Последний странник

56

Габриеля привезли в исследовательский центр фонда около полуночи. В дверь доктора Ричардсона в административном здании постучал охранник и попросил его одеться. Доктор сунул стетоскоп в карман плаща и в сопровождении охранника направился во внутренний двор. Ночь была по-осеннему холодной, но небо оставалось совершенно чистым. Освещенная изнутри, Гробница будто плыла в темноте огромным кубом.

Доктор Ричардсон с охранником встретили у ворот машину «скорой помощи» и пассажирский фургон и последовали за ними, будто два плакальщика за похоронной процессией. Когда автомобили доехали до генетической лаборатории, из фургона выбрались двое работников фонда с молодой темнокожей женщиной. Младший из сотрудников сказал, что его зовут Дэнис Причетт. Он отвечал за перевозки и не намерен был допускать никаких промахов. У старшего были светлые волосы и вялое выражение лица. Причетт называл его просто Шепердом, будто у того не было имени. На левом плече Шеперда висела черная металлическая трубка, а в руке он держал японский меч в ножнах.

Молодая афроамериканка то и дело пыталась заглянуть доктору в глаза, а он старательно отворачивался. Ричардсон чувствовал, что она здесь что-то вроде пленницы, но спасти ее не мог. Если бы она вдруг прошептала: «Помогите», доктору пришлось бы признаться в собственной несвободе… и трусости.

Причетт открыл машину «скорой помощи», и Ричардсон увидел Габриеля, привязанного к носилкам холщовыми ремнями, которыми обычно закрепляли беспокойных пациентов на операционном столе. Габриель был без сознания. Когда носилки вытаскивали из машины, его голова бессильно качнулась из стороны в сторону.

Молодая женщина хотела подойти к Габриелю, но Шеперд крепко схватил ее за руку и не пустил.

— Не надо, — сказал он. — Мы занесем его внутрь.

Они подкатили каталку к зданию генетических исследований и остановились. Доступа в лабораторию никто из присутствующих не имел. Причетту пришлось звонить по сотовому телефону в службу охраны, пока все остальные стояли на улице, понемногу замерзая на холодном воздухе. Наконец, один из лондонских компьютерщиков авторизовал их электронные удостоверения на вход в центр генетических исследований. Причетт протолкнул носилки в дверь, и вся компания последовала за ним.

С самого начала, прочитав отчет об опытах с гибридными животными, доктор Ричардсон очень заинтересовался этим сверхсекретным зданием. Оказалось, что на первом этаже здесь располагаются самые обычные лаборатории с флуоресцентными лампами на потолке, холодильниками, лабораторными столами и электронными микроскопами. Пахло в здании, как в настоящей псарне, однако никаких животных — и тем более каких-то генетических «склеек» — доктор Ричардсон не заметил.

Шеперд повел молодую женщину дальше по коридору, а Габриеля завезли в одну из пустых комнат.

Причетт встал рядом с каталкой.

— Мы считаем, что мистер Корриган перешел в другую реальность. Генерал Нэш хочет знать, все с ним в порядке или нет.

— У меня с собой только стетоскоп.

— Делайте что можете, только скорее. Генерал подойдет через пару минут.

Ричардсон прижал кончики пальцев к шее Габриеля, пытаясь нащупать пульс. Пульса не было. Доктор достал из кармана карандаш и, проведя им по ступне молодого человека, уловил мышечную реакцию. Под пристальным наблюдением Причетта доктор расстегнул на Габриеле рубашку и прижал головку стетоскопа к его груди. Прошло десять секунд… Двадцать… И наконец, одно биение сердца.

Из коридора послышались голоса. В комнату торопливо вошел генерал Нэш с охранником и Майкл. Доктор Ричардсон отступил от Габриеля в сторону.

— Ну, как? — спросил генерал. — С ним все в порядке?

— Он жив. Что касается состояния мозга, я не могу сказать, поврежден он или нет.

Майкл подошел к каталке и прикоснулся к лицу брата.

— Гейб до сих пор во Второй сфере, пытается найти выход. Я нашел его, но Габриелю не показал.

— Мудрое решение, — заметил генерал.

— Где талисман брата? Японский меч?

Шеперд выглядел так, будто его обвинили в воровстве. Он протянул меч Майклу, и тот положил оружие на грудь Габриеля.

— Вы ведь не можете держать его привязанным постоянно, — сказал доктор Ричардсон. — Во-первых, у него на коже образуются язвы, как у лежачих больных. Во-вторых, мышцы начнут атрофироваться.

Генералу явно не понравилось, что кто-то осмелился ему возражать.

— Не стоит беспокоиться, доктор, — сказал он. — Он будет связан до тех пор, пока не переменит решения.

На следующее утро доктор Ричардсон, стараясь никому не попадаться на глаза, уединился в нейролаборатории, устроенной для него в подвале библиотеки. Доктору на компьютер установили шахматную игру, которая совершенно его захватила. И черные, и белые шахматные фигуры могли двигаться и имели крохотные лица, руки и ноги. Если фигуры не двигались по доске, то занимались своими делами — кони трясли гривами, слоны покачивали головами, а скучающие пешки постоянно зевали, почесывались и периодически начинали клевать носом.

Едва Ричардсон успел привыкнуть к тому, что фигурки двигаются, как перешел на так называемый второй интерактивный уровень. Теперь шахматные фигуры не только шевелились, но и оскорбляли друг друга и давали Ричардсону советы. Если доктор передвигал фигуру неправильно, она ругала выбранный ход, а затем неохотно перебиралась на нужную клетку. На третьем уровне доктору Ричардсону осталось только наблюдать за игрой. Фигуры двигались по собственному усмотрению, и старшие убивали младших, забивая их булавами или закалывая мечом.

— А вы все в трудах, доктор?

Ричардсон обернулся и увидел, что в дверном проеме стоит Натан Бун.

— Да нет. Просто играю в шахматы.

— Вот и правильно. — Бун подошел к лабораторному столу. — Мы должны постоянно бросать себе вызов. Это помогает держать мозг в тонусе.

Натан Бун сел напротив доктора. Если бы сейчас в комнату кто-нибудь заглянул, он подумал бы, что двое коллег обсуждают научные вопросы.

— Ну, так как у вас дела, доктор? Мы с вами давно не разговаривали.

Ричардсон посмотрел на экран монитора. Шахматные фигурки, беседуя друг с другом, ждали очередного хода. Доктору стало вдруг интересно, не считают ли они себя настоящими. Может, они действительно молились, мечтали и наслаждались своими маленькими победами, даже не подозревая, что ими управляют.

— Я… мне хотелось бы вернуться домой.

— Мы понимаем ваше желание, доктор, — уверил Бун с сочувственной улыбкой. — Со временем вы обязательно вернетесь к своим студентам, но сейчас мы все одна команда и делаем очень важное дело. Мне сказали, вчера ночью вы присутствовали при том, как сюда доставили Габриеля?

— Я просто осмотрел его. Убедился, что он жив, и все.

— Вот именно. Он жив, он здесь, и теперь нам придется с ним работать. Перед нами стоит уникальная проблема. Необходимо держать Странника взаперти. Если верить Майклу, Габриель не сможет вернуться в наш мир, если не давать ему двигаться. С другой стороны, если он постоянно будет связан, у него начнутся проблемы со здоровьем.

— Совершенно верно. Я уже говорил об этом генералу.

Бун протянул руку и выключил компьютер доктора.

Шахматные фигурки исчезли.

— Последние пять лет наш фонд финансировал исследования в области болевых реакций организма. Разумеется, вам прекрасно известно, что боль — довольно сложное явление…

— За боль отвечают многочисленные участки мозга, а сигналы передаются по параллельным проводящим путям. Поэтому даже если какой-то участок мозга поврежден, человек все равно способен реагировать на раздражения.

— Все верно, доктор. Кроме того, наши исследователи научились вживлять электроды в пять различных участков мозга, в частности, в мозжечок и таламус. Вот посмотрите… — Бун достал из кармана видеодиск и вставил его в дисковод компьютера. — Запись сделана около года назад в Северной Корее.

На экране монитора появилась желто-коричневая макака-резус. Она сидела в клетке, а от ее головы тянулись несколько проводков. Они соединялись с радиопередатчиком, а тот крепился на ремне к телу животного.

— Видите? Никто не трогает обезьяну, не колет ее, не поджигает. Надо только нажать на кнопку и…

Макака закричала. Ее мордочка исказилась от дикой боли, и зверек рухнул на дно клетки и остался лежать, слегка подрагивая и всхлипывая.

— Видите, что произошло? Никакой травмы не было, но нервная система воспринимает крайне сильные болевые ощущения.

От ужаса Ричардсон едва мог говорить.

— Зачем вы мне это показываете?

— Разве не понятно, доктор? Мы хотим, чтобы вы вживили электроды в мозг Габриеля. Его развяжут, и он вернется из своего путешествия по другим мирам. Обращаться с ним будут хорошо. Мы попытаемся переубедить его по некоторым вопросам, а если он попытается уйти отсюда, кто-нибудь нажмет кнопку и…

— Я не могу, — сказал Ричардсон. — Это ведь пытка.

— Вы используете некорректные определения, доктор. Мы просто хотим принять некоторые меры, чтобы в будущем избежать неприятных эксцессов.

— Я врач, понимаете? Меня учили помогать людям, лечить их. Это… это неправильно.

— В самом деле, доктор, вам следует поработать над своим словарным запасом. Данная процедура не может быть неправильна. Она необходима.

Натан Бун встал и подошел к дверям.

— Изучите информацию на диске. Через несколько дней мы предоставим вам еще данные.

Он улыбнулся последний раз и скрылся в глубине коридора.

Доктор Ричардсон чувствовал себя как человек, которому минуту назад сообщили, что он смертельно болен и злокачественные клетки уже проникли ему в кровь и кости. Долгое время из-за страха и гордости он закрывал глаза на тревожные симптомы, а теперь стало чересчур поздно.

Сидя в лаборатории, он смотрел на экран монитора, на котором одна задругой появлялись все новые обезьяны. «Им надо бежать, — думал доктор. — Бежать и прятаться». Однако приказ был отдан, кнопка нажата, и зверькам не оставалось ничего, кроме как подчиняться.