Глава 66

Пройдя по коридорам особняка, временно выбранного в качестве нашей с девочками резиденции, так как столичный небоскрёб, где мы жили, снесло ударной волной предначальной силы, мы спустились в подвал, оборудованный по моему желанию под подобие спортзала.

Тренироваться в прямом смысле слова мне было давно не нужно, и с одной стороны это было хорошо и удобно. Но с другой заставляло профессионального спортсмена, спрятанного где-то глубоко у меня в душе, сильно грустить.

Так что иногда я использовал пару хитрых приёмов, чтобы понизить физическую силу и выносливость тела до около-человеческих значений, после чего тягал железо, работал на тренажёрах и бегал на дорожке из мировой ауры до тех пор, пока не выбивался из сил.

В этом зале, оборудованном максимально на скорую руку, были только пара штанг, несколько гантелей, лавка для жима лёжа и, наконец, то, что должно было сейчас заинтересовать Тарканда. Почти точное подобие боксёрского ринга, разве что раза в два побольше по площади.

На ней, ну или точнее на такой же, уничтоженной вспышкой мировой ауры, я отрабатывал бой с тенью, спарринговался с желающими. Ещё, иногда, оставаясь наедине со своими мыслями, предавался ностальгии по давным-давно прошедшим временам моей земной юности.

— Рубашку сними, чтобы двигаться было удобнее и кровью не запачкало, — посоветовал я, забираясь на ринг через пружинящие канаты.

Для того, чтобы достаточно точно сымитировать их и слегка пружинящий пол мне пришлось потратить немало времени и денег, но это определённо того стоило.

Послушав меня и сняв верх, Тарканд последовал за мной.

— Не знал, что у вас есть такое увлечение, — протянул он, с любопытством ощупывая канаты.

Майигу, разумеется, понимали, что значит наслаждаться наблюдением за мордобоем. Колизей Граккаты был построен как раз для этого. Да и люди-одарённые ни в коем случае не пренебрегали боевыми искусствами, тем более те, чьи покровители обладали Даром или Сущностью силы.

Тем не менее, из-за общей жестокости мира, а также потому, что практически не было смысла практиковаться драться без использования мировой ауры или маны, так как это скорее навредило бы координации и пониманию своего тела, для всех спаррингов и боёв существовало только одно место.

Арена. Просто плоский каменный пол, окружённый стенами. Ну, либо и вовсе пол из травы и стены из сосен-великанов. Заморачиваться над постройкой специального ринга из особых материалов тут никто бы не стал.

Ну, кроме меня и, возможно, других попаданцев.

— В моём родном мире это было не увлечение. Скорее профессиональное хобби.

Тарканд знал, что я был не из Тейи. Сложно было это скрывать, ежедневно общаясь с героями с Земли и из других немагических миров на темы, никому, кроме нас, непонятные.

Тем не менее, то своё прошлое я старался держать в секрете от всех, кроме Эллисы и Мо. Для всех, кроме моих женщин, моя история начиналась с инкубатора Тейи, а всё предыдущее было просто прологом.

Так что Тарканд, общаясь со мной минимум раз в неделю на протяжение сотни лет, даже не был в курсе того, что вообще такое бокс. Впрочем, это было не важно, так как по классическим правилам я драться и не планировал.

— Дай руку, — сказал я. Парень послушно вложил свою кисть в мою протянутую ладонь. — Не сопротивляйся.

Слияние Сущности грома и молний, Сущности нерушимой основы и Сущности контроля поля боя втекло в его тело и парень сдавленно охнул, покачнувшись и едва не упав.

— Что?.. что вы сделали? Так тяжело… стоять?..

— Не драматизируй, — отмахнулся я, замолкая на пару секунд, чтобы провернуть со своим собственным телом тот же трюк. — Мировую ауру не используй, как и ману. Сейчас твоё тело по физическим характеристикам лишь где-то в три раза превышает тело обычного человека твоей комплекции.

— Обычного? В смысле даже не одарённого?

— Да. Самого обычного, находящегося в хорошей форме двадцатипятилетнего парня. С собой я сделал примерно то же самое.

— Как трудно быть человеком, даже под трёхкратным усилением… И что теперь?

— Теперь? Теперь мы будем драться, разумеется! Как ты и хотел. До окровавленных костяшек, до слюней и соплей, до свистящего-хрипящего дыхания… Всё как заказывал. Никаких правил, кроме того, что использовать можно только руки.

— Я, конечно, умею сражаться, но с учётом стиля боя и жизненного опыта у вас очевидная фора!

— Ты жаловаться будешь или морду мне бить? — ухмыльнулся я. — Если тебе будет легче от этого осознания, то своё тело я довёл до уровня в полтора раза превышающего среднестатистический. То есть ты сейчас, с учётом примерно равных комплекций, должен быть в два раза сильнее меня. Как тебе такая фора? К тому же, ещё раз, мы тут не чтобы выяснить, кто сильнее. А теперь, если ты на меня не нападёшь, то я нападу на тебя первым.

Собравшись и кивнув мне, он поднял руки на уровень груди, словно самбист, и двинулся в атаку. Вот только это было вовсе не то, что я хотел увидеть.

Я ему соврал. Моё тело сейчас было даже немного слабее, чем должно было быть человеческое тело в подобной физической форме. Не потому, разумеется, что я хотел ему поддаться или потому что жаждал поплатиться за содеянное. Просто моё тело было куда сложнее «настраивать», так как оно было наполовину энергетическим.

Но разница почти в три раза не помешала мне поднырнуть под его руки, беспомощно схватившие воздух, и изо всех сил ударить Тарканда по почке. С учётом разницы в силе это не должно было быть как-то особо больно, но парень всё равно сдавленно охнул и скривился всем телом.

— Разозлись, Тарканд!

Вместо захвата он попытался меня ударить. Но всё равно ещё совсем неуверенно и хило. Было видно, что ему странен и дискомфортен сам ринг, неприятно отсутствие привычной мощи в нечеловеческих мышцах, да и мысли о смерти Чим’а, очевидно, продолжали давить.

На этот раз удар пришёлся точно в челюсть.

— Давай! Дай этому выйти наружу!

— Хватит издеваться! — воскликнул парень, замахиваясь уже посильнее.

— Я не издеваюсь над тобой, — удар в живот. — Я выполняю твою просьбу! — по второй почке. — Забудь про всё! Бей, круши, кричи! Сейчас тебе это нужно, как никогда! — третий в нос.

— Прекрати! — уже действительно достаточно злобно рявкнул Тарканд

Но ему всё ещё не хватало последнего небольшого толчка. И я чувствовал, что на одних только «рациональных» аргументах дальше мы не зайдём. Так что, похоже, пришло время включить ублюдка.

— Знаешь, она о тебе даже не вспомнила, когда поняла, что оказалась в ловушке! Кричала имя Наскватча, угрожала именем Умсы, но ни разу не позвала тебя на помощь! Она считала тебя слабым! Бесполезным! И ты такой и есть, правда? Не смог понять, не смог защитить, не смог спасти! А теперь не хватает духу ни чтобы отомстить убийце, ни чтобы порвать с предательницей!

Это было действительно по-ублюдски с моей стороны. Во всех смыслах. А ещё хуже было от того, что я не мог быть уверен, что это сработает, только потому, что когда-то сработало на мне.

После того, как погибли мои родители и меня забрали бабушка с дедушкой, из-за трат на юристов, похороны, какие-то вещи для меня и прочего, в первое время им было очень тяжко финансово. Настолько, что даже мои занятия в секции бокса оказались поставлены под угрозу.

В один вечер бабушка сказала мне, что я больше не смогу туда ходить по крайней мере несколько месяцев. Я очень разозлился. Чувствовал вселенскую обиду на то, что вслед за родителями у меня забирали то немногое, в чём я понимал себя и в чём был хорош.

Сбежал из дома и отправился в зал. Было уже поздно и никаких тренировок не шло, но я знал, где тренер держал ключи. Не знаю, чего я искал. Может быть хотел попрощаться с залом, где провёл сотни часов, может быть надеялся найти способ остаться там жить, а может быть я ни о чём вообще не думал и ноги сами меня туда привели.

Скорее всего последний вариант был как минимум недалёк от правды, потому что пришёл в себя я от недовольного оклика тренера, стоя в куртке и уличных ботинках на чистом ринге. Он отругал меня, спросил, зачем я вообще припёрся в одиннадцатом часу.

Я ничего не рассказал о смерти родителей. Просто извинился, сказал, что со следующего месяца не смогу ходить в зал и был готов уйти. Но тренер, похоже, что-то почувствовал.

Примерно также, как я сейчас Тарканда, заставил переодеться, надеть перчатки, войти на ринг. Я не хотел боксировать. Хотел просто остаться один. Но спорить с тренером нельзя, так что я начал вяло бить и отражать его удары, рассчитывая, что ему вскоре надоест и он позволит мне уйти.

Вместо этого мне хорошенько так прилетело в ухо. Настолько сильно, что я упал, слыша лишь писк, и едва не расплакался уже не от того, что не смогу ходить на бокс, а от боли.

«Вы что делаете⁈» — крикнул я тогда тренеру.

«Не знаю, что с тобой, Тимур, — ответил он мне, — но от того, что ты молчишь, тебе не станет легче».

Он заставил меня встать и мы продолжили. Ещё через пару ударов, чувствуя боль, недоумение и жгучую обиду, я выкрикнул, что у меня погибли родители, и что меня надо пожалеть, а не колотить. В ответ получил ещё один удар, ещё более сильный.

Тогда я попытался сбежать с ринга, но тренер мне этого не позволил. Продолжил атаковать, то и дело пробивая мои блоки и нанося весомые удары. А потом, видимо, увидев, что я снова начал закрываться, начал поливать грязью меня и моих родителей.

Раньше я никогда не слышал, чтобы он ругался, а тут он вдруг превратился в бухого сапожника, невероятно изощрённо, умело и почти не повторяясь кроя мою семью матом.

Поначалу я был просто в шоке. Потом начал откровенно злиться. И когда он стал в красках расписывать, как он мою маму на этом самом ринге, в каких позах и как она стонала, у меня натурально сорвало крышу.

Что было дальше, я не помнил. Следующие несколько минут стёрлись из памяти. Пришёл в себя я, сидя на полу, ощущая дикое жжение в окровавленных костяшках пальцев (перчаток на руках почему-то уже не было), и навзрыд ревя тренеру, зажимавшему одной рукой нос, в окровавленную футболку.

Тогда мне действительно стало легче. То напряжение, что копилось полтора месяца со злополучной аварии, пропало. Тренер, разумеется, извинился за всё, что наговорил, на всякий случай уточнив, что это всё — неправда. А в конце сказал, что, пока моя семья не решит финансовые вопросы, я могу ходить в зал бесплатно.

И сейчас я пытался сделать то же самое для Тарканда. Разница между двумя ситуациями была в том, что почти все мои слова о его матери были чистой правдой. Но и Тарканд не был шестнадцатилетним пацаном, чтобы его можно было пробрать простыми оскорблениями.

Возможно, только я, истинный убийца его матери, и мог добиться от него какой-то настоящей реакции. К тому же вряд ли хоть какие-то слова могли быть хуже того, что я уже сделал.

Оставался, однако, самый важный вопрос. Подойдёт ли для Тарканда такой метод в принципе.

Мой тренер посвятил жизнь обучению других, обладал в этом настоящим даром, поэтому к нему, собственно, и вели детей со всего города. Выбрав в моём случае именно такой подход, он точно знал, что делает, и понимал, что на мне это сработает.

У меня не было ни подобного опыта, ни такого таланта. Всё обучение в стиле Тима Тарса ограничивалось забрасыванием тренируемого в как можно более жестокие условия, на съедение как можно бо́льшей твари.

Тарканд был сильным парнем, уверенным в себе, с внутренним стержнем и, несмотря на мои слова, с немалым жизненным опытом. Был немаленький шанс, что от злости он просто пошлёт меня куда подальше, уйдёт и разорвёт вообще все контакты, не поняв и не почувствовав того, что почувствовал я тогда.

Однако, похоже, Тарканд понравился мне с нашей первой встречи сто лет назад не только потому, что я был доволен таким парнем для Руби, но потому, что где-то внутри мы были похожи.

Потому что произошло почти то же самое, что, как я предполагал, произошло со мной почти сто шестьдесят лет назад.

— … не представляю, насколько надо быть бесполезным, чтобы собственная мать считала тебя…

— ЗАТКНИ-И-ИСЬ!!!

Наверное, если бы он в принципе вспомнил о том, что может использовать мировую ауру, он бы её обязательно использовал, несмотря на мой запрет. Но сейчас в голове у Тарканда не осталось ничего.

Взревев как самый настоящий зверь, он бросился на меня, хаотично, но от того не менее сильно нанося удар за ударом. И, в отличие от своего тренера, бывшего, очевидно, куда сильнее полутораметрового шестнадцатилетнего парня, сейчас физически я заметно уступал Тарканду.

Впрочем, у меня и не было цели уложить его на лопатки, оставшись при этом невредимым. Скорее наоборот. Я действительно намеревался позволить ему себя избить. Опять же, не из чувства вины и не из мазохизма, а потому что, по-моему, это должно было стать хорошим дополнением к «терапии».

К тому же, если только бить его, и не позволять бить в ответ, то он может выйти из «транса» раньше положенного. Впрочем, и обратное было верно, так что просто грушей для битья я становиться не собирался.

В результате остановились мы только минут через десять, когда ярость берсерка Тарканда спала банально от усталости.

На мне к этому времени появились пара десятков здоровенных гематом, полсотни мелких, множество порезов от попаданий костяшками пальцев, были выбиты четыре зуба, сломаны нос, ухо, три ребра и мизинец, который мой зять в приступе гнева просто поймал и выкрутил.

Сам Тарканд при этом пострадал не так сильно, но был покрыт синяками и ссадинами буквально с ног до головы. Впав в буйство, он напрочь позабыл о защите, сосредоточившись полностью на нападении, и этим было грех не воспользоваться.

Определённо, если бы я не поддавался, ситуация была бы совсем иной. Несмотря на почти трёхкратную разницу в физической силе, драться на кулаках парень не умел, да и ни о какой технике в его состоянии речь не шла.

Тем не менее, по моим ощущениям, своей цели я добился.

Тарканд, и так не прекращавший на протяжение всех десяти минут выкрикивать что-то вроде: «Сволочь, ненавижу тебя!» или «Как ты могла⁈», — в конце концов просто рухнул на спину, раскинув руки, и откровенно разревелся, со слезами, слюнями и соплями.

Подражать своему тренеру и позволять ему плакаться мне в сломанные рёбра я не собирался. Он был достаточно большим мальчиком.

Отменил подавление, активировал Сущность нерушимой основы, тут же начавшую восстанавливать полученные травмы, сжёг лишнюю кровь молнией, вытащил из режима сокрытия верх гражданской формы адской брони и вышел из спортзала.

Неподалёку от дверей меня ждала Руби.

— Как… как он там?

— Не уверен, — развёл я руками. — Но, по опыту, когда он выйдет, ему будет лучше. Ты сама-то как?

— Дерьмово, — вздохнула лисичка. — Думала, что сложнее всего будет ему сказать. Но смотреть, как он просто сидит и смотрит в стену, никак на меня не реагируя, не имея морального права уйти — это куда хуже.

— Судьба — непредсказуемая штука, — вздохнул я в ответ. — Кто мог ожидать, что всё сложится именно так? Остаётся только разбираться с последствиями. Но я уверен, что тебя он точно простит. Слишком сильно любит.

— Как ни странно, от этого только хуже.

— Могу представить. Но корить себя не надо. Просто будь собой и дальше. Ваша жизнь как мужа и жены началась действительно крайне дерьмово, но вечно же так не будет.

— Надеюсь… — протянула она. — Ладно. Как думаешь, мне к нему пойти?

Я покачал головой.

— Не надо. Дай ему время. И ждать его тут тоже не надо. Иди отдохни, а то ты немногим лучше Тарканда выглядишь. Когда будет готов, он сам к тебе придёт.

— Ага. Хорошо. Ладно… — она тяжело вздохнула. — Да, ты прав. Пойду лягу.

— Иди. Спокойной ночи, дочка.

— Спокойной, папа.

Расставшись с Руби, я вернулся в кабинет. Но продолжить читать книжку мне не дали.

— Поговорим? — на этот раз в дверь просунулась голова Наскватча.

— Ну заходи, раз пришёл, — кивнул я.

Несмотря на то, что его клан тоже был обворован, Наскватч оставил свой аватар в Моэлле. В вечеринке он, разумеется, не участвовал, просто сидел безвылазно в выделенном номере.

Вряд ли для того, чтобы быть мне молчаливым укором или типа того, и точно не для того, чтобы попытаться меня убить. Скорее он просто не мог уехать, не узнав, как смерть Чим’А перенёс его сын.

И верно, первым же его вопрос было:

— Как он себя чувствует?

— Хуже чем хотелось бы, лучше чем могло бы быть.

— Это что за ответ?

— А какого ответа ты ждёшь? Я не его сиделка и не его психотерапевт. Я — отец его жены, убивший его мать. Она была сукой, и умерла заслужено, но тем не менее. Неделя отходняка — это ещё ничего. Сейчас ему дерьмово. Мне кажется, скоро будет лучше. Этого достаточно?

— Да, вполне, извини.

— Скажи, ты правда не знал о договоре между Умсой и Чим’А?

— Нет. Если бы знал, ни за что не позволил бы ей с ним общаться.

— А о том, какие на самом деле чувства она испытывает по отношению к нему?

— Был почти уверен, хотя мы никогда об этом не говорили, — вздохнул Наскватч. — Когда он стал Майигу, она начала обращаться с ним ещё плюс-минус аккуратно, но до того, пока у него не было полноценного разума, её истинное отношение становилось очевидно. Может быть из-за этого впоследствии ему оказалось так просто отбросить то, чему она его учила, и принять философию того человека.

— И ты всё равно позволил ей виться вокруг него?

— После того, как мы вернулись из Оплота Вечной Тьмы, она изменилась. Стала мягче, заботливее, нежнее. Я подумал, что шестьдесят лет в отрыве от сына показали ей самой, что она на самом деле любит его, поставили ей мозги на место. Но, видимо, это была просто ширма.

— Из тебя отец, как я погляжу, тоже такой себе.

— Даже спорить не хочется…

— И правильно. Но отложим этот вопрос. Расскажи мне вот что. Из-за чего Оплот Вечной Тьмы и Божественное Царство так яростно грызутся? Всё равно из-за слишком разных законов вселенной будет практически невозможно достаточно прочно закрепиться в чужом мировом скоплении.

Этот вопрос интересовал меня с того момента, как Чим’А в принципе об этом заговорила.

Мировая аура в разных скоплениях была одной и той же, но вот использовали её все по-разному. И обуславливалось это какими-то историческими традициями, а фундаментальными правилами мироздания.

Грубо говоря, грызня между Оплотом и Царством выглядела примерно как битва между акулами и медведями. Было возможно убить врага на его территории, но невозможно было закрепиться на ней из-за того, что они попросту не были к ней приспособлены.

Тем не менее, война между Умсой и богами из иного мирового скопления не только длилась уже тысячи лет, но и продолжала набирать обороты.

— Это — секретная информация, — недовольно нахмурился Наскватч.

— Я никому не скажу, — хмыкнул я. — Да и какой смысл тебе молчать? Тарканда Умса уже всё равно не получит, и ты сам этого не хочешь. А сам ты с отцом, насколько я понял, мягко говоря не в ладах.

— Мягко сказано, — буркнул Руйгу. — Ладно, я готов сказать, но при одном условии.

— Каком?

— Ты мне поможешь.

— Если это будет что-то адекватное — помогу, — кивнул я. — В конце концов, тесть и свёкр должны дружить.

— Не знаю, как Тарканд, а я тебя за смерть Чим’А никогда не прощу. Так что дружить никто не будет. Но я достаточно увидел, чтобы понять, что с тобой не стоит враждовать, и что с тобой можно вполне успешно сотрудничать.

— Вот это — слова разумного Руйгу, — улыбнулся я. — Так в чём там дело?

— Отец и боги из Царства воюют не за земли друг друга. Когда два скопления только встретились, отец отправился в Царство с дипломатической миссией и в пустоте на границе между двумя владениями совершенно случайно наткнулся на осколок разрушенного мира.

— И что в нём особенного?

— То, что на этом осколке находится сохранившееся наследие обладателя истокового аспекта. И я хочу, чтобы ты помог мне его выкрасть.

Загрузка...