Последний сон ее смертной души

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Кен повел Марлин в спальню, вернулся, проверил пульс Пита и связал руки парня веревкой со штор, немного перегнув. Он посмотрел на меня на полу. Я все еще тяжело дышала, щурясь от мигрени, расцветающей в голове.

— Я не хотела. Нет.

Кен опустился на корточки.

— Дайджобу, Кои-чан. Дайджобу.

Хорошо? Нет, все было не дайджобу. Марлин видела меня. Видела, как я вырывала фрагменты из Пита, как монстр. Я больше не буду дайджобу.

— Пит — человек, — сказала я. — Он — человек.

— Что ты ожидала, когда подозрения подтвердились? Он напал на Марлин. Разве ты могла поступить иначе?

— Не убивать его?

— Он не мертв, — сказал Кен с ноткой злости. Он встал и прошел на кухню. Я услышала, как открылся и закрылся холодильник, а потом прижал лед в полотенце к моему лбу, устроив райскую прохладу. — Твоей сестре нужно провести минуту у зеркала в ванной, чтобы увидеть жуткие синяки на ее горле, чтобы понять, зачем ты это сделала.

Я глубоко вдохнула.

— Если бы я не бросилась, как дикий пес, ты бы сделал это мягче?

Кен провел костяшками по моей щеке. Там все еще саднило от его сильной хватки — он сделал это, чтобы не дать мне стать убийцей. Его нежное прикосновение не длилось долго, фрагмент я не забрала. Это был жест доверия. Дыхание, которое я задерживала, вылетело из меня с шумом. Я боялась, но хотела поцеловать его, затеряться в нем, в его тепле и принятии. Было ли это ужасной идеей?

Пит застонал и попытался перевернуться и сесть.

— Стой, — сказал Кен на английском.

Пит отпрянул с ревом, а потом вскинул голову, и комок слюны прилетел на щеку Кена. Мой рассудительный кицунэ вытер ее рукавом.

— Ты человек и слабый, — сказал сухо Кен. — Ты понимаешь, что мы — нет.

— Чертов узкоглазый фейри!

Марлин вышла из ванной, когда Пит закричал. Она проковыляла к креслу, опустилась в него, ее лицо было бледным, она сжимала губы так, словно сдерживала рвоту. Пит даже не взглянул на нее, продолжил оскорблять меня и Кена.

Я отвела взгляд, щеки пылали.

— Заставь его замолчать, прошу.

Кен поднялся, прошел на кухню и вернулся с тонким ножом для разделки. Марлин серьезно относилась к готовке, и нож был острым, как бритва. Кен поднес его под нос Пита.

— Заткнись.

Пит так испугался, что замолк посреди ругательства. Он облизнул губы, дико озирался, грудь вздымалась.

— Я этого не боюсь.

Кен вздохнул и опустил нож на пол вне досягаемости Пита. Он посмотрел на нож, потом на Пита, бросая вызов. Пит опустился на пол.

— Я ничего вам не расскажу. Мы или вы. Кровь и земля.

Марлин охнула. Она склонилась вперед.

— Это слоган нацистов. Но… но… ты…

Пит мрачно поджал губы, потом оскалился.

— Не шавка.

Марлин охнула. Она сморгнула слезы с глаз.

— Зачем? Как ты мог быть со мной?

— Данные и немного веселья. Тебе нравился мой большой и толстый…

Марлин бросилась и ударила его ладонью по губам.

Пит рассмеялся.

В тот миг я ненавидела его больше всего на Земле за то, как Марлин сжалась на коленях перед ним. Я потянулась к ножу.

— Позволь мне разобраться, — сказал Кен.

Я опустила нож на пол.

— Он — грязь, — я подвинулась к Марлин.

— Зато я человек, — сказал Пит. — И твоя сестра любила мой грязный член.

Марлин остановила меня ладонью.

— Назад. Я еще не готова общаться с тобой.

— Язык, — сказал Кен Питу. — Теперь я задам тебе пару вопросов, и ты ответишь, не расстраивая Марлин и Кои.

Пит рассмеялся.

— Я тебя не боюсь. Даже мерзкие фейри кровоточат. Это я узнал в Хижине ведьмы.

Он посмотрел на меня, улыбаясь широко, но бледно-голубые глаза оставались холодными и пустыми.

— Весь мир — сон, — сказал он едким и понимающим тоном, — и смерть — толкователь, — о, теперь я не могла отрицать, что цитаты были направлены на меня. Он знал, кто я.

Кен стал хищным. Глаза стали черными щелками, острые скулы могли порезать. Он сжал пальцы как когти. Ногти в полтора дюйма бежевого цвета отросли на его пальцах. Я видела его лишь раз таким, когда Мангасар Хайк, профессор-психопат, угрожал моей жизни. Я не знала, было это настоящим, или это была иллюзия кицунэ, но когти пугали. В комнате сестры словно был Росомаха, но только сексуальнее, потому что настоящий. Когда он был хищным, все мои обиды, предательство и гнев, которые я ощущала в Японии, пропадали, их разрывала на куски ярость Фудживары Кенноске, кицунэ, Вестника Совета. На моей стороне.

«Думай о маньяке на полу», — рявкнула Кои-борец, подавляя раздражение баку во мне, которому дали затхлые сны человека, когда недавно я пировала силой Юкико-сама, снежной женщины, и древней болью Черной Жемчужины.

Пока я приходила в себя, Кен выпрямился и прижал ладони к груди Пита. Ноздри гада раздувались.

— Что ты хочешь от баку? — спросил Кен.

— Баку? — пискнул Пит. Он задыхался.

Кен поднял указательный палец, словно играл на пианино, и ударил по плоти Пита сквозь серую футболку с длинными рукавами. Пит охнул. Хлопок тут же потемнел от крови.

«Настоящие когти. Не иллюзия».

— Что ты хочешь от пожирателя снов?

— Что ты собираешься сделать? — сказала сестра. — Ты не можешь… нет…

Кен поднял средний палец.

— Это поверхностная рана. Он убил Дзунукву и бросил ее для их жуткого веселья. Он заслужил куда худшего.

— Мерзкий фейри не сможет меня убить, даже если бы хотел. Я знаю ваши слабости, — сказал Пит.

— Ах, — сказал Кен, вонзив в грудь Пита средний палец. Появился еще один темный круг. Пит завизжал, побелел, его глаза закатились на миг. Кен ударил его ладонью по лицу, и его взгляд стал осмысленным. — Тут тебя информант подвел. Обо мне не рассказали? — лицо Кена было в сантиметре от Пита. Он улыбнулся, и стало видно острые клыки, ну хуже, чем у вампира. — Я особенный. Я — Вестник Смерти.

«Был Вестником Смерти», — Кен не упоминал, что покинул Совет два дня назад.

Марлин заскулила:

— Прошу, я не переживу этого. Он был мне близок.

Пит рассмеялся, как гиена.

Я обратилась к ней на диалекте Аомори, папином диалекте:

— Кен не убьет его. Это наш шанс получить ответы.

— Лжец. Отсоси.

Кен зарычал и поднял всю правую ладонь, вонзил все пять пальцев в грудь Пита. Он взвыл, его тело напряглось, как лук, выгнулось над полом. Он всхлипывал и задыхался.

— Ах, Кен? — я не знала, сказала ли Марлин правду. Кен разозлился серьезно.

— Кто тебе рассказал о пожирателе снов? — рычал Кен так, что волоски встали дыбом на моей шее.

Пит мотал головой. Ткань на груди пропиталась кровью. Он не хотел говорить. И я боялась того, на что мог пойти Кен, чтобы сломать его.

— Не надо, — сказала я. — Прошу.

Марлин вступилась:

— Мы не можем сдать его в полицию, как Мангасара Хайка?

Кен фыркнул.

— Полиция ничего не сделает. Дзунуква официально не существует, а Элиза не заявит о нападении. Мы отведем его к костру, — он отодвинулся и встряхнулся, как собака, вышедшая из реки. И кофта Пита вдруг стала мокрой только от нервного пота.

— Что за…? — глаза Пита расширились еще сильнее. Кен захрустел костяшками, жутких когтей не было видно.

«Все-таки иллюзия. И хорошая».

С каких пор Кен был так силен? Мой кицунэ растянулся на диване Марлин. Красные пятна появились на его щеках. Ладно, может, не так силен. Он явно устал.

Марлин смотрела на мужчин по очереди, явно хотела подойти к Питу, судя по дрожи ее нижней губы. Даже подонок-неонацист не мог убрать доброту моей сестры.

— Идем, Мару-чан, — сказала я сестре, потянув ее за локоть. — Кен тут разберется. Тебе нужно собрать сумку на ночь. Ты останешься с нами, пока Кваскви не разберется с друзьями Пита.

— Мне не нравится, как ты говоришь «разберется».

— Он — Нордваст Уффхейм. Они есть в списке нарушителей ФБР.

Я повела Марлин в спальню, строго посмотрев через плечо, надеясь, что Кен правильно понял приказ убрать Пита, пока моя сестра не сломалась. Когда это произошло в прошлый раз, она позвонила в полицию. Это добром не кончилось.

— Я дура, — сказала Марлин, сев на край идеально застеленной кровати. Я устроилась рядом с ней, обвила рукой ее плечи. Она вздрогнула. — Кто ты и что сделала с моей сестрой?

Я фальшиво рассмеялась.

— Да, все эти штуки Иных жуткие, но… для меня так лучше, знаешь? Я не так сильно боюсь того, какая я.

— Я тебя боюсь.

Я опустила руку.

— Я — все еще Кои.

— Знаю. Бакаяро, — японский эквивалент «тупой головы», так папа звал нас, когда возмущался без злости. — Что ты сделала с Питом?

Я посмотрела на ее лицо, пытаясь понять, хотела ли она ответы, или стоило сочинить мягкое объяснение, которому она поверит. Но я не хотела врать Марлин. Я уже не была королевой отрицания.

— Я забрала у него фрагмент сна и съела его.

Марлин сжала простыню, от этого сдвинулись подушки в изголовье. Она с дрожью прошептала:

— Не верится, что ты ответила мне.

— Ты настырная и властная, — сказала я и склонила голову. — У тебя плохой вкус в плане программ по телевизору и парней. «Воздействие»? Серьезно? Это только из открытого интереса.

Уголок рта Марлин приподнялся. Ее одержимость к шоу, снятым в Портлэнде, была моей любимой темой, чтобы поддразнить ее.

— Да, я смотрела в эти дни много «Гримма».

— Ты всегда была моим безопасным речным дном. Посреди проблем с Иными, снами, иллюзиями и драконами, как Улликеми, вы с папой были тем, к чему я возвращалась.

Марлин медленно дышала от шока. Я, королева отрицания, избегала таких разговоров как чумы. Она была моим якорем, и я сделала бы все, чтобы ее защитить. Защитить папу. Даже могла забирать фрагменты у подонков. Кои-параноик сказала:

«А если Кваскви попросит меня забрать фрагмент у невинного человека как Брайан, чтобы защитить Марлин? Где мораль?».

Я поежилась. Пока что мне не приходилось делать такой выбор.

— Ты — моя сестра, — сказала Марлин так, что это означало, что мы как-то разберемся с проблемой с Питом. Она печально улыбнулась мне. — Я просто хочу, — она сглотнула ком в горле, — чтобы мама была тут.

— Да, — сказала я, вспомнив день в больнице почти в конце, когда мама говорила, почему назвала меня Кои — для нее карп был сильным, долго живущим, выживающим. — Думаю, она знала.

— Наверное, — сказала Марлин. — Это же она вышла за папу, — она встала и прошла к шкафу, взяла цветочную сумку с верхней полки и стала открывать выдвижные ящики. Я покачала головой. Даже ее нижнее белье было аккуратно сложено. И по цвету. Через пару минут сумка была готова.

Ее грудь поднялась от тяжкого вдоха.

— Ладно, — сказал властный центр моего сердца. — Пора в бой.

— Любой мог поддаться соблазнению Пита, — мягко сказала я. — На то это и соблазнение.

— Ты не поддалась бы, — резко сказала она. — Кен — первый парень, прошедший мимо твоей защиты со времен гормонов старшей школы. Я всегда жалела тебя за то, что ты была одна. Но теперь я вижу, как заманчиво окружить сердце такой защитой.

— Все будет хорошо, — сказала я.

— Но сначала станет еще хуже.