Последний странник

4

Габриель Корриган и его старший брат Майкл выросли в дороге и считали себя большими специалистами во всем, что касается закусочных на обочине автомагистралей, дешевых мотелей и придорожных музеев, где выставляют кости динозавров. Долгие часы в дороге их мать сидела между сыновьями на заднем сиденье автомобиля, читая книги или рассказывая разные истории. Больше всего братья любили истории об Эдуарде V и его брате, герцоге Йоркском, двух юных принцах, которых Ричард III заключил в Тауэр. По словам матери, один из приспешников Ричарда едва не задушил принцев, но тем удалось отыскать тайный ход из темницы и, переплыв ров с водой, выбраться на свободу. Переодетые в лохмотья, они повстречали Робин Гуда и великого волшебника Мерлина и пережили много приключений в средневековой Англии.

В детстве, оказавшись в городском парке или на остановке междугороднего автобуса, братья Корриганы часто представляли себя двумя сбежавшими принцами. Теперь, когда Майкл стал взрослым, его отношение к той игре изменилось.

— Я посмотрел в учебнике по истории, — сказал он как-то брату. — У Ричарда III все отлично получилось. Он убил обоих принцев.

— Какое это имеет значение? — спросил Габриель.

— Она врала нам, Гейб. Выдумывала всякую ерунду. Мы были детьми. Мама рассказывала нам столько разных историй, и никогда ни слова правды.

Габриель согласился с братом, что знать правду всегда лучше, однако время от времени развлекался, вспоминая одну из маминых историй. По воскресеньям, задолго до рассвета, он выезжал на мотоцикле из Лос-Анджелеса и несся сквозь темноту в сторону городка Хемет. Габриель казался себе сбежавшим принцем, одиноким и никем не узнанным. Он заправлялся на бензоколонке, потом завтракал в маленьком кафе, а когда сворачивал на мотоцикле с автострады, над горизонтом всплывало солнце. Похожее на ярко-оранжевый пузырь, оно разрывало узы гравитации и поднималось в небо.

Хеметский аэропорт состоял из одной взлетно-посадочной полосы с трещинами в асфальте и растущей из них травой, стоянки для самолетов и потрепанной коллекции жилых фургончиков и времянок. Офис «ХАЛО» располагался в двойном трейлере у южного края взлетной полосы. Габриель припарковал мотоцикл рядом с входом и расстегнул ремни, крепившие снаряжение. Высотные прыжки стоили дорого, поэтому он сказал Нику Кларку, инструктору «ХАЛО», что ограничится одним прыжком в месяц. С их последнего разговора прошло всего двенадцать дней, а Габриель опять был здесь. Когда он вошел в трейлер, Ник ухмыльнулся, как букмекер при встрече с одним из постоянных клиентов.

— Не смог удержаться?

— Заработал больше, чем рассчитывал, — сказал Габриель. — Не знаю, куда девать деньги.

Он вручил Нику пачку банкнот и отправился в раздевалку, надеть теплое белье и комбинезон.

Когда Габриель вышел, в трейлере уже появились пятеро корейцев. Одеты они были в одинаковые бело-зеленые комбинезоны, а в руках держали дорогое снаряжение и ламинированные карточки с полезными фразами на английском. Ник объявил, что Габриель прыгает вместе с ними, и корейцы подошли, чтобы пожать американцу руку и сфотографировать его на память.

— Сколько вы сделали прыжков? — спросил один из них.

— Не знаю, — ответил Габриель. — не веду журнал учета. Ответ был переведен на корейский язык и очень удивил туристов.

— Ведите журнал учета, — посоветовал самый пожилой из них. — Тогда будете знать.

Ник велел корейцам приготовиться, и те взялись просматривать подробный контрольный список.

— Парни собираются сделать по высотному прыжку на каждом из континентов, — шепнул Ник. — Бьюсь об заклад, потратили кучу денег. В Антарктиде им пришлось прыгать в космических скафандрах.

Габриелю понравились корейцы — к прыжкам они относились очень серьезно, — однако проверять снаряжение он все-таки предпочитал в одиночестве. Приготовления сами по себе доставляли удовольствие, напоминая медитацию. Он натянул поверх одежды комбинезон, проверил перчатки, шлем и очки, затем — основной и запасной парашюты, ремни подвесной системы и замки. На земле все эти предметы выглядели ничем не примечательными, а в небе совершенно преображались.

Корейцы еще несколько раз щелкнули затворами фотоаппаратов, и вся группа погрузилась в самолет. Парашютисты сели по двое в ряд и подсоединили кислородные шланги к самолетной системе. Ник переговорил с пилотом. Самолет наконец оторвался от земли и начал медленно набирать высоту до тридцати тысяч футов. Кислородные маски не позволяли вести оживленный разговор, чему Габриель был очень рад. Закрыв глаза, он сосредоточился на дыхании, втягивая носом кислород, который с тихим шипением поступал в маску.

Габриель ненавидел земное притяжение и слабость собственного тела. Движение легких и удары сердца казались ему механическими операциями тупой машины. Как-то раз он попытался объяснить свои мысли и чувства Майклу, но тот словно говорил на другом языке.

— Человека не спрашивают, хочет он появиться на свет или не хочет, — сказал Габриелю брат. — Мы уже здесь. Единственный вопрос, на который надо ответить, это будем ли мы карабкаться вверх или останемся внизу.

— Какая разница, на вершине ты или нет. По-моему, это не имеет значения.

Майкл усмехнулся.

— Мы оба будем на вершине, — сказал он. — Я собираюсь именно туда, а тебя захвачу за компанию.

На высоте в двадцать тысяч футов обшивка салона стала покрываться инеем. Габриель открыл глаза. Ник поднялся с места, пробрался по узкому проходу в хвост самолета и на несколько дюймов приоткрыл люк. В салон ворвался холодный воздух, и Габриеля мало-помалу стало охватывать волнение. Она наступала. Наступала минута избавления.

Глядя вниз, Ник высматривал зону выброски и одновременно переговаривался с пилотом по системе двусторонней связи. Наконец Ник сделал всем знак приготовиться. Парашютисты надели очки и поправили ремни подвесной системы. Прошло еще минуты две или три. Ник снова сделал знак рукой и постучал по кислородной маске. К левой ноге каждого парашютиста крепилось по запасному баллончику кислорода. Габриель потянул рычажок регулятора на своем баллоне, и в маске раздался негромкий хлопок. Отсоединив шланг от самолетной системы, Габриель приготовился к прыжку.

Самолет летел на высоте Эвереста, поэтому в салоне стало очень холодно. Корейцы, наверное, рассчитывали помедлить в проеме люка и совершить эффектный прыжок, но Ник хотел, чтобы они очутились в безопасной зоне до того, как в запасных баллонах закончится кислород. Один за другим корейцы поднимались с мест, подходили к открытому люку и падали в небо. Габриель занимал ближнее к пилоту сиденье, поэтому прыгать ему предстояло последним. Он притворился, будто поправляет привязные ремни парашюта, и двинулся клюку очень медленно, чтобы во время спуска оказаться в полном одиночестве. На самом краю он промедлил еще несколько секунд, чтобы кивнуть Нику, поднял вверх большой палец и, наконец, прыгнул.

Сместив центр тяжести, Габриель перевернулся на спину и стал падать лицом вверх, чтобы не видеть ничего, кроме неба. Оно было темно-синим. С земли такого цвета никогда не увидеть. Полуночная синева с далеким, крохотным огоньком. Венера. Богиня любви. Неприкрытые участки кожи на лице стало жечь, но Габриель не замечал боли. Он сосредоточился на картине неба и абсолютной чистоте того пространства, что его окружало.

На земле две минуты занимала рекламная пауза посреди телешоу, или путешествие длиной в полмили по переполненной автостраде, или отрывок популярной песенки. В небе каждая секунда растягивалась, разбухала, как опущенная в воду губка. Пролетев сквозь слой теплого воздуха, Габриель снова оказался в холодном. Он ни о чем не думал. Мысли сами его заполняли. Все сомнения и компромиссы земной жизни испарились без следа.

Высотомер на его запястье громко запищал. Габриель опять сместил центр тяжести и перевернулся. Какое-то время он смотрел вниз, на тускло-коричневый калифорнийский ландшафт и гряду отдаленных холмов. Приближаясь к земле, он мог различать автомобили, строения и желтоватую дымку выхлопных газов, нависших над автострадой. Габриелю хотелось лететь вечно, но тихий голос у него в голове приказал потянуть вытяжное кольцо.

Габриель еще раз посмотрел в небо, пытаясь запомнить в точности, как оно выглядит, а в следующее мгновение над его головой, будто огромный цветок, раскрылся купол парашюта.

Габриель жил в западной части Лос-Анджелеса. Его дом стоял в пятнадцати футах от автострады на Сан-Диего. По ночам белая река из включенных фар дальнего света текла через перевал Сепульведа на север, а на юг, в сторону Мексики и прибрежных городков, двигался поток красных огней от задних фар. Мистер Варосян, домовладелец Габриеля, как-то раз обнаружил, что в его доме обитают семнадцать взрослых и пятеро детей. Добившись их депортации обратно в Сальвадор, он поместил объявление о сдаче дома внаем «исключительно одному жильцу». Мистер Варосян подозревал, что Габриель связан с чем-нибудь противозаконным. Может, молодой человек торговал крадеными запчастями или работал в нелегальном клубе. Однако краденые запчасти домовладельца не волновали. У него имелись свои собственные правила, и они гласили: никакого оружия, никаких наркотиков, никаких кошек.

Габриель слушал непрерывный гул автомобилей, грузовиков и автобусов, направлявшихся на юг. Каждое утро он выходил к ограде, опоясывающей задний двор дома, и проверял, что автострада оставила ему вдоль обочин. Люди постоянно выбрасывали из окон автомобилей самые разные вещи: обертки от сандвичей, газеты, пластиковые куклы Барби с начесанными волосами, сотовые телефоны, ломтики козьего сыра с откусанными краями, использованные презервативы, садовые инструменты и пластиковые погребальные урны с пеплом и черными зубами.

Стены отдельно стоящего гаража покрывали граффити местных уличных банд, а лужайка перед домом совсем заросла сорняками, но Габриель никогда не пытался привести двор в порядок, прячась за ним, как сбежавшие принцы под своими лохмотьями. Прошлым летом он попал на какую-то распродажу и купил там наклейку для бампера с надписью: «Мы прокляты навечно, а кровь Спасителя нашего — нет». Габриель обрезал изречение, оставив только «Прокляты навечно», и приклеил его на входную дверь. Агенты по недвижимости и коммивояжеры стали обходить жилище Габриеля стороной, и он чувствовал себя так, словно одержал маленькую победу.

Внутри дом светился чистотой и уютом. Каждое утро, когда солнце оказывалось под определенным углом, комнаты заливало светом. Мама не раз говорила, что растения очищают не только воздух, но и мысли, поэтому в доме Габриель развел больше тридцати комнатных растений, которые свисали с потолка или росли в горшках прямо на полу. Спал Габриель в одной из спален на стеганой подстилке, а все пожитки хранил в нескольких парусиновых вещевых мешках. Японский шлем с забралом и доспехи он держал в специальной витрине, рядом с подставкой, на которой расположились бамбуковый синаи и старый японский меч, доставшийся братьям от отца. Если посреди ночи Габриель просыпался и открывал глаза, ему казалось, что рядом стоит самурай, охраняя сон господина.

Во второй спальне не было ничего, кроме нескольких сотен книг, составленных стопками вдоль стен. Вместо того чтобы записаться в библиотеку и выбирать там литературу по собственному вкусу, Габриель читал все, что попадало под руку. Иногда прочитанные книги ему оставляли клиенты, иногда он подбирал то, что люди оставляли в приемных или выкидывали на обочины автострады. Среди его коллекции встречались издания в бумажных обложках с броским оформлением, технические отчеты об использовании металлических сплавов и подпорченные водой романы Диккенса.

Габриель не был членом какого-нибудь клуба и никогда не вступал в политические партии. Он твердо верил, что жить надо вне клетки. Словари утверждали, что клеткой называют помещение со стенками, сделанными из поставленных с промежутками прутьев, которое используют для содержания определенных объектов. Если взглянуть на современное общество внимательнее, возникало чувство, что здесь любая торговая компания или государственная программа представляла собой один из прутьев огромной клетки. Сообща все эти прутья можно было использовать для того, чтобы выследить и поймать любого человека, выяснив о нем практически все.

Клетка, как известно, состоит из вертикальных линий на горизонтальной поверхности, поэтому возможность обитать вне ее границ остается всегда. Человек может работать в неофициальной организации или переезжать так часто и так быстро, что Клетка не сможет его отыскать. Габриель не заводил кредитной карточки и не открывал счета в банке. Имя он использовал свое, но фамилию на водительских правах заменил на выдуманную. Хотя сотовых телефонов у него было два — один для личных нужд, другой для работы, — оба были зарегистрированы на компанию по торговле недвижимостью, в которой работал Майкл.

Единственной связью Габриеля с Клеткой оставался тот предмет, что стоял на столе в гостиной. Год назад Майкл подарил брату компьютер, подключив его к цифровой абонентской линии. Из интернета Габриель загрузил немецкую трансмузыку и гипнотические звуковые петли, созданные диджеями совместно с загадочной группой «Девятеро примитивов». Музыка помогала Габриелю уснуть, когда он возвращался ночевать домой. Закрыв глаза, он слушал, как женский голос поет: «В Новом Вавилоне теряются мечтатели. Одинокий странник найдет твой путь домой».

Проваливаясь в сон, Габриель упал куда-то сквозь темноту, сквозь облака, а затем сквозь снег и дождь. Упав на крышу, он прошел через кленовую кровельную дранку, толь и деревянный каркас. Все случилось так быстро, что Габриель услышал только легкое скрежетание. Он опять был ребенком и стоял в коридоре, на втором этаже их фермерского дома в Южной Дакоте. Дом горел. Кровать родителей, комод и кресло-качалка в их комнате дымились, тлели и занимались пламенем. «Беги, — говорил самому себе Габриель. — Надо найти Майкла и спрятаться». Однако Габриель-ребенок продолжал идти по коридору, не слушая советов Габриеля-взрослого.

За стеной что-то взорвалось, и раздался глухой удар. Огонь с ревом метнулся вверх по лестнице, приникая между столбиков перил. Габриель в ужасе замер посреди коридора, а пламя наступало на него волнами жара и боли.

Рядом со стеганой подстилкой лежал сотовый телефон. Он зазвонил, и Габриель поднял голову с подушки. Часы показывали шесть утра, и сквозь неплотно задернутые шторы пробивался луч света. «Никакого пожара нет, — сказал себе Габриель. — Просто новое утро».

Он взял телефон и, надавив кнопку, услышал голос брата. Майкл казался взволнованным, но ничего необычного в том не было. С самого детства он исполнял роль заботливого старшего брата. Всякий раз, услыхав по радио, что в очередной аварии пострадал мотоциклист, Майкл звонил брату убедиться, все ли с тем в порядке.

— Ты где? — спросил Майкл.

— Дома. В постели.

— Я вчера пять раз тебе звонил. Почему трубку не брал?

— Воскресенье же было. Не хотелось мне ни с кем разговаривать. Оставил телефон дома и поехал в Хемет, с парашютом прыгал.

— Занимайся чем хочешь, Гейб. Главное, всегда говори, куда едешь. Я волнуюсь, когда не знаю, где тебя носит.

— Ладно. Постараюсь не забыть. — Габриель перевернулся на бок и увидел разбросанные по полу ботинки с обитыми металлом носками и кожаные брюки. — Как провел выходные?

— Как обычно. Оплатил несколько счетов да сыграл в гольф с двумя нашими застройщиками. Ты к маме ездил?

— Да, в воскресенье.

— Как ей новый хоспис?

— Нормально.

— А надо бы лучше, чем просто нормально.

Два года назад их мать легла в больницу, где ей собирались сделать обычную операцию на мочевом пузыре. Во время обследования врачи обнаружили на брюшной стенке больной злокачественную опухоль. Курс химиотерапии результатов не принес. Опухоль дала метастазы и распространилась по всему телу. Теперь мама жила в хосписе в Тарзане, юго-западном пригороде Сан-Фернандо-Вэлли.

Заботы о матери братья Корриганы разделили между собой поровну. Габриель навещал ее раз в два дня и беседовал с персоналом больницы. Старший брат приезжал в хоспис раз в неделю и оплачивал все счета. Майкл постоянно подозревал в чем-то докторов и медсестер. Всякий раз, уличив персонал в недостатке усердия, он переводил мать в новое заведение.

— Она не хочет оттуда уезжать, Майкл.

— Никто не говорит, чтобы она куда-то уезжала. Я хочу одного — чтобы врачи выполняли свои обязанности как следует.

— Она закончила химиотерапию. Врачи уже ничем не помогут. За ней сейчас ухаживают сиделки и медсестры.

— Если возникнет хоть малейшая проблема, сразу сообщай мне. И себя тоже береги. Ты сегодня работаешь?

— Ага. Наверное.

— В Малибу с пожаром совсем дело плохо, а теперь еще на юге горит, у Эрроухед. Такое чувство, что все пироманьяки вышли погулять со спичками. Дождей бы сейчас.

— А мне пожар снился, — сказал Габриель. — Как будто мы опять в старом доме в Южной Дакоте. Будто дом горит, а я выбраться не могу.

— Хватит вспоминать старое, Гейб. Никакой пользы от этого не будет.

— Неужели тебе не интересно, кто на нас тогда напал?

— Мама придумала с дюжину объяснений. Выбери какое-нибудь одно и успокойся.

У Майкла в квартире зазвонил второй телефон.

— Не выключай сегодня мобильник, — сказал он. — Днем поговорим.

Приняв душ, Габриель натянул шорты с футболкой и отправился на кухню. Здесь он смешал в миксере молоко с йогуртом и двумя бананами. Потягивая напиток, полил все цветы, а затем вернулся в спальню и начал одеваться. На левой ноге и руке Габриеля виднелись тонкие белые полосы — шрамы от последней аварии. Из-за волнистых каштановых волос и гладкой кожи он выглядел совсем по-мальчишески, но, надев джинсы, футболку с длинными рукавами и тяжелые мотоциклетные ботинки, стал смотреться взрослее. Привычка Габриеля резко заходить на поворот сказалась и на его ботинках, изрядно потертых и исцарапанных. Кожаная куртка пострадала не меньше, а на ее рукавах и манжетах темнели пятна машинного масла. Оба мобильных телефона Габриель подключал к наушникам со встроенным микрофоном. Рабочие звонки поступали на левый наушник, личные — на правый. Чтобы ответить на вызов во время езды, Габриель просто давил ладонью на карман с телефоном.

С одним из своих мотоциклетных шлемов в руке Габриель вышел на задний двор. Стоял октябрь, и в Южной Калифорнии, как всегда, дул горячий ветер Санта-Ана, налетая на Лос-Анджелес с северных каньонов. Небо над головой Габриеля было чистым, однако, посмотрев на северо-запад, он увидел облако темно-серого дыма от пожаров в Малибу. Воздух был спертый и резкий, словно весь город превратился в комнату без единого окна.

Габриель открыл гараж и осмотрел свои три мотоцикла. Если парковаться предстояло в незнакомом районе, Габриель обычно брал «Ямаху-РД-400». Из трех его мотоциклов этот был самый маленький, юркий и побитый. На такой металлолом мог позариться только самый бестолковый из угонщиков. У второго мотоцикла, итальянского «В11-мото-гуц-ци», имелся мощный двигатель и приводной вал. На «гуц-ци» Габриель садился по выходным, используя его для долгих поездок по пустыне. На сей раз Габриель решил взять «хонду-600», спортивный мотоцикл средних размеров, который с легкостью разгонялся до ста с лишним миль в час.

Габриель приподнял черный руль, сбрызнул цепь машинным маслом и подождал, пока смазка просочится между звеньями и шарнирами. С приводной цепью у «хонды» иногда возникали проблемы, поэтому Габриель отыскал на верстаке отвертку и разводной гаечный ключ и бросил инструменты в курьерскую сумку.

Стоило ему сесть на «хонду» и завести двигатель, как все тревоги и беспокойства отступили. Мотоциклы всегда вызывали у Габриеля чувство, что он может покинуть дом и город навсегда и будет мчаться и мчаться вперед, до тех пор, пока не скроется в темной дымке на горизонте.

Габриель повернул на бульвар Санта-Моника и направился на запад, в сторону пляжа. Утренний час пик уже начался. Женщины ехали на работу в своих «лендроверах», потягивая что-то из стальных дорожных стаканчиков, а на перекрестках стояли регулировщики в защитных жилетах. Когда на светофоре загорелся красный свет, Габриель потянулся к карману и включил рабочий телефон.

Работал Габриель сразу на две службы доставки: «Сэр спиди» на и его конкурента — «Блю екай курьер». Владельцем «Сэра спиди» был Арти Дреслер, бывший адвокат, который весил сто семьдесят килограммов и почти никогда не покидал своего дома в районе Серебряного озера. Арти регулярно посещал интернет-сайты для взрослых и отвечал на телефонные звонки, наблюдая за тем, как голые ученицы старших классов красят ногти на ногах. Фирму-конкурента и ее владелицу, Лору Томпсон, Дреслер презирал. Когда-то Лора работала монтажером на киностудии, а теперь жила в куполообразном доме в каньоне Топанга и верила в полезность всех оранжевых продуктов и чистку кишечника.

Телефон зазвонил сразу, как только загорелся зеленый свет. В левом наушнике раздался надтреснутый голос Арти с характерным для Нью-Джерси говором:

— Гейб! Это я! Ты чего телефон не включал?

— Извини. Забыл.

— Я сейчас сижу перед компьютером, гляжу съемку веб-камерой. Две девчонки душ вместе принимают. Сначала нормально было видно, а сейчас у них там объектив запотел.

— Звучит неплохо.

— Для тебя заказ в каньон Санта-Моника.

— Недалеко от пожара?

— Не-а. За несколько миль. Но недавно в Сайми-Вэлли загорелось. Там вообще дела плохи.

Рукоятки на руле мотоцикла были короткие, а сиденье и педали установлены под таким углом, что Габриель сидел, наклонившись вперед. Он чувствовал вибрацию двигателя и слышал, как переключаются скорости. На большой скорости мотоцикл становился частью Габриеля, продолжением его тела. Он ехал вдоль неровной белой линии, делившей дорогу на ряды, а концы рукояток отделяло от несущихся мимо автомобилей всего несколько дюймов. Габриель смотрел вперед, видел светофор, пешеходов и медленно заходящие на поворот грузовики, и мгновенно понимал, что нужно сделать — остановиться, или прибавить скорость, или объехать преграду.

В каньоне Санта-Моника стояли дорогие особняки, выстроенные недалеко от двухрядной дороги, ведущей к пляжу. На ступенях одного из домов Габриель подобрал светло-коричневый конверт и отправился по указанному на нем адресу — к брокеру по ипотекам в западный Голливуд. Добравшись до места, он снял шлем и направился в офис. Эту часть работы Габриель ненавидел. На мотоцикле он мог ехать куда угодно. В приемной, перед служащими, тело его становилось неповоротливым, скованным курткой и тяжелыми ботинками.

Ему хотелось скорее вернуться обратно к мотоциклу, завести мотор и ехать, ехать…

— Габриель, милый, ты меня слышишь? — раздался в наушниках мягкий Лорин голос. — Надеюсь, ты хорошо позавтракал сегодня утром. Не забывай, что сложные углеводы помогают стабилизировать уровень сахара в крови.

— Не волнуйся. Я перекусил.

— Отлично. Для тебя вызов в Сентрал-Сити.

Этот адрес Габриель знал хорошо. Он несколько раз приглашал на свидание женщин, с которыми познакомился, доставляя пакеты, но только с одной из них завязал настоящую дружбу. Мэгги Резник работала адвокатом по уголовным делам. Около года назад Габриель впервые появился в ее офисе, чтобы забрать пакет для доставки, и долго ждал, пока секретарши найдут потерянный документ. Мэгги стала расспрашивать о работе курьера, и они проболтали целый час, хотя нужный документ отыскался гораздо быстрее. Габриель предложил Мэгги прокатиться на мотоцикле и очень удивился, когда она согласилась.

Мэгги была маленькой энергичной женщиной пятидесяти с лишним лет. Она любила носить красные платья и дорогую обувь. Арти Дреслер рассказывал, что Мэгги защищает в суде кинозвезд и других знаменитостей, но сама она о работе говорила редко, а к Габриелю относилась как к любимому, но очень безответственному племяннику. «Поступи в колледж, — говорил ему Мэгги. — Открой банковский счет. Купи квартиру». Габриель ее советам не следовал, но такая забота ему нравилась.

Поднявшись на двадцать первый этаж, он заглянул к секретарше, а та отправила его дальше по коридору, в личный кабинет Мэгги. Когда Габриель вошел, Мэгги курила сигарету, разговаривая по телефону.

— Разумеется, вы можете встретиться с окружным прокурором, но никакой сделки нам не нужно, не нужно нам ее потому, что никаких доказательств у прокурора нет. Прощупайте его, а потом перезвоните мне. Я буду на ленче, нас соединят по сотовому. — Мэгги положила трубку и стряхнула пепел с сигареты. — Ублюдки. Кругом одни лживые ублюдки.

— Для меня есть пакет?

— Нету никакого пакета. Я хотела с тобой поговорить. Лоре я заплачу, как за доставку.

Габриель сел на диван и расстегнул куртку. Затем взял с кофейного столика бутылку и налил в стакан воды. Мэгги в своем кресле воинственно подалась вперед.

— Если ты торгуешь наркотиками, Габриель, я придушу тебя своими собственными руками.

— Я не торгую наркотиками.

— Ты мне как-то о брате рассказывал. Не вздумай ввязываться из-за денег в его аферы.

— Он покупает недвижимость, Мэгги, только и всего. Офисные здания.

— Очень на это надеюсь, дорогой. Я ему язык вырву, если он втянет тебя во что-нибудь противозаконное.

— А что случилось-то?

— Я работаю с одним бывшим полицейским. Он сейчас консультант по безопасности, помогает, если моих клиентов начинает преследовать какой-нибудь псих. Вчера мы говорили по телефону, и он вдруг спрашивает, не знаю ли я курьера по имени Габриель. Он видел тебя на моем дне рождения. Я, само собой, говорю, что знаю, а он заявляет, будто его друзья о тебе расспрашивали. Интересовались, где ты работаешь и где живешь.

— Кто они такие?

— Он не сказал. Я очень тебя прошу, дорогой, будь осторожнее. Тобой интересуются влиятельные люди. Ты ни в какую аварию не попадал?

— Нет.

— Какой-нибудь судебный процесс?

— Конечно, нет.

— Может, дело в подружке? — Мэгги пристально посмотрела на собеседника. — Из богатой семьи? Или замужняя?

— Я встречался с девушкой, с которой у тебя познакомился, на вечеринке. С Андреа…

— Андреа Скофилд? У ее отца в Напа-Вэлли пять винных заводов. — Мэгги рассмеялась. — Все ясно. Дэн Скофилд пытается выяснить, не будет ли от тебя каких проблем.

— Да я просто пару раз на мотоцикле ее прокатил.

— Ладно, Габриель, не волнуйся. Я скажу Дэну, чтоб сбавил обороты. Теперь давай выметайся. Мне надо к процессу готовиться.

Через подземный гараж Габриель шел с опаской, то и дело подозрительно оглядываясь. Что, если за ним наблюдают прямо сейчас? Вон те двое во внедорожнике? Или женщина с портфелем возле лифта? Габриель запустил руку в курьерскую сумку и достал увесистый разводной ключ. В случае опасности сгодится как оружие.

Родители братьев Корриган срывались с насиженного места сразу, как только узнавали, что ими интересуются. Габриель жил в Лос-Анджелесе пять лет, и к нему в дом пока никто не вламывался. Может, последовать совету Мэгги — поступить в колледж, найти нормальную работу. В пределах Клетки жизнь как-то основательнее.

Габриель завел двигатель мотоцикла, и в памяти тут же всплыли мамины истории, немного успокоив его. Они с Майклом опять стали сбежавшими принцами — одетыми в лохмотья, но храбрыми и находчивыми. Мотоцикл с ревом выехал по эстакаде из гаража и, обогнув грузовик, влился в поток автомобилей. Вторая скорость. Третья. Еще быстрее. Габриель опять двигался. Двигался, как крохотный огонек осознания, со всех сторон окруженный машинами.