице в тамошнем доме, что недавно для хозяйственных дел отстроен, закуток выделить?
— Отчего нет? Не в сарайке же ей жить при сибирских-то зимах. Будет возможность — пусть ей отдельную пристройку иль домик справят, всё ж таки, не на малый срок она туда отправляется, на житьё. С заготовками что?
— Всё как уговорено: и солят, и коптят, и особливо — сушат, с прицелом на долгую сохранность.
— Вот и славно.
Я про себя думал, что если Каэде сумеет завязать хоть сколько-нибудь приличные отношения с Енисеем, то сможет по-дружески его попросить, чтоб нашим рыбакам поспособствовал. Так чего тогда ждём?
— Фёдор, зови своего управляющего да лисе скажи: через полчаса отправляю обоих в Большие Сети, пусть на месте с деталями разбираются, нечего тут деятельность изображать.
Не успел я отослать лису, как явился Болеслав:
— Ваша светлость, — теперь он обращался ко мне не как к студенту, а как к главе клана, подчёркнуто уважительно, — Тихон Михайлович направил меня к вам.
— А-а, на предмет кокона заклинаний?
— Именно.
— Ну, тогда садитесь, сперва разберём принцип, а потом уж можно будет в поле пойти, на практике попробовать.
Я расписывал принципы наслоения формул, а Болеслав смотрел на меня очень внимательно. Я объяснял, старательно делая вид, что не замечаю пристального наблюдения за собой. Понятно ведь, что для достижения определённого результата нужна практика. Можно ли было настолько хорошо натаскаться за два месяца? Даже если отбросить сказку про дедушкины записи и предположить, что все эти два месяца меня как сидорову козу гонял один из сильнейших ныне архимагов?
И, прежде чем выйти на полевую практику, Болеслав-таки задал мне наводящий вопрос:
— Ваша светлость, как не самый, я надеюсь, бесполезный член вашего клана я хотел бы знать: каков ваш настоящий сегодняшний уровень?
Да, тут он в своём праве.
Я раскрыл дверцы шкафа, в котором хранилась теперь моя гранитная измерительная плитка:
— Имею сходный вопрос, — я так примерно-то вижу, но хотелось бы знать, на что рассчитывать. — После вас. Прошу.
Болеслав приложил к плитке руку, и измеритель выдал мне примерно ожидаемый мной результат: манопроводимость каналов — пятьсот двадцать четыре, ёмкость внутреннего накопителя — четыреста семьдесят восемь, и запас маны, отличающийся в меньшую от ёмкости сторону на пару единиц. По нынешним, опять же, временам — очень даже неплохо! Крепкий магистр.
— Теперь я.
Мне измеритель показал в той же последовательности шестьсот сорок девять — пятьсот шестьдесят семь — пятьсот тринадцать (с лисой возился да порталы открывал, не успел полностью восстановить запас).
Болеслав с полминуты неподвижно смотрел на цифры, покуда они не погасли. Сморгнул.
— Дмитрий Михайлович, как вам удалось достичь таких результатов?
Я слегка усмехнулся:
— Если я скажу, что делаю триста отжиманий, триста приседаний и бегаю десять километров каждый день, вы же мне не поверите?
— Я прошу вас, это очень серьёзно.
— А если серьёзно, то вряд ли вы столь безумны, чтобы пойти на подобный опыт.
— И тем не менее?
— Хорошо. Но вы должны поклясться чем-то очень для вас важным, что не раскроете моей тайны.
Он помолчал.
— Я клянусь здоровьем моих детей.
Да, это серьёзно.
— Я могу подсказать вам два пути. Первый опасен, второй противен. В обоих случаях нужен помощник. В первом варианте вам потребуется любовница, способная вытягивать из вас магическую энергию в неограниченных количествах. Поскольку наши запасы всё-таки конечны, вам потребуется манонакопитель, чем мощнее, тем лучше. Максимальная мощность позволяет прокачивать манопроводящие каналы на пятнадцать-двадцать единиц за сеанс.
Некоторое время мы смотрели друг на друга.
— Простите, вы… пользовались Источником? — решился уточнить Болеслав.
Я слегка пожал плечами.
— Но это ведь может вызвать необратимую закупорку манопроводящих каналов?
— И скорее всего вызовет. Но я узнал, что могу иметь родовую устойчивость к этому воздействию. И рискнул.
— Поразительно… второй?
— Прост и противен. Покупаете в аптеке около Академии эликсир. Готовят его только по заказу, ценник высокий, но не критически. Ставят укол в вену, после которого вас сутки чудовищно тошнит и мутит (впрочем, может быть, это тоже моя индивидуальная реакция). Кстати, Аристина скучает — спросите её, быть может, она изготовит нам необходимый состав. В первые десять часов после укола нужно давать максимально возможную нагрузку, на пределе, вот прямо до потери сознания от истощения. Тогда будет рост.
— Так вот каким образом вы набрали необходимые поначалу значения?
— Да.
— Говорят вы водили с собой девочку?..
— Внучку моего воспитателя, Стешу, теперь вы имеете счастье быть с ней знакомым. Она мой лучший и самый верный лекарь.
— И сколько же раз за день вы…
— Терял сознание? Около шестидесяти, если припомнить. С тем крошечным уровнем, что у меня был, запасы улетучивались мгновенно. Зато там удобно, забежал в Музей, сразу подзарядился.
— Ну, да… — задумчиво согласился Болеслав. — Второй путь выглядит более реализуемым. Пусть даже при удалённости от Источника, можно совершить несколько подходов за сутки. Всё-таки возможность поднять свой уровень в зрелом возрасте выглядит, — он покивал головой, — соблазнительно. Я поговорю с Аристиной. Второй путь приемлем, да.
Я благоразумно не стал говорить про путь номер три, с мёртвыми энергиями, но пускаться по нему раньше времени — опаснее даже не вдвое, а раз в сотню, наверное, чем со Святогоровым ложем баловаться.
Вместо этого я предложил отправиться за околицу и приступить к упражнениям.