Последний странник

1

Ближе к вечеру Майя прилетела в аэропорт Рузине и села на автобус до Праги. То, какой она выбрала транспорт, стало маленьким актом неповиновения. Арлекину следовало взять такси или автомобиль напрокат. Водителю всегда можно было перерезать горло, а управление взять в свои руки. Самолеты и автобусы оставались самым опасным выбором, представляя собой тесные ловушки всего с несколькими выходами.

«Никто не собирается меня убивать, — сказала себе Майя. — Никому нет до меня никакого дела». Странники наследовали дар своих родителей, поэтому Табула старалась истребить всю семью. Арлекины существовали для того, чтобы охранять Странников и их учителей — Следопытов, однако выбор каждый из них делал свободно. В детстве Арлекин мог отказаться от меча, принять имя обычного гражданина и найти свое место в Системе. До тех пор, пока он оставался в стороне, Табула его не трогала. Несколько лет назад Майя навестила Джона Митчелла Крамера — единственного сына Гринмана, британского Арлекина, которого наемники Табулы убили в Афинах, подложив в его автомобиль бомбу. Крамер разводил в Йоркшире свиней, и Майя наблюдала, как он бредет по навозу с ведрами корма для своих визгливых питомцев.

— Насколько им известно, ты не переступала черты, — сказал ей Крамер. — Выбирать тебе, Майя. Можешь отойти в сторону и начать обычную жизнь.

Майя решила стать Джудит Стрэнд, молодой женщиной, окончившей курс «Проектирование изделий» в Солфордском университете Манчестера. Она перебралась в Лондон, устроилась ассистентом в дизайнерскую фирму, в конце концов получила там место на полный рабочий день. Первые три года в столице наполнила череда испытаний и маленьких побед. Майя до сих пор помнила, как впервые вышла на улицу без оружия. У нее вдруг не оказалось ничего, что помогло бы защититься от Табулы, и она чувствовала себя слабой и очень уязвимой. Казалось, все наблюдают за ней. Любой прохожий мог оказаться убийцей. Она постоянно ждала выстрела или удара ножом, однако ничего подобного не случилось.

Мало-помалу Майя оставалась вне дома все дольше, испытывая и проверяя на прочность свои новые отношения с миром. Теперь она не бросала взглядов в витрины, чтобы проверить, не следят ли за ней. Отправляясь в ресторан с новыми друзьями, не прятала в соседнем переулке оружие и не садилась непременно спиной к стене.

В апреле Майя нарушила основное правило Арлекина и стала посещать психотерапевта. В течение пяти дорогостоящих сеансов она сидела в заставленном книгами кабинете в Блумсбери. Ей хотелось рассказать о своем детстве и о том первом предательстве на станции метро «Арсенал», но она не могла. Доктор Беннет, маленький опрятный человечек, прекрасно разбирался в вине и антикварном фарфоре. Майя помнила, как доктор смутился, когда она назвала его обывателем.

— Ну, разумеется, я обыватель, — сказал он. — Я родился и вырос в Великобритании и…

— Вы не поняли. Это ярлык, которым пользовался мой отец. Девяносто девять процентов людей он относил или к обывателям, или к трутням.

Доктор Беннет снял свои очки в золотой оправе и протер стекла зеленой фланелевой тряпочкой.

— Вы не могли бы объяснить подробнее?

— Обыватели — это люди, которые думают, будто им понятно все, что происходит в мире.

— Но я не понимаю абсолютно всего, Джудит. Я ничего подобного не утверждал. Хотя о текущих событиях информирован неплохо — каждое утро, занимаясь на беговой дорожке, смотрю выпуск новостей.

После недолгих колебаний Майя решила сказать правду:

— То, что вы знаете, в основном иллюзия. Подлинные исторические события происходят тайно, глубоко под поверхностью.

Доктор Беннет снисходительно улыбнулся:

— Расскажите мне о трутнях.

— Трутнями зовут людей, которые так озабочены борьбой за выживание, что не видят ничего, кроме повседневных мелочей.

— Вы имеете в виду бедных людей?

— Бедных или тех, кто живет в странах третьего мира, но все равно способен изменить себя и свою жизнь. Отец говорил: «Обыватели не замечают правду. Трутни просто чересчур устали, чтобы ее увидеть».

Беннет снова надел очки и взял в руки блокнот.

— Думаю, нам стоит поговорить о ваших родителях.

На этом предложении Майина терапия закончилась. Что она могла рассказать о Торне? Что ее отец был Арлекином и Табула пять раз безуспешно подсылала к нему наемных убийц? Он был гордым, суровым и очень храбрым человеком. Мать Майи происходила из рода сикхов, который много поколений состоял в союзе с Арлекинами. В память о матери Майя носила на правом запястье стальной браслет кара.

Позднее тем же летом она отпраздновала свой двадцать шестой день рождения. С одной из коллег по дизайнерской фирме Майя прогулялась по бутикам Западного Лондона и накупила себе яркой, модной одежды. Она стала смотреть телевизор и пыталась верить тому, что говорят в новостях. Временами она чувствовала себя счастливой — ну, или почти счастливой — и радовалась бесконечным развлечениям, что поставляла людям Система. То и дело находилась новая опасность, о которой всем следовало беспокоиться, или появлялся новый продукт, который все хотели купить.

Хотя теперь Майя не носила оружия, иногда она все-таки заходила в школу кикбоксинга в Южном Лондоне, чтобы позаниматься с инструктором. По вторникам и четвергам она брала уроки в академии кэндо, где училась сражаться бамбуковым мечом — синаи. Майя делала вид, что всего-навсего поддерживает хорошую форму, как коллеги по работе, которые бегали по утрам в парке или играли в теннис. Однако она знала, что дело тут не только в заботе о здоровье. Во время боя человек целиком и полностью сосредоточен на настоящем мгновении, пытаясь защитить себя и одолеть противника. В обычной жизни такие навыки Майе были ни к чему.

В Прагу она прилетела на встречу с отцом, и привычная паранойя Арлекинов вернулась к ней с новой силой. Купив билет в кассе аэропорта, Майя села в автобус и устроилась на заднем сиденье. Для обороны позиция подходила плохо, но Майю это не должно было волновать. Она наблюдала, как пожилая супружеская пара и группа туристов из Германии забрались в автобус и принялись устраивать на полки свои чемоданы. Майя попыталась отвлечься, думая о Торне, но тело пересилило сопротивление разума, и она перебралась на сиденье у запасного выхода. Проиграв в споре с собственной натурой, Майя раздраженно стиснула кулаки и уставилась в окно.

Когда автобус отъехал от аэровокзала, начинало потихоньку моросить, а к тому времени, как они добрались до центра города, дождь полил будто из ведра. Прага стоит на берегах реки, но из-за узких улочек и домов из серого камня Майе чудилось, что она попала в лабиринт. Повсюду высились старинные замки и соборы, и их остроконечные готические башни упирались прямо в небо.

На автобусной остановке Майе опять пришлось делать выбор. Она могла добраться до гостиницы пешком или поймать такси. Легендарный японский Арлекин по имени Спарроу как-то написал, что истинный воин «всегда в поисках случайности». Он проповедовал философский подход к жизни. Арлекины отвергали бессмысленную рутину и удобные привычки. Они соблюдали строгую дисциплину и в то же время не боялись перемен.

Шел дождь, и Майя успела немного промокнуть. Самым очевидным решением было взять такси, которое стояло у обочины. Несколько секунд Майя колебалась, а затем решила действовать как обычный обыватель. Ухватив чемоданы одной рукой, она распахнула дверцу автомобиля и села на заднее сиденье. Водителем оказался маленький плотный бородач, немного напоминавший тролля.

Майя сказала название гостиницы. Водитель никак не отреагировал.

— Отель «Кампа», — повторила она по-английски. — Что-нибудь не так?

— Все так, — ответил таксист и отъехал от обочины.

Отель «Кампа» оказался массивным строением в четыре этажа высотой, солидным, респектабельным и с зелеными козырьками на окнах. Стоял он в переулке с булыжной мостовой, совсем недалеко от Пражского Града. Майя расплатилась с водителем и попыталась открыть дверцу, однако та не поддавалась.

— Черт возьми, откройте дверь.

— Извините, мадам.

Водитель надавил кнопку, и замок, щелкнув, открылся.

Пока Майя выбиралась из автомобиля, таксист с улыбкой за ней наблюдал.

Швейцар занес чемоданы в отель. Отправляясь на встречу с отцом, Майя решила захватить с собой обычный набор оружия, спрятав его в треногу для видеокамеры. Определить Майину национальность по внешности было непросто, и швейцар обратился к ней сначала по-французски, а затем по-английски. Для поездки в Прагу яркая лондонская одежда не подходила, поэтому Майя надела полуботинки, черный пуловер и просторные серые брюки. Арлекины всегда предпочитали носить темную, сшитую на заказ одежду из дорогих тканей. Ничего броского и обтягивающего. Ничего, что могло бы сковать движения и помешать во время боя.

В просторном вестибюле стояли кресла и маленькие столики. На стенах выцветшие гобелены. Сбоку, в обеденной зоне, несколько пожилых дам пили чай, перешептываясь над подносом с выпечкой. Портье за конторкой бросил взгляд на треногу, а затем — уже с пониманием — на футляр видеокамеры. Одно из основных правил Арлекина — всегда иметь при себе то, что объясняло бы, кто ты и почему здесь находишься. Видеооборудование подходило для этой цели идеально. И швейцар, и портье наверняка подумали, что Майя приехала снимать документальный фильм о Праге.

Ее поселили на третьем этаже, в темном двухкомнатном номере, заставленном мягкой мебелью и поддельными викторианскими лампами. Одно окно выходило на улицу, а другое смотрело в сад и на гостиничный ресторан на открытым воздухе. На улице по-прежнему лил дождь, поэтому ресторан не работал. Полосатые зонты промокли насквозь, а стулья жались к круглым столам как усталые солдатики. Майя заглянула под кровать и обнаружила там небольшой подарок от отца — абордажный крюк и пятьдесят метров витого троса. Если в дверь постучит нежеланный гость, Майя сможет за десять секунд ускользнуть из отеля через окно.

Сняв плащ, она ополоснула лицо и положила на постель треногу. Когда Майя проходила в аэропорту таможенный контроль, ее видеокамеру и многочисленные объективы проверяли особенно долго. На самом деле оружие было спрятано в штативе. В одной из ножек находились два ножа — стилет для колющих ударов и утяжеленный метательный нож. Майя достала их, поместила в ножны и вставила под эластичные повязки на предплечьях. Затем аккуратно опустила рукава пуловера и взглянула на себя в зеркало. Под просторным свитером оружие было совсем незаметно. Майя скрестила запястья, сделала резкое движение руками, и в ее правой ладони очутился стилет.

Во второй ножке штатива Майя спрятала клинок от меча. В третьей — его гарду и рукоять. Майя достала их и соединила с клинком. Гарда крепилась на стержне и могла складываться. Когда Майя выходила с мечом на улицу, боковые дуги гарды лежали параллельно клинку, и весь меч становился прямой полоской металла. Когда приходилось сражаться, гарда мгновенно занимала рабочее положение.

Кроме треноги и видеокамеры Майя привезла с собой металлический тубус на плечевом ремне. Футляр не выглядел чем-то сугубо техническим, а скорее напоминал предмет, который художница могла нести к себе в студию. На самом деле Майя носила в тубусе меч. На то, чтобы достать его из футляра, уходило две секунды. Еще одна секунда требовалась, чтобы напасть. Отец научил Майю пользоваться холодным оружием еще в детстве, а в классе кэндо она усовершенствовала навыки под руководством учителя-японца.

Кроме того, Арлекинов с детства обучали пользоваться стрелковым оружием — как короткоствольным, так и длинноствольным. Майя предпочитала штурмовые винтовки, желательно двенадцатого калибра, со складным прикладом и пистолетной рукояткой. Использование старомодных мечей наравне с современным оружием считалось — и ценилось — как стиль Арлекинов. Винтовки и револьверы были необходимым злом, а мечи существовали за пределами современной эпохи, свободные от надзора Системы и вне любых с ней соглашений. Бой на мечах учил держать равновесие, разрабатывать тактику и не проявлять жалости. Подобно сикхскому кирпану, меч Арлекина связывал каждого бойца духовным долгом и обязывал соблюдать воинские традиции.

Торн считал, что для использования мечей имелись и чисто практические основания. Спрятанное в устройстве наподобие треноги холодное оружие могло без труда проходить через системы безопасности в аэропортах. Меч не издавал никакого шума и был настолько необычен, что у неподготовленного противника вызывал шок.

Майя сделала вид, что нападает на невидимого противника. Сначала ложный выпад в голову. Затем перевод меча вниз, на уровень колена. Едва заметное сопротивление. Хруст костей и хряща… и вы отрубили чью-то ногу.

На мотке спасательного троса лежал коричневый конверт. Разорвав его, Майя прочла время и место встречи. Семь часов. Бетлемская площадь в Старом городе. Она положила меч на колени и, выключив свет, приступила к медитации.

Перед глазами у Майи поплыли образы и воспоминания о том единственном случае, когда ей, как настоящему Арлекину, довелось сражаться в одиночку. Ей было семнадцать, и отец привез ее в Брюссель — охранять дзенского монаха, который прибыл в Европу с визитом. Тот монах был Следопытом, одним из духовных учителей, что показывали возможному Страннику, как перейти в иное измерение. Хотя Арлекины не давали обета защищать Следопытов, воины помогали учителям всегда, когда могли. Дзенский монах считался одним из самых великих учителей и значился у Табулы в списке смертников.

Той ночью в Брюсселе Торн и его друг из Франции, Линден, дежурили наверху, возле гостиничного номера монаха. Майе, переодетой в горничную, велели спуститься в подвал и охранять двери грузового лифта. Когда появились двое наемников Табулы, помочь Майе оказалось некому. Одному из них она прострелила из автоматического пистолета горло, другого зарубила мечом. Кровь забрызгала ей все руки и перепачкала серую униформу. Когда Линден спустился в подвал, Майя сидела на полу и плакала навзрыд.

Два года спустя тот монах погиб в автокатастрофе. Вся пролитая ею кровь и вся боль оказались совершенно бессмысленными. «Успокойся, — сказала она себе. — Повторяй личную мантру. Наши Странники на небесах. Наши Странники на небесах… Черт их всех побери!»

Около шести часов дождь перестал, и Майя решила отправиться к дому Торна пешком. Выйдя из отеля, она отыскала улицу Мостецкую и направилась к Карлову мосту. Широкий каменный мост освещали разноцветные фонари, заливая светом длинный ряд статуй. Человек с рюкзаком, положив на землю шляпу, играл на гитаре. Уличный художник рисовал углем портрет немолодой туристки. Посреди моста стоял большой золотой крест, и Майя вспомнила, что он должен приносить удачу. Конечно, такой вещи, как удача, на свете не существует, но Майя все равно дотронулась до креста рукой и прошептала: «Пусть меня кто-нибудь полюбит, а я полюблю его в ответ».

Устыдившись собственной слабости, она немного прибавила шаг и, сойдя с Карлова моста, вступила в Старый город. Церкви, магазины и ресторанчики жались здесь друг к другу, будто пассажиры в переполненном трамвае. Молодые чехи и иностранные туристы с рюкзаками за спиной стояли перед пивными и, скучая, покуривали травку.

Торн жил на Конвиктской улице, в одном квартале от секретной тюрьмы на улице Бартоломейской. Во время «холодной войны» службы госбезопасности забрали у церкви монастырь и устроили там пыточные и тюремные камеры. Теперь монахини вернулись на прежнее место, а полиция перебралась в здания неподалеку. Вышагивая по кварталу, Майя поняла, почему Торн обосновался именно здесь. Во-первых, Прага до сих пор выглядела как средневековый город, а Арлекины в массе своей ненавидели все современное. Во-вторых, в городе имелись приличные больницы, хороший транспорт и интернет. Третья и самая главная причина состояла в том, что чешская полиция получила воспитание в эпоху коммунизма. Дав взятку нужному человеку, Торн всегда мог заглянуть в полицейскую картотеку и архивы.

Однажды в Барселоне Майя познакомилась с цыганом, который объяснил ей, почему представители его народа имеют полное право обчищать карманы и гостиничные номера туристов. Когда римляне распинали Иисуса, они приготовили золотой гвоздь, чтобы вбить его Спасителю в сердце. Однако какой-то цыган — по всей видимости, в древнем Иерусалиме тоже жили цыгане — украл этот гвоздь. С тех самых пор Господь позволил цыганам воровать до скончания времен. Арлекины не были цыганами, но Майе показалось, что образ их мыслей отличался ненамного. Торн и все его друзья и соратники обладали высокоразвитым чувством долга и чести, соблюдали строгую дисциплину и были преданы друг другу, но к законам обычных граждан относились с презрением. Арлекины считали, что данная ими клятва охранять Странников оправдывает все убийства.

Майя неторопливо прошла мимо церкви Святого Распятия и взглянула на другую сторону Конвиктской улицы — на дом номер восемнадцать. На первом этаже находилась красная входная дверь, втиснутая между магазином сантехники и салоном дамского белья. В витрине последнего стоял манекен в поясе с подвязками и паре блестящих чулок. На втором и третьем этаже часть окон была закрыта ставнями, а в остальных не горел свет. В домах Арлекинов всегда имелось по меньшей мере три выхода, причем один из них обязательно был потайным. В доме номер восемнадцать имелся парадный вход через красную дверь и запасный выход в задний переулок. Потайной ход, вероятно, вел с верхних этажей в салон дамского белья.

Майя открыла тубус и наклонила его так, чтобы рукоять меча выскользнула наружу на пару сантиметров. Вызов пришел ей в Лондон обычным путем: под дверь сунули светло-коричневый неподписанный конверт. Майя не знала, жив Торн или нет. Если в Табуле выяснили, что девять лет назад она участвовала в том убийстве в отеле, то могли выманить Майю из Англии, чтобы расправиться с ней на чужой территории.

Перейдя улицу, она остановилась перед салоном дамского белья и заглянула в витрину. Майя искала традиционный символ Арлекинов — маску, или кусок ткани с ромбовидным рисунком, или другой знак, который снял бы растущее беспокойство. Часы показывали семь. Майя медленно спустилась на тротуар и на его бетонном покрытии увидела сделанный мелом рисунок. Овал, перечеркнутый тремя прямыми линиями — символическое изображение лютни Арлекина. Если бы знак оставил кто-то из Табулы, он постарался бы, чтобы рисунок сильнее походил на инструмент. Однако набросок, напротив, был очень небрежен и полустерт, словно его от нечего делать нарисовал ребенок.

Надавив кнопку звонка, Майя услышала его жужжание и заметила, что под металлическим козырьком наддверной рамой установлена камера видеонаблюдения. Дверь, щелкнув, открылась, и Майя ступила внутрь. Она оказалась в маленькой прихожей, которая вела к крутой железной лестнице. Дверь за Майиной спиной плавно закрылась, а трехдюймовый засов скользнул обратно в паз. Будто капкан захлопнулся. Майя вынула меч и, поставив гарду поперек клинка, стала подниматься по лестнице. Наверху оказалась еще одна металлическая дверь и еще один звонок. Майя надавила на кнопку, и из маленького динамика раздался электронный голос:

— Будьте добры, образец голоса.

— Иди к дьяволу!

Компьютер проанализировал ее голос, и через три секунды вторая дверь со щелчком открылась. Майя вошла в просторную белую комнату с полированным деревянным полом. Квартира отца была чистой и строгой. Никакой пластмассы. Ничего яркого и искусственного. От входа гостиную отделяла невысокая перегородка. В комнате стояло кожаное кресло и стеклянный кофейный столик с желтой орхидеей в вазе.

На стене висели два плаката. Один рекламировал выставку самурайских мечей в токийском музее изобразительных искусств Недзу. «Путь меча. Жизнь воина». Другой представлял собой репродукцию с картины «Случайная остановка», написанной Марселем Дюшаном в 1914 году. Француз бросил на холст с высоты одного метра несколько веревок, а потом просто очертил их контуры. Как и всякий Арлекин, Дюшон не боролся со случайностями и непостоянством. Он использовал их, чтобы создавать искусство.

Майя услышала звук шагов, и из-за угла показался молодой человек — босой, с обритой головой и немецким пистолетом-пулеметом в руке. Мужчина улыбался, а его оружие смотрело вниз под углом сорок пять градусов. Майя решила, что если он сделает глупость, подняв пистолет, она отступит влево и мечом раскроит противнику лицо.

— Добро пожаловать в Прагу, — сказал он по-английски с русским акцентом. — Ваш отец будет через минуту.

Молодой человек был одет в брюки на шнурке и футболку без рукавов с отпечатанными на ткани японскими иероглифами. Руки и шею незнакомца покрывали многочисленные татуировки. Змеи. Демоны. Изображение преисподней. Майе не требовалось увидеть его раздетым, чтобы понять — перед ней своеобразный ходячий эпос. Арлекины будто намеренно выбирали на службу разных чудаков и оригиналов.

Майя вложила меч обратно в футляр.

— Как тебя зовут?

— Алексей.

— Давно на Торна работаешь?

— Это не работа, — самодовольно ответил молодой человек. — Я помогаю вашему отцу, а он помогает мне. Я учусь боевым искусствам.

— И делает большие успехи, — сказал Торн. Сначала Майя услышала голос отца, а затем и он сам появился из-за угла на электрической инвалидной коляске. Меч Арлекина висел в ножнах на подлокотнике. За последние два года Торн отрастил бороду. Его руки и мышцы груди по-прежнему оставались сильными и заставляли забыть о бесполезных, немощных ногах.

Торн остановил инвалидную коляску и улыбнулся дочери:

— Здравствуй, Майя.

Последний раз она видела отца в Пешаваре, той ночью, когда Линден принес его с гор на северо-западной границе Пакистана. Торн был без сознания, а одежду его друга насквозь пропитывала кровь.

С помощью сфабрикованных газетных статей Табула выманила Торна, Линдена, китайского Арлекина по имени Уиллоу и австралийского по имени Либра в Пакистан, на территорию племен. Арлекинов убедили, что двое местных детей — двенадцатилетний мальчик и его десятилетняя сестра — были Странниками и находились в опасности из-за религиозных фанатиков. В горах четверо Арлекинов и их союзники попали в засаду, устроенную наемниками Табулы. Либра и Уиллоу погибли. Торну в спинной мозг попал осколок, отчего Майиного отца парализовало ниже пояса.

Два года спустя он жил в Праге, держал слугой татуированного чудака, и все шло замечательно. Оставалось только забыть о прошлом и двигаться вперед. В тот момент Майя почти радовалась, что отец стал калекой. Если бы его не ранили, он никогда не признался бы, что попал в засаду.

— Ну, так как ты поживаешь, Майя? — Торн повернулся к русскому. — Мы с дочерью какое-то время не виделись.

То, что он назвал ее дочерью, привело Майю в бешенство. Это значило, Торн вызвал ее в Прагу, чтобы попросить о какой-то услуге.

— Два с лишним года, — сказала она.

— Два года? — Алексей улыбнулся. — Ну, тогда у вас найдется много о чем поговорить.

Торн жестом велел русскому взять со стола детектор. Внешне прибор напоминал датчики, которыми пользовались службы безопасности в аэропортах, однако его создали специально для того, чтобы находить устройства слежения Табулы. Формой и размером они напоминали бусину или жемчужину и испускали сигнал, который ловили спутники глобальной системы навигации. Некоторые из них издавали радиосигнал, другие — инфракрасный.

— Не трать зря время. Бусин на мне нет. Я Табулу не интересую.

— Лишняя осторожность вреда не принесет.

— Им известно, что я не Арлекин.

Детектор никакого сигнала не издал. Алексей вышел из комнаты, а Торн указал Майе на кресло. Она знала, что мысленно отец уже отрепетировал весь разговор, потратив несколько часов на выбор костюма и обдумывание того, как лучше расставить мебель. К черту все. Майя собиралась застать Торна врасплох.

— Симпатичный у тебя слуга, — сказала она и села в кресло, когда отец подъехал поближе. — Колоритный очень.

Как правило, они говорили друг с другом по-немецки. На сей раз Торн сделал дочери уступку. У Майи имелось несколько паспортов на разные имена и национальности, но сама она считала себя англичанкой.

— Да, роспись по коже. — Отец улыбнулся. — Один художник создает на теле Алексея картины Первой сферы. Не сказать, чтобы они выглядели очень приятно, но выбор его.

— Да. У нас у всех есть выбор. Даже у Арлекинов.

— Похоже, ты не особенно рада меня видеть, Майя.

Она собиралась вести себя сдержанно и невозмутимо, но слова полились из нее, как лава при извержении вулкана.

— Я вывезла тебя из Пакистана. Подкупила или запугала половину чиновников в стране, чтобы пронести тебя на самолет. В Дублине матушка Блэссинг взяла руководство на себя. Ну ладно, пускай. Как-никак это ее территория. Но назавтра я звоню ей на мобильный телефон, она говорит: «Твоего отца парализовало ниже пояса, он никогда не сможет ходить». Потом бросает трубку и тут же отключает телефон. Вот и все. Бац! Ни ответа ни привета. Два года от тебя нет никаких известий.

— Мы хотели защитить тебя, Майя. В наши дни столько опасностей.

— Рассказывай это своему расписному мальчику. Я-то знаю, что у тебя на любой поступок одно оправдание — опасность и меры предосторожности. Только теперь оно не работает. Войны больше нет. По правде говоря, Арлекинов тоже нет. Осталась какая-то горстка — ты, да Линден, да матушка Блэссинг.

— В Калифорнии живет Шеперд.

— Три или четыре человека ничего изменить не могут. Война окончена. Неужели ты не понимаешь? Табула выиграла. Мы проиграли. Wirwerloren1.

Немецкие слова, казалось, затронули Торна сильнее, чем английские. Прикоснувшись к пульту управления, он слегка повернул коляску, чтобы Майя не видела его глаз.

— Ты тоже Арлекин, Майя. Это твоя истинная сущность. Твое прошлое и будущее.

— Я не Арлекин, и я не такая, как ты. Пора бы уже понять.

— Нам требуется твоя помощь. Дело очень важное.

— Как всегда.

— Я хочу, чтобы ты поехала в Америку. Мы оплатим все расходы. Сделаем все необходимые приготовления.

— Америка — территория Шеперда. Пускай разбирается сам.

Голос и глаза Торна приобрели особую выразительность.

— Для Шеперда ситуация чересчур необычна. Он не знает, что делать.

— У меня теперь другая жизнь. Ваши дела меня не касаются.

Вращая рукоятку управления, Торн проехался по комнате грациозной восьмеркой.

— Ах да-а-а! Жизнь обывателя в Системе. Такая приятная и занимательная. Расскажи-ка мне о ней немного.

— Прежде она тебя не интересовала.

— Ты ведь работаешь в каком-то офисе, верно?

— Я промышленный дизайнер. Работаю в команде, которая создает упаковки для разных компаний. На прошлой неделе мы разработали новый флакон для духов.

— Звучит многообещающе. Уверен, что успех тебе гарантирован. А как насчет остального? Молодой человек у тебя есть?

— Нет.

— Но был ведь какой-то адвокат, верно? Как его звали? — Разумеется, Торн знал имя, но сделал вид, что пытается вспомнить. — Коннор Рамси. Богатый. Привлекательный. Из хорошей семьи. Бросил тебя ради другой женщины. Причем, по всей видимости, встречался с ней все время, пока был с тобой.

Майе показалось, что Торн ее ударил. Следовало бы ожидать, что он использует свои связи в Лондоне и выяснит о ней все возможное. Казалось, он всегда все знал.

— Моя личная жизнь тебя не касается, — сказала она.

— Из-за Рамси расстраиваться не стоит. Пару месяцев назад по заказу матушки Блэссинг подорвали его автомобиль. Он теперь считает, что за ним террористы охотятся. Телохранителей нанял. Живет в постоянном страхе. Вот и хорошо. Правильно я говорю? Мистеру Рамси не следовало обманывать мою девочку.

Торн крутнулся на коляске вокруг собственной оси и улыбнулся дочери. Майя знала, что должна возмутиться, но не смогла. Она вспомнила, как Коннор обнимал ее на пристани в Брайтоне, а потом, три недели спустя, сидя в ресторане, объявил, что Майя не годится для брака. Она прочла о взрыве автомобиля в газетах, однако никак не связывала его с отцом.

— Тебе не следовало так делать.

— Но я сделал.

Торн вернулся к кофейному столику.

— Взрыв машины ничего не меняет. В Америку я все равно не поеду.

— Разве кто-нибудь упомянул Америку? Мы просто-напросто беседуем.

Выучка Арлекина подсказывала Майе, что пора переходить в наступление. Как и Торн, она приготовилась к встрече заранее.

— Скажи мне одну вещь, отец. Всего одну. Ты меня любишь?

— Ты моя дочь, Майя.

— Ответь на вопрос.

— После смерти твоей матери ты — единственное сокровище в моей жизни.

— Ладно. Представим на минуту, что так оно и есть. — Она наклонилась вперед. — Раньше Табула и Арлекины соперничали на равных, но Система изменила баланс сил. Насколько мне известно, Странников сейчас нет совсем, а Арлекинов осталось совсем немного.

— Табула использует электронные системы слежения и анализаторы внешности, имеет связи в правительстве и…

— Меня не интересуют причины. Разговор не о том. Я говорю о фактах и последствиях. В Пакистане тебя ранили. Двух человек убили. Мне всегда нравился Либра. Когда он приезжал в Лондон, мы с ним ходили в театр. А Уиллоу была красивой сильной женщиной.

— Оба воина шли на риск сознательно. Они погибли с честью.

— Да, погибли. Обученные, а потом уничтоженные ради пустой идеи. И ты хочешь, чтобы меня постигла та же участь.

Торн ухватился руками за поручни, и на мгновение Майе показалось, что он собрался усилием воли поднять себя с кресла.

— Случилось кое-что очень странное, — сказал Торн. — У нас впервые появился шпион на стороне противника. Линден поддерживает с ним связь.

— Очередная ловушка.

— Не исключено. Но пока что вся информация, которую мы получали, подтверждалась. Несколько недель назад мы узнали о двух вероятных Странниках в Соединенных Штатах. Два брата. Много лет назад я охранял их отца, Мэтью Корригана. До того, как он ушел в подполье, я дал ему талисман.

— Табула знает о братьях?

— Да. Наблюдает за ними круглые сутки.

— Почему Табула просто не убьет их? Обычно она поступает именно так.

— Я знаю только одно — Корриганы в опасности и мы должны срочно им помочь. Шеперд родился в семье Арлекинов. Его дед спас сотни жизней. Однако никакой потенциальный Странник ему не поверит. Шеперд простоват и несобран. Он…

— Он дурак.

— Вот именно. У тебя, Майя, получится все устроить. Единственное, что надо сделать, это найти Корриганов и доставить их в безопасное место.

— Может, они самые простые обыватели.

— Мы не узнаем, пока не поговорим с ними. В одном ты права. В том, что Странников больше не осталось. Корриганы могут быть нашим последним шансом.

— Я тут не нужна. Просто найми кого-нибудь.

— У Табулы денег и власти больше. Наемники всегда нас предавали.

— Тогда отправляйся в Америку сам.

— Я калека, Майя. Я застрял здесь, в этой квартире и в этом кресле. Только ты одна способна справиться с заданием.

На пару мгновений Майе захотелось достать меч и снова присоединиться к битве, которую вели Арлекины. Потом она вспомнила драку на станции лондонского метро. Отцы обязаны защищать своих дочерей, а Торн отнял у нее детство.

Майя встала и подошла к двери.

— Я возвращаюсь в Лондон.

— Вспомни, чему я тебя учил. Verdammt durch das Fleisch. Gespeichert durch das Blut…

Прокляты плотью. Спасены кровью… Майя слышала девиз Арлекинов — и ненавидела его — с самого детства.

— Говори лозунгами со своим русским другом. На меня они не действуют.

— Если Странников не останется, Табула окончательно подчинит себе человечество. Через одно или два поколения Четвертая сфера превратится в холодное, бесплодное место, где за каждым наблюдают и всех контролируют.

— Она уже стала такой.

— Выполни свой долг, Майя. Будь тем, кто ты есть. — Голос Торна дрогнул от боли и горечи. — Я сам часто мечтал о другой жизни. Жалел, что не родился слепым и безразличным. Только я никогда не мог свернуть с пути и отказаться от прошлого. Не мог отречься от всех Арлекинов, которые жертвовали собой ради важной цели.

— Сначала ты дал мне оружие и научил убивать. Теперь отправляешь на смерть.

Торн сгорбился в инвалидном кресле и как будто стал меньше.

— Я бы умер ради тебя, Майя, — проговорил он тихо, но твердо.

— А я не собираюсь умирать ради цели, которой больше нет.

Майя потянулась к плечу Торна прощальным жестом, пытаясь в последний раз сблизиться с отцом. Гнев на его лице заставил ее убрать руку.

— Прощай, отец. — Майя подошла к двери и открыла ее, у меня есть крохотный шанс стать счастливой. Я не позволю его отобрать.