Последний сон ее смертной души

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Он словно вылил ледяную воду мне на голову. Не Чет. Он был таким… милым, нормальным и ухоженным. Его можно было взять с собой на встречу с бабушкой и не переживать. Тогда Элиза. И хотя Кои-параноик была бы рада принять предательство Элизы, остальная я была в ужасе.

Как она так могла? Она была частью банды. Она прошла много всего с Кваскви и даже со мной. И разве на нее не напали?

Но часть меня отмечала, что это могли подстроить. Чтобы отогнать подозрения. Может, потому она не хотела, чтобы я лезла в ее сон с мужчиной в капюшоне.

Тысяча вопросов боролась, чтобы прозвучать, но я не могла их задать.

— Что теперь делать? — я не хотела сидеть на кухне Элизы с этими подозрениями, пытающимися оторвать кусочки моего сердца, будто пираньи.

— Мы выждем до темноты, — сказал Кен. Он пропал в коридоре, оставив меня и Пон-суму неловко поглядывать друг на друга. Пон-сума медленно покачал головой, сидя как статуя. Он часто выглядел отвлеченно, будто слушал какой-то очаровывающий саундтрек, который не слышал больше никто, но было ошибкой верить, что он не знал детали ситуации. В такие времена я завидовала его сдержанности. Сегодня его густые волнистые волосы были собраны в низкий растрепанный пучок. Оранжевая краска почти вся сменилась темно-серым, а на висках были белые пряди.

Я и с ним думала, что он моего возраста. Но он был капитаном японской оккупационной армии в Маньчжурии во Второй мировой войне, как мой папа. Кто знал, сколько ему было. Может, это и не важно. На Кваски это не влияло.

Но меня больше о, что папа скрывал от меня свою долгую жизнь, а не Кен.

— Грубо спрашивать, сколько лет Иному?

Пон-сума сосредоточенно посмотрел на меня.

— Да. Середина 1700-х.

— А?

— Я долго жил со своей матерью Хоркью Камуи. Для нас время течет по-другому. Я не знал своего отца. Когда я подрос и мог беспокоиться, его уже не было.

— Мне жаль.

— Шога наи, — Пон-сума пожал плечами. Ничего не поделать.

— Могу я задать еще один грубый вопрос?

Он пожал плечами.

— Ты прибыл в Портлэнд только ради Кваскви? — его щеки тут же покраснели. — Кен в этом плане похож. Мне интересно, не жалеешь ли ты, что оставил дом, семью и друзей ради шанса, что все сложится?

Пон-сума зашипел сквозь сжатые зубы и встал, будто хотел сунуть голову в холодильник. Видимо, это было слишком грубо даже для спокойного волка.

Кен вернулся на кухню, мрачно поджав губы. Я хотела бы отыскать смелость задать ему тот же вопрос, что и Пон-суме. Я не должна была сейчас думать об этом, потому что куда важнее были планы для наживки для врагов. Но я была королевой отрицания, мой разум закрывался от всего, что могло пойти этим вечером не так.

Я попыталась передать ему взглядом вопрос, заданный Пон-суме. Стоила ли я всего этого? Хватит ли беды с Нордваст Уффхейм, чтобы ему захотелось убежать? Или он останется?

Пока Пон-сума занялся нарезанием перца с чуть большей силой, чем требовалось, Кен опустился на колени перед моим стулом. Он нежно сжал мои колени. Выражение его лица смягчилось, было все еще мрачным, но с нежностью. Его густые ресницы опустились на глаза цвета эспрессо, а потом они стали полностью черными.

Он дал мне миг подготовиться, не скрывал свои намерения, взяв меня за руку. Его сон в лесу вспыхнул и пропал. Становилось все проще управлять фрагментами, когда я не спала. Даже сны Иных уже не были проблемой. Надежда, что он как-то понимал мои не озвученные вопросы охватила меня. Его губы, медленно прижавшиеся к моим костяшкам, а потом к моей ладони изнутри, а потом к моему запястью могли быть его ответом.

— Не бойся. Я буду защищать тебя всеми силами.

Тепло поднялось по моей руке к сердцу, и оно стало неприятно большим в груди. Он думал, что я боялась ту банду. Видимо, психической связи у нас не было.

Я вздохнула.

— Какой план у Кваскви?

— Мой план — то, что я устал ото всех и болен, — сказал Кваскви с порога. — Идите домой. Нам больше нечего обсуждать. Нужно посоветоваться с другими Иными, а потом нападать на Нордваст Уффхейм, раз пугливая баку не хочет помочь. Кои, тебе стоит покинуть Портлэнд на пару дней, — он говорил на английском и шевелил бровями, чтобы я поняла, что это все было игрой.

Кен встал.

— Почему бы тебе не отправиться пока в то кафе «Дождь и сияние», Кои? Мне нужно обсудить, что Кваскви предложит остальным Иным Портлэнда. Я скоро к тебе присоединюсь.

Кваскви подошел к плите и забрал кусочек блестящего баклажана с энергично шипящего вока Пон-сумы. Он закатил глаза с наслаждением и взял еще кусочек.

— Да, спасибо, что пришла. До встречи, — он помахал мне.

— И все? Только до встречи?

— Кои не должна идти одна, — сказал Кен.

— Пон-сума может отправиться с ней.

— Я пойду с ней, — сказал Чет с порога.

Кваскви нахмурился. Это было не по плану. Он не отправлял меня просто за кофе, но с Пон-сума мне было бы лучше, ведь оставался шанс, что Чет — предатель. Но если я возразила бы, это выглядело бы странно.

— Ладно, — бодро сказала я Чету. — Тогда идем. Я ужасно хочу лавандовый латте.

Он подставил локоть под углом, словно сопровождал меня на танец, и обвила его руку своей. Элизы не было видно, пока мы выходили из дома. Солнце было низко на небе, задевало крыши домов. Несколько машин двигались по улице, но прохожих не было — все готовили ужин дома. Я хотела бы сжаться в комок под маминым одеялом, есть папины баклажаны с мисо и перцем и смотреть «Воздействие» с Марлин.

Мы повернули за угол, синяя сойка громко крикнула с вершины электрического столба. Она улетела в зловеще облачное небо, маленький белый клочок упал на землю. Я склонилась и подняла его.

Это была записка.

«Устрой спор с Четом в кофейне. Выйди оттуда одна, разозлившись. Не переживай, мы тебя прикроем».

Вечно он использовал соек. Почему Кваскви не мог просто прислать СМС? У него был мой номер телефона.

— Что-то происходит, да? — сказал Чет, глядя на смятый листок в моем кулаке, словно знал, что так было.

Я пожала плечами. Потому я хотела пойти с Пон-сумой. Я не знала, как доверять Чету, если Кваскви не поведал ему настоящий план.

Он и мне не доверил детали плана.

— Разве у Кваскви не все время что-то происходит?

— Ага, — сказал Чет. В одном слове было полно сложных эмоций. — Это ты в точку попала.

Мы завернули за угол на торговую улицу, фонари включились с тихим гулом. Прохожих вдруг стало больше. Они все почему-то были блондинами с татуировками и шапками, низко надвинутыми на лбы. Портлэнд был таким светлым порой, что зубы ныли. Могли бы, если бы у меня были проблемы со светловолосыми парнями.

Чет открыл дверь кофейни, когда по тротуару застучал дождь. Внутри несколько девушек возраста колледжа сидели за дальними столиками, их лица озарял мерцающий свет открытых ноутбуков. К счастью, из светловолосых тут были только два пожилых джентльмена у доски с Го, и они смотрели на белые и черные камешки так пристально, что даже не оглянулись на нас, когда мы вошли.

Белые супремасисты не играли в азиатские игры. Мне стало легче. Стыд тут же подавил мое облегчение — нам нужно было выманить врагов.

Чет заказал ореховое печенье и флэт уайт. Я выбрала тыквенный хлеб и лавандовое латте. Бариста сегодня был другим — полноватой леди с длинными седыми волосами, скрученными в стиле хиппи. Она сказала нам занять места, вручив разномастные блюдца с угощениями.

Я направилась к столику у большого окна спереди. Чет робко улыбнулся мне. Низкий гул грома вызвал дрожь стола под моими руками.

— Итак, — сказал он, — мы с тобой — наживка?

Он был догадливым. Я оглядела кафе и улицу.

— Да, — сказал я. — Но мы должны это скрывать.

Чет рассмеялся.

— Понял.

— Откуда веселье?

Он изобразил Чендлера из сериала «Друзья».

— Разве не ясно? Ты не переставала озираться в поисках опасности с тех пор, как мы вышли из дома Элизы.

Я увидела, как осознание проступило на его лице. Веселье пропало с его лица.

— Блин. Это она, да?

Я склонила голову в сторону. Я была уверена, что это была Элиза, но не могла так сказать.

Чет потер лицо.

— Дважды обманула меня, позор мне, — тихо сказал он. Он откусил большой кусок печенья и задумчиво жевал. — Элиза не впервые устраивает проблемы. Ей не нравится, что Иные считают хафу вторым классом.

— Это я заметила.

— Просто я никогда… — он замолчал. Бариста подошла с нашими напитками и замешкалась, а потом отдала мне латте, с любопытством глядя на мои волосы, будто там было спутанное гнездо после сна.

За стеклом луну, появившуюся недавно, скрыли зловещие тучи, и дождь усилился. Несколько прохожих собрались под навесом возле кафе. Вспыхнула молния. Через миг прозвучал гром. Бариста поежилась и ушла за стойку.

Чет сделал глоток кофе, грел руки о кружку.

— Гроза.

— Было сложно расти тут как хафу?

— Думаю, ты сама это испытала.

— Папа скрывал Иных. И что он — баку.

— Я про двойную культуру, — сказал он. — Я как-то встречался с наполовину вьетнамцем. Ему приходилось все время ограждать меня от семьи. И ему нужно было ходить на всякие мероприятия, а еще проблема с языком. Но и у меня тогда были проблемы — я мешал Маригольд прогонять парней.

— Маригольд? Я думала, что она — мама Элизы.

— Она моя тетя. Моя жуткая тетя со своим мнением, которая может подозревать, что я — гей, но, к счастью, не рассказала об этом моим родителям.

— Поняла.

— Сравнение вышло неудачным?

— В Портлэнде расти с двойной культурой не так сложно. Конечно, обидно было терять субботы в японской школе, и в начальной школе меня дразнили, когда я брала на обед остатки суши. Как ты и сказал, все эти проблемы с языком и культурой связали меня с семьей и другими японцами.

Чет доел печенье и стряхнул крошки с рубашки.

— Так и с принадлежностью к Иным. Только это связало меня и со страшными представителями, типа Дзунуквы, но и с хорошими, как Генри и Джордж, — он нахмурился. — Блин, Генри.

— Ага, — сказала я.

— Он был как плюшевый мишка. Как можно так ненавидеть?

— Не знаю, — я вздохнула. За мной открылась дверь кафе, впуская запах дождя, а еще двух парней, их черные промокшие футболки прилипли к телам. — Может, из страха? Ненависти к другим? Разве не из-за этого люди унижают других?

Чет что-то пробормотал за кружкой.

— Что?

— У вошедших есть татуировки.

Я посмотрела на стойку и опешила. Но их татуировки и не должны были сиять.

— Мы должны поссориться, и я выйду одна наружу.

Чет отклонился на стуле.

— Переживаешь, что я все испорчу, благородно заявив, что не брошу тебя одну? — он рассмеялся. — Не переживай. Я буду следовать плану Кваскви. Я тяжелым путем понял, что лучше его слушаться. И на здании напротив сидит стая промокших синих соек.

С синими сойками было спокойнее. Это точно.

— Я буду в порядке.

— Это клише, но я скажу. Будь осторожна. Береги себя. Кваскви можно верить, он сделает все, чтобы ты не пострадала, но даже у него бывают промахи. Думаю, порой он забывает, что остальные не могут просто улететь от проблем.

«Спасибо за предупреждение, но я уже поняла. После Дзунуквы. И Генри».

— Я буду осторожна. Но пока мы не дошли до этого, можно… я коснусь твоей руки?

Глаза Чета расширились.

— Ты хочешь съесть не только хлеб?

Я кивнула. Мы оба не могли произнести, что я хотела фрагмент Чета.

— Больно не будет?

— Нет. Ты даже не заметишь.

— Это поможет?

— Наверное? У меня просто есть догадка.

— Ладно, хотя мне кажется, что это уж очень интимно. Может, тогда стоит начать тут.

Я рассмеялась. Он был целым. И милым. И мне хотелось бы вырасти, зная его и других хафу Портлэнда. Он опустил ладонь на стол, повернув ее внутренней стороной вверх. Я глубоко вдохнула и задела его ладонь своей. Я заметила трибуны, грохот музыки от группы на сцене, запах пота и покрытия поля. Я подавила фрагмент с усилием, словно сдержала кашель. Он был в порядке. Не был предателем.

— Спасибо.

Мягкое выражение лица Чета ожесточилось. Что-то в его манере поменялось. Он склонился, уперев руки в стол.

— Ты всегда это говоришь, девчонка. Мне надоели твои насмешки.

Я была готова к этому, и все же шокировало, как быстро Чет из мягкого парня становился жутким.

— Иди ты. Я буду говорить, что захочу.

— Сама иди!

— Я не буду терпеть твои оскорбления.

— Почему тогда тебе не убежать домой?

— Ладно!

— Ладно! — Чет с трудом удерживал злое выражение лица. Его глаза весело блестели. Бариста и беловолосые парни у стойки смотрели в нашу сторону, как и все в кафе. И мне уже хотелось убежать, хоть и под дождь.

— Даже не пиши мне свои извинения, я выключу телефон, — стул загремел по бетонному полу, я резко встала. Я прошла к двери, открыла ее с шумом. Холодный дождь тут же промочил меня до нитки. Не хватало простудиться из-за глупого плана. Я бросилась к переулку. Там было пусто, что мелкие банки от пива и скомканные газеты составляли мне компанию.

Я надеялась, то Элиза уже позвала своих друзей. Я долго тут не выдержу.

Гром пророкотал снова, очень близко. Я поглядывала на дверь кафе на случай приближения опасности. Мой телефон зазвонил, и я чуть не выскочила из кожи. Я полезла в мокрый карман, и тут что-то тяжелое ударило меня по затылку. Вспышка молнии, боль, и все пропало.