Пожарский-3

02. ЖИВОТНЫЙ МИР

ЛИСЬИ МЫСЛИ

Каэде-сан держала Сатоми за запястье и ничего не могла понять.

— Принцесса, что такого произошло, что вся твоя энергетическая структура словно светится изнутри? С Момоко всё ясно и ожидаемо — но ты?..

Сатоми аккуратно вытянула свою руку из пальцев наставницы:

— Произошло то, что до́лжно, и больше я не хочу об этом говорить.

Взгляд её изменился. Теперь Каэде верила, что перед ней — та, о ком свидетельствовало древнее пророчество: та из сестёр, что воспитает величайшего императора Ниппон-кокку в истории. А вторая должна его родить. Императора-без-отца. Все полагали, что такое прозвище проистекает от природы магической силы Момоко. Что, если мужчин у неё будет много, определить отца доподлинно не представится возможным… Да и вообще много чего говорили об этом пророчестве и много в чём были уверенны как в незыблемом, но теперь Каэде сомневалась во всём.

Начиная с последнего посещения Хэби*.

*Змей (яп.)

Неделю назад

Каэде шла на встречу, которой нельзя было избежать. Согласно всем протоколам она должна была подняться к Хэби за последним благословением. И она шла, старательно убеждая себя, что на самом деле она вовсе не обязана, а просто ей так хочется, и путь наверх так живописен, эти поля нежно-зелёного бамбука, и цветущие сливы, и нежные, словно лебединый пух облака… но, чтоб этому Хэби икалось, мог бы он поселиться чуток пониже! Лестница бесконечными ступенями уходила вверх, и конца-края ей не было видно.

Хэби — худощавый седой старик — сидел в беседке у верхней площадки лестницы и пил что-то из крошечной чашки. Нет, не чай. Его кимоно было таким ветхим и таким простым, каким только возможно, прежде чем развалиться на лоскуты. Но за спиной, в горном тумане, поднимался образ огромного, застывшего в извивах змея, и голова его терялась в наплывающем тумане.

— Благословляй, и я пошла! — сердито отдуваясь, пропыхтела Каэде.

— Не так быстро, рыжая. Сядь, поговори со мной.

— О чём нам говорить, а? Всё сказано, всё предрешено. Моё дело — помочь им рассмотреть нужного и уложить его в постель!

Хэби неодобрительно хмыкнул:

— Сколько суеты… Вы, глупые вертихвостки, думаете, что читаете предсказания в полёте птиц, надменно задираете к небу носы. Мой вам совет: смотрите, чтобы птицы не нагадили вам на головы! Сядь уже!

Он так сердито хлопнул по лавке, что Каэде не посмела спорить и села.

Помолчали.

— Эти девочки, — чуть успокоившись начал Хэби, — сами должны почувствовать нужного. И вы, рыжие проныры, со своими советами будете только сбивать их с толку. Но они всё равно почувствуют нужного, предсказание начало сбываться, и ничто не может его остановить. Твоя задача в другом, совсем в другом…

Он замолчал и молчал так долго, что Каэде вынуждена была спросить:

— В чём же?

Хэби улыбнулся в усы и подлил себе чего-то, остро пахнущего травами, из медного чайника:

— Посмотри вон туда! — туман слегка рассеялся, и Каэде различила ниже по склону небольшую площадку, на которой какой-то юноша выполнял упражнения с мечом. — Этому мальчику суждено стать великим воином, — кивнул Хэби. — Однажды он будет защищать того императора, которого родит одна из сестёр, и устоит против большого отряда. Один! Но пока он выполняет те упражнения, которые я ему даю. И — чудо из чудес — пока он в тумане, его меч может перерубить почти всё что угодно. Деревья. Камни! Доспехи. В тумане всё кажется ему просто размытыми образами, игрой теней — и он всемогущ! Но сто́ит солнцу развеять туман — и всё. Он знает, что меч не может перерубить камень или большое дерево — и не может перешагнуть через знание.

Он снова долил из чайничка. Спросил Каэде:

— Выпьешь? — та сердито мотнула головой. — А я выпью… Твоё дело — помочь девочкам преодолеть страх. Они ещё не понимают, насколько могут быть сильны. И ты не понимаешь. Вам вместе нужно это понять. Надо войти в туман, чтобы перестать бояться преград — и поймать это правильное чувство. Такой парадоксальный путь. А высокомерие своё брось. Земля, в которую ты едешь, рожает магов большой силы. Если бы они осознавали её в себе со всей отчётливостью, то давно бы завоевали все пределы мира. Впрочем, их страна и без того так велика, что нам сложно представить. Ты не вздумай там выступать, иначе оторвут тебе твои хвосты да сошьют из них шапки с ушами. Иди давай, благословение моё с тобой.

НЕМНОГО ПОКОЯ

Утром… нет, уже днём воскресенья Кузя, всё ещё выглядевший как сытый и довольный кот, принёс мне из кухни новости. В доме Шуйских ночью что-то страшное бахнуло, вся дежурка полегла и мага вместе с охраной поместили в Шуйскую больничку. Всё, конечно, тайно, поэтому к обеду все всё уже знали.

— Так вот что вчера зудело!

— Поиском тебя сканировали, что ли?

— Видать. Испугались, поди — куда я делся. Ты в машине-то один поехал.

— Блин, точно!

Я поморщился:

— Кузька, ну что за блины?

— А чего? Вся молодёжь так говорит. И ты говори, не будь как старый пень.

— Думаешь?

— Уверен на все сто.

— Мда… Ладно, я подумаю над этим. Дай-ка магофон, вон, на столе лежит.

— Кому звонить будешь?

— Да Илюхе. Не успокоятся же, пробовать будут. Этак мы без союзников останемся…

Я набрал Муромца. Ответил он почти сразу:

— Здоро́во князюшко! Как живёшь-поживаешь?

— Живу, хлеб жую. Слуш, Илюх, тут такое дело…

— Чего случилось-то?

Я потёр лоб, собираясь с мыслями, и не придумал ничего лучше как рубануть в лоб:

— Ты своим там стукни, чтоб поиском меня не искали, — Илья сделал честное лицо и, судя по всему, собрался уверять меня, что никтошеньки князя Пожарского не искал. — Ты погоди, — остановил его я. — У меня ж сигналка стоит. И защита от поиска. Спросили бы раньше — я б вас как своих предупредил. Если что серьёзное — ну магофон же есть, звоните.

Илья смутился, но немного:

— Понял, передам.

— Ну вот и славно. Бывай, дружище.

Дальше случилось относительное затишье. Никто не нападал, не бросал мне оскорблений, не пытался пролезть в особняк (что случалось пару раз, и оба раза для прощелыг окончилось малоприятно). Затаились до полной незаметности альвы. И даже лиса, вопреки её лисьей природе, никак себя особенно не проявляла.

На основании четырёхнедельных наблюдений я пришёл к выводу, что посещения больницы и работа с мёртвыми энергиями гораздо сильнее прокачивают внутреннее хранилище, а вот встречи с Момоко — проходимость каналов. Энергии она протаскивала лучше любых самых мощных заклинаний, особенно на Святогоровом ложе. Если в обычной постели показатель подрастал на пятёрочку за раз, то в музее — на двадцать-двадцать пять, за счёт, как я полагаю, бесконечного притока.

В середине октября явился Змей — как снег на голову. Весь загадочный, как шпион, говорил скрытно и через плечо оглядывался:

— Послушай, Дмитрий. Я тут с Кешкой разговаривал. Помнишь, Эльдгьяу рванул?

*Вулкан в Исландии,

извержение которого

было одним из ряда

крупнейших в истории.

— Год без лета! Как же, помню.

— Так вот. Проскочила информация — сто процентов гарантия: где-то в Южной Америке начал вулкан пыхтеть. Имечко такое… Вайна-пуна, что ли. Говорят, если уж этот начал, просто так не успокоится. А он помощнее Гардарсхоульмюрского будет. Так что не год без лета надо ждать, а все три.

* Гардарсхоульмюр —

«Остров Гардара» — Исландия,

по имени шведского викинга

Гардара Сваварсона,

которого считают

первым скандинавом,

жившим на этом острове.

— Ядрёна-матрёна…

— Так что, Митька, ты там ж*пу не морщи, какую жратву будут предлагать — всё бери. И людишкам своим тоже скажи, чтоб не выкаблучивались. С голодухи не только картошку непривычную, а и батат сожрёшь.

— Да уж понятно.

Так что взяли мы у Кетцалькоатля всё, что он нам от щедрот продать сподобился — и картошку, и кукурузу, и фасоль, и сладкий батат, и даже неизвестную никому крупу с коротким, но каким-то настолько непривычным русскому уху названием, что приёмщики, а вслед за ними и все остальные, начали называть её просто «крупичка».

Склады мы, конечно, забили. Но если раскидать всё это на целую вотчину, да с учётом возможного будущего неурожая…

— А неурожай был?.. — начал Кузя, которого до некоторой степени тоже волновала перспектива двойного голодного года.

— Из-за пепла. Застилали солнце пепельные тучи, холодное, промозглое лето, да и зимы такие, что зверьё к человеческому жилью потянулось, — я посмотрел в небо и прицыкнул. — Элементалей бы хоть парочку…

— Воздушных? — Кузьма присвистнул. — Поди найди! А создавать — извините меня…

Да уж, больно воздух нестабильная стихия.

— А если к бабушке обратиться? По-любому, где-нибудь по северам бродят дикие.

Кузя приценился к идее:

— Да, Умила могла бы призвать. Только если она у нас жить будет, все посевы заморозками побьёт. А без неё…

Это мне и самому было ясно: элементаль воздуха никого младше архимага слушаться не будет. Да и то, семьсот единиц для них — не авторитет, надо хотя бы тысячу…

— Значит, будем работать.

— Уплотним музейную программу? — ухмыльнулся Кузя. — Не два раза в неделю будем уделять повышению культурного уровня, а три?

— Или даже четыре. Пока нас не застукали и не выперли оттуда с треском.

СВОБОДУ КОТИКАМ!

Не знаю уж, то ли Вайна-Пуна и впрямь шарахнул, то ли инеистые великаны исхитрились слепить ответную плюху, но погода внезапно и в короткие дни сменилась с почти летней на почти зимнюю. Пришёл мороз, с дуба, росшего при Академии, слетели последние бронзовые листья. Златая цепь, покрывшись патиной инея, поблёскивала тускло. Манул сидел на своей цепи взъерошенный, словно шарик. К наступлению холодов его, должно быть, усердно раскармливали, чтобы жировая прослойка не давала животине замёрзнуть. Щёки его, и без того объёмные, изрядно раздались вширь.

Я не удержался от возгласа:

— Эк ты, братец, размордел!

— Тамбовский волк тебе братец! — сердито ответил манул.

Я аж остановился:

— Ты разумный, что ли⁈ А чего на цепи?

Манул повозился, переступая с лапы на лапу. Подушечки, видать, мёрзли, потому что он подложил под них свой пушистый хвост:

— Ярена осерчала, за то, что я её Ягой назвал, — кот сердито встопорщил усы: — А чего она? Со смертью играется? В избе на мертвецкой тяге катается? Нога, опять же, костяная? Яга и есть.

— Нога костяная? — удивился я.

— Н-но. Она по молодости, вишь, сильно хотела приятеля своего превзойти, был такой, Дмитрий Пожарский, слыхал, может?

— Как же не слыхать, слыхал.

— Ну, ты уникум! Сейчас молодёжь вообще историю плохо знает, — кот, похоже, соскучился по разговорам. — Все самонадеянные. Ярена вот тоже… была. Она хотела, как тот Пожарский, умственной магией владеть — ан, не совладала. Вишь, мёртвая энергия-то в тело и хлынула. Ух, первые сто лет после того на неё смотреть жутко было…

— Да ну⁈

— Я тебе говорю! Ох, страшна была-а-а, почище Великой магической войны.

— А потом?

— А потом тык-мык, нашла способ выдавливать, значит, наружу этот… как сказать-то? Некроз, что ли? Выжимала из себя по капле. Двести лет назад даже в люди снова вышла.

— Так она жива⁈

— Живёхонька, чё ей сделается! Бегает как магический веник! Из схрона вышла матёрым архимагом, никто уж и не расчухал, что у неё одна нога-то всё ещё мёртвая. А архимаги щас на вес золота, сам знаешь. Её чуть не на руках до академии донесли и почётным ректором назначили.

— А нога?

— А чё нога… Погоди, ещё лет сто, и она мертвячку из себя окончательно выдавит. Сейчас-то одна ступня осталась… Поторопился я. Если б не язык мой болтливый, жил бы себе припеваючи, сметану в столовке жрал…

— Тебя не кормят, что ли?

— Да ко-ормят… Сюда выносят, в миске. Сам понимаешь, шик не тот.

— Сидишь-то долго?

— Сто писят лет ужо.

— С условием, поди?

— А как же, она ж такое любит.

Это верно. Любила Ярена такие шуточки.

— Дай-ка я угадаю. Кто твоё настоящее имя знает, тот тебя и освободит?

— Ну, почти попал.

— С собой заберёт?

— Вот теперь попал. Или из дедов подсказал тебе кто. Раньше-то приходили энтузиасты, с цельными именными списками! Выкрикивают, вычёркивают, — кот покрутил головой, — умора.

— А я ведь знаю, как тебя звать, — прищурился я.

— Ну? — ухмыльнулся кот.

— Смейся-смейся, морда твоя мохнацкая. «Баюн», смею предположить, каждый первый выкрикивает, да всё без толку, потому как не имя это, а прозвище. Ярена звала тебя Мотей. Сидит, поди, в своей некромантской избушке и удивляется: чего это никто сто пийсят лет не может имя «Матвей» выкрикнуть? А ведь когда Змей начал свои опыты проводить, алфавит совсем другой был. И звали тебя, — я наклонился совсем близко и прошептал: — «Модель адамантиевая трансформируемая высокоразумная — 15». Старославянской записью: МАТВЕИ.

Кот словно наэлектризовался весь, разом сделавшись вдвое пушистее. Адамантиевый ошейник распался надвое и брякнулся на снег.

Мотя впился в меня круглыми, как два фонаря, глазами, прошипел также тихо, как я:

— Тебя как звать⁈

— Дмитрий, — чинно представился я. — Пойдёшь ко мне жить? Токмо чур домашних не пугать! Сметану и любые прочие блюда на твой вкус гарантирую, а ты в обмен — песни пой. Дядька у меня шибко старенький, нога хромает. Лечилки еле на день хватает, а из меня маг-лекарь пока… — я развёл руками, — только на поддержание.

— Да уж вижу, — кот окинул меня пронзительным взглядом, чисто просканировал. — Тебе бы тоже моих песен послушать не помешало.

— Так я и не откажусь!

— А дети в доме есть? Я, понимаешь ли, сказки рассказывать люблю.

— Трое!

Кот приободрился:

— Пошли!

Когда мой автомобиль завернул во двор, кот посмотрел на меня искоса:

— Особняк Пожарских?

— Верно.

— Никак, записи первого Пожарского читал?

— Читал, конечно.

Не говоря уже о том, что я же их и писал.

— Молодец! — веско похвалил кот. — Далеко пойдёшь!

ПОДОТЧЁТНОЕ…

Матвей был представлен домашним, незамедлительно очаровал детей, провёл, как договаривались, для всех домочадцев сеанс сольного пения, после которого опасливо поглядывающая на него повариха Осьмуша прониклась к высокоинтеллектуальному кошаку неограниченным доверием и остаток дня баловала его деликатесами.

Наевшись вкусностей, кот помчался играть в прятки с детьми. Ну, в самом деле, как-то психологическую травму от многолетнего сидения на цепи надо залечивать? Прятки для этой цели были сочтены замечательным вариантом. Я ради такого случая разрешил четвёрке бегать по всему особняку, кроме личных комнат.

Однако, история с Мотей так благодушно завершиться не могла.

Не прошло и двух часов, как в особняк примчался взмыленный посыльный из Академии:

— Поручение к студенту Пожарскому от заведующего материальной частью Академии!

— Студент Пожарский завтра на учёбу явится! — отбрил его Пахом, не пропустив дальше самого первого «грязного» ковра у входа. — Подай сюда свою бумажонку. Коли у его светлости время образуется, он посмотреть изволит. Да ступай, нечего тут топтать!

Я по случаю слушал это препирательство из длинной галерейки, в которую привезли наново написанные родовые портреты. Вышел посмотреть на развеску — а тут цирк сверх программы показывают!

Нога у Пахома после Мотиного концерта вела себя куда лучше обычного, и он так резво принялся теснить посыльного, что и на улицу выпер бы, если бы тот не вцепился в дверные створки.

— Погодите! Я не… — сдавленное пыхтение, — не могу… вер… нуть… ся… без… кота!

— Руки убери, теребень непонятливая! Все узоры изляпал!

— Да погодите же! Ваша светлость! Ваша светлость!!!

— Щас! Князь тебе разбежится посыльных с поклонами принимать!

— У него будут неприятности с ректоратом!

— Обрыбится твой ректорат, Пожарскому козни устраивать! — распалялся Пахом.

Я не торопился вмешиваться. С противоположной стороны коридора, выходящего в зимний сад, сцену наблюдал некто, чьи маленькие домашние туфельки выглядывали из-за массивной двери.

— Кот — единица подотчётная, более сотни лет на балансе Академии значится!

— Значится — перезначится!

Последний аргумент явно был позаимствован у младшего поколения обитателей особняка.

Со стороны зимнего сада послышалось топанье двух мелких пар ботинок.

— Бегаете там, а вон тот длинный пришёл Матвея забрать! — страшным громким шёпотом кинула обвинение Стешка.

— Как это? — хором испугались пацаны.

— Как это — забрать⁈ — возмущённо материализовался в глубине коридора Матвей.

— Вот он! — обрадованно закричали все трое мелких.

— Секундочку, молодые люди! Я разберусь с ситуацией, и мы продолжим игру!

Манул пушистым шаром выкатился в прихожую, прошествовал к толкающимся в дверях мужчинам и откашлялся.

— Вот! Подотчётное имущество! — заорал посыльный.

— Вы ЗАБЫВАЕТЕСЬ! — если магический кот хочет высказаться громко, это будет ГРОМКО и с такими модуляциями, что в ушах у всех засвербело и даже как будто ватой заложило. — Молодой человек! Извольте вернуться по месту вашей службы и сообщить, что необходимое условие прекращения моего пребывания на попечении Академии ВЫПОЛНЕНО! О чём заведующим материальной частью должен быть составлен соответствующий ЦИРКУЛЯР! Дальнейшее бумагомарательство ни меня, ни моего нынешнего хозяина НЕ ВОЛНУЕТ! Вам ЯСНО⁈ — кот выпустил внушительных размеров адамантиевые когти и выразительно почесал шею. — Или объяснить практически?

— Ясно, — совершенно честно ответил посыльный. Пахом, пользуясь его замешательством, выпихнул парня на крыльцо и захлопнул дверь перед его носом:

— Ходят тут всякие!

— Ты бы ложечки-то проверил, — посоветовал кот и, распушив хвост, умчался играть в прятки.

Да уж, скучно у меня точно не будет.