Последний сон ее смертной души

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

У стола медсестры Марлин проверила, что никто не интересовался папой. Она получила обещание, что его присутствие тут скроют. Только медсестра Дженни, Марлин и я могли проходить к нему. Наше такси ждало у входных дверей, когда мы вышли из центра. Мы сели в машину и попросили водителя отвести нас к зоне отдыха Льюиса и Кларка.

Водитель кивнул и поехал по шоссе.

— Вот, — сказала Марлин, поднимая салфетку и подводку для глаз, — я поправлю твою лицо.

Я сказала Марлин, что папа был в порядке, и что он рассказал мне немного об управлении снами. Я объяснила, что он был поврежден во время освобождения Черной Жемчужины. Это потребовало объяснения о Совете Японии и о том, как они пленили древнего дракона в Аомори после Второй мировой войны. Она слушала, поджав губы, задавала вопросы, в основном, про Пон-суму и мятежников-хафу из Зеркала. Мачеха Кена, Мидори, жена главы Восьмерного зеркала, была обычной на вид, медиком, и она могла все время заботиться о папе. Марлин усиленно размышляла.

— Она — хафу кицунэ как Кен? Но она не может делать безумные иллюзии?

— Ага, — сказала я. — И она не боялась спорить с Советом.

— Как я.

— Хм-м-м.

Мне было не по себе от Марлин, решившей с кем-то бороться, особенно с Советом. Я стала описывать Дзунукву и Братьев-медведей, чтобы она знала, кто был в Портлэнде.

— Они — хафу?

— Ах… Я не уверена. Элиза, например, хафу кобольд.

— Что такое кобольд?

Я указала на ее телефон.

— Погугли, — Марлин погрузилась в исследование мифов и существ, как в кроличью нору. Она прикусила губу, мило щурилась, глядя на экран, из-за близорукости, и остаток пути я ехала в тишине. Мы миновали аэропорт и пересекли реку Сэнди по шоссе у памятника вьетнамским ветеранам. Эта часть земли между рекой Сэнди и Колумбией была зеленой, будто очищала. Я смотрела на темнеющий розовый свет на вершинах деревьев, стараясь не думать о том, что кто-то там ненавидел меня за то, кем я была, так сильно, что убил Дзунукву, чтобы выманить меня. Как можно было получить такую жуткую ненависть? Было больно думать о таком, но я не могла прекратить. Я словно теребила ноющий зуб языком.

Мы миновали табличку парка.

— К входу? — спросил водитель.

— Да, пожалуйста. Можете проехать к парковке?

— Как скажете, мисс. Рад выполнить, — у него был британский акцент, который стал заметнее за время наших встреч. Почему-то от этого я доверяла ему еще сильнее.

Мы следовали по дороге вдоль деревьев до ограды. Двое мужчин стояли у милой спортивной машины, которую точно опознала бы Марлин. Мы остановились с хрустом гравия, и я поняла, что у меня все еще не было денег.

— Оканэ ару но? — спросила я у Марлин.

Она закатила глаза и полезла за кошельком. Она вытащила купюры.

— Есть. Как ты вообще выживала в Японии без меня? Серьезно.

— Моя визитка, — сказал водитель. — Моя смена заканчивается, но мой кузен Ааби сменит меня.

Марлин взяла визитку и заплатила, а я выпрыгнула из машины.

Кен оставил Пон-суму и пошел ко мне. Темнеющее небо бросало тени на его глаза, скрывало выражение его лица.

— Я еще не видел тебя… — он закрыл рот со щелчком. — Твои волосы красивые.

— С приветствием у тебя не очень, — он был в черной футболке и блейзере, а еще в искусно изорванных джинсах. Но я не хотела делать ему комплимент.

Кен склонился, ноздри раздувались.

— Не наказывай меня за скрытие чувств. Я стараюсь не давить на тебя, Кои, — тихо сказал он, и каждое слово обжигало мою щеку. — Сейчас не время для моих признаний в том, как сильно я хочу погладить нежный вельвет под этой курткой. Или сказать, как красивы твои темные глаза в свете луны, лишающие меня дыхания.

Я лишилась дара речи. Жар мерцал на моих щеках. Жизнь не готовила меня к японским демонам с красивыми фразами.

— Не время, — пролепетала я.

Кен отодвинулся. Ему явно понравилась моя реакция на его слова, но он сжалился и сменил тему:

— Ты взяла Марлин?

— Она настояла.

Он скрестил руки на груди, вдохнул сквозь зубы, как делал папа, когда я упрашивала его купить мне машину, когда была младше.

— Это будет тяжело для нее.

— Да. Но она часть этого. Как Мидори и Элиза.

— Хм, — сказал Кен. — Не совсем.

— Джордж и Генри в порядке?

— Кваскви забрал их в медицинский центр.

— Не к Чету? Иные ходят в больницы? Их кровь не кажется странной на анализах?

Кен приподнял бровь.

«О, да. Я всю жизнь проходила анализы крови. И флюорографию. Глупый вопрос».

— Похоже, Кваскви не хотел впутывать в это Чета.

«О, нет. Очко у Пон-сумы».

— Но они в порядке?

— Швы и пара переломов. У Джорджа крепкая голова.

— Там… было еще послание?

— Нет, — сказал Кен. — Думаю, атака не была так спланирована, как остальные.

Марлин подошла ко мне. Она кивнула Кену.

— Пора идти, — сказал Пон-сума. Он собрал свои длинные волосы в низкий мужской пучок на затылке. Он был в черных хакама и мужском кимоно с гербом, вышитым золотыми нитями на левой стороне. Я не могла разобрать, что там было, в тенях, но меня радовало, что Пон-сума нарядился.

— Это «Karmann Ghia»? Да? С откидным верхом? — сказала Марлин, Пон-сума открыл для нее пассажирскую дверь.

— 1974.

— Мило, — Марлин щебетала о машинах, пока Пон-сума кивал и сухо отвечал в своем стиле.

Мы с Кеном втиснулись на заднем сидении.

— Готова к этому? Кваскви явно собирается всем тебя показывать.

— Не готова. Но настроена решительно.

Кен похлопал меня по колену. Он вытащил из внутреннего кармана блейзера черные шелковые перчатки.

— Сегодня придется встретить много Иных, — сказал он. — Это Америка. Если в Японии можно было бы обойтись поклонами, то тут…

Грудь сдавило, крюк, оставшийся там после клятвы Кена, тянул меня ближе к нему.

— Это самое заботливое… — я не смогла закончить. Я почти призналась, какой одинокой была моя жизнь до Кена, до встречи с Иными. — Это очень мило, — я взяла перчатку, шелк был нежным и прохладным, как лунный свет в моих руках.

— Достаточно мило для поцелуя?

— Не перегибай, — я сняла куртку, чтобы надеть перчатки. Они доставали мне до локтей, сидели как влитые. Отлично подходили к этому наряду. И не было чудаковато.

Пон-сума проехал по тропе, скрытой за резким поворотом дороги. Мы подпрыгивали на ухабах, огибали камни, пока фары не озарили вперед каменную стену. Бротон Блафф. Или их часть. Я не знала, были ли мы еще в парке.

— Отсюда пешком, — сказал Пон-сума. Он выключил двигатель под ветвями деревьев. Камни скрывали луну, и нас окутала чернильная тьма. Пон-сума бросил Кену фонарь, и парни озарили им другую ограду. На ней были большие знаки, запрещающие проход, и врата, запертые тремя большими замками.

Кен загремел замками. А потом с улыбкой потянулся к петлям и легко открыл врата прикосновением.

— Сюда, — сказал он, фонарем направлял нас по тропе между высоким камнем с одной стороны и булыжниками с кривыми деревьями с другой. Мои сексуальные сапоги заставляли смотреть на дорогу, чтобы не сломать лодыжку о корень или камни.

После десяти минут мои ноги горели от подъема, и я жалела, что так нарядилась в отеле. Я страдала без своих привычных ботинок.

Марлин постучала меня по плечу.

— Смотри, — она указала на красную точку света под нависающим камнем.

— Охрана, — сказал Пон-сума.

— Никто не пройдет сюда без ведома Кваскви, — Кен взял камень и бросил его в ближайшее дерево. И тишину тут же нарушили злые вопли птиц. Две сойки поднялись с дерева, быстро хлопая крыльями, и бросились к голове Кена. Он стоял как статуя, а сойки пропали во тьме.

Марлин выдохнула.

— Это… говоришь… Кваскви управляет птицами?

— Или видит их глазами, — сказала я.

Кен снова повел нас. Марлин подталкивала меня, пока мы взбирались на камень. Наконец, путь стал ровным и широким, под ветвями деревьев. Каждый шаг вызывал свежий запах хвои.

Я не знала, чего ожидала. Мутные силуэты людей в средневековых нарядах друидов, колдующие кругом, пока существа из сказок Гримм пьют эль из кружек. Такое я представляла, думая о костре Кваскви. Но я вышла из леса на поляну, окруженную соснами с трех сторон и обрывом, за которым было видно реку Сэнди, сияющую в свете миллионов звезд под ночным небом. Луна была полной, большой, озаряла треугольник горы Худ сзади. Я скривилась от своей наивности.

Все было куда проще, чем я представляла, но оставалось фантастическим.

Там был каменный алтарь с хворостом и белой палаткой. Два десятка силуэтов, наряды которых разнились от деловых костюмов до цыганских юбок, без странных волос или когтей, бродили вокруг под волшебным светом из палатки. У них были стаканы с напитками разного цвета. Еще десяток был у раскладного стола, передавали деньги даме в черном, но с белым фартуком. В дальнем конце стола была стойка, на которой сидела большая сойка, смотрела на всех гостей внимательным глазом.

Тревога трепетала во мне. Платье было глупой идеей. Я выглядела, наверное, как кукла, наряженная ребенком, и рукава куртки были мне тесноваты. Вокруг было столько народу. И все были чужаками.

— Дыши и улыбайся, — прозвучал голос Марлин возле моего уха. Она сжала мой локоть и повела меня к столу. Пон-сума и Кен поклонились и представились на английском леди в черном. Она подняла голову, вздрогнула и быстро посмотрела за плечо Кена на крупного мужчину, сторожащего палатку.

Вдруг гул разговоров вокруг сменился шепотом, похожим на тихие волны. Все смотрели на нас. Некоторые отмечали Кена, другие — Пон-сума и его пучок волос, но все равно все доходили до нас с Марлин.

— Они пялятся, — сказала я, голос стал выше обычного. Мои губы замерзали.

— Глаза не могут ранить, — сказала Марлин и исправилась. — По крайней мере, человеческие. Но у Иных же нет глаз с лазерами?

Что-то двигалось в небе, закрыло красивый свет звезд над нами. Сойка на деревянном насесте защебетала, тряхнула крыльями. И вдруг остальные звуки вокруг пропали — даже сверчки замолкли. В зловещей тишине сойки спускались потоком. Они двигались быстро размытым потоком, черные перья блестели. Сойки отлетали по одной к вершинам деревьев, их щебет разбивал хрупкую тишину на осколки. Мужчина появился, когда улетели последние. Кваскви, конечно.

Пон-сума охнул, и я тоже подавила вопль. Этот величавый Кваскви был лишен тех шуточек и веселого поведения, которые обычно были при нем. Или это была еще одна маска? В любом случае, этот Кваскви был великолепен. Его волосы были сотканы из чернейшей ночи, ниспадали, блестя, на его спину. Большие серебряные кольца украшали его уши, бриллиантовая серьга сияла в левой ноздре. Белая рубашка была открыта до пупка, показывая сияющую точеную грудь, над коричневыми узкими кожаными штанами.

Но меня потряс венец из орлиных перьев. Столько перьев. Я знала достаточно, полазив по Гуглу, когда впервые встретила Кваскви. Каждое перо означало важное дело или достижение. Перья были переплетены с сухожилиями зверей, украшены бусинами, ниспадали на его спину до земли. Это должно было выглядеть нахально или манерно, но Кваскви носил венец уверенно и легко, рожденный для этой роли. И он разглядывал свой королевство.

А потом широко улыбнулся в своем стиле, вытянул руки в стороны, кланяясь, как из исторического фильма.

— Портлэнд приветствует вас, — сказал он, нарушая тишину. — Совет почитает Иных Портлэнда, а мы провожаем сегодня в последний путь Дзунукву Ассу-квил-тач, — я никогда не слышала до этого полное имя Дзунуквы, ведь Иные осторожничали из-за силы их имен. Это явно менялось со смертью.

Все подходили ближе, оставив палатку пустой, лишь крупный охранник еще стоял там. Кваскви устроил политический спектакль, я ожидала такой ход, но все равно нервничала и злилась. Скулы Кена стали острее, он занял боевую стойку, так что было видно, что и ему не по себе. Пон-сума медленно кивнул. Кен прошел вперед.

— Я — Кен Фудживара, — сказал он, кланяясь собравшимся. — До недавних времен был в Совете, но уже не подчиняюсь им.

По толпе пролетели шепот и оханья. Крупный парень и леди за столом были потрясены. Они не стали ворчать, напрягаться. Наверное, знали имя Кена как убийцы Совета, Вестника. Вестника Смерти.

Кен прошел туда, где стояли мы с Марлин. Он опустился на колено.

Я ошеломленно смотрела на него.

— Теперь я дал клятву баку Хераи Кои.

Зараза. Он хотя бы не назвал мое полное имя, как сделал при Совете, но все еще втянул меня в свой спектакль.

Кваскви хмуро смотрел на Кена, словно он забрал еду с его тарелки. Ему не нравилось, что его обогнали?

— Она от Совета? — услышала я вопль леди за столом. Она отпрянула, когда поняла, что я заметила ее слова, словно думала, что я стану Халком и брошусь к ее горлу. Моя связь с Советом вызвала такую реакцию, или то, что я — баку?

Кваскви улыбнулся еще шире, напоминал лошадь. Он прошел, подражая хищной походке Кена, чтобы закончить наше представление. Он встал между нами, опустил одну ладонь на мое плечо, другую — на плечо Кена.

— Продолжайте, — прошипел он, не двигая губами. А потом громким голосом объявил. — Кои присоединяется сегодня к нам как хафу, защищаемый член общества Иных Портлэнда.

— Что ты сделал? — я не шептала.

— Дал тебе свою защиту, — сказал Кваскви.

— Отделил тебя от Совета, — сухо добавил Пон-сума.

— Привязал тебя долгом и семейными узами к решению дела с убийством, — сказал Кен. Волоски встали дыбом на моих руках и шее от грозного хрипа в его голосе.

— И Марлин, — сказала я Кваскви. Что бы ни значило стать частью общества Портлэнда, какую бы защиту они ни давали, я хотела этого для своей сестры.

Ноздри Кваскви широко раздувались, только это показывало, что это шло не по его плану.

— Уверена? Это потом так просто не отменишь.

— Да, — сказала Марлин. — Я на это не соглашалась.

— Технически, я тоже, — сказала я. — Но я не буду делать это без тебя. Ты — хафу, как я.

Широкая улыбка затронула глаза Кваскви, в уголках появились морщинки. Две Хераи и бывший Вестник присоединились к обществу Портлэнда за одну ночь, когда папа так долго отказывал им. Это было переворотом.

— И ее сестру Хераи Марлин, — прогудел его голос.

Все вокруг нас были потрясены новостями, как я. Никто не знал, радоваться или убегать с криками. Кваскви кивнул в сторону крупного мужчины, и он начал медленно хлопать, звук заставил остальных подхватить волну аплодисментов. Леди за столом прокричала: «Добро пожаловать», — и вернулась на свое место, чтобы все шли в палатку, угощались и болтали. Кваскви повел нас к столу. Кен пошел следом, отряхнув колено.

— Представляю Хераи Кои, — сказал Кваскви леди за столом. — Это Маригольд Фишер.

Маригольд записала мое имя на стикере и передала его. Я подавила фырканье. Словно кто-то мог забыть, кто я и какая.

— Ты не такая, как я ожидала, — сказала она. — Элиза описывала тебя не такой… яркой.

«Ясное дело», — особенно когда Элиза следила за мной в колледже до того, как я узнала, кем была. До Кена. До снов драконов. Я выпрямилась.

— Где ваша дочь? — сказал Кваскви. — Она нужна мне как свидетель.

Дочь. Это была мама Элизы. Человек или Кобольд? Я присмотрелась сильнее, чем было вежливо. Ее темно-каштановые волосы сияли местами серебряными прядями, были собраны в строгий пучок. Ее решительный подбородок был чуть приподнят, а глаза были ярко-синими, как у Элизы. Я плохо умела отличать Иных от людей. Я не знала. Маригольд потянулась к моей руке, ее не остановило то, что я вздрогнула. Перчатки Кена позволили ей обхватить мою ладонь, окутать теплом — ощущение было новым.

— Ты поможешь найти гадов, сделавших это с моей Элизой?

Я хотела ответить на яростную любовь в этих глазах. Дзунуква, Джордж, Генри и Элиза. Они были теперь семьей. Кваскви знал, как сильно на меня повлияет то, что я стала частью Иных Портлэнда. Если он попросил бы меня сейчас забрать фрагмент у человека, типа Брайана, я бы не смогла отказать.

«Питу и его Нордваст Уффхейм лучше бояться».

Это ощущение, что вокруг было мое племя, и мою руку держал тот, кто принимал меня, хоть я их была странной, было тем, что я давно хотела. Кваскви меня понял.

— Да, — твердо сказала я. Кен рядом со мной цокнул языком. Марлин ерзала, ей было не по себе из-за связи с Питом и атаками. — Я помогу Кваскви, — я могла не только дать ему имя Пита и рассказать о татуировках, особенно, если Джордж или Генри видели что-то полезное, например, номер машины. Или если я снова схвачу Пита.

— Спасибо, — сказала Маригольд. Она поприветствовала Марлин, так же сжав ее руку, но величаво кивнула Пон-суме и Кену. — Идемте в палатку, — она помахала идти за ней. — Кваскви нужно представить тебя остальным, — она пронзила Кваскви взглядом. — Я приведу Элизу, когда она доберется сюда, но не утомляй ее. Она еще восстанавливается.

И мы оказались в палатке, меня представляли каждому, их лица и имена смешались в моей голове. Я не успевала запоминать. Пять минут представлений, и мои губы болели от улыбки. Я в панике взглянула на Марлин.

Она подвинулась ближе и вежливо говорила со всеми. Кваскви задумчиво посмотрел на нее, словно не понимал до этого, какой полезной она могла быть. Он вернул взгляд ко мне, Пон-сума и Кен были окружены теми, кто хотел узнать лучше ребят из Совета. Все спрашивали меня о папе или Кене. Их репутации соревновались между собой безумными историями. Почти все Иные знали, что папа жил тут, но они с Кваскви договорились, чтобы семью баку не трогали, и никто не знал, на что были способны мы с Марлин.

— Хватило? — Кваскви подошел и обнял меня одной рукой, перья его венца щекотали мою щеку и глаза.

— Она скоро взорвется, — сказала Марлин.

— Еще один, — Кваскви поднял руку. — Чтобы не потерять Кои от взрыва.

Крупный мужчина оставил место стража и подошел к нам. Его длинная борода шуршала о коричневую куртку. Он протянул волосатую руку, и моя ладонь смотрелась маленькой в этом рукопожатии, но он был осторожным и нежным, словно моя рука была птенцом.

— Я — Колыма, — сказал он гулким голосом.

— Ему нужно запомнить твой запах, — сказал спокойно Кваскви, словно это не нужно было объяснять.

— Кто ты? — вопрос вырвался раньше, чем мой перегруженный фильтр успел включиться. Кен говорил, что было грубо так спрашивать, но все знали, кем была я. Было не честно, что я осталась в неведении.

Колыма не был против.

— Я — Брат-медведь, — как Генри и Джордж.

Что-то горькое попало мне в горло. Ногти впились в ладони.

— Брат-медведь — название вида Иных, как кицунэ, вороны или кобольды, — сказал Кваскви. — Мы — семья, но Джордж и Генри — Кваквакавакв, а Колыма — Одул. Из Сибири.

Это не помогло мне прогнать стыд из-за того, что на его братьев напали из-за того, что неонацисты искали меня.

— Ладно, хватит, — сказал Кваскви тем, кто подходил к нам. — У нас есть дела.

Буря эмоций улеглась, и все стали выходить из палатки, Кваскви вел их. Кто-то постучал меня по плечу.

Еще один Брат-медведь, шрамы были на его голове, синяки под глазами, а рука была перевязана. Он грустно стоял в стороне. Я посмотрела в больше черные глаза, где почти не было видно белков. Джордж. Это был Джордж.

Кваскви замер, тревожно хмурясь.

— Не лучшее время, чтобы сказать ей.

— Что сказать?

Кваскви вздохнул и скрестил руки на груди, готовясь.

— Генри получил внутренние раны.

— Генри? Но он же в порядке? Да?

Джордж покачал головой, прижал кулак к сердцу и ударил пару раз. Его плечи дрожали без звука. Слеза покатилась из левого глаза по щеке к носу и осталась блестеть там.

Генри мертв? Я не могла это осознать. Разум отказывался понимать, что я уже не проедусь в Субару, игнорируя его болтовню, не услышу его бодрый голос. Кто теперь будет говорить за Джорджа?

Кен объяснял Марлин Братьев-медведей, но меня охватило непривычное желание обвить Джорджа руками, словно это могло утешить. Словно это могло загладить вину за то, что я не помогла еще тогда, в Замке ведьмы. Кислое сожаление подступило к моему горлу.

— Мне очень жаль, Джордж. Мне жаль.

Джордж отклонил голову, сжал пальцы как когти и взревел.