Последний сон ее смертной души

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Я проглотила остатки круассана, Кен вывел меня из кафе. Как только мы вышли, сойки завопили и полетели к дому Элизы. Мы возвращались к ней вдвое дольше. Субару Джорджа и Генри стояла перед бунгало. Генри высунул голову в окно.

— Кваскви сказал, вас нужно отвезти в отель, чтобы вы переоделись.

— Нет, — резко сказал Кен. Генри помрачнел.

— То есть «нет, спасибо», — сказала я. — Мы вызовем такси. Ничего личного. Но будет безопаснее, если вы не будете знать, где мы остановились.

— Мы можем хотя бы забрать тебя к Кваскви? — спросил Генри у Пон-сумы. Тот кивнул, и Генри взбодрился.

Мы с Кеном помахали Пон-суме, он сел в машину. Мы постучали в дверь Элизы.

Ответил Кваскви:

— Где Пон-сума?

— Генри и Джордж повезли его к тебе, — сказала я. Кваскви оглянулся через плечо на Чета, посмотрел на меня.

— Это хорошо. Нужно многое обсудить до костра Дзунуквы. Твой отец в безопасности на ночь? Мне послать к нему стражей?

Я задумалась. Нападавшие выбирали жертв тщательно, выжидали, пока те окажутся одни. Папа был в больнице, где работала медсестра Дженни. Там были другие медсестры и комнаты. Всю ночь там были работники. Я не думала, что враги хотели вовлекать так много людей. Папа был в большей безопасности, чем я в доме Элизы. И только мы с Марлин знали, где он. Предосторожность, как то, что Кен скрыл от Кваскви наш отель, теперь казалась не бредом, а необходимостью.

Тревога была холодом на моем плече. Мог знать Пит. И у него были интересные татуировки.

— Я не уверена, — я вытащила телефон. Кваскви сжал губы. Я игнорировала его нетерпеливость, открыла сайт Южного центра прав бедных. Внизу была ссылка на символы ненависти.

Три пересекающихся треугольника были там, а еще крест из стрел. Я нашла и черную 14 на странице. Это было отсылкой к слогану: «Мы должны обеспечить существование нашего народа и будущего белых детей»[1].

От этого в голове всплыли черно-белые зернистые фотографии черноволосых детей, глядящих из-за колючей проволоки. Мама возила меня и Марлин в исторический музей в Орегоне в средней школе, хоть папа возмущался, что с ним это не было никак связано. Мне пришлось несколько часов читать информацию на выставке про лагерь в пустыне Айдахо, где многих орегонцев держали в плену. Когда в новостях были неонацисты, в голову приходили не горящие кресты, а лагеря. Как быстро и легко США назвали один народ злым, при этом получив славу за борьбу с немцами.

Глубокий страх появился во мне, белые неонацисты в Портлэнде могли держать своих белых дочерей подальше от темнокожих и азиатов ради новой цели: убедиться, что будущее человечества и их детей не окажется связанным с Иными.

Но мрачный Кваскви, который встретил нас в Замке ведьмы и гостиной Элизы, не отреагирует хорошо на мои подозрения, что парень Марлин был связан с ними. А если он бросится туда сразу же? Я не собиралась подвергать Марлин опасности из-за своей тревоги.

Мы с Кеном могли немного разведать перед костром и сообщить Кваскви ночью, если Пит был замешан.

— Да, — ответила я нетерпеливому Кваскви. — Пока что он в безопасности, но к костру точно не придет.

Элиза напряженно подошла к нам.

— Тогда до вечера, она толкала дверь, готовая выпустить нас.

— Тебе разве можно вставать? — Кваскви плечом открыл дверь шире.

— Мне нужно было, чтобы плечо вставили на место, и немного магии Чета, — Элиза мрачно улыбнулась и улыбка не задела ее глаза. — Ты знаешь, как это сильно, так ведь?

Кваскви посмотрел в сторону и вниз. Он смутился. Потому что Элиза намекала, что они с Четом когда-то были парой? Я надеялась ради Пон-сумы, что это было в далеком прошлом. А если это было теперь? Не мое дело. Но Элизе нравилась тревога, которую она вызвала.

— Знаешь Бротон Блафф? Просто направляйтесь по указателям к зоне отдыха Льюиса и Кларка, а потом прямо по дороге вдоль реки Сэнди. Там будет огражденная парковая зона, но туда не заезжайте. Парк официально закрывается в шесть, так что дождитесь Генри и Джорджа. Они покажут путь.

Я кивнула, хотела, чтобы мы ушли, не меньше Элизы. Кваскви разглядывал мое лицо, его глаза потемнели от сильных эмоций. Он прижал ладонь к своему сердцу, а потом ткнул меня тремя напряженными пальцами между ключиц.

— Ты в долгу, баку. Но между нами не только долг. Ты увидишь вечером у костра, как бывает, когда тебя полностью принимают Иные Портлэнда.

Мое сердце колотилось от слов Кваскви. Но, пока я прогоняла тревоги из головы, я не могла толком ответить. Я попыталась изобразить серьезное лицо, пока прощалась, но Кваскви тревожно хмурился, закрывая дверь. Видимо, серьезный вид не получился.

Кен был у ждущего у поребрика такси, когда я спустилась с крыльца. Тот же парень в тюрбане. Он помахал мне.

— В «Хитман»?

— Да, прошу, — ответил Кен. Он сидел у дверцы, смотрел на пальцы, сжавшие колени, так, словно они были важнее всего в мире, при этом надо мной будто была туча.

— Мне нужно сказать…

— Дай объяснить…

Мы погрузились в напряженное ожидание.

— Давай ты, — сказал Кен.

Я переключилась на японский.

— Думаю, нам нужно встретиться с Марлин до костра. Помнишь, парня, открывшего ее дверь? Пит. У него были татуировки с символами ненависти.

Кен повернулся ко мне, его брови поползли вверх.

— Мы оставили Марлин с ним?

— Я не знала, что это было, пока не увидела схожие символы на парне во сне Элизы.

— Я так и думал, что ты что-то увидела. Почему не сказала Кваскви?

— Я не уверена. Во-первых, я не сразу поняла сон Элизы, все было странным и серым. А потом я переживала, что Кваскви отправит Братьев-медведей похитить Марлин ради безопасности, или что он решит забрать папу.

Кен опустил голову, сглотнув. Он заговорил ровным успокаивающим тоном, который я презирала из-за того, на что он намекал. Я не была в истерике.

— Я понимаю, что забота о семье важна, но Кваскви — Сиваш Тийе. Он заботится обо всех Иных Портлэнда, включая тебя. Включая Марлин.

Кен напал на меня своим мнением, но я не думала, что Кваскви так это видел.

— Знаю. Я не знаю, понятно? А если Пит просто неудачно сделал татуировки?

— Доверяй своим инстинктам, Кои. Совпадений слишком много, — Кен дал указания водителю ехать к дому Марлин.

— Что ты хотел сказать?

Глаза Кена почти закрылись. Он повернулся к окну, смотрел на башни за мостом. Вершины высоких зданий и округа начинали загораться, пока вечер сгущался.

— Ничего, что важнее Марлин.