Пожиратель империй. Часть 3

Глава 65

Итак, первый заказ Катриона был выполнен.

Правда, для чего ему понадобилась жемчужина Чим’А, я не понял. Когда она находилась во лбу высшей русалки, жемчужина излучала прекрасное мистическое свечение.

Но, когда я убил русалку, жемчужинка тут же поблекла и потеряла всякий намёк на блеск. А также от неё уже через пару минут после изъятия из тела не чувствовалось никакой мировой ауры, словно это правда был просто очень крупный жемчуг.

Тем не менее, мне было без разницы. Я точно знал, откуда взял жемчужину, и Катрион, если её так усиленно искал, должен будет оценить приобретение правильно.

Следующим по плану была сокровищница Семургдалиона. И, если после произошедшего всё пойдёт как надо, я смогу этим заняться в плюс-минус ближайшее время.

Правда, чтобы всё пошло как надо, надо было приложить к этому определённые усилия. Как минимум, дать какой-то ответ уже начинавшейся вокруг Тарсии бури.

Благо, несмотря на то, что Катрион и Единство во всём этом предпочитали сохранять максимальную нейтральность, Длань Паука, видимо благодарный за спасение, позволил использовать возможности его Башни для трансляции на весь огромный мир моего сообщения.

Тем более что в сообщении не было никаких пространных рассуждений. Лишь ответ всем тем, кто уже был готов начать бомбить Тарсию обвинениями, претензиями и жалобами.

«Я, Тим Тарс, сто лет терпел ваши нападки. Но отныне и впредь я хочу, чтобы вы запомнили: чем дольше я выжидаю, тем ужаснее будут последствия для моих врагов. Каждая из пострадавших сегодня сил была тем или иным образом замешана в причинении вреда мне, моей семье или моей стране. То, что произошло — мой вам ответ, и моё предостережение для тех, кто попытается повторить то же самое в будущем. И предостережение не только фракциям Единства, но и вообще всем, до кого дойдёт это сообщение. Нам не обязательно становиться друзьями. Но даже если дружба вам не подходит, НЕ ЛЕЗЬТЕ КО МНЕ. И тем более НЕ ЛЕЗЬТЕ К МОИМ БЛИЗКИМ. В следующий раз цена нападения на меня будет в десять раз выше».

Разумеется, всех протестующих глоток это не заткнуло. Тем не менее, вскоре на мою сторону встали и поддержали меня такие кланы, как Исс, Гракката и даже Вальбо — официально первый клан по влиянию в Единстве, после, разумеется, клана Катрион.

А ещё через день, выжданный, чтобы получше промариновать общественность, были опубликованы сотни расследований с доказательствами причастности пострадавших сил и кланов к диверсионной деятельности в Тарсии разного рода.

Правда, многие обвинялись «всего лишь» в подрыве торговли и бизнеса. Всё-таки далеко не всем хватало яиц, чтобы отправлять ко мне домой ассасинов или тем более устраивать полномасштабные атаки.

Вот только этот «подрыв» крыл за собой далеко не только махинации на бирже или перекуп клиентов. Шантаж, в том числе и жизнями близких, рэкет, погромы в зданиях отказывавшихся отворачиваться от Тарсии предпринимателей, нападения на торговые караваны, убийства послов…

Список можно было продолжать очень долго. Даже в земном мире очень немногие по-настоящему крупные дельцы ограничивались только этим. А уж в мире, где во главе угла стояла сила, а у власти были монстры, подобное и вовсе начинало восприниматься почти как данность.

Тем не менее, выставление на всеобщее обозрение всех этих методов жёсткой конкуренции было мне нужно не для того, чтобы кого-то в чём-то обличить, и не для того, чтобы показать, какой я молодец, что всё это терпел. Всё было куда проще.

Я хотел продемонстрировать, что мне было, за что мстить. Что весь этот глобальный план, из-за которого пострадало где-то две пятых всех крупнейших сил Единства, был не просто попыткой нажиться, а «законным» возмездием.

В результате извергавшие дерьмо про немотивированную агрессию, опасность для Единства, заговоры и необходимость привлечения меня к ответу идиоты быстро захлопнули свои пасти. И в глазах общественности, хотя дебаты о допустимости настолько глобальных «тихих» войн продолжали активно вестись, я уже как минимум не выглядел безумцем или помешанным.

Правительству Единства на подобное, как ни странно, было плевать. Пока приток средств в казну оставался на достойном уровне, а мир в целом не терял слишком многих сильных Майигу, разборки между кланами и корпорациями оставались как бы вне поля зрения.

Приток средств после всех расхищений я обеспечил немалый. Как раз чтобы умаслить правительство, десять процентов всего награбленного было передано в Восемь Башен, в результате чего я автоматически стал любимчиком Башни Золота.

С потерей сильных Майигу и тем более аватаров Руйгу было посложнее. Но моими усилиями были уничтожены элитные силы не только других Байгу Содружества, отправленные на операцию по моему устранению, но и могущественных врагов из других мировых скоплений.

Так что, тем более с учётом моего давнего и неплохого знакомства с Эргалом, этот вопрос удалось замять.

Впрочем, недовольные, которым было мало разрушения их домов и штаб-квартир, и которые явно хотели добавки, разумеется, всё равно нашлись. Они даже попытались собраться и напасть на Тарсию.

Вот только когда выяснилось, что у меня в гостях до сих пор, даже спустя неделю после свадьбы Руби, сидели представители семи из десяти крупнейших кланов, а также немалого числа других, тоже вполне достойных внимания сил, весь их энтузиазм как-то пропал.

Гости, разумеется, у меня были не ради запугивания каких-то ублюдков. Неделю после свадьбы, а точнее неделю после успешно проведённой беспрецедентной операции, мы это дело отмечали. Не забыв, конечно, помянуть погибших, но очень быстро перейдя уже к тостам в их честь.

За сто грёбаных лет я позволил себе от силы дней пятьдесят выходных. А тут, с учётом подготовительных мероприятий к свадьбе Руби, в которых я был вынужден принимать участие, я отдыхал уже почти десять дней кряду.

Чувство, конечно, было подзабытое, но от того даже более приятное. Целую неделю я не занимался ровным счётом ничем кроме еды, сна, секса и разговоров.

И пообщаться со мной хотели многие. Даже при том, что я сразу заявил, что никаких деловых вопросов обсуждать в эти ни с кем не буду, из оставшихся в Моэлле гостей буквально выстраивались очереди, чтобы перекинуться со мной хотя бы парой слов и, если очень повезёт, то сделать фото.

Впрочем, конечно, самые долгие и занимательные беседы складывались с лидерами и важнейшими представителями крупнейших сил и кланов. В основном потому, что за эти сто лет с большинством из них мы стали если не друзьями, то по крайней мере хорошими знакомыми.

Понятное дело, что дружелюбие многих из них, если не большинства, мигом испарилось бы, не будь у меня моей силы. Однако эта сила была частью меня, и я не видел особого смысла рассуждать о том, что было бы, если бы её у меня не было.

К тому же в данном случае разница в отношении была скорее не следствием какого-то дерьмового характера, а вопросом статуса. Король мог иногда общаться с простыми людьми, мог приглашать их к себе в гости, мог даже дружить с ними, и с правильной подачей это бы даже сыграло на руку его репутации.

Но король, живущий в простом доме, сидящий за простым деревянным столом и хлебающий супец, праздно гуляющий по улицам в компании рядовых горожан стремительно потерял бы всякое подобие уважения.

Лично мне, Тиму Тарсу, на общественное уважение было наплевать. Я в принципе не был любителем подобного, но, если бы мне вдруг приспичило, и собеседник оказался бы хороший, я был бы готов часами болтать хоть с бомжом в подворотне.

Но мне, Тиму Тарсу, единственному Майигу с четырьмя Сущностями, единственному Майигу, овладевшему Законом, одному из сильнейших, хранителю Тарсии, мужу императрицы — мне об уважении общественности думать было необходимо. Иначе вместе с моей репутацией могла в той или иной степени пострадать и моя страна.

Так что мы: я, Эллиса, Мо, Исс, Тивальд, Янну, Бевмер Гракката, Синкансия Вальбо, Паргал Маленький Нос из торговой компании «Колёса Паргала», Жуйрам Рион из Армии Чистых — все, в том или ином смысле, уже были королевскими особами Единства.

И спокойно и расслабленно пообщаться мы могли только друг с другом. Да и то не факт.

Правда, кое-что меня всё-таки не могло не напрягать. Отсутствие на этой недельной вечеринке Руби.

Длань Паука успел поженить их с Таркандом, так что, даже несмотря на разверзшийся сразу после этого ад, теперь они были мужем и женой. И вроде как это был максимально веский повод для празднования.

Но на Тарканда сразу после свадьбы свалились сразу две, мягко говоря, плохих новости.

Первую принёс я. Сообщил, что его мать мертва и что её убил я, в том числе и за то, что она стояла за покушениями на Руби, а также передал мысленным сообщением записанный с помощью мирового приказа наш с Чим’А диалог.

Разумеется, я не хотел ещё больше помучить парня, да и снимать с себя ответственность не собирался. Но на его месте я сам бы хотел узнать горькую правду. И я верил, что Тарканд был достаточно крепким, чтобы её выдержать.

Вторую же новость ему выложила Руби. О том, что изначально сблизилась с ним, чтобы дать мне возможность подобраться к его матери, и о том, что с самого начала знала о моих планах на Чим’А.

Несложно было догадаться, что у парня мир ушёл из-под ног. Выслушав меня, к тому моменту лисичка ему уже рассказал свою половину, он просто развернулся и ушёл в неизвестном направлении.

Руби, тяжело вздохнув и бросив на меня последний извиняющийся взгляд, отправилась за ним. И все семь дней с тех пор я их не видел.

Благодаря артефакту, что лисичка всегда носила при себе, я знал, что с ней всё в порядке, по крайней мере физически, так что сильно не волновался. Но, разумеется, спокойно ко всему этому относиться я тоже не мог.

И, наконец, на восьмой день после свадьбы я, всё-таки притомившийся от постоянного общения и уединившийся в своём кабинете с какой-то книжкой беллетристики, которую даже не столько читал, сколько просто держал в руках, услышал аккуратный стук в дверь.

— Входи, Тарканд.

— Господин Тарс, мы должны поговорить.

Выглядел вошедший в комнату парень не лучшим образом. Круги под красными глазами, осунувшийся, какой-то весь мятый. Было видно, что эта неделя далась ему крайне нелегко.

— Согласен. Проходи, садись.

Я тоже встал из-за стола и мы разместились друг напротив друга на паре небольших диванчиков.

— Прежде чем я скажу, к чему пришёл за это время, я хочу задать вам несколько вопросов.

— Давай

— Руби так и не сказала мне, зачем вы хотели убить ма… — он замялся. — мою мать.

— Это был заказ Катриона. Ему нужно вот это, — я достал из пространственного хранилища в своём кольце жемчужину.

Тарканд вздрогнул.

— Уберите, — я кивнул и спрятал круглый камешек обратно. — Вы знаете, зачем она ему?

— Без понятия. И я не спрашивал. В моём мире Катрион помог мне и я пообещал вернуть долг. Он выбрал это в качестве оплаты.

— Ясно. Руби сказала, что вы спрашивали её, хочет ли она, чтобы вы пощадили… Чим’А. Отказались бы вы от заказа Катриона, если бы она попросила?

— Да, — кивнул я. — Злишься на неё за это?

— Да. И нет. Я бы сам убил любого, кто поднял бы на Руби руку. К тому же это мне известно о том, что Руби искренне пыталась наладить с матерью нормальные отношения, и это она их отвергла. И это ведь не её мать. Так что как будто бы я не имею права обвинять её.

— Но всё равно винишь.

— Я не могу не винить её за гибель своей мамы, — горько усмехнулся Тарканд. — Вот только, похоже, той мамы, которую я знал и о которой думал, попросту не существовало. За эти дни я прошерстил всю доступную информацию по тому мировому приказу, что вы использовали для записи. Итог: подделка невозможна, только если на вас самих не наслали иллюзию, что, очевидно, невозможно. И всё равно я не могу до конца поверить в то, что сказанное ей было правдой. Я расспросил отца обо всём. Он говорит, что не был в курсе сделки моих матери и деда, и я ему верю. Но при этом я не могу понять, почему он такой…

— Равнодушный?

— Я хотел сказать «спокойный», но «равнодушный» подходит лучше. Да, равнодушный.

Я тяжело вздохнул.

— Я был почти уверен, что так будет. Представь себя на его месте. Представь, что вы с Руби живёте вместе тысячи лет, и что с годами она меняется в худшую сторону. Очень медленно, незаметно в моменте, настолько незаметно, что очень долго ты не будешь замечать, что что-то не так. А потом до тебя дойдёт: той, кого ты полюбил, больше нет. Её заменила какая-то другая Руби. Возможно склочная, возможно жестокая, возможно циничная. Если не приглядываться, ты будешь продолжать видеть ту, кого любишь, потому что правда слишком тяжела. И чем дольше ты выбираешь не замечать, тем больше она меняется, тем больше пропасть между ней и твоей любимой, тем сильнее ты хочешь вернуть прошлое, тем глубже вгоняешь себя в иллюзии. Способов выбраться из этого болота безболезненно не существует. А для твоего отца всё было в сто раз хуже, ведь, уйдя от Чим’А к другой, он бы фактически собственноручно её убил. Он вряд ли смог бы это вынести. Как думаешь, что бы ты испытал на его месте, если бы такая чужая Руби просто умерла, не по его вине и не у него на руках, а просто где-то там, и он чисто физически не был способен сделать хоть что-то?

Тарканд грустно хмыкнул.

— Облегчение. И ненависть к себе за это.

— В совокупности эти две эмоции как раз и рождают равнодушие. Что ещё ты хотел спросить?

— Честно говоря… — он откинулся на спинку диванчика, — я уже не помню.

— В таком случае, послушай меня ещё немного. Ты имеешь совершенно законное право ненавидеть меня и Руби. Мы скрывали от тебя такой важный секрет, и в частности благодаря этому сейчас твоя мать мертва. По моему личному мнению Чим’А была не просто дерьмовой матерью, она была мерзкой тварью, паразитирующей на твоём отце и желавшей паразитировать на тебе и на твоём деде. Я даже не уверен, любила ли она Наскватча хоть когда-то, или это с самого начала был просто холодный расчёт. Её чувства к тебе ты видел на записи. Тем не менее, она остаётся твоей матерью, с этим ничего не поделаешь, и ты действительно в праве злиться на нас за её гибель. Меня можешь спокойно ненавидеть и дальше. Я переживу, во всех смыслах. Но Руби прости. Она хранила мой секрет и правда старалась сделать всё, что возможно, чтобы я расхотел убивать Чим’А. То, что вышло всё ровно наоборот — не её вина.

— Я… — Тарканд медленно вернул в вертикальное положение закинутую на спинку диванчика голову. — Я очень хочу ударить вас, Тим.

Я хмыкнул.

— Только один раз?

— Нет. Хочу прям избить, чтобы кулаки в кровь, чтобы вы хрипели от боли, и чтобы самому вымотаться до предела и забыть, наконец, обо всём этом хоть на минуту.

— Что мне всегда в тебе особенно нравилось — так это честность, — хмыкнул я, вставая с диванчика и направляясь к выходу из кабинета.

— Вы куда? Я прошу прощения, если обидел вас…

— Дурак ты всё-таки, — вздохнул я, останавливаясь у двери. — Знаешь, почему ты в свои пятьсот выглядишь как двадцатипятилетний парень, а я в свои сто семьдесят — как сорокапятилетний мужик, и почему, несмотря на такой разрыв в реальном возрасте, мы совершенно комфортно общаемся, исходя из обратной схемы?

— Самовосприятие.

— Да, но на чём оно строится?

— На прожитом опыте.

— Ага. На набитых синяках и шишках. Ты, Тарканд — едва ли не лучший парень, извини, теперь уже муж, какого я мог бы пожелать для Руби. Но правда в том, что, за исключением некоторых психологических травм и тех опасностей, что ты пережил во время наших с тобой охот, у тебя была почти идеальная жизнь. И хотя обычно ты очень уверен в себе, в ситуациях типа этой ты будешь продолжать пасовать и дальше. Зачем ты сейчас передо мной извинился?

— Потому что… — он замялся. — Это было грубо?..

— Ты меня спрашиваешь? Я не знаю. Но в любом случае, уж извини, но ничто не может быть более грубо, чем убить чужую маму. Я не испытываю угрызений совести по этому поводу, но я был бы готов встретить и понять и твой гнев, и твою истерику, и даже попытку меня прикончить. И это было бы правильно. Потому что я, объективно, это заслужил. Ты хорошо начал. Высказал своё желание. Но воплотить его в жизнь не хватило духу. Научись злиться, Тарканд. Научить ощущать клокочущие в груди ненависть и ярость. Научись поддаваться им, чтобы они, медленно тлея, не превратили тебя в угольки. А потом научись их контролировать и подавлять, чтобы не сгореть в ярком пламени. Тебе никогда это не было нужно, и это — счастье. Но вечно так продолжать не может. Однажды случится что-то, что потребует твоего гнева, а ты вместо этого снова начнёшь извиняться.

— Так что… — он подскочил с дивана, но тут же снова стушевался. — Что мне сейчас делать?

Пятисотлетний ребёнок. Как же это иронично.

Я широко ему улыбнулся.

— Иди за мной.