Последний приют

Глава сорок первая

Макбуле давно почувствовала, что настает конец. Безысходное расставание подступало.

Впервые это случилось через два дня.

Утром я проснулся от плача. Удрученно рыдал Горбун. Все были как помешанные. Наконец сказали, что случилось. Хаккы, когда ловил рыбу на озере, вместе с рыбаками внезапно упал в озеро и утонул. Тело так и не нашли. Я вдруг вспомнил, как, когда-то защищая его, ссорился на пароходе. Разве я думал, что так горько буду оплакивать его смерть.

— Пропадаем, пропадаем, — плача, говорил ходжа.

Ремзие укладывала ходжу к себе на колени, как когда-то Дядьку.

«Новый театр» исполнял свою самую большую драму. Страсть влюбленных, близость людей. И смерть, приносящую разлуку, горечь и боль. Семейные узы служат ключом от безысходности.

Видя, как маленький Горбун рыдает в объятиях Пучеглазого, я ощущал близость семьи в последний раз.

За глубоким трауром последовало радостное событие. Масуме выходила замуж за богатого молодого человека, и по этому поводу они устроили небольшой прием. Наш будущий зять не отставал от Масуме, пока она не согласилась выйти за него замуж. Конечно же, без участия Дюрдане здесь не обошлось.

Наконец настал день свадьбы. Масуме была настоящей красавицей. Восхищенный жених все время подходил к нам:

— Я убежден, ваш театр — лучше любой школы. Девушка, воспитанная даже в самой строгой семье, никогда не станет такой. Свободные нравы… Это искусство. Масуме лучше любой девушки, воспитанной в строгих правилах.

В этот вечер мы все вместе праздновали.

Ближе к вечеру Ремзие получила письмо. Конверт был весь исписан, и вид у него оказался сильно потрепанный.

Мы жили на верхнем этаже отеля, где шел ремонт. Раньше на этом этаже была кофейня, а теперь, как предполагал Пучеглазый, хотели сделать игровой салон. А пока мы тут подбирали ненужные доски, чтобы закинуть в печку.

Почтальон поднялся наверх и передал письмо Ремзие. Та, несмотря на то, что прочитала свое имя на конверте, очень удивленно спросила:

— Мне письмо?

Письма нам приходили очень редко, а Ремзие вообще никогда. Нам всем стало любопытно, однако Ремзие никак не открывала письмо. А ведь так легко разорвать конверт и удовлетворить всеобщее любопытство. Но она все смотрела с сомнением на письмо.

— Что это за безразличие?.. Я умираю от любопытства, — сказала Макбуле.

Ремзие с тем же видом спросила:

— Что это может быть?

Потом сделала вид, что кладет его в карман, а затем снова вынула.

Я понимал, что она чего-то ждет. Когда все отвлеклись, Ремзие потихоньку разорвала конверт. Создавалось впечатление, будто она не хочет разочароваться и поэтому тянет…

Я наблюдал за ней. Наконец Ремзие вскрыла конверт, пробежала глазами письмо, смяла его, сделав жест, будто хочет бросить его в печь.

Я вспомнил случай из детства. Пределом моих мечтаний тогда был трехколесный велосипед. Мне сделали сюрприз: купив его, поставили перед нашей дверью. Когда появляется то, о чем так долго мечтаешь, просто не можешь сразу это осознать. Помню, как долго смотрел на него с волнением. Все были поражены, и что-то говорили. А я все твердил: «Нет, нет, это не может быть моим велосипедом!» Я думаю, что Ремзие чувствовала сейчас то же самое. Она долго ждала это письмо, и теперь ей не верилось, что оно у нее в руках.

Она прочла несколько строк, потом опять скомкала бумагу. Она сама себе улыбалась. Я видел, как лицо ее вспыхнуло, а после заметил, что улыбка на лице исчезла и она стала оглядываться. Наши глаза встретились. Она приблизилась ко мне. Я понимал, что ее переполняли чувства.

— Не догадываетесь от кого? — спросила она.

— Ремзие, я уже давно это понял. И даже рад за тебя, — ответил я.

Я отошел от нее, надев на лицо бесстрастную маску, чтобы никто уже не смог ее с меня стянуть.

Немного погодя она зашла ко мне в комнату.

— Письмо от него. Он узнал, где я. Говорит, что все бросает и едет, чтобы повидаться со мной.

— Как ты думаешь, Ремзие, что будет? — спросил я.

— Да ничего не будет. Пусть едет. Что он думает, что так легко меня найти?!

— Конечно, легко, — парирую я.

— На сцене — возможно. Но не иначе.

— Ремзие, давай не будем играть. Вам обязательно надо повидаться. Ты же знаешь, я говорю тебе это как старший брат.

— Мы не сможем договориться.

— Не надо тебе убегать от него. Все очень серьезно. Оставь свои капризы. Поговори с ним.

Ремзие заупрямилась, как я в детстве с велосипедом.

— Нет, нет. Вы не понимаете.

В коридоре послышался напев. Макбуле вошла без стука. Она знала, о чем мы говорили, и все равно спросила:

— По-моему, у вас секреты?

— Если знаешь, зачем помешала, — ответил я.

— Могу и уйти, — бросила она.

— Давайте скажем ей, о чем мы говорили. Неудобно как-то, — произнесла Ремзие.

— А что скрывать?

Ремзие вкратце все пересказала Макбуле.

— Если хотите, прочитайте сами, — закончила она и протянула письмо.

Макбуле поднесла письмо к лампе и начала читать.

— Он влюблен в тебя. Да он просто сгорает от любви. Забрать тебя хочет.

Ремзие выпрямилась и твердо произнесла:

— Посмотрим еще. Я ему не игрушка.

— Вот дурочка! Причем тут игрушка! Вы любите друг друга. Это любовь! Да еще какая!

Ходжа, Макбуле, Пучеглазый и я долго все обсуждали. Потом мы позвали Ремзие.

— Завтра вечером мы приглашены к Масуме на ужин. Конечно, ты тоже должна быть там, — сказал ей ходжа.

Она испуганно спросила:

— А почему вы меня по-особенному предупреждаете. Я что, не так себя вела при зяте?

Мы увидели, что ходже не справиться.

— Нет, Ремзие. Просто ты обязательно должна быть там. Можно даже сказать, что ужин специально для тебя.

Мы все наигранно засмеялись.

— Специально для меня? — переспросила она.

Тут Макбуле не выдержала:

— Ну что вы мямлите? Придется уж мне сказать. Лапочка ты моя, на ужине будет твой. Потому.

Ремзие взволнованно вскочила:

— Имеет право. Тогда я не пойду.

Я понял, что ее невозможно будет переубедить. Однако, полагаясь на свой опыт, все-таки пытаюсь, в последний раз.

— Ремзие, тебе нужно быть с нами.

Она всегда была покорна, но в этот раз стала сопротивляться.

— Это очень личный вопрос.

— Знаешь, это последний вечер труппы «Нового театра». Два года назад мы уже распадались, и тогда же на станции все смогли собраться и заново создать труппу. Теперь все совсем по-другому. Надеяться больше не на что.

Ходжа устал и не хочет больше странствовать. Всему настает конец. На нашем последнем совещании мы о тебе только и говорили. Ты всегда слушалась меня и была мне настоящей сестрой.

На глазах у всех выступили слезы.

— Девочка, ты заставила меня переживать, — сказал ходжа и потом продолжил: — Парень любит тебя. Из-за тебя до этих краев добрался. Ты должна встретиться с ним хотя бы раз.

Наконец Макбуле тоже высказалась:

— Ну и что, что обидел! Главное, любит. Если бы не любил, зачем бы ехал сюда? Невзирая на снег и ненастье, отправился в путь за тобой.

Я снова вмешался:

— Ремзие, встреться с ним. Ведь ты сама мне про него рассказывала. Не думаю, что ты сама себе не веришь.

Эти слова больше всего подействовали на нее.

— Да, вы правы. Я пойду с вами и встречусь с ним.

Я взял ее за руки и сказал:

— Вы договоритесь. А на обратном пути, возможно, мы заедем к тебе.

Однако некуда больше было ехать. Теперь с тоской мы держали путь обратно в те места, откуда, как от пожара, когда-то убегали.

Идущий рядом ходжа, плача, говорил:

— Каков век — таков и человек. Жизнь — это опыт. А прожить жизнь — значит познать мир.