Последние магнаты. Тайная история

Компания Wasserstein Perella & Co. открыла свой магазин в офисной башне, где раньше располагалась ныне не существующая фирма E. F. Hutton & Co. по адресу 31 West Fifty-second Street. Бизнес-план новой фирмы состоял в том, чтобы предоставлять консультации по слияниям и поглощениям, а также располагать частным капиталом в размере 1 миллиарда долларов для использования при выкупе с использованием заемных средств. С самого начала всем было ясно, что Брюс будет определять все: от порядка расположения имен на дверях до цвета и формы логотипа фирмы. "Мне было плевать", - говорит Перелла о названии фирмы. Мне было все равно, назовете ли вы ее Микки Маусом". Личность Брюса требовала, чтобы его имя было первым, чтобы его логотип был выполнен в виде кипарисового дерева, чтобы его цвет [клюквенный] был цветом дерева, и так далее, и тому подобное".

Поначалу все шло как по маслу. Фирма консультировала Philip Morris при покупке Kraft за 13 миллиардов долларов, а Time Inc. - при знаменитом приобретении Warner за 15 миллиардов долларов, интересы которого представлял Феликс. Магнат LBO Генри Кравис нанял фирму для продажи Tropicana. Затем Кравис нанял Брюса для консультации по легендарной сделке KKR по продаже RJR Nabisco за 25 миллиардов долларов. За это задание фирма получила гонорар в размере 25 миллионов долларов, а репутация Брюса как короля стратегических утечек в прессу была подтверждена. Кампо потребовал, чтобы Брюс стал его "тактическим советником" по сделке с Federated. Несмотря на то что в профессиональном плане First Boston сделала все возможное, чтобы не допустить его чрезмерного участия, Брюс оставался ключевым советником Кампо по сделке на каждом ее этапе и получил гонорар в размере 10 миллионов долларов.

С самого начала иностранцы охотно вкладывали деньги в новую фирму Брюса. Менее чем за полгода фирма договорилась с токийской компанией Nomura Securities об инвестировании 100 миллионов долларов наличными в 20 процентов акций Wasserstein Perella при оценке в 500 миллионов долларов. Казалось, все идет хорошо. "В течение 18 месяцев мы были в золоте", - вспоминает Перелла. "Успех превосходил наши самые смелые мечты. К концу 18 месяцев у нас было 200 миллионов долларов наличными в банке, миллиардный неизрасходованный фонд прямых инвестиций, мы занимали второе место в рейтинге M&A, и у нас не было долгов".

Трудно определить точный катализатор, который привел к окончанию хороших времен в Wasserstein Perella. Репутация фирмы - особенно Брюса - была в значительной степени связана с продолжающимся бумом на рынках государственного и частного финансирования. Обвал фондового рынка в 1987 году ни на секунду не заставил Брюса задуматься, когда он и Перелла разрабатывали стратегию для своей новой фирмы. По сути, крах лишь привел к тому, что на списке желаемых компаний его клиентов появилась надпись "скидка 30 процентов". Но после того как осенью 1989 года Citibank не удалось привлечь финансирование для выкупа United Airlines руководством за 6 миллиардов долларов, музыка прекратилась. И Брюс остался без стула. Внезапно его громкие, высокотактичные и высокодоходные сделки сорвались.

Репутация Брюса также сильно зависела от гор благоприятной рекламы, которую он и Перелла собирали и активно поддерживали. И Брюс по праву получил львиную долю вины за свою многолетнюю агрессивную тактику. Если в течение как минимум двенадцати лет Брюс был в центре внимания пресыщенной публики - публики, которую он искал и поощрял, - то теперь его стали широко высмеивать. Поначалу он вел собственное контрнаступление против критики, утверждая, что его советы были правильными в то время или, что еще хуже, что никто не заставлял клиентов следовать его советам (позиция, которая, несомненно, является последним прибежищем негодяя). Вскоре, однако, Брюс, некогда пресловутый утечка информации, вообще перестал общаться с прессой, что было отмечено репортерами с большой долей иронии.

Неприятности начались в июле 1989 года. В статье Newsweek отмечалось, что Верховный суд штата Делавэр недавно "наказал" Брюса за советы, которые он дал за год до этого совету директоров издательства Macmillan Publishing, выставившего себя на продажу. Суд заявил, что Брюс совершил "обман совета директоров", "тайно предоставив одному претенденту на издательскую компанию - компании KKR - больше информации, чем другому, Роберту Максвеллу". Эта "подсказка", по словам суда, позволила KKR узнать предпоследнее предложение Максвелла о покупке Macmillan и помогла KKR выиграть аукцион. Брюс остался равнодушен к полученной им взбучке. "Акционеры Macmillan получили впечатляющую цену", - сказал он. Но у Форбса была и другая мысль. "Какую выгоду получил Вассерштейн за то, что предупредил группу Macmillan-KKR?" - задался вопросом журнал. "Мы не знаем. Но мы знаем, что примерно через месяц Wasserstein Perella появилась в качестве инвестиционного банкира в сделке KKR по покупке RJR Nabisco за 25 миллиардов долларов. Заработок Wasserstein Perella: аккурат 25 миллионов долларов в виде комиссионных за инвестиционно-банковские услуги".

Newsweek также сообщал о продолжающейся борьбе, в которой соглашение о слиянии Time-Warner противостояло неожиданному и богатому предложению Paramount Communications о покупке Time за 200 долларов за акцию. Чтобы отбиться от Paramount, Брюс реструктурировал сделку с Warner, превратив ее в приобретение компанией Time компании Warner с высоким уровнем заемных средств из первоначального слияния акций без долгов. В то время Джеральд Левин, вице-председатель совета директоров Time, назвал Брюса "одним из лучших", добавив: "Брюс был хорошим болельщиком за смелость". Фред Сигал, в то время банкир Lehman Brothers, который работал с Брюсом над слиянием Time-Warner и которого Брюс позже перевел в Wasserstein Perella, вспоминает, какое шоу устроил Брюс во время этой сделки. "Это был первый раз, когда я увидел его в действии", - сказал Сигал. Брюс начинал говорить: "Ну, вы включаете эту видеокассету, делаете то-то и то-то". Все это была какая-то чепуха. А ребята из "Тайм", как видно, ничего не понимали. Я не понимал, что он говорил. Но в нем была какая-то мистика". Семнадцать лет спустя объединенная Time Warner все еще страдает от сокрушительной долговой нагрузки, которую Брюс посоветовал взять на себя руководству. Левин же давно ушел из жизни, став генеральным директором Time Warner и организовав катастрофическое слияние с AOL в 2000 году.

Однако полноценная атака СМИ на Брюса началась спустя три недели, в первую неделю августа, когда Forbes, его старое место обитания, поместил пухлого, хорошо одетого - теперь уже темноволосого - Брюса на свою обложку рядом с уничтожающим заголовком "Bid-'Em-Up Bruce". Как и "Феликс-чиновник" Николаса фон Хоффмана, Брюс из "Форбс" стал "прилипалой". Как и Феликс, Брюс ненавидел это прозвище, тем более что, будучи генеральным директором собственной фирмы, в 1989 году его авторитет был гораздо выше, чем у Феликса в 1972 году. Как и другие издания, которые писали о Брюсе, Forbes не мог игнорировать его впечатляющий и постоянный успех. Он не только организовал слияние Time и Warner, но и предложил McCaw Cellular за 6,1 миллиарда долларов купить LIN Broadcasting, а также совершил еще три крупные сделки на общую сумму около 32 миллиардов долларов. "И все это в одно время и с использованием опыта Вассерштейна", - пишет журнал.

Статья пыталась ответить на вопрос, как Брюсу удалось все это провернуть. Его нелестный ответ заключался в том, что его "тщательно созданный имидж" стал "самым мощным аргументом в пользу его фирмы", и с этим выводом Брюс, в общем-то, согласился. А вот согласен ли он со следующей мыслью - что он мастер манипулирования средствами массовой информации, - вопрос не рассматривался. "Создавая этот внушительный имидж могущественного друга и опасного врага, Вассерштейн положительно проявил себя в манипулировании газетными репортерами", - продолжал Форбс. По мнению Форбса, пришло время поставить под сомнение мудрость стандартной речи Брюса "Смело будьте великими", которая раз за разом успешно подталкивала его клиентов платить все более и более высокие цены, необходимые для заключения сделок (в конце концов, это бинарная система - либо клиент выигрывает, либо проигрывает). "Кто же будет виноват, если некоторые из сегодняшних мегамиллиардных слияний и поглощений закончатся катастрофой?" - риторически вопрошает журнал. "Вассерштейн и ему подобные? Или советы директоров и руководители компаний, которые позволили мечтам о славе отделить их от суровой реальности?"

Хотя Форбс пришел к выводу, что "конечная ответственность остается за клиентами", поведение Брюса в конце 1980-х годов вызвало редкую - и беспрецедентную - попытку определить, почему высокооплачиваемые банкиры не несут ответственности за свои советы. В декабре 1989 года газета Wall Street Journal добавила к дебатам. "Мистер Вассерштейн оказался под непривычной критикой - со стороны судов, акционеров и даже нескольких клиентов - за свое поведение в нескольких крупных битвах за поглощение", - с осуждением констатировала газета. "Его обвиняют в манипулировании оценками, в том, что он побуждал клиентов платить за компании слишком много, и в том, что он предпочитал интересы руководителей корпораций интересам акционеров". Даже старый профессор Гарвардской школы бизнеса Сэмюэл Хейз порицал Брюса за провалы Campeau. Брюс "был главным архитектором и очень гордился этим в то время", - сказал Хейс. "Он не может избежать критики за завышенные цены". Брюс отказался от интервью для статьи, следуя своему новому подходу к прессе.

К тому времени многие его сделки уже провалились или вот-вот должны были провалиться. Взять, к примеру, компанию Interco, ранее известную как International Shoe Company. Со временем Interco превратилась в конгломерат из списка Fortune 500, включающий в себя известные бренды Converse, London Fog, Florsheim и Ethan Allen. Летом 1988 года два брата из Вашингтона - Стивен и Митчелл Рэйлзы - начали враждебное поглощение Interco, предложив 64 доллара за акцию и 2,4 миллиарда долларов наличными. Позже Рэйлсы повысили свое предложение до 70, а затем до 74 долларов за акцию, или 2,7 миллиарда долларов. После того как братья сделали свое предложение, Interco наняла компанию Wasserstein Perella.

Основываясь на рекомендациях Брюса, который считал, что Interco стоит сначала 68-80 долларов за акцию, а затем 74-87 долларов за акцию, совет директоров Interco отклонил сделку с Raleses. Брюс также разработал противоречивую контрстратегию - сложную рекапитализацию, получившую название Project Imperial, в рамках которой компания сама займет 2,9 миллиарда долларов и на эти деньги выкупит на рынке большую часть своих акций, находящихся в обращении. Брюс оценил этот пакет в 76 долларов за акцию, что на 2 доллара за акцию больше, чем предложили "Рэйлз". Две другие фирмы-выкупщика - KKR и фонд Merrill Lynch - рассматривали Interco, но решили, что им не удастся приблизиться к оценке Брюса в 76 долларов за акцию. "Я не думаю, что компания стоит чего-то, что начинается с семерки", - сказал Брюсу партнер KKR Пол Рейтер. Хотя Брюс не заставил совет директоров Interco прислушаться к его совету, он все равно это сделал, отклонив предложение Raleses в пользу разработанной Брюсом рекапитализации с высоким уровнем заемных средств. Брюс оценил акции компании в 5 долларов за штуку, но они никогда не торговались выше 4 долларов, а на момент публикации статьи в Forbes стоили 2 доллара. Вновь выпущенные высокодоходные долговые обязательства также быстро подешевели, в результате чего инвесторы тоже потеряли деньги. Хуже того, 640 давних сотрудников Interco на двух обувных фабриках Florsheim были уволены с работы, когда руководство Interco решило продать эти предприятия, чтобы выручить деньги для обслуживания нового долга.

Одним из тех, кто потерял работу, был Эдвин Бол. Ему было пятьдесят восемь лет, и он проработал на обувной фабрике тридцать семь лет. Он пришел в компанию после окончания средней школы. Со временем он поднялся до уровня супервайзера. За две недели до Рождества 1988 года он потерял работу, на которой получал 19 000 долларов в год. "Как только мы вернулись с обеда, - вспоминал Бол, - нас вызвали к начальству вместе..... Он зачитал нам газеты и сказал, что ни для кого нет работы..... Они сказали нам, что им придется закрыть завод из-за реструктуризации..... Им пришлось собирать деньги.... Нам сказали, что это не из-за качества. Мы были лучшими в рейтинге по качеству и стоимости..... Мы и представить себе не могли, что это произойдет". Он выбрал меньшее из двух зол, предложенных Interco. В обмен на то, что Interco продолжит оплачивать его медицинскую страховку, он получил уменьшенную пенсию. "Мы думали, что это будет лучшее время в нашей жизни", - говорит его жена. "Теперь он не знает, когда у него будет выходной. Либо ты получаешь нищенскую пенсию и страховку, либо получаешь пенсию и платишь за высокую страховку". Бол устроился на работу в местный магазин Western Auto. Ему платили 4 доллара в час. В то время Брюс зарабатывал "около 6 миллионов долларов в год", сообщает New York Times. Перелла зарабатывал около 5 миллионов долларов.

Банкротства ALLIED и Federated в январе 1990 года стали кульминацией четырех месяцев слухов и финансовых трудностей для Кампо и его команды. По крайней мере, не вызывает сомнений, что архитектура этих двух сделок, разработанная Брюсом, оказалась слишком сложной для успешного осуществления его клиентом. Некоторые люди также обвиняли Брюса в том, что из-за Брюса Кампо переплатил за Federated 500 миллионов долларов. На ужине, посвященном завершению сделки с Federated, Кампо сказал банкирам и юристам, собравшимся в модном ресторане Le Cygne в Ист-Сайде: "Я хотел бы поблагодарить всех вас за помощь. Без вас я бы не справился". Затем он повернулся к Брюсу и сказал, полушутя: "Брюс, ты стоил мне лишних 500 миллионов долларов", побудив Кампо увеличить свою победную, окончательную ставку до 73,50 доллара за акцию с 68 долларов. "Идея, - позже возразил Брюс, - заключалась в том, чтобы сделка состоялась".

Но его враги из Forbes не стали оправдываться перед Брюсом. "Вассерштейн сознательно не смог помешать своему клиенту заплатить больше, чем, по мнению Вассерштейна, стоила компания", - написали журналисты издания через две недели после подачи заявления о банкротстве. "Выставляй их на продажу, Брюс". Тем временем в процессе банкротства высококвалифицированные и хорошо оплачиваемые юристы пришли к выводу, что Брюс организовал "мошенническую передачу" имущества Allied Stores, побудив Кампо продать Brooks Brothers и Ann Taylor - два актива Allied - а затем посоветовав ему использовать все вырученные средства и еще немного (в общей сложности 693 миллиона долларов) для погашения кредитов, которые Кампо взял в Bank of Montreal и Bank Paribas в качестве капитала для сделки с Federated.

Несмотря на то что в свое время он охотно принимал на себя ответственность за успехи Кампо - "Это было похоже на игру в трехмерные шахматы", - сказал Брюс в интервью Times в 1988 году, - после того как компании подали заявление о защите от банкротства, он попытался переложить вину за фиаско с себя на других. Сейчас он говорит BusinessWeek, что его соглашение с Кампо после First Boston не позволяло ему организовывать продажу активов или рефинансирование. "First Boston не обеспечил своевременное финансирование", - сказал он журналу. "Стоимость активов на месте". Но Кампо обвинил Брюса. "Говорят, Кампо бушевал в своей штаб-квартире в Торонто, как Лир на пустоши, называя Вассерштейна автором всех своих бед", - сообщает журнал New York Times. На этом форуме Брюс тоже пытался отвести от себя вину. "Роберт Кампо не сделал трех вещей, - сказал он, - любая из которых могла бы его спасти. Он не разместил новый выпуск проблемных облигаций, когда мог. Он не заложил свою недвижимость, хотя Citicorp предлагал ему такую возможность. И он не продал активы. В любом случае, я не был его советником полтора года".

"Люди придумывают простую и удобную фикцию, чтобы объяснить наше участие в этих сделках", - сказал он в интервью газете Times, после чего сформулировал один из необъяснимых трюизмов в области консультаций по слияниям и поглощениям. "Управлять чем-то - это не работа инвестиционных банкиров. Наша задача - дать людям возможность выбора, помочь им понять риски и выгоды того, что они делают. Но мы не принимаем окончательных решений".

В гениальности этой схемы сомневаться не приходилось. Сочетание идей Брюса и баланса First Boston позволило неизвестному канадскому застройщику получить контроль над крупнейшей коллекцией розничных магазинов, когда-либо собранных под одной крышей. При этом, насколько можно было судить, Кампо практически не вложил денег, но все равно контролировал ситуацию. Но, как говорится, слишком умно на половину. Когда все было сказано и сделано, все сошлись во мнении, что если бы Кампо только купил и запустил Allied, то сделка могла бы сработать, если бы было достаточно времени. Хотя Кампо заплатил за Allied полную цену, он не переплатил. Он также получил полную цену за Brooks Brothers и Ann Taylor. Проблема возникла, когда Кампо с Брюсом на руках решил приобрести Federated. Из-за войны с Macy's Кампо пришлось переплатить. Две компании так и не были полностью интегрированы, чтобы воспользоваться синергетическим эффектом, на котором основывалась сделка. Когда экономика замедлилась, а компании были набиты до отказа долгами, у них не было ни единого шанса.

Но истинное злодеяние произошло, когда Кампо взял выручку от продажи активов Brooks Brothers и Ann Taylor и, вместо того чтобы погасить долг Allied, использовал эти деньги в качестве собственного капитала для покупки Federated. Таким образом, Кампо ограбил имущество Allied, чтобы купить еще одну розничную сеть с чрезмерным долгом. Это стало основанием для иска о "мошеннической передаче", выдвинутого держателями облигаций Allied. Это требование было достаточно хорошо задокументировано и доказано, чтобы в рамках плана реорганизации Allied-Federated держатели облигаций Allied получили около 225 миллионов долларов сверх того, на что они имели бы право в противном случае. Кроме того, в рамках плана реорганизации First Boston внесла многомиллионный вклад в имущество банкрота, чтобы положить конец судебному разбирательству, возникшему в результате консультаций Брюса.

Просто неправда говорить, как это сделал Брюс, что "люди придумывают простую и удобную фикцию, чтобы объяснить наше участие в этих сделках". Неудобная правда для Брюса заключалась в том, что он нес прямую ответственность за то, что произошло в банкротствах Allied и Federated, и не понес за это ни малейшей ответственности. Он уже получил свои многомиллионные гонорары и пошел дальше. Высшее руководство First Boston не смогло даже наказать его, потому что, разумеется, он уже не работал в First Boston, когда произошли банкротства. И это совет, за который якобы умные руководители корпораций платят миллионы?

Несмотря на все увертки Брюса, это заявление о банкротстве стало неоспоримым доказательством опасности ужасных советов по слияниям и поглощениям. "Что у него всегда получалось лучше всего, - сказал о Брюсе один инвестиционный банкир, - так это заставить советы директоров лишиться рассудка". Но это было еще не все. Примерно за две недели до подачи бумаг Allied и Federated газета Wall Street Journal опубликовала отрывок из книги "Варвары у ворот" Брайана Барроу и Джона Хелиара, ставшей вскоре бестселлером, в котором рассказывалось о сделке KKR по приобретению RJR Nabisco за 25 миллиардов долларов, которая до ноября 2006 года была крупнейшим выкупом с использованием заемных средств за все время. В статье - и в книге - авторы сообщали, что Генри Кравис обвинил Брюса (и Джеффа Бека из Drexel) в том, что тот сообщил в Journal и Times не только о том, что KKR Крависа намерен вступить в борьбу за RJR Nabisco, но и о том, как он планирует победить. Если это правда, то такое странное представление было недопустимым нарушением доверия клиента. Кравис был в ярости. В "Варварах у ворот" также нелестно описывалось, как Кравис не допускал Брюса к самым важным встречам во время сделки и как Кравис нанял его - и заплатил ему 25 миллионов долларов - только для того, чтобы другие претенденты не делали этого.

Брюс дал отпор. Он потребовал, чтобы журнал напечатал опровержение. Но он этого не сделал. Вместо этого газета напечатала письмо Брюса с опровержением из 242 слов. Брюс поставил под сомнение заявление репортеров о том, что источник утечек, возможно, никогда не будет известен, так как Бэрроу и Хелиар были репортерами, работавшими над историей RJR. "Следовательно, им доподлинно известно, кто допустил утечку в Journal", - написал Брюс. "Они также знают, что я был не один..... Настоящим я освобождаю вас, а также любую другую газету от каких-либо обязательств по неразглашению информации о том, был ли я источником предполагаемой утечки". Берроу, как и положено, заявил, что сойдет в могилу, не раскрыв источник информации. Спустя восемнадцать лет после этого он сказал, что считает реакцию Брюса на обвинения Крависа в том, что Брюс слил эту историю, несколько половинчатой "демонстрацией отпора" и не более чем "продуманной презентацией для своих существующих и потенциальных клиентов", что ему по-прежнему можно доверять. Но другой репортер не мог понять, как Брюс сможет оправиться от обвинений Крависа. "Кравис должен был знать, какой ущерб нанесет его портрет Вассерштейна", - написал Джо Носера (ныне обозреватель Times) в очерке о Брюсе, опубликованном в мае 1991 года в журнале GQ. "Инвестиционный банкинг основан на доверии. Поглощения опираются на секретность. Для Вассерштейна, если бы мир увидел его таким, каким его уже давно видит Уолл-стрит, - неотесанным человеком, которому нельзя доверять, - это имело бы разрушительные последствия".

Теперь лицо Брюса оказалось под прицелом СМИ. Даже когда он находил дружеское плечо, чтобы поплакаться, вытекающая из этого история не приносила ему пользы. Например, финансовый обозреватель журнала "Нью-Йорк" Кристофер Байрон в феврале 1990 года сочувственно писал о том, что обвинение Брюса в катастрофе Кампо может быть "несерьезным", но совершенно не сочувствовал некогда красноречивому Брюсу, отказавшемуся дать интервью. "Запросы на интервью передаются в стороннюю пиар-компанию, и начинается упирательство", - пишет Байрон. Тем не менее Брюс позволил Байрону подняться в свой офис на двадцать седьмом этаже для беседы без протокола о "преувеличениях и искажениях, которые вкрались в записи относительно его деятельности по заключению сделок". Это тоже не слишком хорошо сработало. "Стоит Вассерштейну заговорить, даже на заднем плане, о том, что в него стреляют, и он в расстройстве достает страницу за страницей документов, оправдывающих его действия", - заметил Байрон. "Выходят списки, надгробные плиты, внутренние записки и анализы. Просматривая их, он может так увлечься, что превратится в подобие сумасшедшего профессора, сгорбившегося рядом с вами, не подозревая, что на самом деле он снял ботинок и начал жадно ковыряться в пальцах ног". Неоспоримый вывод Байрона: "На Уолл-стрит нарастает волна недовольства безудержным десятилетием заключения сделок, и Вассерштейн стал удобным громоотводом для общественного недовольства". Даже надежно преданный M, Inc. разгромил Брюса в своей ежегодной статье о нью-йоркском брокере в сентябре 1990 года, утверждая, что он "находится в упадке". (Феликс и Мишель были перечислены среди все еще влиятельных людей).

НАЧАЛО так называемого кредитного кризиса, последовавшего за крахом сделки по выкупу United Airlines и банкротством Allied-Federated, привело к тому, что деятельность по заключению сделок практически остановилась. На первый план вышла деятельность по реструктуризации. Однако в конце 1990 года появился проблеск надежды, когда японский промышленный гигант Matsushita купил голливудскую компанию MCA за 6,6 миллиарда долларов. С точки зрения инвестиционно-банковской деятельности эта сделка стала свидетельством растущего значения бутиков, занимающихся слияниями и поглощениями, после того как в 1980-х годах доминирующее положение заняли фирмы с полным спектром услуг и высоким уровнем капитализации на Уолл-стрит. Консультированием MCA занимались компании Felix и Lazard. Allen & Co. и Майкл Овиц, в то время влиятельный председатель Creative Artists Agency, консультировали японцев. Крупные фирмы были отстранены от участия в одной из крупнейших сделок 1990 года. В конце ноября 1990 года газета Wall Street Journal сообщила, что, согласно неназванному источнику и без ведома Allen & Co. и Овица, три японских банкира из японского филиала Wasserstein Perella тайно консультировали высшее руководство Matsushita, предоставляя "второе мнение о цене и структуре", не присутствуя ни на одном из совещаний по сделке. Руководство Matsushita "не хотело беспокоить Овица" участием Wasserstein Perella, сказал источник Journal, "но им очень нравилось иметь второе мнение, кого-то, кто мог бы быть беспристрастным". В 1990 году рейтинг Wasserstein Perella в области слияний и поглощений был на удручающем одиннадцатом месте - ниже, чем в верхних эшелонах предыдущих лет. Сделка с MCA удвоила бы долларовый объем слияний фирмы в 1990 году и подняла бы ее рейтинг до девятого места.

Но история - и участие Вассерштейна - оказались постыдной мистификацией. После дальнейшего расследования раскаявшийся Journal обнаружил, что его обманули. Другие банкиры, участвовавшие в сделке с MCA, открыто ставили под сомнение роль Вассерштейна. Наконец, когда в Комиссию по ценным бумагам и биржам США были поданы необходимые документы с указанием банкиров и их гонораров, компания Wasserstein Perella не была упомянута. Этот факт "Джорнал" и другие издания освещали с плохо скрываемым ликованием. "В общем, этот инцидент заставил некогда грозного Вассерштейна выглядеть немного отчаянно: отчаянно желая быть связанным с большой, сексуальной сделкой; отчаянно желая вернуть себе былую репутацию; отчаянно желая, чтобы его по-прежнему считали игроком", - заметил Носера в своем профиле для GQ. "Я сам, увидев эту историю, подумал: для Брюса Вассерштейна все кончено. Удивительно, если вдуматься, насколько круто повернулся червяк в сторону Вассерштейна. Когда-то было невозможно представить, что такая громкая сделка, как Matsushita-MCA, может пройти от начала до конца без того, чтобы он не приложил к ней свои пухлые пальчики".

В этот момент многие Властелины Вселенной поддались бы огненному шлангу критики и, как минимум, начали бы сомневаться в своей вере. Но только не Брюс. Он считал себя абсолютным ницшеанским уберменшем. Он играл по правилам, отличным от всех остальных. Он отказывался дать скептикам возможность повлиять на него. Он глубоко погрузился в Брюсанию и решил доказать, что его критики ошибаются. "Вся позиция Нейтцше заключалась в том, что есть некие сверхлюди, которые находятся над схваткой, над обычными ограничениями", - сказал один из друзей Брюса. "Он считает себя таким. И если ты веришь в это, ты не связан общепринятой моралью, ты просто невероятно амбициозен и нетерпелив, и тебя это не сдерживает". Он решил кое-что изменить.

Брюс расстался со своей второй женой, Крис, и тремя детьми. Семья продолжала жить в квартире на Пятой авеню, 1030, а он переехал за угол, в отель Westbury, расположенный рядом с Мэдисон-авеню. Несколькими месяцами ранее на вечеринке в Бриджхэмптоне он познакомился с Лориндой Эш, стройной, грязно-блондинистой красавицей, которая в то время работала на Ларри Гагосяна, супер-арт-дилера. Эрик Фишл даже написал ее портрет для миллиардера, поклонника искусства Элая Броуда, с которым она встречалась (правда, картина была выкуплена одним нью-йоркским коллекционером, прежде чем Броуд успел ее получить). Брюс сильно влюбился в гораздо более молодую Эш и агрессивно преследовал ее. "Он был очень решительным, даже когда уходил от жены", - объяснил человек, знающий Брюса и Крис. "Это не была та самая история с метаниями туда-сюда и "Что мне делать?" и "Что мне делать?" Он просто не из тех, кто терпит несчастье". Вскоре после развода в 1992 году они с Эшем переехали вместе, сначала на Восточную Шестьдесят первую улицу, а затем на Пятую, 817. Хотя его аппетит оставался повышенным, по предложению Эша Брюс начал заниматься спортом и похудел на пятьдесят фунтов. Он стал носить контактные линзы вместо нелепых очков, которые были одной из его причудливых визитных карточек. Некоторое подобие его ученой неуклюжести, казалось, отступило. Эш познакомил его с молодыми модными художниками и их работами. Но, судя по всему, для Брюса искусство было не более чем еще одним классом активов, с помощью которого он мог продемонстрировать свое инвестиционное мастерство. Под влиянием Эша он приобрел работы многих художников из галереи Gagosian: Салле, Уорхола, Серры, Галли и Лихтенштейна. До встречи с Эшем он купил несколько импрессионистских картин Моне и Матисса. Искусство для Брюса - "просто очередное приобретение", - заметил один из друзей. "Это точно синдром тунца Чарли - "Я богатый парень, у меня должен быть класс. У меня должно быть искусство". С другой стороны, Брюс всегда любил творческих людей и с удовольствием проводил время в компании художников. Он поощрял Эша приглашать художников на ужин или добиваться приглашения в студию художника. Однажды, в начале 1990-х годов, когда на рынке искусства царил штиль, Брюс, как заядлый контраргумент, заплатил 1 миллион долларов за картину Марка Ротко. С точки зрения инвестиций, покупка была просто блестящей. (Считается, что сегодня картина стоит 15 миллионов долларов).

В профессиональном плане WASSERSTEIN Perella тоже начала меняться. Консультационный бизнес фирмы по слияниям и поглощениям практически иссяк, поэтому Брюс сосредоточился на попытках воскресить испытывающий трудности фонд LBO объемом 1,1 млрд долларов, в котором было 120 млн долларов собственных средств партнеров фирмы. Правда, на первых порах Брюс добился определенных успехов, но фонд потерял свои инвестиции в размере 14 миллионов долларов в KDI, производителя бассейнов, когда компания подала заявление о банкротстве. Огромные инвестиции Брюса в размере 350 миллионов долларов в британскую группу супермаркетов Gateway обернулись полными убытками после того, как переименованная компания Isosceles обанкротилась. "Он сделал это, - рассказал бывший партнер Vanity Fair, - вопреки советам всех остальных партнеров в комнате... все они впоследствии покинули фирму". Инвестиции в размере 100 миллионов долларов в компанию Wickes, производителя домов и автозапчастей, также закончились неудачно. IMAX, сеть кинотеатров с гигантскими экранами, потерпела фиаско. Еще одной катастрофой стали 80 миллионов долларов, которые Брюс потерял в Red Ant, независимом звукозаписывающем лейбле, который он основал с нуля, продал Alliance Entertainment, а затем выкупил обратно после того, как Alliance подал заявление о банкротстве.

Человек, знающий Брюса, сказал, что его работа в качестве управляющего торгово-банковского фонда Wasserstein Perella показывает его сомнительные способности как фидуциария. "История показала, что если Брюсу дана грамота, он будет злоупотреблять ею, как только сможет", - сказал он. "Он переступит границы фидуциарности. Он не будет переступать юридические границы". С ницшеанской точки зрения, в этом есть смысл. "Брюс, занимающийся инвестициями, страдает тем, что я бы назвал болезнью умного человека", - говорит его бывший коллега. "Он никогда не может поверить, что ошибается. А в этом бизнесе нужно сказать: "Хорошо, я не прав" и сократить свои потери... Но он продолжал делать все большие и большие ставки, чтобы доказать, что он прав".

Но еще большая проблема назревала с его давним партнером, Переллой. Перелла давно обижался на слухи о том, что Брюс злословил о нем за его спиной в коридорах власти в First Boston и что его каким-то образом заставили отойти на второй план перед более амбициозным партнером. Время от времени он озвучивал эти обиды. В статье о фирме, опубликованной в журнале New York Times в январе 1990 года, Перелла сказал журналисту, что его все больше беспокоит то, что он "затмевает" Брюса и что на него возлагают те же упреки. У него тоже было немало достижений. "Внезапно я прочитал, что я - закадычный друг", - сказал он. "Внезапно я стал Габби Хейсом. Послушайте, я построил этот бизнес из ничего, с абсолютного нуля, в одиночку". Перелла, о котором говорят, что он "меркантильный" и более чем немного странный, неоднократно серьезно задумывался об уходе из фирмы на протяжении многих лет, начиная примерно с декабря 1989 года. В 1992 году у его жены Эми была диагностирована болезнь Ходжкина (от которой она излечилась), и это событие заставило Переллу задуматься о том, как он хочет проводить свое время.

Несомненно, его беспокойство усугубляли текущие проблемы фирмы: стремительное падение до двадцатого места в рейтинге консультантов по слияниям и поглощениям за 1992 год по количеству совершенных сделок; требование Гэри Парра, страхового банкира фирмы, получить больше денег; и самая большая нависшая угроза - право Nomura потребовать возврата своих инвестиций в размере 100 миллионов долларов через некоторое время после 1995 года. Росло серьезное опасение, что Wasserstein Perella не сможет вернуть деньги, если ее об этом попросят.

Наконец, 23 июля 1993 года Перелла объявил, что уйдет из Wasserstein Perella 1 сентября, положив конец почти двадцатилетним отношениям с Брюсом, которые охватывали все Cravath, First Boston, их собственную фирму, самые высокие и самые низкие уровни. Он выполнил свое первоначальное пятилетнее обязательство перед фирмой, и на этом все закончилось. "Если вы думаете, что мне горько", - сказал один из бывших партнеров Брюса. "Я имею в виду, что он был еще более горьким".

Тем временем, прожив с Эш три года, Брюс в резкой форме объявил ей, что их отношения закончены. По словам Vanity Fair, их расставание было "жестоким": ее вещи были упакованы и вывезены с Пятой авеню и из Ист-Хэмптона. (Позже она вышла замуж за Питера Эзерски, который помог Стиву Рэттнеру основать Quadrangle Group). Брюс встретил и влюбился в Клод Беккер, высокую темноволосую красавицу на пятнадцать лет младше его. Она была успешным продюсером в CBS News. Они поженились в 1995 году. "Клод очень обаятельна и очень забавна", - сказал один из их друзей в интервью Vanity Fair. Она знает, что Брюс неловкий в общении, и шутит, что ей приходится убирать за ним "маленькие беспорядки"". Они переехали в свой нынешний дуплекс на Пятой авеню, 927, после неудачных попыток купить квартиры на Пятой, 834, и Восточной Шестьдесят седьмой улице, 2.

ГЛАВА 20. ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

Нет нужды говорить, что подход Брюса к заключению сделок не мог быть более противоположным тому, что исповедовал и практиковал Lazard. Однако благодаря маловероятному стечению обстоятельств, которые могли произойти только с Брюсом Вассерштейном, в январе 2002 года он возглавил Lazard и стал вторым по величине индивидуальным акционером компании.

Брюс не терял времени, накладывая свой отпечаток на фирму. Еще до того, как он технически вступил в должность - 1 января 2002 года, - он делал авторитарные заявления: он не только хотел, чтобы основное внимание уделялось клиентам, но и настаивал на том, чтобы работающие партнеры, такие как Бруно Роже, отказались от своих постов в советах директоров публично торгуемых холдинговых компаний Lazard. Он хотел, чтобы партнеры осознанно выбирали между ним и Мишелем.

Он совершенно не обращает внимания на новые нападки на Lazard со стороны Джона Вуда из UBS. "Меня это не волнует", - сказал он британской газете через два дня после своего назначения. "Если бы они владели всеми этими компаниями вместе, у них было бы только 40 % компании, которая не имеет никакой власти, кроме как блокировать продажу. Даже если бы у них было 100 %, это не имело бы значения, потому что у меня теперь есть блокирующая власть внутри Lazard". Вуд сказал о Брюсе: "Он настолько напыщенный, что даже не смог заставить себя поговорить со мной". Что касается исторических междоусобных войн в Lazard, Брюс заявил: "С политикой в Lazard покончено. В ней нет никакого смысла. Единственный смысл был бы, если бы кто-то захотел убедить меня в том, что ему следует зарабатывать больше денег, а я к такому подходу не склонен". Если партнеры решат продолжить политическую деятельность? "Они могут уйти", - сказал он.

Брюс также с головой окунулся в критику по поводу того, что срок его работы в качестве банкира давно истек. "Тот, кто так говорит, мало что знает об этом", - сказал он. "Я работал над слиянием Time Warner и AOL, над сделкой UBS и PaineWebber и над слиянием Morgan Stanley и Dean Witter. Это просто кислый виноград. В этом бизнесе молодость не является преимуществом, поскольку наш основной продукт - это советы". Конечно, его бывшие коллеги утверждают, что он не имел никакого отношения к сделке Time Warner-AOL, которая в любом случае была признана грандиозным провалом, и что Фил Перселл, бывший генеральный директор Morgan Stanley, намеренно исключил Брюса из переговоров, когда продавал Dean Witter, генеральным директором которой он тогда был, Morgan Stanley. Считается, что эта сделка также прошла неудачно и, во всяком случае, стоила Перселлу работы на посту главы Morgan Stanley в 2005 году. Что касается его работы в Dresdner и Allianz, то, объяснив, что по закону он не может ничего рассказывать об этом, он сказал: "Как там поется во французской песне? Je ne regrette rien". После ряда интервью для прессы в Лондоне Брюс вылетел в Нью-Йорк, чтобы встретиться с партнерами и объявить, что он выбрал Кена Джейкобса для управления североамериканским бизнесом. "Он представился и сказал, что "посредственность мы не потерпим", - вспоминает один из партнеров. "Мы собираемся работать очень хорошо, и нам предстоит многое перестроить". А он поворачивается и говорит: "За все отвечает Кен. Он мой представитель в Нью-Йорке". Первый год Брюс руководил фирмой из Лондона.

Примерно в День благодарения 2001 года, в соответствии с предыдущим заявлением Эдриана Эванса, Lazard выполнил свое обещание распределить фактическую долю в капитале фирмы среди 147 партнеров по всему миру. Когда Лумис и Мишель впервые обсуждали распределение баллов гудвилла среди партнеров в конце лета 2001 года, идея заключалась в том, что партнер с процентом прибыли в 1 % получит около 0,7 % гудвилла. Но это была лишь идея. Когда баллы гудвилла были фактически распределены Мишелем в конце 2001 года, партнер с процентом прибыли 1 % фактически получил 0,44 % гудвилла. Остаток гудвилла работающих партнеров был оставлен в резерве, чтобы Брюс мог использовать его для найма новых партнеров. "Это было неприятно", - сказал Кен Джейкобс об изменении плана распределения долей в последнюю минуту. "Но это не было разрушением. Этого следовало ожидать".

Распределение очков доброй воли, или капитала, стало невероятно важным для удержания партнеров в конце 2001 года. "Это было очень важно, потому что я не думаю, что кто-то остался бы с Брюсом, если бы баллы не были распределены", - объясняет Джейкобс. "Скажу так: Я уверен, что если бы баллы не были распределены, компания не стала бы успешной". Прибыль до налогообложения в целом по фирме в 2001 году - около 145 миллионов долларов - сократилась на две трети по сравнению с предыдущим годом. Поэтому даже такой партнер, как Джейкобс, который договорился об увеличении своих баллов за прибыль в 2001 году - до 1,7 процента с 1,375 процента в 2000 году, - получил в 2001 году гораздо меньшее вознаграждение (2,5 миллиона долларов), чем в 2000 году (почти 6 миллионов долларов). Очки гудвилла оказались своего рода тонизирующим средством для огромного снижения компенсации. По крайней мере, теперь, после того как баллы были переданы в собственность (половина в начале 2002 года, другая половина - годом позже), партнеры могли рассчитывать на вознаграждение в случае продажи фирмы или выхода ее на биржу.

В 2001 году ряд партнеров также получили "доплаты" наличными сверх того, что им дали бы их фактические процентные пункты, что еще больше уменьшило общий размер компенсационного пула. "Это был крах старой системы вознаграждения", - объясняет Джейкобс. "В результате люди полностью утратили доверие к этой системе. Поэтому, когда пришел Брюс, он просто полностью ее перевернул. Теперь это была оплата за результат, так мы это называем". Впервые за всю историю фирмы давние партнеры больше не знали, какой будет их зарплата от года к году. Вся система вознаграждения Мишеля была разрушена. Новые партнеры, приходящие в фирму, получали многолетние контракты с гарантиями вознаграждения. Старым партнерам платили исключительно в зависимости от их годовой производительности. Больше не существовало даже представления о партнерстве.

В одночасье Lazard стала такой же, как и все остальные фирмы на Уолл-стрит, по крайней мере, в том, что касалось вознаграждения. Более того, впервые за последние пятьдесят лет один партнер Lazard больше не должен был знать, сколько зарабатывает другой. Прежняя система тоже была несовершенна, поскольку до тех пор, пока Раттнер не добился полного раскрытия информации, фактические суммы, выплачиваемые отдельным партнерам, никогда не могли быть определенными - но, по крайней мере, можно было сориентироваться, как обстоят дела в компании. Теперь этого нет. Брюс отменил все это. Все вознаграждения будут устанавливаться по его полному усмотрению; никто больше не будет знать, какие сделки он заключает.

Разрушения последовали незамедлительно, причем наиболее остро их ощутили два партнера, об уходе которых было объявлено до прихода Брюса, - Лумис и Ташджиан. Лумис пообещал Ташджиану щедрое выходное пособие в качестве компенсации за его уход, но это был пакет, основанный на старой системе баллов прибыли. Проблема заключалась в том, что, несмотря на то, что Мишель отдавал Брюсу от 4 до 7 процентов прибыли партнерства, Брюс, скорее всего, пойдет на снижение краткосрочной прибыльности фирмы, чтобы восстановить поредевшие ряды партнерства и получить шанс создать долгосрочную стоимость акций. Это была точно такая же формула, которую он использовал в Wasserstein Perella, где фирма заработала очень мало денег - некоторые говорят, что она была в нескольких днях от того, чтобы не выплатить зарплату, когда ее продали, - но Брюс все равно смог создать огромную стоимость акций.

Когда Ташджян понял, что его выходное пособие будет стоить не так уж много, если вообще будет стоить, он позвонил Лумису и накричал на него за то, что тот его обманул. Но на самом деле Лумис понятия не имел, о чем говорил Ташджиан. Никто не сказал все более незаметному Лумису, что старая система вознаграждения была отменена и очки прибыли больше не имеют ценности. Теперь Лумис был расстроен, потому что его собственное недавно пересмотренное соглашение о выходном пособии с Мишелем также было основано на прибыли, которой больше не будет. После того как Лумис успокоил Ташджиана, он позвонил Мишелю в Су-ле-Вент. Лумис был недоволен. Он недоумевал, почему никто не сказал ему, что система вознаграждения изменилась. Он встал на защиту Ташджиана и добился для человека, которого недавно уволил, лучшей сделки. Тогда он сказал Мишелю, чего хочет: не подлежащую обсуждению единовременную денежную выплату, основанную на среднем значении прибыли за последние два года, умноженном на его средние баллы прибыли. Получилось около 5 миллионов долларов. Через несколько дней Мишель прислал Лумису по факсу подписанное соглашение, дающее ему именно то, что он просил.

Однако надвигались новые проблемы. Проблема Lazard в том, что она всегда придерживалась стратегии "великого человека", - сказал бывший партнер Lazard Ким Феннебреск в интервью New York Observer (Феннебреск также был партнером Брюса в First Boston):

Потому что они не предлагают капитал; то, что они действительно предлагают, - это советы великих людей. У них всегда был необыкновенный штат таких людей. Феликс на вершине, Стив Раттнер, Кен Уилсон, Айра Харрис - список можно продолжать и продолжать. Они смогли продать себя и свое положение в коммерческом мире, а также качество своих советов. Когда вы теряете всех великих людей, это становится проблемой. Брюс - великий человек, обладающий непревзойденным интеллектом, и он необычайно коммерческий. Но проблема в том, что Уолл-стрит изменилась. Если кто-то и может вернуть стратегию великих людей в Lazard, так это Брюс... Но вопрос в том, остались ли там великие люди? Потому что, в конце концов, в Lazard действительно нечего предложить, кроме интеллектуального капитала самих партнеров.

Нет нужды говорить, что многие партнеры Lazard сочли комментарии Феннебреска неприятными, но на самом деле его проницательность оказалась как нельзя кстати.

Уже через несколько недель после появления этих статей Брюсу пришлось столкнуться с первым случаем серьезных разногласий в рядах компании. Три ведущих банкира Lazard в Европе - Джерардо Браджотти, Жорж Ралли и Жан-Жак Гийони - снова угрожали уйти, на этот раз на руководящие должности в UBS Warburg или Deutsche Bank. По слухам, они были недовольны тем, что Мишель уступил Брюсу всю полноту власти. Они были в ярости на Мишеля за то, что он это сделал. Их также раздражала неспособность фирмы перераспределить прибыль между Нью-Йорком и Европой. Они считали Брюса грубияном. Браджотти, по крайней мере, был удручен тем, что Мишель обратился к Брюсу, а не к нему. Для Ралли, которому тогда было пятьдесят три года, это была уже третья или четвертая угроза увольнения за год.

Ситуацию существенно осложняло то, что ранее в 2001 году Мишель пообещал Ралли возможность возглавить парижский офис, и для этого нужно было отодвинуть в сторону близкого союзника Мишеля - Бруно Роже. Когда пришел Брюс, он сразу же отстранил Роже, который теперь считал, что его "публично унизили", а в Париже нет ничего хуже, чем публичное унижение. Жан-Клод Хаас сказал, что Мишель был "недоволен" тем, как обошлись с Брюно, и "даже люди, которые ненавидели Брюно, были шокированы". Роджер был зол на Ралли, Мишеля и Брюса. Ралли был зол на Роджера, Мишеля и Брюса. Хотя Ралли считал, что люди устали от Роджера, то, что Брюс пришел и публично унизил его, было посягательством на честь Lazard Paris. Хаас сказал Адриану Эвансу, что возможность ухода Ралли "это катастрофа".

Браджотти, которому тогда было сорок девять лет, пришел в Lazard в 1998 году из итальянского банка Mediobanca, где проработал семнадцать лет, в последний раз занимая должность заместителя генерального директора. Во время работы в Lazard он был ведущим банкиром по слияниям и поглощениям в Италии: только в 2001 году он заключил двадцать две сделки, занимая 60 процентов рынка. О нем говорили, что у него лучший "ролодекс" в Италии. Он консультировал компанию Pirelli при поглощении Telecom Italia за 7 миллиардов евро, несмотря на то, что Pirelli являлась инвестором Mediobanca. Он также консультировал компанию Italenergia при поглощении Montedison за 5 миллиардов евро.

Брюс не мог позволить себе потерять Брэггиотти, Гвиони или Ралли, особенно так скоро после собственной коронации. От имени всех троих Ралли представил список требований своему старшему партнеру Жилю Этриллару. Этриллар передал список Эвансу. Среди прочего, они хотели, чтобы Парижем управляли парижане (а не Брюс).

В начале декабря 2001 года Брюс встретился с партнерами в Париже и сказал им: "Итак, теперь я босс". Это было воспринято плохо. Браджотти, например, посчитал контракт Брюса "сменой контроля" над фирмой и поэтому потребовал сохранить контракт, иначе, по его словам, он уйдет. Он также убедил Ралли и Гвиони, что им троим лучше объединить усилия - независимо от того, означает ли это уход или пребывание в компании. У Брэггиотти была одна встреча с Ралли в UBS и одна встреча с ним в Deutsche Bank. Но это была лишь тактика, чтобы заставить Брюса подчиниться. В тот момент у Браджотти не было намерения покидать Lazard. Ралли ушел бы, но получил большую часть того, что хотел, чтобы остаться. Брюс опустил глаза. По договору он согласился передать всю власть во Франции Ралли, а всю власть в остальной Европе (за пределами Великобритании) - Браджотти, что отменяло условия нового операционного соглашения. Гвиони заключил новую сделку и остался главой отдела слияний и поглощений во Франции. В течение трех лет Брюса не пускали ни во Францию, ни в остальную Европу. Браджотти и Ралли могли открывать и закрывать офисы, принимать или не принимать клиентов, нанимать или увольнять специалистов. Брюс был бессилен. "У него не было выбора", - сказал один из европейских партнеров. "Он не мог объявить в декабре или когда бы это ни было, что он переходит в Lazard, и в тот же день объявить, что он потерял Европу. Поэтому у него не было выбора. Он должен был это сделать". В дальнейшем Брюс время от времени пытался направлять события за пределами своей сферы влияния в США и Великобритании, но Брэггиотти и Ралли практически игнорировали его. Браджотти все же пошел на одну уступку Брюсу: когда тот пожаловался на музыку "удержания" на телефонах в миланском офисе, Браджотти согласился ее изменить.

3 ЯНВАРЯ Брюс занял пост главы Lazard и объявил свою новую команду менеджеров, которая фактически сохранила большинство существующих топ-менеджеров и отражала его намерение делегировать полномочия в разных географических регионах. Но она также отражала успех гамбита европейцев, предпринятого несколькими неделями ранее. Браджотти был назначен главой Европы за пределами Франции и Великобритании; Ралли был повышен до главы Франции; Маркус Агиус, которому тогда было пятьдесят пять, остался главой Великобритании; а Кен Джейкобс, которому тогда было сорок три, был повышен до главы Соединенных Штатов. Все они были назначены заместителями председателя правления Lazard, что отражало склонность Брюса к раздаче высокопарных титулов. Все они подчинялись Брюсу и должны были "действовать как единая команда для управления фирмой". Бруно Роже, которому на тот момент было шестьдесят восемь лет, был назначен председателем совета директоров Lazard Paris после того, как Брюс выразил заинтересованность в том, чтобы он стал советником. Этот титул также спас Роже от дальнейшего публичного унижения.

Газета New York Times сообщила, что на момент прихода Брюса и "по расчетам Lazard" фирма стоила 3,8 миллиарда долларов, что соответствовало "цене Пирсона". Брюс объявил, что, "несмотря на рецессию", Lazard намеревалась нанять двенадцать новых партнеров в США в первые шесть месяцев 2002 года и "ограниченное" число новых партнеров во Франции и Великобритании, а также "начать масштабное расширение" в остальной части континентальной Европы под руководством Браджотти. Брюс придерживался противоположной точки зрения, считая, что серьезный спад на Уолл-стрит - идеальное время для найма банкиров, в то время как другие увольняли их, а компенсации стремительно падали. Он не ошибся. Он уже поговорил с семью своими бывшими коллегами о переходе в Lazard, среди которых были Чак Уорд, работавший тогда в First Boston, и Джефф Розен, работавший в DKW. По сообщению The Wall Street Journal, он сказал им, что 1 процент акций Lazard стоит 38 миллионов долларов, что соответствует оценке в 3,8 миллиарда долларов и, по словам Брюса, соответствует другим ценам, заплаченным за пакеты акций Lazard, включая его собственные. Брюс сказал журналу, что новые финансовые супермаркеты, такие как Citigroup и JPMorgan Chase, - это "новые фанданго", и заявил, что, по его мнению, "хороший совет - это новая, новая вещь".

Новый год не только принес объявление о "новой" команде менеджеров Брюса, но и раскрыл всем партнерам всю сложность сделки, которую Мишель заключил с Брюсом. В резюме 116-страничного "Третьего измененного и переформулированного операционного соглашения Lazard LLC, датированного 1 января 2002 года" прямо говорилось об изменениях: "BW сменит MDW на посту председателя исполнительного комитета, займет должности главы Lazard (на первоначальный пятилетний срок) и генерального директора Lazard и примет на себя все полномочия MDW и исполнительного комитета. На этих должностях BW будет обладать всеми полномочиями в отношении Lazard LLC, с учетом прав одобрения Совета директоров Lazard, описанных ниже". Что касается Мишеля, то "MDW станет неисполнительным председателем Lazard и председателем совета директоров Lazard. MDW будет занимать эти должности до момента его смерти, признания недееспособным или добровольного выхода из состава Совета директоров, либо до даты, когда Группа MDW перестанет владеть Процентом прибыли класса B-1. Должность председателя совета директоров Lazard прекратит свое существование после того, как MDW перестанет занимать эту должность".

Хотя на тот момент об этом не сообщалось, новый совет директоров Lazard состоял из Брюса и четырех человек, которые подчинялись непосредственно ему - Аджиуса, Браджотти, Джейкобса и Ралли, - а также Мишеля и пяти его близких союзников - Франсуа Восса, Дидье Пфайффера, Бруно Роже, Антуана Бернхайма и Алена Мерье, генерального директора bio Merieux. Большинством голосов, которое, как считал Мишель, он мог легко получить, совет директоров Lazard имел право утверждать, среди прочих полномочий, существенное приобретение, слияние или совместное предприятие с другой инвестиционно-банковской компанией; назначение или переназначение Брюса; смещение Брюса только по причине (как "узко определено"); а также назначение или смещение председателя совета директоров, отличного от Мишеля.

Однако в том, что касается повседневной деятельности фирмы, все полномочия принадлежали Брюсу. Только он мог назначать или снимать с должности, с указанием причины или без нее, всех "глав отделов, старших менеджеров и глобальных руководителей". Он мог назначить или снять любого управляющего директора, которого пожелает, "в любое время, с указанием причины или без нее", за исключением управляющих директоров в Париже, "где будет сохранена существующая система назначения и снятия управляющих директоров" (что, несомненно, отражает сделку с Ралли и Брэггиотти и давнюю практику). Только Брюс имел право утверждать все остальные назначения в фирме и, разумеется, получал исключительное право определять вознаграждение управляющих директоров и "совокупное вознаграждение" других сотрудников домов, а также сохранял право "определять индивидуальное вознаграждение любого конкретного сотрудника дома". Для работающих партнеров Брюс имел право устанавливать и изменять в любое время процент прибыли класса А-1 - долю в годовых прибылях и убытках фирмы. Для неработающих партнеров, а также для так называемых капиталистов - Мишеля и других семей-основателей, а также Эвразео и других - их доля в годовых прибылях и убытках плюс их доля в гудвилл-акциях была практически такой же, как и для работающих партнеров, за исключением того, что эти проценты были жестко установлены и не могли быть изменены Брюсом. Рабочие партнеры должны были получать около 58 процентов прибыли Lazard, а ограниченные партнеры и капиталисты - 42 процента прибыли, хотя эта доля могла меняться по мере того, как Брюс нанимал новых партнеров.

Просто глубина и широта контроля Брюса над фирмой были беспрецедентны не только для Lazard, но и практически для любого финансового учреждения. Его сделка по приобретению миноритарного пакета акций с полным контролем над менеджментом подтвердила то, чего опасались многие профессионалы Lazard, - что он украл фирму у Мишеля. Сделка Мишеля с Брюсом, казалось, нарушала одно из кардинальных правил поглощения: никогда не продавай операционный контроль над компанией, не будучи уверенным, что получишь "премию за контроль", или цену выше рыночной, которая пытается оценить, чего стоит продажа управленческого контроля. Но именно так и поступил Мишель: приняв решение, богатое иронией, он продал почти абсолютный контроль над Lazard - компанией стоимостью около 4 миллиардов долларов - Брюсу за 30 миллионов долларов. Более того, можно утверждать, что 30 миллионов долларов, вложенные Брюсом, были получены из 75 миллионов долларов, которые он сэкономил, не платя налоги штата и местные налоги в Нью-Йорке с 625 миллионов долларов, полученных от продажи своей бывшей фирмы. По сути, контроль над Lazard не стоил Брюсу ни цента.

Действительно, для многих партнеров Lazard документы от 1 января 2002 года вызывали ощущение очередного договора присоединения, который им навязывали. Как и в 2000 году, исполнительные экземпляры контрактов и формы "признания" начали разлетаться по всему миру, причем времени на их изучение и проведение переговоров было очень мало. Скотт Хоффман напутствовал управляющих директоров непременно подписать эти формы до 31 января 2002 года, иначе "вы потеряете всю добрую волю "А-2", которая была вам выделена". Хуже того, документы 2002 года не содержали ни одного из важных графиков и приложений, которые были в документах о слиянии 2000 года. Управляющие директора Lazard больше не должны были знать, например, кто входит в совет директоров Lazard или как должны были оплачиваться их коллеги-управляющие. Им также не будет предоставлена копия важнейшего "Соглашения о найме BW", в котором содержались детали финансовой сделки Брюса с Мишелем. Хоффман ответил, когда его попросили предоставить дополнения: "Я не включил графики и приложения, так как они недоступны". В результате назначения Брюса на должность одного из давних партнеров его доля гудвилла была уменьшена на 5,5 %, а доля прибыли - на 10,6 %, и все это без его одобрения, согласия или возможности предотвратить или оспорить новое соглашение. У другого партнера процент гудвилла был размыт на 5,8 %, а процент прибыли - на 27,2 %, опять же без его уведомления или согласия.

Такое размывание было разрешено третьим измененным соглашением. Один из разгневанных давних партнеров разослал своим коллегам записку: "Размышляя о конечной цели игры, мне пришло в голову, что Lazard - это корпорация, корпорация штата Делавэр, хотя мы и называем ее партнерством, и что в корпоративном праве, насколько я помню, контролирующие акционеры обязаны не совершать самостоятельных сделок таким образом, чтобы они приносили прибыль в ущерб меньшинству". Несмотря на то что Хоффман предупредил управляющих директоров о необходимости подписать документы до 31 января 2002 года или "потерять всю свою долю доброй воли" и написал, что, "к сожалению, исключений быть не может", препирательства между многими из них и фирмой продолжались по меньшей мере до конца марта. Эти партнеры, умные люди, изо всех сил старались получить от Хоффмана, нового консильери Брюса, хоть какие-то крохи информации, которые позволили бы им принять взвешенное решение. К Хоффману поступали просьбы о предоставлении дополнительной информации. Хоффман, как и было велено, остался при своем мнении и уперся. Изменения были приняты, и на дом Lazard опустилась новая завеса секретности.

Не обращая внимания на опасения Кима Феннебреска, Брюс явно считал, что в компании еще есть отличные люди. Вскоре после вступления в должность он начал усиленно набирать сотрудников, не обращая внимания на то, что другие фирмы безумно сокращали избыток банкиров, чтобы снизить расходы. Наем новых банкиров, конечно, еще больше снизил бы прибыльность Lazard, но Брюса это не волновало. Он был полон решимости создать долгосрочную стоимость акций Lazard ценой краткосрочной рентабельности. Мишель совершил ошибку, решив, что краткосрочные стимулы, которые он дал Брюсу, - растущий процент от прибыли - будут определять его поведение в большей степени, чем 8-процентное участие в капитале, которое он имел. Вместо этого Брюс был полон решимости сделать Lazard снова актуальным, найдя следующее поколение Великих людей; вот только, как оказалось, те, кого он в итоге привлек в Lazard, имели удивительное сходство с его давней группой братьев-банкиров.

Через неделю после того, как он возглавил Lazard, Брюс нанял шесть банкиров из DKW. Пятеро из них - Нил Лернер, Майкл Готтшалк, Дуглас Тейлор, Стив Кэмпбелл и Джастин Милберг - уволились, и Брюс вознаградил их жирными пакетами гарантированных зарплат. В январе 2002 года ни одна фирма не занималась подобными вещами, не говоря уже о той, которая весь предыдущий год находилась на грани финансовой катастрофы. По имеющимся сведениям, он также заплатил этой группе в общей сложности 10 миллионов долларов, чтобы вывести их из действующих контрактов с DKW. Кэмпбелл, как сообщается, должен был получать 3 миллиона долларов в год плюс "несколько миллионов долларов в качестве дополнительной компенсации", а также от 0,5 до 1 процента от акционерного капитала Lazard. Остальные банкиры должны были получить компенсационные пакеты в размере нескольких миллионов долларов в год плюс акционерный капитал. Затем они были отправлены в "отпуск по уходу за ребенком" и приступили к работе в фирме только в апреле. Шестой банкир DKW и самый старший - Джефф Розен - все еще вел переговоры с Брюсом, поскольку его существующий пакет вознаграждения в DKW, где он был вице-председателем и главой инвестиционно-банковского отдела в континентальной Европе, был более сложным. Эти переговоры продолжались всего несколько дней. 14 января Розен, основатель Wasserstein Perella, объявил, что тоже присоединяется к Брюсу в Lazard. В тот же день Брюс также объявил, что вновь нанимает Дэйва Ташджиана, бывшего главу отдела рынков капитала, который был уволен Лумисом за два месяца до этого и остался консультантом фирмы. Ташджиан когда-то тоже работал в Wasserstein Perella, занимая должность главного трейдера по высокодоходным операциям. По иронии судьбы, если бы Лумис не уволил его, Ташджиан был бы в фирме, когда распределялись очки доброй воли, и его переговоры с фирмой в середине января прошли бы гораздо успешнее. Аласдэр Нисбет, также из DKW, был принят на должность управляющего директора в Лондоне.

В феврале Брюсу удалось привлечь Чака Уорда, соруководителя инвестиционно-банковского отдела First Boston, в Lazard на должность президента. Уорд, который работал с Брюсом в First Boston, а затем в Wasserstein Perella (до возвращения в First Boston), получил зарплату в размере 7 миллионов долларов в год. Об этих сотрудниках FOB один из банкиров Lazard написал в чате: "С супербогатыми контрактами на ближайшие несколько лет и долями в компании, какие у них стимулы что-то делать, особенно с учетом того, что Lazard, скорее всего, будет продан в ближайшие пару лет? Просто сидите... расслабьтесь... наслаждайтесь счетами расходов и ждите, пока фирма-покупатель ускорит выполнение своих гарантированных контрактов. В лучшем случае мы будем работать на текущем уровне, но, скорее всего, возросшие накладные расходы и политика будут означать более тяжелые времена".

Первая незапланированная проблема Брюса в качестве нового главы Lazard возникла утром 28 февраля, когда Майкл Вайншток, Эндрю Геренштейн и Крис Сантана объявили, что покидают фирму в течение нескольких часов, чтобы присоединиться к другу Брюса Стиву Раттнеру в Quadrangle Group, двухлетней фирме Стива, занимающейся частным капиталом. В октябре 2001 года Вайншток и Херенштейн, которые до этого были высококлассными аналитиками Lazard по исследованию проблемных долгов, стали ключевыми специалистами нового фонда Lazard по возврату долгов. Вайншток и Геренштейн не только помогали Lazard привлекать внешних инвесторов, но и несли основную ответственность за инвестиции фонда в проблемные ценные бумаги. Сантана возглавлял торговый отдел фонда. К тому времени, когда троица перешла в Quadrangle, фонд собрал около 280 миллионов долларов, большая часть которых поступила от внешних инвесторов. Lazard потратил 8 миллионов долларов на стартовые расходы, чтобы запустить фонд.

В день увольнения Вайнстока и Геренштейна Стив позвонил в Lazard и сообщил, что эти люди подписали трудовые договоры с Quadrangle и собираются открыть в его фирме фонд по борьбе с кризисными ситуациями. Он также сказал, что у Lazard "нет другого выбора, кроме как передать фонд и его активы Quadrangle, где ими могли бы управлять Вайнсток и Геренштейн". Если Lazard не сделает этого, рассуждал Стив, "партнеры фонда серьезно пострадают, а фонд, скорее всего, будет уничтожен". Брюс проигнорировал угрозу Стива. Вместо этого он решил упорядоченно ликвидировать фонд. Он также решил подать в суд на Вайнстока и Геренштейна. Адвокаты Lazard, помимо прочего, утверждали, что эти два человека нарушили "фидуциарные и договорные обязанности", которые они должны были выполнить перед фондом, "а их неспособность раскрыть информацию о том, что они рассматривали возможность своего ухода, якобы была мошеннической". В августе 2004 года судья Лео Стрин, вице-канцлер Канцелярского суда штата Делавэр, прекратил дело (за исключением небольшого спора о получении предполагаемой конфиденциальной информации). "Утверждается, что [Вайнсток и Геренштейн] поступили неправильно, так это спланировали свой уход из Фонда в поисках лучшей, по их мнению, возможности в другом месте, и осуществили свой уход таким образом, чтобы затруднить для Lazard дальнейшее управление Фондом и, следовательно, дать Lazard стимул согласиться с предложением о передаче Фонда в Quadrangle", - написал Стрин. "Честно говоря, я нахожу этот аргумент довольно удивительным".

Стрин обвинил Lazard в том, что она "неадекватно" спланировала возможный уход Вайнстока и Геренштейна, которые не имели контракта и поэтому, разумеется, могли уйти в любой момент без уведомления, так же как Lazard могла уволить их в любой момент без уведомления. Дело, которое Стрин разрешил продолжить - по вопросу о конфиденциальной информации, - было позже урегулировано. Брюс также подал иск против Стива на Бермудских островах, но Lazard проиграла и там. Lazard должна была оплатить судебные издержки Вайнстока и Геренштейна, поскольку фирма возместила им убытки. Брюс выплатил часть, но не всю сумму, которую Lazard задолжала Quadrangle. Мишель сказал, что если бы он по-прежнему контролировал Lazard, то не стал бы обращаться в суд. "Я никогда ни с кем не судился", - сказал он. Тем не менее, он остался недоволен тем, как бывшие специалисты Lazard справились со своим скорым уходом. По словам Мишеля, группа высокодоходных бумаг, в которую входили Вайншток и Геренштейн, ежегодно приносила фирме около 30 миллионов долларов. Когда эти два человека предложили компании создать фонд проблемных инвестиций и закрыть высокодоходный отдел, компания согласилась. В процессе создания фонда 30 миллионов долларов прибыли превратились в 15 миллионов долларов убытков. Конечно, предполагалось, что комиссионные и прибыль от фонда с лихвой компенсируют потерю 30 миллионов долларов. "И вот через несколько минут после того, как они были готовы создать фонд, они ушли", - говорит Мишель. "Я считаю это, по меньшей мере, нелепым. Неэлегантно. По-моему, это очень суровое осуждение, потому что в жизни нужно стараться вести себя прилично".

Первый внешний сотрудник, ранее не работавший с Брюсом, появился в марте, когда Брюс нанял тридцативосьмилетнего Джорджа Биличича из Merrill Lynch для руководства работой Lazard в сфере коммунальных услуг. Биличич проработал в Merrill шестнадцать месяцев после нескольких лет работы в одной из других альма-матер Брюса, Cravath, Swaine & Moore. Брюс также нанял Перка Хиксона, которому тогда было сорок три года, в качестве управляющего директора из First Boston. В ноябре 2002 года он нанял трех "старших медиабанкиров" из Merrill в качестве новых партнеров Lazard. В общей сложности за одиннадцать месяцев он нанял двадцать четыре новых партнера. "Люди сейчас стоят дешево", - сказал он в интервью Financial Times. Одновременно с набором персонала Вассерштейн созвал первую глобальную встречу всех 150 партнеров Lazard, многие из которых никогда раньше не встречались. "Больше никакой политики", - снова заявил Вассерштейн. "Отныне мы сосредоточены на клиентах". Конечно, собрав свой выводок, Брюс сделал Lazard таким же политическим, как и раньше, к страху и разочарованию давних партнеров Lazard, которые чувствовали себя очень отчужденными из-за его односторонних шагов и того факта, что новые сотрудники были вознаграждены крупными контрактами и непропорционально большой долей капитала.

Внутри фирмы возникла новая жуткая динамика: появились все эти новые партнеры с явной преданностью Брюсу, которых наняли без своих "команд", и, чтобы добиться чего-то, они должны были придумать способ лавировать вокруг старых партнеров Lazard, которые, как правило, не испытывали особой привязанности к Брюсу, чтобы получить доступ к очень ограниченным ресурсам. В то же время старые и новые партнеры, многие из которых были универсалами, должны были решить, кто из них будет обращаться к тем или иным клиентам, не расстраивая при этом новых партнеров, близких к Брюсу, абсолютному монарху.

Помимо того, что Брюс расстраивал партнеров, наем сотрудников раздражал и капиталистов, таких как Мишель, Бернхейм и Гийо, которые начали понимать, что крупные контракты с гарантированной оплатой труда, скорее всего, приведут к тому, что Lazard не сможет заработать деньги в 2002 году, что было серьезной угрозой для их обычного годового потока дивидендов и чего никогда не случалось в период существования фирмы после Второй мировой войны - еще один пример того, как Брюс обманул Мишеля.

Однажды в середине апреля, в разгар маниакального процесса найма Брюса, Адриан Эванс, очень любимый многими партнер Lazard в Лондоне, проработавший в компании десять лет и ненадолго занявший пост главного операционного директора Lazard после отставки Лумиса и до прихода Брюса, вышел на пробежку рано вечером в окрестностях своего дома на Итон-сквер в Лондоне. Вернувшись с пробежки, он рухнул на ступеньки и, обратившись к жене, объявил: "Меня больше нет". Эванс умер от сердечного приступа в возрасте шестидесяти лет, оставив жену, двух дочерей и двух пасынков. На поминальной службе в Лондоне Верей, бывший глава Lazard в Лондоне, вспоминал Эванса, которого коллеги часто называли "мозгом Верея", как человека, способного дать каждому почувствовать, что он твой лучший друг. Мишель не присутствовал на поминальной службе.

Вскоре после этого Брюс провел в парижском отеле Bristol встречу с семьюдесятью управляющими директорами, чтобы обсудить способы улучшения трансграничного маркетинга и потока сделок. "Исторически сложилось так, что люди говорили о бизнесе в Нью-Йорке или в Париже", - говорит Чак Уорд. "Они никогда не говорили о телекоммуникационном или медийном бизнесе". Теперь, по его словам, "отраслевые группы действительно общаются друг с другом на глобальной основе". После встречи в Бристоле Мишель пригласил своих партнеров в свой сказочный дом на улице Сен-Гийом на ужин, вино и роскошную обстановку. "Он единственный, кто подает в баре Petrus 61-го года", - говорит давний партнер Эл Гарнер.

Тем временем Брюс, который в 2002 году все еще жил в Лондоне, не завел там много друзей. В июле он уволил шесть управляющих директоров в Лондоне из двадцати двух, что заставило одного лондонского юриста по ценным бумагам сказать Financial News: "После этого ни один корпоративный финансист, каким бы высоким он ни был, не сможет чувствовать себя в полной безопасности". Всем шестерым дали неделю на то, чтобы покинуть свои офисы. Увольнения, возможно, были жесткими, но один европейский банкир Lazard приветствовал их. "Недавние увольнения директоров были необходимы и стимулируют молодых и амбициозных вице-президентов и юристов к продвижению вверх", - написал он в своем блоге. "Поток сделок улучшается после сложного первого полугодия. В целом франшиза остается сильной, и уверенность в том, что фирма восстановится, довольно высока". Однако другой банкир, работающий в Лондоне, не был так уверен. "Моральный дух довольно низок", - написал он. "И люди ждут, когда придет их очередь быть уволенными... Ситуация в Лондоне не улучшается".

Летом 2002 года Вассерштейн быстро, а некоторые говорят, слишком быстро - за две недели от начала до конца - арендовал для европейской штаб-квартиры Lazard в Лондоне совершенно новое модернистское здание площадью семьдесят тысяч квадратных футов на Страттон-стрит в Вест-Энде. Это была крупнейшая сделка с недвижимостью в лондонском районе Вест-Энд за последние десять лет. Газета Daily Telegraph назвала офисы в Мэйфэре "одними из самых просторных, используемых любым инвестиционным банком в Лондоне". По слухам, Брюс потратил на обустройство новых офисов около 25 миллионов долларов (но этого, видимо, не хватило, чтобы телефонная система не вышла из строя летом 2003 года). Lazard согласился платить PS76 за квадратный фут за аренду помещения в течение двадцати лет, или в общей сложности около PS5,3 млн в год (более $9 млн), что, действительно, далеко от диккенсовского идеала, установленного Андре Мейером как в спартанском здании на Уолл-стрит, 44, так и в One Rockefeller Plaza, и от его обещания, что Lazard никогда не будет платить больше $7,75 за квадратный фут за офисное помещение. Проблема заключалась в том, что у Lazard оставалось еще около пяти лет до окончания срока аренды старого офисного здания, 21 Moorfields, неказистого и захудалого монстра в лондонском Сити. В результате переезда Брюса у Lazard было гораздо больше места в Лондоне, чем требовалось. (Часть старых помещений была сдана в субаренду в 2005 году). Брюс также распорядился провести давно назревший ремонт священного здания La Maison на бульваре Хауссманн. "Вместо тускло освещенного зала ожидания с потертыми диванами в здании теперь мраморные полы, высокие белые колонны, утопленное освещение и бежевая мебель", - сообщает Bloomberg. "Три блондинки на ресепшене заменили стареющих мужчин-охранников, которые раньше встречали посетителей из-за стеклянной перегородки".

Сочетание дорогостоящей аренды в Лондоне, агрессивных усилий по подбору персонала и продолжающегося спада в бизнесе слияний и поглощений привело к почти немедленному столкновению между Брюсом и Мишелем из-за того, как Брюс управлял фирмой. Мишель знал - или, конечно, должен был знать, - что Брюс намерен вкладывать деньги в привлечение новых партнеров. Однако он не предполагал, насколько настойчиво Брюс будет это делать, в основном заставляя старых партнеров и капиталистов платить за это. Аренда нового лондонского офиса, по мнению Мишеля, была просто чрезмерной. Как и Андре до него, Мишель всегда считал, что офисы Lazard должны быть скромными, хотя бы для того, чтобы у клиентов не создавалось впечатление, что все их гонорары уходят на дорогую мебель. Прибыль должна идти в карманы партнеров, считал Мишель, а затем ее можно тратить по своему усмотрению на многочисленные дома и бесценные коллекции произведений искусства. Мишель придерживался изречения Декарта "Хорошо живет тот, кто хорошо спрятан". Брюс явно считал, что деньги нужно тратить и на элегантные офисные помещения, особенно когда он мог использовать деньги капиталистов, чтобы оплатить все это.

Неудивительно, что оба мужчины ссорились из-за этих денежных вопросов. "Мишель разрывался из-за этого, - говорит один из старших партнеров.

С одной стороны, он отчаянно понимал, что единственный способ вернуть США или какую-либо часть фирмы - это нанять сотрудников. На самом деле, оглядываясь назад, мы должны были сделать в Европе гораздо больше, чем сделали. С другой стороны, ему не нравилось, что мы тратим на это деньги. Дискуссии были очень антагонистичными почти с самого начала. И это был не только Мишель, но и все старые исторические капиталисты. Они не могли понять концепцию, что нужно реинвестировать, чтобы восстановить фирму..... Я также думаю, что Мишель был слишком умен наполовину, когда заключил сделку с Брюсом. Думаю, в основе своей он считал, что если поставить Брюса на ту же систему, что и его, Мишеля, то есть он будет зарабатывать больше денег, если фирма будет приносить больше денег, то это будет мотивировать Брюса. Но этого не произошло. Брюса мотивировало то, что фирма должна быть успешной, а не краткосрочная прибыль.

Чтобы оплатить свои траты, Брюс воспользовался формулой, которая блестяще сработала в Wasserstein Perella: продать миноритарный пакет акций фирмы иностранному инвестору. В сентябре 2002 года он сделал это в Lazard, когда впервые приехал в Милан, и Браджотти представил его IntesaBci, крупнейшему коммерческому банку Италии и преемнику Banca Commerciale Italiana, банка отца Браджотти. В обмен на инвестиции Intesa в размере 300 миллионов долларов Lazard создал совместное инвестиционно-банковское предприятие в Италии - с Браджотти в качестве председателя - объединив капитал Intesa с инвестиционно-банковским бизнесом Lazard в этой стране. Сделка состояла из двух частей. Во-первых, Брюс согласился передать шестьдесят сотрудников Lazard, работавших в Италии, в совместное предприятие с Intesa, которая согласилась заплатить Lazard 150 миллионов долларов - 100 миллионов долларов в виде капитала и 50 миллионов долларов в форме субординированного векселя. Lazard сохранил за собой 60-процентное участие в операциях и ежедневный контроль над управлением. Intesa владела 40 процентами акций предприятия. Во второй части сделки Intesa также согласилась инвестировать еще 150 миллионов долларов в сам Lazard в обмен на ноту, конвертируемую в 3 процента акций компании.

Сделка ознаменовала конец пятидесятилетнего сотрудничества Lazard с Mediobanca в Италии. Тем не менее партнеры Lazard были поражены ценой, которую Intesa готова была заплатить за этот крошечный кусочек Lazard, но были благодарны за пополнение капитала фирмы в то время, когда общий бизнес страдал, а Брюс заманивал новых банкиров дорогими гарантиями. Цена Intesa - 50 миллионов долларов за каждый 1 процент Lazard - оценивала капитал всей фирмы в 5 миллиардов долларов, что на 25 процентов превышало оценку Ernst & Young в 4 миллиарда долларов, над которой Мишель посмеялся ранее, и на 32 процента превышало оценку в 3,8 миллиарда долларов, о которой Брюс говорил новым сотрудникам фирмы (премия, однако, соответствовала другим конвертируемым привилегированным акциям, проводимым в то время). Некоторые партнеры расценили сделку как то, что итальянцы бросили фирме столь необходимый финансовый спасательный круг. "Брюс был на взводе и нуждался в деньгах", - сказал один из партнеров. Другой добавил: "Ликвидность не вечна. Нельзя тратить больше, чем зарабатываешь, и поэтому продажа Intesa была такой огромной сделкой, потому что, по сути, это был спасательный круг для управления фирмой. Было несколько сотен миллионов баксов, которые они могли продолжать тратить, тратить и тратить. И это лучшее, что сделал Брюс". (К лету 2005 года сделка с "Интезой" развалилась; фирмы свернули совместное предприятие в первом квартале 2006 года).

Сделка с Intesa поставила восхитительный и неожиданный восклицательный знак в конце первого года пребывания Брюса у руля компании. Он привлек для Lazard капитал в размере 300 миллионов долларов по очень выгодной цене, особенно учитывая низкие показатели фирмы за последние два года. Он, несомненно, чувствовал себя воодушевленным, когда собрал семерых своих лейтенантов в нью-йоркском офисе для подготовленного интервью газете Financial Times в декабре 2002 года. И это привело к тому, что он немного запутался. "У нас есть духовная этика, которая создает сплоченность", - говорил Брюс. Даже генеральный директор в Нью-Йорке Кен Джейкобс, обычно непостижимый и безэмоциональный, объяснил, что, несмотря на спад на рынке слияний и поглощений, Lazard выигрывает мандаты. Он привел в пример роль Lazard в приобретении компанией Pfizer компании Pharmacia за 60 миллиардов долларов, что стало крупнейшей сделкой года (Pfizer была давним клиентом ушедшего Феликса и одним из немногих клиентов, которых он передал одному из своих партнеров, в данном случае Стиву Голубу), а также упомянул, что Lazard консультировала Microsoft по ряду сделок (бывший партнер Lazard Ричард Эмерсон возглавлял отдел слияний и поглощений в Microsoft). Lazard также извлекала выгоду из резкого роста числа корпоративных банкротств; доходы ее бизнеса по финансовой реструктуризации выросли до 125 миллионов долларов в 2002 году по сравнению с 55 миллионами долларов годом ранее (что помогло компенсировать снижение доходов от слияний и поглощений на 100 миллионов долларов до 393 миллионов долларов в 2002 году по сравнению с 492 миллионами долларов в 2001 году). Однако руководители фирмы не скрывали своего успеха. "Если посмотреть на Уолл-стрит, то мы - "горячий" инвестиционный банк", - хвастался Джейкобс.

Брюс также дал интервью Wall Street Journal в конце года. Он защищал свой наем сотрудников. "Некоторые люди считают талантливых людей трудными", - сказал он. "Я же считаю их просто талантливыми". Он также заявил, что продажа фирмы не является неизбежной. "Продать компанию было бы довольно просто, но сейчас речь идет не об этом", - сказал он. "Мне интереснее реализовать свои планы и посмотреть, как мы будем развиваться".

Подбадривания Брюса скрывали реальное финансовое положение фирмы в конце 2002 года. Перестроив структуру вознаграждения Lazard таким образом, чтобы она в значительной степени опиралась на гарантированные контрактные соглашения с работающими партнерами, а не на выплату им процента от прибыли, Брюс фактически перевернул отчет о прибылях и убытках фирмы. В то время как фирма не теряла деньги со времен Второй мировой войны, в первый год работы Брюса на посту генерального директора Lazard потеряла 100 миллионов долларов. Разумеется, Брюс, уберменш, отказался рассматривать это как убытки. Он предпочитал описывать случившееся как "значительные реинвестиции в наше будущее", - говорится в служебной записке о результатах деятельности за 2002 год, разосланной партнерам Майклом Кастеллано, новым финансовым директором компании. Но от происходящего было не уйти. В служебной записке Кастеллано говорилось, что в 2002 году у фирмы был "хороший год" "в сложной обстановке", выручка практически не изменилась по сравнению с 2001 годом и составила 1,166 млрд долларов, и объяснялось, что "операционная прибыль до налогообложения до выплаты вознаграждения управляющим директорам" составила 337 млн долларов, которую нужно было уменьшить еще на 40 млн долларов из-за прав миноритарных акционеров на прибыльность Lazard, оставив около 297 млн долларов прибыли до выплаты вознаграждения управляющим директорам. Проблема в том, что выплаты 160 управляющим директорам Lazard в 2002 году составили 395 миллионов долларов, в результате чего акционеры потеряли около 100 миллионов долларов, что было явно проигнорировано Кастеллано в его служебной записке. Это не было большой проблемой для работающих партнеров, которые по-прежнему получали свои многомиллионные выплаты и контролировали около 60 процентов акций фирмы.

Вместо этого проблема возникла у неработающих партнеров, капиталистов, таких как Мишель, которые контролировали около 40 % акций фирмы и которым нечего было показать в 2002 году, кроме убытков, созданных Брюсом. Впервые в истории Мишель и его приближенные не получили от фирмы ничего, кроме 8 миллионов долларов дивидендов по привилегированным акциям на сумму 100 миллионов долларов, вложенных по указанию Лумиса в 2001 году. Брюс и Кастеллано знали, что распределение этих 100 миллионов долларов убытков по счетам капитала партнеров может стать проблемой, особенно для тех исторических партнеров, которые накопили на этих счетах изрядную сумму капитала. Чтобы попытаться развеять опасения этих партнеров, Брюс и Кастеллано создали так называемый "мемо-капитал", сокращение от "мемо-капитал отложенной компенсации", бухгалтерский трюк, предназначенный для создания теневого капитала для все более недовольных исторических партнеров. На счета начислялась фиксированная прибыль в размере 6 процентов в год. Чтобы получить распределение и счет, партнер должен был заключить соглашение с фирмой.

Мемо-капитал должен был выплачиваться в течение трех лет после ухода партнера, поэтому Брюс начал приводить аргументы в пользу того, что с точки зрения налогообложения историческим партнерам выгоднее, чтобы их существующие счета капитала были исчерпаны, а новые счета созданы по схеме отложенной компенсации. "Дерьмовый капитал" - так один из партнеров назвал эту идею. Но у нее было и логичное объяснение. "Мишель не собирался смотреть, как его капитальный счет уничтожают на хрен", - сказал один из партнеров. "Поэтому они создали предпочтительный уровень капитала. Так что по мере того, как капитал вытеснялся, создавался предпочтительный уровень капитала, и они платили вам так, как будто у вас все еще был капитал, чтобы сделать вас безразличным. Они бы устроили бунт, потому что никто из партнеров не имел права голоса в отношении того, как тратятся деньги. На одних это подействовало иначе, чем на других. И, откровенно говоря, те, кто получал все деньги, крали их со счетов других. Мишель был в ярости".

Дэвид Верей назвал то, чего добился Брюс, сродни коммунистической революции в правом желудочке капитализма. Работающие партнеры в Lazard - рабочие - практически не рискуя капиталом в бизнесе, вычистили карманы неработающих партнеров, рискующих всем капиталом - капиталистов, и капиталисты ничего не могли с этим поделать. Гениальность революции рабочих, которую Брюс возглавил внутри "Лазарда" - проект которой Мишель непосредственно согласовал с ним, - вызывала восхищение. А Брюс только разминался.

Ярость Мишеля не утихала и в 2003 году, так же как и расточительность Брюса в найме персонала. Первый шаг Брюса в новом году был сделан в тот момент, когда в Merrill Lynch оседала пыль от бонусов за предыдущий год. В феврале Брюс перебросил по воздуху из Merrill команду из девяти банкиров, пять из которых были управляющими директорами, чтобы создать для Lazard новый бизнес в быстрорастущей сфере привлечения капитала за вознаграждение для фондов прямых инвестиций и хедж-фондов. (В итоге в Lazard перешли четырнадцать бывших сотрудников Merrill.) Хотя Lazard никогда раньше не занимался этим бизнесом, распространение фондов выкупа и хедж-фондов и огромные объемы капитала, поступающего в них, сделали бизнес по привлечению денег для них чрезвычайно привлекательным.

Но агрессивный шаг Брюса имел свои последствия, а именно: он привел в упадок лидирующую на рынке практику Merrill по привлечению средств.

Сначала Merrill пыталась договориться с Lazard полюбовно. 14 февраля - на следующий день после отставки - внутренний юрист Merrill отправил по электронной почте письмо Чарльзу Стоунхиллу, недавно назначенному главе Global Capital Markets, в котором просил Стоунхилла, "чтобы Merrill Lynch хотя бы рассмотрел возможность отказа от судебного разбирательства," предоставить ему письменные гарантии того, что Lazard больше не будет нанимать банкиров Merrill, не будет "связываться или навязываться" с клиентами Merrill или потенциальными клиентами, о которых бывшие сотрудники "знали" во время работы в Merrill, и не будет в дальнейшем препятствовать возможности Merrill вести бизнес в этой области. Стоунхилл с помощью Дэйва Ташджиана завербовал каждого из бывших сотрудников Merrill. Он заверил юриста Merrill, что "бывшие сотрудники" будут "уважать свои юридические обязательства" перед Merrill и что Lazard больше не намерена нанимать сотрудников Merrill в новую "Группу прямых инвестиций". Но Стоунхилл не удовлетворил Merrill, которая считала, что Lazard продолжает разграблять бизнес Merrill, нанимая дополнительных сотрудников, создавая плохую репутацию фирмы перед клиентами и похищая конфиденциальную информацию.

19 марта Merrill решил подать в суд на Lazard и девять уволившихся банкиров. В своем дополненном исковом заявлении, поданном в рамках арбитражного разбирательства NASD, Merrill заявила, что, хотя все факты на тот момент не были известны, "известные факты заставляют сделать вывод, что бывшие сотрудники нарушили свои фидуциарные обязательства перед Merrill Lynch и - при содействии Lazard - сговорились разрушить бизнес Merrill Lynch, присвоив практически всех его старших сотрудников и клиентов и Конфиденциальную информацию Merrill Lynch". Merrill утверждал, что, уходя в Lazard, банкиры забрали с собой множество конфиденциальных профилей инвесторов, которые, по утверждению Merrill, кропотливо собирались в течение многих лет и содержали ценную информацию о ведущих инвесторах в частные и хедж-фонды, о том, как они принимали свои инвестиционные решения и в какие фонды вкладывали деньги - в общем, самую суть служебной информации.

"В рамках своей антиконкурентной схемы, - утверждалось в иске, - примерно с 6:28 до 6:46 утра 28 января 2003 года, за несколько дней до массовой отставки, ответчик [Роберт] Уайт [младший, вице-президент Merrill в Лондоне] отправил восемь электронных писем, содержащих многочисленные файлы в сжатом формате "zip", ответчику [Скотту А.] Черчу [управляющему директору Merrill в Лондоне с шестнадцатилетним стажем], себе на адрес электронной почты за пределами сайта и Джессике Уайт, которая является женой Уайта. Файлы, которые Уайт скачал и отправил по электронной почте себе, своей жене и Черчу, находящимся за пределами офиса, содержали не менее 246 профилей инвесторов", вкладывающих средства в такие фонды по всему миру. В Merrill утверждали, что у Уайта не было бы причин скачивать эти файлы, если бы не "схема кражи бизнеса" группы Merrill, из которой он выходил. Затем файлы были скопированы на компьютеры Lazard. Merrill даже утверждал, что Брюс сам встретился с потенциальным клиентом, который хотел нанять банкира для привлечения нового фонда, и сказал ему, что Merrill больше не может выполнять эту функцию, но Lazard может, поскольку недавно нанял четырнадцать банкиров из Merrill.

Решение пришло достаточно быстро, в конце апреля. Сначала судья штата Нью-Йорк обязал Lazard вернуть Merrill компьютерные файлы, которые вынесли бывшие сотрудники, хотя судья не запретил Lazard использовать содержащуюся в них информацию, если ее удастся вспомнить. Чтобы урегулировать арбитражное дело, Брюс, как говорят, пошел на встречу со Стэном О'Нилом, генеральным директором Merrill, извинился перед ним напрямую и заставил Lazard выплатить Merrill "семизначную" сумму в долларах. Lazard рассматривал это соглашение как издержки ведения бизнеса. "Ну и что?" - сказал один из партнеров Lazard по поводу иска. "Когда вы нанимаете людей, постоянно возникают судебные иски". По его словам, этот бизнес был удачным для Lazard, и фирме следовало заняться им гораздо раньше.

Брюс продолжал нанимать сотрудников. В тот же день, когда судья обязал Lazard вернуть электронные файлы Merrill, Брюс объявил о найме еще одного выпускника Wasserstein Perella, Гэри Парра, в то время сорока шестилетнего и очень уважаемого банкира по финансовым институтам в Morgan Stanley. Наем Парра стал для Брюса настоящим переворотом. Парр был настоящим "дождевиком" в своей отрасли и должен был компенсировать уход Кена Уилсона в Goldman пятью годами ранее. Действительно, Lazard добивался Парра в течение многих лет, но пока Брюс не дал ему тридцать шесть миллионов причин согласиться на предложение Lazard, он всегда говорил "нет".

Он не тратил времени на то, чтобы заставить Брюса выглядеть умным. В сентябре, наряду со своей старой фирмой Morgan Stanley, Парр консультировал компанию John Hancock Financial Services в связи с ее продажей Manulife Financial за 10 миллиардов долларов, одной из крупнейших сделок 2003 года. Hancock настоял на том, чтобы Парр был включен в команду консультантов, независимо от того, где он работал. "Я очень признателен, что Hancock захотел получить мой совет", - сказал Парр в то время. Также в апреле Брюс нанял еще одного старого друга, Майка Бионди, чтобы тот пришел в Lazard на должность председателя инвестиционно-банковского отдела. Как и в Wasserstein Perella, Брюс раздавал титулы как соломинки. Lazard также нанял Кевина Макграта из Deutsche Bank в качестве управляющего директора в новой консультационной группе по частным фондам. Чтобы гарантировать, что он донесет свою версию истории, Брюс нанял в сентябре 2003 года Рича Сильвермана в качестве глобального главы корпоративных коммуникаций - еще одна должность, которой у Lazard никогда раньше не было. Сильверман подчинялся непосредственно Брюсу.

Журнал Bloomberg, например, решил, что весь наем Брюса был лишь прелюдией к продаже компании. В статье "Наряжая Lazard", опубликованной в феврале 2003 года, журнал задался вопросом, не были ли агрессивные усилия Брюса по сбору своих преданных сотрудников из First Boston и Wasserstein Perella - а затем и некоторых других - просто "для совершения последней сделки: продажи Lazard".

С тех пор как Феликс работал у Гарольда Генина в ITT, компания Lazard известна в первую очередь своими консультационными способностями в области слияний и поглощений. Действительно, сегодня около 65 процентов управляющих директоров компании по всему миру - банкиры, специализирующиеся на слияниях и поглощениях. И банкиры по слияниям и поглощениям всегда руководили Lazard, будь то три отдельные фирмы или недавно объединенная компания. Андре, Феликс, Стив, Лумис, Дэвид Верей и Бруно Роже - все они были M&A-банкирами. Мишель не был банкиром по слияниям и поглощениям как таковым - он редко работал над сделками, - но он считал себя банкиром. Брюс и все его заместители были банкирами по слияниям и поглощениям. В центре внимания Брюса - и СМИ тоже - был вопрос о том, сможет ли он вернуть фирме блеск, наняв новую породу высокооплачиваемых M&A-банкиров взамен той волны талантливых специалистов, которые начали покидать фирму после ухода Феликса.

Несмотря на акцент на слияниях и поглощениях, на протяжении многих лет Lazard занималась и другими видами бизнеса. Среди них - привлечение денег для корпораций и муниципалитетов, инвестирование капитала в частные компании для своих партнеров и других институциональных инвесторов, а также управление портфелями частных лиц и организаций в публичных ценных бумагах - так называемый бизнес по управлению активами. Действительно, помимо бизнеса слияний и поглощений, бизнес Lazard по управлению активами был самым важным. В конце 2002 года Lazard управлял 64 миллиардами долларов для учреждений и состоятельных частных лиц. И в течение 2001 и 2002 годов, пока бизнес слияний и поглощений страдал, бизнес по управлению активами продолжал приносить стабильную прибыль, в основном за счет периодической комиссии за управление. Поразительный спад в тройке других бизнесов Lazard - слияниях и поглощениях, рынках капитала и основном инвестировании - в 2001 и 2002 годах сделал значение управления активами несоизмеримым с общим благосостоянием. В 2001 году бизнес по управлению деньгами заработал около 135 миллионов долларов, 93 процента от общей прибыли компании в 145 миллионов долларов. В 2002 году Lazard Asset Management, с его постоянным потоком аннуитетов и комиссионных, принесло около 130 миллионов долларов, или около 65 процентов всей прибыли компании. Даже до этих трудных для компании в целом лет бизнес по управлению активами стабильно обеспечивал от трети до половины прибыли компании. "Хотел бы я иметь франшизу Lazard по управлению активами", - сказал один из бывших партнеров. "Это помогло Michel удержаться на плаву. Она очень хорошо управляется - это скрытый секрет Lazard". Когда Херб Гуллквист и Норман Эйг пришли в Lazard в 1982 году из Oppenheimer Capital, чтобы возглавить Lazard Asset Management, компания управляла скромными 2 миллиардами долларов. По состоянию на ноябрь 2006 года Lazard управляла примерно 100 миллиардами долларов и занимала шестьдесят четвертое место в списке трехсот крупнейших управляющих деньгами, составленном Institutional Investor в 2004 году.

В 1997 году Мишель попытался объединить бизнесы по управлению деньгами трех домов (в качестве прелюдии, надо полагать, к слиянию самих домов в 2000 году). Ему удалось объединить нью-йоркский и лондонский бизнесы под руководством Эйга и Гуллквиста, но Париж воспротивился. И Мишель смирился. Париж остался отдельной структурой под названием Lazard Freres Gestion с активами под управлением около 17 миллиардов долларов. В рамках этого квазислияния Мишель согласился, в рамках еще одной из своих печально известных побочных сделок, предоставить Эйгу и Гуллквисту чрезвычайные 30 процентов прибыли Lazard Asset Management, или по 15 процентов каждому. Только в 1998 году Lazard выплатила каждому из них по 15 миллионов долларов, что объясняет, почему у Эйга и Гуллквиста были одни из самых больших капиталов в фирме - более 10 миллионов долларов у каждого.

Поскольку теоретически капитальный счет партнера представляет собой 10-процентное удержание накопленного им вознаграждения, капитальный счет в размере 10 миллионов долларов означал бы совокупное вознаграждение в размере более 100 миллионов долларов для Эйга и Гуллквиста. В 1998 году Эйг и Гуллквист наняли Уильяма фон Мюффлинга для создания второго хедж-фонда под названием Lazard European Opportunities. (Впервые Lazard предложил инвесторам хедж-фонд в 1991 г.) За первый полный год работы фонд фон Мюффлинга принес своим инвесторам 182 % прибыли. Фонд перестал принимать новых инвесторов после того, как в августе 2000 года его активы достигли 1 миллиарда долларов. В 2001 году фон Мюффлинг основал еще один хедж-фонд, Lazard Worldwide Opportunities, и хотя в первый год он потерял 14,4 % - в сложный для всех рынок, - в 2002 году его доходность выросла на 20 %. Важность хедж-фондов фон Мюффлинга для общей прибыльности компании быстро становилась очевидной. Летом 2001 года, на фоне прочих неурядиц в компании, Джон Рейнсберг, еще один партнер по управлению активами, разработал схему, согласно которой он заменит Эйга и Гуллквиста на посту генерального директора по управлению активами, а фон Мюффлинг станет главным инвестиционным директором. Лумис, как сообщается, передал эту идею Мишелю, но Мишель был занят своими собственными планами - в частности, работал над тем, чтобы сместить Лумиса в пользу найма Вассерштейна. Идея умерла. Но неудовлетворенность команды управляющих активами тем, как они получают вознаграждение, была одной из хронических проблем 2001 года.

Когда в январе 2002 года Брюс занял пост генерального директора, ему сразу же пришлось столкнуться с постоянными требованиями группы управления активами о создании собственного плана поощрения. В течение многих лет Эйг и Гуллквист говорили о важности наличия такого плана как способа удержания и вознаграждения портфельных менеджеров, многие из которых покидали компанию. В декабре 2002 года Брюс пустил пробный шар в газете Financial Times о своем желании вывести на биржу бизнес по управлению активами, который он оценивал в 2 миллиарда долларов. Он рассматривал это частичное IPO как способ привлечь капитал для Lazard и переориентировать ее бизнес на инвестиционно-банковскую деятельность. В качестве прелюдии к планируемому публичному размещению Брюс и Эйг остановились на идее предоставления управляющим активами акций, которые приобретут ценность при продаже или IPO бизнеса. Эйг раздал пакеты, но фон Мюффлинг, которому тогда было тридцать пять лет, и его команды хедж-фондов запротестовали и потребовали от Эйга большей доли в капитале. Когда Эйг отказался, фон Мюффлинг уволился. Даже личное обращение Брюса к фон Мюффлингу - "Что я могу сделать, чтобы вы остались?" - не помогло, и звездный менеджер ушел, чтобы создать свой собственный хедж-фонд вместе с большей частью своей команды.

"Норман Эйг неверно оценил всю ситуацию", - сказал один из инсайдеров. "Было огромное количество самоуспокоенности. Он думал, что никто не уйдет из-за рынка труда. Это была ошибка". Другой наблюдатель сказал: "Эти уходы будут катастрофическими для доходов Lazard. Эти ребята были рок-звездами, а вы заменяете их людьми, которые будут просто нажимать на кнопки". Возможность скорого IPO в сфере управления активами испарилась, когда фон Мюффлинг и его команда покинули офис 30 Rock. В течение восьми месяцев 75 процентов активов хедж-фондов Lazard с капиталом в 4 миллиарда долларов тоже утекли за дверь, причем большая их часть последовала за фон Мюффлингом.

В октябре 2003 года Гуллквист объявил о своем намерении уйти в отставку, что вызвало очередной виток политической борьбы за его преемника. Брюс ранее - и очень тихо - пригласил старого доверенного лица, Ашиша Бхутани, бывшего со-генерального директора DKW North America, стать его советником по "стратегическому планированию" и быстро ввел его в бизнес по управлению активами, первоначально в качестве члена "надзорного" комитета. Его прием на работу почти не освещался в прессе. Ходили слухи, что Бхутани станет преемником Эйга и Гуллквиста, но несколько старших менеджеров по управлению активами решительно возражали против этого назначения. Решение было обещано к ноябрю. Наконец, в марте 2004 года Брюс объявил о том, что вместе с новыми сотрудниками LAM Эйг перейдет на должность председателя совета директоров, а Бхутани станет новым генеральным директором. Вскоре после этого объявления, в результате еще одного "серьезного удара", Саймон Робертс, глава британского отдела акций LAM, уволился, чтобы присоединиться к хедж-фонду BlueCrest. "То, что произошло в LAM, показывает, что даже если традиционная компания по управлению капиталом способна создать успешный бизнес хедж-фондов, культурные и компенсационные проблемы все равно могут преследовать вас", - сказал Institutional Investor один консультант хедж-фондов.

Примерно в то время, когда Брюс взял ситуацию в Lazard Asset Management под свой контроль и, несмотря на свои многочисленные публичные отрицания по этому поводу, предпринял предварительную вылазку на рынок, чтобы выяснить, не заинтересованы ли какие-нибудь фирмы на Уолл-стрит в покупке Lazard. Его первый визит, в сопровождении Гэри Парра, был нанесен не кому иному, как Дику Фулду из Lehman Brothers. По словам представителя Goldman Кена Уилсона:

Пришел Брюс, они начали разговаривать, и Брюс сказал: "Слушай, цель этой встречи - мы хотим собраться вместе, чтобы ты узнал побольше о нашей фирме, чтобы, если мы захотим что-то сделать, мы уже выполнили домашнее задание, и все такое". Дик, который терпеть не может Брюса, сказал: "Брось это дерьмо, Брюс. Ты здесь, чтобы продать свою гребаную фирму. Так сколько, по-твоему, она стоит?" Они начали обсуждать синергию, которая составит 500 миллионов долларов, и вы капитализируете ее, и Lazard будет стоить 6 или 7 миллиардов долларов. И Дик говорит: "Знаешь, я понимаю, почему ты такой дерьмовый M&A-банкир. Почему ты даешь такие плохие, блядь, советы. Если это то, что ты говоришь людям, то ты, должно быть, не в своем уме". С тех пор все пошло кувырком.

Через две недели, по словам Уилсона, Мишель позвонил Фулду и сказал: "Знаешь, Брюс, он все время знает, что правильная цена для Lazard - 4 миллиарда долларов". Дик ответил: "Слушай, это вполне может быть так. Я знаю, что у тебя много вариантов, так что я думаю, что ты должен изучить все свои возможности. Если ничего не придет, возможно, мы сможем поговорить, но это будет стоить намного меньше 4 миллиардов долларов, и значительная часть выплат будет условной". [Фулд] так и не получил ответа". Говорят, что Брюс также разговаривал с Чаком Принсом, генеральным директором Citigroup. И с Джоном Бондом из HSBC, который, как сообщается, сказал, что его встреча с Брюсом была "худшей деловой встречей в его жизни". И с Кеннетом Льюисом из Bank of America, который назвал Брюса "захудалым". По словам Уилсона, Брюс до такой степени перекупил Lazard, что "стало общеизвестно, что это ситуация, требующая предложения".

САМАЯ БОЛЬШАЯ НОВОСТЬ, которую Брюс сделал в 2003 году, вообще не имела отношения к Lazard и иллюстрирует, как хорошо он умеет получать то, что хочет, причем неоднократно. Через Wasserstein & Co., свою частную инвестиционную фирму стоимостью 2 миллиарда долларов, которую он оставил себе, продав немцам Wasserstein Perella, Брюс владеет рядом отраслевых изданий, включая New York Law Journal, American Lawyer и Daily Deal (отраслевое издание о слияниях и поглощениях). В августе 2005 года Wasserstein & Co. заплатила 385 миллионов долларов за покупку семидесяти отраслевых изданий, таких как "Говядина" и "Телефония", у Primedia, испытывающей трудности медиакомпании, принадлежащей магнату Генри Кравису.

Но то, что привело в изумление саму прессу, - это победа Брюса на аукционе по продаже нью-йоркского журнала Крависа в декабре 2003 года. Правда, он согласился заплатить больше, чем кто-либо другой - 55 миллионов долларов, высокая цена по любым стандартам для журнала, который тогда приносил около 1 миллиона долларов прибыли. Но он также вышел из-под крыла аукциона, используя свои давние и сложные отношения с Крависом, и вырвал журнал из рук самопровозглашенных победителей - мощной группы инвесторов, в которую входили такие журналистские предприниматели, как Морт Цукерман, Харви Вайнштейн, Нельсон Пельц, Донни Дойч и Майкл Вулфф. Брюс попал в заголовки газет и в очередной раз подтвердил свое мастерство в заключении сделок. "То, что ему удалось так хорошо скрыть свою заинтересованность, можно считать гениальным", - сказал один инвестиционный банкир, специализирующийся на СМИ, в интервью Bruce's Daily Deal. "Он затаился в прессе, а затем вышел из тени". Несомненно, доступ к Кравису не помешал Брюсу убедиться, что он получил последний взгляд на недвижимость. "Что вы выиграете, если люди будут знать, что вы делаете, до того, как вы это сделаете?" сказал Брюс. Он назвал две причины, по которым ему удалось победить. Во-первых, он сказал: "Мы должны уметь хорошо заключать сделки, если не больше". Затем, не дрогнув, он сказал, что ключом к победе стала его личная честность. "В основном все сводится к уверенности", - сказал он. "Другими словами, это забавный бизнес, но люди доверяют определенным людям, потому что если они что-то говорят, то верят, что это создает доверие на долгие годы, поэтому я думаю, что если я беру на себя обязательства, то люди знают, что это произойдет".

Газета New York Times сочла Брюса "безумно туманным" в вопросе о том, зачем он купил журнал. Джон Хьюи, директор редакции Time Inc., сказал о продаже: "Конечно, если смотреть на это с точки зрения бизнеса, то это незначительно. Но поскольку это Нью-Йорк, а нью-йоркские СМИ освещают продажу журнала New York, это приобретает ауру, которая не поддается никакой логике". Любопытно, что Брюс купил Нью-Йорк не через Wasserstein & Co., а через ряд личных трастов, созданных в интересах его детей, - тех же самых трастов, которые, возможно, владеют большей частью его доли в Lazard.

Люди недоумевали по поводу высокой цены, которую Брюс согласился заплатить за журнал, который некоторые считали собственностью на берегу океана. "Это очень странно", - заметил один частный инвестор. "Я не понимаю, зачем он это делает. Может быть, это интересное хобби, но это не инвестиции". Марк Эдмистон, инвестиционный банкир, специализирующийся на сделках со СМИ, считает, что покупка Брюсом New York является симптомом того, что, по его мнению, является растущим явлением в журнальном бизнесе. "Многие из них - это большие эгоизмы", - сказал он. "Знаешь, ты становишься владельцем журнала о своих друзьях и соседях и королем своей вселенной. Это немного похоже на то, что мы называем синдромом журнала "Нью-Йорк"... Я не думаю, что Брюс Вассерштейн купил журнал "Нью-Йорк", чтобы стать богаче..... Очевидно, что цена журнала не оправдана фактами".

Согласно общепринятой точке зрения, несмотря на то, что Генри Кравис не смог заставить Нью-Йорк работать как финансовое предприятие, Брюс считал, что, сосредоточившись на более высококлассных историях о бизнесе и моде, журнал сможет извлечь выгоду из улучшающейся экономики мегаполиса. Он также намеревался переделать неэффективный веб-сайт журнала. "В лучшем случае журнал является воплощением Нью-Йорка, очень интересного города", - сказал он в интервью New York Times. "Все, что вам нужно делать, - это быть хорошим зеркалом этого города".

Вопрос даже более фундаментальный, чем вопрос о том, переплатил ли Брюс за этот журнал, - почему генеральному директору фирмы с Уолл-стрит разрешено заключать сделки за свой личный счет, в своем личном и отдельном магазине выкупа, когда он руководит фирмой, состоящей из двадцати пяти сотен человек и регулируемой ценными бумагами. Фирма Wasserstein & Co., насчитывающая около тридцати сотрудников в трех офисах (Нью-Йорк, Лос-Анджелес и Пало-Альто), управляет "примерно 2,0 миллиардами долларов частных инвестиций и других активов" для частных лиц и организаций, не ограничиваясь только Брюсом Вассерштейном. В последние несколько лет фирма была весьма активна. Wasserstein & Co. купила компанию, владеющую компанией Harry & David, занимающейся директ-мейлом и продажей галантерейных товаров (запланированное IPO пока отложено), и Sportcraft, производителя столов для настольного тенниса и пинг-понга. Вместе с Centre Partners, фондом выкупа, связанным с Lazard, Wasserstein & Co. также владеет American Seafoods, крупнейшим производителем и переработчиком минтая и хека в море и крупнейшим переработчиком сома в Соединенных Штатах. В ноябре 2006 года одна из портфельных компаний Wasserstein & Co. объявила о приобретении за 530 миллионов долларов Penton Media, Inc., портфеля из пятидесяти торговых журналов, восьмидесяти торговых выставок и множества онлайновых медиа-сайтов.

Брюс - председатель совета директоров фирмы, ее основной владелец и главный бенефициар. В его тщательно составленной биографии на сайте Wasserstein & Co. на веб-сайте Wasserstein & Co. не упоминает о его роли в Lazard. Мишель, который позволил Брюсу роскошь, о которой ни один руководитель с Уолл-стрит даже не помышлял, не говоря уже о том, чтобы ее разрешил любой уважающий себя совет директоров, сказал, что ему все равно, будет ли у Брюса своя фирма по выкупу, лишь бы это не отвлекало его от управления Lazard. Третье исправленное и дополненное операционное соглашение требовало, чтобы Брюс получил "письменное согласие" Мишеля, если он "желает предоставить в распоряжение Wasserstein & Co., Inc. любые корпоративные возможности Lazard или любой из ее дочерних компаний, которые возникают в результате отношений Lazard или любой из ее дочерних компаний или филиалов", кроме любых отношений, которые Брюс мог иметь с Lazard до 15 ноября 2001 года. Конечно, неясно, что подразумевается под "любой корпоративной возможностью". Может ли Wasserstein & Co. рассматривать инвестиции или выкупы, которые также рассматривает Lazard или один из фондов Lazard? И в этом документе, конечно же, ничего не говорится о том, почему ему разрешена эта противоречивая двойная роль. Брюс даже позволил управляющему директору Lazard Джону Чачасу с его собственной инвестиционной компанией Sand Springs Holdings быть одним из ведущих инвесторов в сделке по приобретению за 8,5 миллионов долларов в феврале 2005 года Gump's, знаменитого универмага в Сан-Франциско. А суперзвезде Гэри Парру он позволил стать значимым инвестором при выкупе в феврале 2006 года у страхового гиганта Swiss Re компании Fox-Pitt, Kelton, конкурента Lazard в сфере инвестиционного банкинга. Вопрос в том, почему?

Другие тоже задавались этим вопросом. Хотя покупка журнала New York, судя по всему, была осуществлена через компанию, контролирующую трасты его семьи, - через организацию под названием New York Magazine Holdings, - по какой-то причине вице-председатель совета директоров Wasserstein & Co. Ануп Багария помогал вести переговоры о сделке и является генеральным директором New York Magazine Holdings. "Мистер Вассерштейн заявил, что хочет вывести журнал на новый уровень и увеличить количество деловых репортажей", - пишет газета New York Observer. "Но как он сможет избежать конфликта между освещением корпоративной Америки и высокопоставленных генеральных директоров и инвестиционных банкиров Нью-Йорка и тем фактом, что он управляет инвестиционно-банковской фирмой, которая ведет дела с десятками компаний, а также десятками инвестиционных и коммерческих банков?... Что произойдет в следующий раз, когда на столе у Lazard окажется гонорар в 20 миллионов долларов, а Нью-Йорк будет освещать приходы и уходы генерального директора корпорации, чья компания платит гонорар?" Вопрос об объективности Брюса как издателя становится еще более интересным, если учесть, что American Lawyer, Daily Deal и New York агрессивно освещают бизнес слияний и поглощений (собственно, Daily Deal только это и освещает). Один из "друзей" Брюса предположил, что покупка New York была связана с эго и социальным влиянием. "Я думаю, Брюс был удивлен тем, как мало престижа было у владельцев American Lawyer и Daily Deal", - сказал он. "Эта покупка должна исправить ситуацию".

Только время покажет, совершит ли Брюс, бывший журналист, входящий в совет посетителей Высшей школы журналистики Колумбийского университета, кардинальный грех журналистики, наложив предварительные запреты на своих репортеров, осмелившихся зайти слишком близко к ветру. И все же для достижения желаемого леденящего эффекта может даже не потребоваться явный акт, поскольку Великие люди работают в атмосфере тонкости и нюансов. В своем репортаже о тактической победе Брюса в Нью-Йорке Иветт Кантроу, ведущая колонку о средствах массовой информации для Daily Deal, позволила себе заметить, что "для ясности, у Media Maneuvers нет абсолютно никакой внутренней информации обо всем этом, а если бы и была, мы бы, вероятно, не сказали". В этом и заключается смысл. Каким бы забавным ни было это столкновение сделок и СМИ, это будет один из "Маневров СМИ", о котором вы здесь не прочтете". Именно так.