ШЛЯХТА, КУРВА!
В большом приёмном зале собрались все присутствующие в доме, включая терракотовых бойцов и бронзовых волков (я решил, что им Матвеево пение будет уж точно не вредно, так что пусть). Кое-кто из гостей удивлённо косился на прислугу, но мне нужно было, чтобы каждый человек без исключения находился сейчас в наилучшем состоянии, а просить Матвея петь отдельно для тех — для этих… Жирно будет.
— А теперь внимание. Особняк в городе слишком уязвим, и мы его покидаем. Спокойно, мы возьмём всё, что необходимо и в случае нужны можем сюда наведаться. Собирайтесь без паники, у вас есть минимум два часа, — зал стремительно опустел, остались только гости. — Момоко и Сатоми, вы сообщили в посольство, где вы? Вас должны искать.
— У меня после магостатической атаки не работает магофон, — пожаловалась Момоко. Сатоми только кивнула.
— Воспользуйтесь обычным телефоном. Илья тоже, Чао Вэй, отправь бойца, пусть проводит их. Аристина Ярославовна, я выделяю вам машину, чтобы вы могли съездить к себе и собраться. С вами пойдут люди Чаэ Вэя, они и помогут, и защитят. Берите самое важное. Девушек пока проводят в гостиную, — у Анны ничего пока спрашивать не стал. Что тут спросишь, на глазах отца убили. Вернулся Илья. — Дозвонился?
— Да, через полчаса будут.
— Вот и славно. Успеем татей поспрошать. Со мной Кузьма, Змей, Матвей, Илюха и Чао Вэй, само собой. Охране на въезд передайте: приедут Муромские, пусть машины во двор пропустят, а двоих старших к нам в подвал проводят.
Подвалы особняка Пожарских были нестрашные.
«Недоработочка, — сказал я Кузьме. — Уютно у нас слишком, да света многовато. Мрачное подземелье само по себе на откровенность настраивает, а тут что? Как будто библиотечное хранилище. Поди, и крыс всех повывели».
«Крыс — это я, — покаялся Кузя. — Бегали тут поначалу. А излишек мёртвой энергии куда девать? Так я их приноровился щёлкать. Недели две назад последнюю мумифицировал».
«Нет, порядок — тоже хорошо. Но подозреваю, что господа бандиты находятся в борзом расположении духа».
И я угадал.
Несмотря на потрёпанный вид, связанные руки и то, что сидели все трое в углу на соломе, держались тати надменно и разговаривали через губу.
— Вы не понимаете, на кого вы посмели руку поднять! — горделиво откинув с подбитого глаза подкрашенную зелёным чёлку, заявил старший из троих — самый гонористый.
— Вот сейчас и узнаем, — я кивнул парням Чао-Вэя, которые внесли за нами простые лавки со склада и расставили их напротив вражин, и махнул рукой своим спутникам: — Присаживайтесь, дру́ги.
Чао Вэй, находясь при исполнении, усаживаться не стал, а занял место чуть сбоку, между нами и пленниками.
Илья опустился на лавку рядом с Матвеем. Видно, что чувствовал он себя немного не в своей тарелке. Что-то я не спросил его — может, ему никогда на допросах и бывать не приходилось? Теперь поздно уж на попятную идти.
Горыныч сел рядом со мной. А Кузьма вовсе лавку проигнорировал, а присел на корточки рядом с чужим борзым магом и одернул у него с плеча край оторванного рукава. Оценил качество адамантиевой обработки:
— М-гм… Моть, тебе, получается, проникающее надо совершить?
— М-м-м-н-д-а-а, — растянуто согласился Матвей, — чтоб контакт с кровью хороший был. Надёжнее.
Муромец покосился на кота и как будто слегка отодвинулся. На плече у татя запёкшейся кровью чернели ямки-следы от вонзившихся в плоть когтей.
Маг задёргался и едва пеной не зашёлся, исходя злостью, заорал, заплевался, только и слышно было: «курва», «курва», да «я пердоле»… Кузя смотрел на него, как на неведомую зверюшку, слегка улыбаясь, пока тот не дёрнулся в его сторону слишком резко. Ответное движение увидел разве что кот с его нечеловеческой реакцией. Горыныч только крякнул.
В подвале стазу стало тихо — только слышно, как сапоги навзничь опрокинутого поляка по полу елозят. И оскалы двух оставшихся бывших командиров как-то увяли. В руке у Кузи появился нож — на самом деле продолжение его собственной руки. Он посмотрел на меня:
— Приступать?
— Ты, Кузьма, погоди так сразу их мордовать. Право быстрой смерти ещё заслужить надо.
— Вы пожалеете! — выкрикнул один из оставшихся.
— Вот с тебя и начнём, — сказал я. — Итак. У меня есть ряд вопросов…
Дальше было грязно и некрасиво. Наёмники (то, что все они наёмники, мы выяснили довольно быстро) сперва пыжились, козыряли высокими покровителями, пытались даже нас запугивать — пока не поняли, что уже начали умирать. Сгнивать заживо, медленно и неотвратимо. Илюху дважды рвало, и выглядел он бледно, но уходить отказался. Потом явились его клановые: начальник безопасности и его старший помощник. Итоги дознаний мы выслушали все вместе: все четыре отряда были наёмниками (преимущественно польскими, из обедневших, но способных к магии родов), нанял их неизвестный тип, причём нанял довольно давно, и до этого они уже выполняли несколько менее масштабных и не столь явных поручений — в частности, участвовали в организации несчастного случая на царской охоте в начале сентября. Деньги получали через Европейский банк, представительство которого имелось в Москве, через счёт на предъявителя, по кодовому слову, каждый раз новому. В этот раз перед ними была поставлена предельно простая цель: зайти на территорию и убить всех, кого встретят.
Я смотрел на три полуживых тела и понимал, что в банковскую систему мне, даже с помощью Горыныча и Кузьмы, соваться вообще несподручно. А иначе концов не найти…
— Вот что, ребятки, — Муромские, и без того впечатлённые показом, уставились на меня выжидающе, — я отдам вам этих трёх уродов. И даже подлечу настолько, чтоб за неделю не успели сдохнуть, а вы уж дальше вдумчиво выжимайте из них вам интересное. В обмен я хочу информацию. Вы, как с банком-то разберётесь, не сочтите за труд, в Засечин позвоните мне, чтоб я знал, кого за сегодняшнее беспокойство благодарить.
Муромский безопасник прищурился на неприглядные тела.
— А говорить они точно смогут?
Мы с Кузьмой переглянулись.
«Смерть забери у них».
«Сделаю».
— Смогут.
— Тогда по рукам.
ВСКРЫТИЕ ПОКАЖЕТ
Мы вышли во двор и проследили, как Муромские закидывают в глухую будку грузового фургона трёх потрёпанных поляков.
— В течение шести-восьми часов надо адамантиевые ошейники им нацепить, — любезно напомнил Горыныч, — иначе магичить начнут.
— Сделаем, — хмуро кивнул безопасник.
Фургон чуть отъехал, и его место на дорожке занял глухо тонированный лимузин. Из дома вышла Анна, бледная и отрешённая, как привидение. Нас с Кузьмой она, тем не менее, узнала, Горыныча — нет, но обратилась ко всем сразу:
— Благодарю вас за помощь и участие, господа.
— Всегда рады выручить, — на правах старшего ответил Горыныч, и Муромские укатили.
— Чё там, с площади повязанных хоть кого-то удалось прихватить? — негромко спросил я.
— Двоих, — ответил Кузя. — Акробаты шустрые, выскочили с ними. Остальных Государева служба присмотра за общественной безопасностью загребла. Говорят, в Разбойный приказ повезли.
— Ну, хоть двоих.
— Чё, сразу поспрошаем? — деловито предложил Горыныч. — А то явятся царские общественно-безопасники, отбирать затеют.
— Пошли, — решил я. — Всё одно наши мечутся ещё, не собрались.
Второй допрос подтвердил многие сведения, полученные в первом: наёмники были набраны преимущественно в Королевстве Польском (мечтающем заново вернуть себе княжество Литовское и стать Речью Посполитой). Нанимали гордую, но нищую шляхту. Или наоборот — нищую, но гордую? Тех, в общем, кто мечтал поквитаться с ненавистными русскими царями. Расчёты шли через тот же Европейский банк. Делали что прикажут.
Из полезных сведений — помимо убийства царя с приближёнными, перед душегубцами стояла цель захвата заложников, причём в приоритетном списке числились и Анна Белова, и почти весь профессорский состав, не считая отпрысков знатнейших семейств, и я. Ну, про себя мне давно всё ясно стало, ещё с дуэли с тем историком. Вышибить меня — сразу гарантированно всё старое русское дворянство вычистить или как минимум предельно ослабить. Удивительно другое — что за два месяца это вторая лишь решительная попытка, все остальные, про которые даже и писать не стоило — ерунда на постном масле, больше как будто для проформы, чтоб я не расслаблялся.
А кроме того, один из языко́в показал, что нанимавший их человек говорил с сильным альвийским акцентом. Тут вопрос — не было ли это инсценировано специально? Но если судить по прибытию в Москву Экскалибура, я скорее склоняюсь к мысли, что нет. И, кстати, не я ли целью этого высокомерного альвийского меча и был?
Пока возились с дознанием, Фёдор принёс доклад, что вернулась Аристина. Из са́мого для себя нужного привезла небольшой чемодан с вещами и свою домашнюю лабораторию! Как учёный, вполне её понимаю.
В раскрытые двери большой гостиной было видно, как пожилая алхимичка обмахивалась платком и делилась с Ириной, наливающей ей чай с ромашкой:
— В городе что творится — ужас! Какие-то тёмные личности повылезли. Магазины громят, можете себе представить! Вокруг больших усадеб оцепление. В кланы стекаются бойцы, особенно те, кто в резерве числятся, — она с благодарностью отхлебнула из чашки: — А Болеслав ещё не приходил?
— А кто это? — удивилась Ирина.
Я тоже удивился — с чего бы Болеслав должен был к нам явиться?
— Наш декан боевого факультета. Я видела, как он на площади смотрел. Думала, сразу нарисуется. Он же бесклановый, как и я. А у него жена молодая на сносях, да двое девчонок постарше, вроде вот вашей Стеши.
Ирина слегка смутилась:
— Да Стеша-то не моя, это Пахома Игнатьевича внучка. Мои мальчики. Но они у нас уже сроднились, за два-то месяца… А почему, вы говорите, декан боевого факультета — и без клана остался?
— Да вы что, разве не слыхали? — Аристина всплеснула руками. — Болеслав Монтеев! Это же такая история скандальная была, прогремели они на всю Москву.
— Расскажите. Мы тут совсем недавно.
— М-м, если недавно, то могли и не слышать, страсти уж поутихли. В общем, лет восемь назад только что вернувшийся с Египетской военной кампании молодой магистр получил назначение на боевой факультет Академии. Прибыл на службу он как раз ко дню рождения государя, и на банкете по этому случаю познакомился с молодой, но весьма талантливой целительницей, нашей Юлей. И понятно, от чего запал: она и умница, и красавица, а как она его рассказы о войне слушала… В общем, завязался у них роман. И когда Болеслав узнал, что Юленька была из Копыловых, стало совсем поздно.
— А это критично? — серьёзно спросила Ирина.
— Коне-е-ечно, милая моя, коне-е-ечно! Между Копыловыми и Мантуровыми клановая война уж полвека тянется. Ах, какой вышел скандал! Болеслав сразу прошение на имя государя подал и из рода вышел. Правда, фамилию ему пожаловали с намёком на прежний род, но тут уж другая тема. А Юленьку-то родители заперли в терему, магофон отобрали, охрану приставили, ни тебе выйти, ни весточку передать.
— Да вы что! И как же им удалось?..
— А вот, удалось! Не даром Юля целительница. Выпила несколько эликсиров, да в такой последовательности, что сердце почти остановилось. Как увидели охранницы, что девица-то посинела да сознание потеряла — панику подняли, скорую вызвали. В дворянский госпиталь, с мигалками. А она в реанимации в себя пришла да ночью и сбежала. Пока её искали, пока то-сё, они уж успели брак в царской канцелярии зарегистрировать. Всё! Не подкопаешься!
— Поразительно!
— Поразительно-то поразительно, — Аристина философски отхлебнула остывший чай, — только ни тот, ни другой род молодых не принял. Попытались они в один, в другой клан ткнуться — ан никто не захотел с их родами отношения портить, не приняли их. А Болеслав тоже гордый. Взбрыкнул, да и не стал пороги оббивать. Так и остались они с Юлей сами по себе. Начнётся война — Болеслава на лоскуты рвать начнут. Царская охрана, гвардия, ополчение — всем боец нужен, да такого класса. А жена на кого останется? Так что, я думала, что он сразу примчится. Выходит, ошибалась.
И тут явился посыльный с докладом, что явился по душу князя Пожарского человек по фамилии Монтеев.
— В малую гостиную зови! — велел я, прихватил Кузьму с Горынычем и пошёл договариваться с новым, я надеюсь, союзником.
Всё случилось так, как только что расписывала Аристина. Какой бы ты ни был гордый, а двое детей (плюс третий на подходе) заставляют думать не только о чувстве собственного достоинства. Впрочем, я с Болеславом держался спокойно и уважительно. Поговорили. Место в клане я ему предложил пока временное. Вдруг да не сойдёмся на почве жизненных принципов? Грузовик с кхитайцами за семейством я отправил.
Видно было, что магистр хочет мне задать некоторые вопросы, но не может для себя решить: уместно ли это.
— Спрашивайте уж, Болеслав Константинович.
Он несколько неловко откашлялся:
— Дмитрий Михайлович, могу я поинтересоваться: маскировка на универсальном павильоне в тренировочной зоне Академии — ваших рук дело?
Ярена, поди подсказала.
— Моих.
— И как же это?..
— А вот у Тихона Михайловича попро́сите, — я кивнул на Змея, — он вас тоже научит.
Всё-таки удобно архимага под рукой держать. Всё хитромудрое на него спихнуть можно.
— Конечно, научу, дорогой! — Горыныч, неожиданно оказавшийся в центре внимания, довольно развалился в кресле. — Расскажу, покажу, такая маскировка будет — вах! Песня, а не маскировка.
— А способу постановки штормового многопланового заклинания?.. — с возрастающим интересом загорелся Болеслав.
— Дак я же это… — Горыныч сразу сел прямее. — Я ж со штормами…
— Научит-научит! — бодро вклинился я. — И расскажет, и покажет, верно, Горыныч? Вот только в Засечине чуть обустроимся — и можно будет тренировки начинать.
— А-э-э… да? — Змей выпучил на меня глаза и губы его непроизвольно сложились дудочкой, словно вот прям щас произойдёт внеплановое извержение пламени. — Ну-у-у… — и тут мысли в его голове видать, догнали друг друга и выстроились в нужный ряд. — Ну, так уж и быть! Если князь разрешает — покажу. Всё ж таки мы теперь в одной лодке, да? Надо, чтоб наши бойцы были максимально подготовлены — праильно? Высший класс. Ты, Болеслав, давай, семью перевози, а там мы тебя поднатаскаем.
Он дождался, пока шаги заторопившегося домой магистра затихнут на лестнице и прошипел:
— Ты чё, Митька, я ж со штормами не умею!..
— А я тебя научу, — усмехнулся я. — Мы ж теперь одна команда, надо мне тебя подтягивать.
Горыныч фыркнул:
— Тогда уж и ты по зооморфологии давай включайся.
— Обязательно. Как только с основными проблемами разгребусь…
— Дождёшься от тебя! Скорее я опять Серого Волка начну изображать.
— Ну и ничего, нормально же всё получилось. На нас вообще никто не подумал.
— Это потому что я тебя надоумил не Дмитрием-царевичем представиться, а Иваном.
— Нет, это потому что ты в кои-то веки вместо Змея волком перекинулся. Забыл поди, как это делается?
— Чё уж сразу забыл⁈ Вполне себе вспомнил. Кто, ты думаешь, твоих волчков муштрует?
— И что, волчью шкуру примерил?
— Ха! Фенрир обзавидуется!
Что-то я уже запамятовал, с чего мы спор начали…
— Ладно, давай так: ты на меня с превращениями не наседаешь, а я Болеслава на себя возьму. Он к тебе за разъяснениями явится — ко мне его отправишь. Спихнёшь всё, по своей любимой привычке, на младшего.
Змей посопел.
— А из тебя такой бы славный дракон вышел. Или, к примеру, медведь.
— Каждому своё, брат. Может быть, потом, когда время поспокойней наступит. А пока будем делать то, что мы лучше всего умеем.