Последний странник

35

Иногда доктору Ричардсону казалось, что его прежняя жизнь исчезла без следа. Он мечтал о возвращении в Нью-Хейвен, будто призрак из рождественской повести Диккенса, стоя на улице, мечтал попасть из холода и темноты в собственный дом, где смеялись и пили вино его бывшие друзья и сослуживцы.

Теперь доктор понимал, что ему ни за что не следовало соглашаться на переезд в научно-исследовательский центр Уэстчестера. Ричардсон думал, что фонд уладит его отъезд из города недели за две, не меньше. Однако, как оказалось, у «Вечнозеленых» имелись в университете какие-то экстраординарные связи. Декан Иельского медицинского колледжа согласился предоставить Ричардсону годовой отпуск с сохранением всего жалованья и тут же поинтересовался, не хочет ли фонд профинансировать их новую научную лабораторию. Лоуренс Такава нанял в Колумбийском университете невролога, чтобы тот приезжал в Нью-Хейвен каждые вторник и четверг и вел курс Ричардсона. Через пять дней после беседы с генералом Нэшем к доктору домой приехали двое охранников, помогли ему упаковать вещи и отвезли во владения фонда.

Мир, в котором он теперь обитал, оказался очень удобным, но ограниченным. Лоуренс Такава выдал доктору электронное удостоверение, которое называлось «защитная цепь» и определяло доступ в различные части центра. Ричардсон мог входить в библиотеку и административное здание, а в компьютерный центр, генетическую лабораторию и белое строение без окон его не пускали.

Всю первую неделю доктор работал в подвале библиотеки, набивая руку на собаках, шимпанзе и трупе толстого человека с белой бородой, которого персонал фонда называл Крисом Кринглом. Теперь, когда в мозг Майкла Корригана были успешно введены все сенсоры, основную часть времени доктор проводил в своем номере в административном здании или в библиотеке.

В Зеленой книге давалось краткое описание тех исследований и опытов, которые проводились над Странниками. Ни один из отчетов не был опубликован, а имена ученых и названия исследовательских групп кто-то тщательно вымарал. Китайские ученые подвергали тибетских Странников пыткам — в сносках описывались химические и электрошоковые опыты. Если во время пытки Странник умирал, за номером его дела ставили звездочку.

Ричардсону казалось, он понял, что именно за активность наблюдается в головном мозге Странников. Нервная система человека постоянно вырабатывает электрические заряды. Когда Странник входил в транс, эти заряды становились сильнее и приобретали своеобразный характер. Затем головной мозг будто бы отключался. Дыхание и сердечно-сосудистая деятельность значительно замедлялись. Головной мозг пациента, не считая слабой активности в продолговатом мозге, был практически мертв. Именно в это время нейроэнергия Странника находилась в ином измерении.

Большинство Странников получали свой дар по наследству, однако случались и исключения. Странник мог появиться на свет в одной из провинций Китая, в крестьянской семье, где никто и никогда не путешествовал по параллельным мирам. В настоящее время группа исследователей из Юты составляла тайное генеалогическое древо всех известных Странников и их потомков.

Доктор Ричардсон не знал, что из этой информации надо хранить в тайне, а о чем можно поговорить с другими сотрудниками. Анестезиолог, доктор Лау, и хирургическая сестра, мисс Янг, прилетели из Тайваня. Обедая втроем в местном кафетерии, они разговаривали о работе или старых американских мюзиклах, которые обожала мисс Янг.

Ричардсону не хотелось обсуждать «Звуки музыки» и «Оклахому». Он боялся, что их эксперимент может закончиться неудачно. Следопыта, который подсказал бы Майклу, что ему надо делать, разыскать не удалось. Препарата, способного заставить нейроэнергию Странника покинуть его тело, не создано. Ричардсон отправил электронные письма всем научным группам, которые работали в центре, и попросил о помощи. Через двенадцать часов от ученых-генетиков пришло ответное письмо с лабораторным отчетом.

В отчете описывался эксперимент с регенерацией клеток. Много лет назад Ричардсон проходил в университете курс биологии. Во время одной из лабораторных работ они разрезали плоских червей на двенадцать сегментов. Через несколько недель вместо одного червя получилось двенадцать его точных копий. Некоторые земноводные — например, саламандры — способны отбрасывать хвост, а затем отращивать его снова. При министерстве обороны США работало агентство по научным исследованиям, где тратили миллионы долларов на эксперименты по регенерации у млекопитающих. Чиновники из министерства утверждали, что ищут способ восстанавливать пальцы и руки покалеченным солдатам, однако, если верить слухам, военные ставили перед собой и более амбициозные цели. Один из правительственных ученых сообщил конгрессменам, что в будущем американский солдат сможет вытерпеть серьезное пулевое ранение, излечить самого себя и снова вступить в бой.

Судя по всему, «Вечнозеленые» далеко продвинулись в опытах по регенерации. Отчет описывал то, как некое животное-гибрид за одну-две минуты останавливало кровотечение из серьезной раны и менее чем за неделю сращивало порванные спинномозговые нервы. Как именно ученые достигли подобных результатов, в отчете не говорилось. Ричардсон перечитывал его второй раз, когда в библиотеке появился Лоуренс Такава.

— Я только что узнал, что вы получили секретную информацию от группы генетиков.

— Признаться, я под большим впечатлением, — сказал Ричардсон. — Данные очень многообещающие. Кто руководит программой?

Вместо ответа Лоуренс достал из кармана сотовый телефон и набрал номер.

— Вы не могли бы прислать кого-нибудь в библиотеку? — сказал он в трубку. — Спасибо.

— В чем дело? — спросил Ричардсон.

— Наш фонд пока не хочет публиковать результаты своих исследований. Если вы упомянете кому-нибудь об этом отчете, мистер Бун воспримет ваш поступок как нарушение мер безопасности.

В комнату вошел охранник, и Ричардсону стало вдруг очень плохо. Лоуренс стоял у дверей с абсолютно бесстрастным лицом.

— Доктору Ричардсону требуется заменить компьютер, — сказал он охраннику таким тоном, будто произошла какая-то поломка.

Охранник тут же отсоединил компьютер и унес его из библиотеки. Лоуренс взглянул на часы:

— Уже почти час дня, доктор. Почему бы вам не пойти пообедать.

В кафетерии Ричардсон заказал сандвич с курицей и порцию ячменного супа, но от волнения не смог доесть ни то ни другое. Когда доктор вернулся в библиотеку, новый компьютер уже стоял на месте прежнего. Лабораторного отчета на жестком диске не оказалось, а вместо него компьютерщики фонда установили программу игры в шахматы. Ричардсон старался не думать о том, к каким последствиям может привести его поступок, однако отделаться от неприятных мыслей было непросто. Весь остаток дня доктор провел, нервно играя на компьютере в шахматы.

Как-то вечером Ричардсон задержался в кафетерии после ужина. Доктор пытался прочитать статью из «Нью-Йорк тайме» о некой «новой духовности», а за соседним столиком сидела группа молодых программистов, с громким хохотом обсуждая порнографическую видеоигру.

Кто-то тронул доктора за плечо. Он обернулся и увидел, что сзади стоят Лоуренс Такава и Натан Бун. Сотрудника службы безопасности доктор не видел уже несколько недель и думал, что все его прежние страхи были напрасны. Теперь, под пристальным взглядом Натана Буна, страх вернулся к Ричардсону с новой силой. В мистере Буне действительно было что-то очень пугающее.

— У нас прекрасные новости, — сказал Лоуренс. — Один из наших информаторов сообщил о препарате, который мы разыскиваем. Он называется ЗБЗ. Мы надеемся, что с его помощью Майклу удастся совершить переход.

— Кто создал препарат?

Лоуренс безразлично пожал плечами:

— Мы не знаем.

— Можно мне прочитать лабораторные отчеты?

— У нас нет никаких отчетов.

— Когда вы предоставите мне препарат?

— Вы, доктор, поедете со мной, — сказал Натан Бун. — Препарат будем искать вместе. Если найдем образец, вам придется быстро сделать все необходимые анализы.

Двое мужчин немедленно покинули здание фонда и на внедорожнике Буна отправились в сторону Манхэттена. Бун то и дело отвечал на звонки, не говоря при этом ничего определенного и не называя никаких имен. Ричардсон прислушивался к отрывочным замечаниям и понял, что сотрудники фонда разыскивают в Калифорнии какого-то человека с очень опасным телохранителем-женщиной.

— Если найдете, не забывайте следить за ее руками и не подпускайте к себе слишком близко, — сказал Бун собеседнику. — Думаю, расстояние футов в восемь будет безопасным.

Последовала долгая пауза, во время которой Бун слушал собеседника.

— Вряд ли ирландка в Америке, — сказал он наконец. — Источник из Европы говорит, она полностью отошла от дел и пропала из виду. Если встретите ее, сразу действуйте очень жестко. Она совершенно безумна и крайне опасна. Знаете, что на Сицилии произошло? Вот-вот. Не забывайте.

Бун прервал разговор и сосредоточился на дороге. В стеклах его очков отражался свет от приборной доски автомобиля.

— Доктор Ричардсон, насколько мне известно, вы получили доступ к секретной информации из генетической лаборатории.

— Это получилось случайно, мистер Бун. Я вовсе не пытался…

— Но вы ведь ничего не читали, не так ли?

— К сожалению, читал, но я…

Натан Бун посмотрел на доктора так, словно тот был упрямым ребенком, а затем повторил:

— Вы ничего не читали, доктор.

— Да. Действительно. Я не читал.

— Вот и отлично. — Бун перестроился в правый ряд и свернул по направлению Нью-Йорка. — Значит, никаких проблем.

До Манхэттена они добрались около десяти вечера. Доктор Ричардсон смотрел в окно, наблюдая, как в мусорных баках роются бездомные, а из дверей ресторана с хохотом вываливается компания молодых женщин. После тихих окрестностей научного центра Нью-Йорк показался доктору чересчур шумным и суетливым. Неужели было время, когда он приезжал сюда с бывшей супругой, ходил в театры и рестораны? Бун проехал в восточную часть города и припарковался на Двадцать восьмой улице. Они вышли из автомобиля и направились в сторону темных башен госпиталя Бельвью.

— Зачем мы сюда приехали? — спросил Ричардсон.

— Поговорить с одним из друзей нашего фонда. — Натан Бун бросил на доктора быстрый, оценивающий взгляд. — Сегодня вечером вы узнаете, как много у вас появилось новых друзей.

В больничном холле Бун подошел к конторке и показал сонной даме свою визитную карточку. Взглянув на нее, дама пропустила посетителей к лифту, и они поднялись на шестой этаж, в изолятор психиатрического отделения. Там, за барьером из оргстекла, сидел больничный охранник в униформе. Он ничуть не удивился, когда Бун достал из наплечной кобуры автоматический пистолет и запер его в одном из серых шкафчиков. Затем Бун вместе с Ричардсоном вошли в изолятор, где их ждал невысокий испанец в белом халате. Он раскинул руки навстречу посетителям, будто те явились на вечеринку по случаю дня рождения.

— Добрый вечер, джентльмены. Кто из вас доктор Ричардсон?

— Я.

— Приятно познакомиться. Меня зовут доктор Раймонд Флорес. Мне звонили из фонда, сказали, что вы заедете.

Доктор Флорес повел гостей по коридору. Несмотря на поздний час, по холлу бродило несколько пациентов в зеленых хлопчатых пижамах и халатах. Все они находились под действием лекарств и двигались очень медленно. Их глаза казались мертвыми, а тапочки с легким присвистом шаркали по кафельному полу.

— Значит, вы работаете на «Вечнозеленых»? — спросил Флорес.

— Да. Я возглавляю один из их проектов, — ответил Ричардсон.

Доктор Флорес провел их мимо нескольких палат и остановился у запертой двери.

— Мне звонил некий мистер Такава и просил найти пациентов, которых подобрали под действием нового уличного наркотика, ЗБЗ. Химических анализов пока что никто не делал, но, судя по всему, это очень сильный галлюциноген. Те, кто принимал его, говорят, будто видели какие-то иные миры.

Флорес открыл дверь и впустил Ричардсона и Буна в палату, где пахло рвотой и мочой. Комнату освещала единственная лампочка, закрытая сетчатым плафоном. На зеленом кафельном полу лежал молодой человек, спеленатый смирительной рубашкой. Голова его была обрита, но уже начинала обрастать светлыми волосами.

Пациент открыл глаза и улыбнулся вошедшим.

— Всем привет. Вытаскивайте свои мозги, джентльмены, и чувствуйте себя как дома.

Доктор Флорес разгладил халат и мило улыбнулся:

— Терри, эти господа хотят узнать о ЗБЗ.

Терри моргнул раз, потом другой, и доктор Ричардсон подумал, что он вообще не собирается говорить. Однако пациент, отталкиваясь ногами, начал елозить по полу. Наконец он добрался до стены и сел.

— Это не наркотик, — сказал он. — Это откровение.

— Как вы его принимали? Кололи, нюхали или глотали?

Голос Буна звучал тихо и как будто безразлично.

— Он жидкий. Светло-синего цвета, как летнее небо. — Терри на несколько секунд закрыл глаза, затем снова открыл их. — Я выпил его в клубе, а потом вырвался из своего тела, и полетел, и прошел через воду и через огонь, и оказался в прекрасном лесу. Только оказался я там всего на несколько секунд. — Терри выглядел разочарованным. — А глаза у ягуара были зеленые.

Доктор Флорес посмотрел на Ричардсона.

— Он рассказывал эту историю много раз и всегда заканчивает ягуаром.

— Ну а где нам найти ЗБЗ? — спросил Ричардсон.

Терри снова закрыл глаза и блаженно улыбнулся.

— Знаете, сколько он просит за единственную дозу? Триста тридцать три доллара. Говорит, это магическое число.

— Кто же зарабатывает такую кучу денег? — спросил Бун.

— Пайус Ромеро. Он постоянно в «Чан-Чан-Рум» тусуется.

— Это танцевальный клуб, — доктор Флорес. — Нам оттуда уже несколько пациентов привезли с передозировкой.

— Наш мир такой маленький, — прошептал Терри. — Вы понимаете? Маленький, как бусинка, которую бросили в бассейн.

Доктор Флорес вышел из палаты, а двое посетителей последовали за ним. Бун отстал от Ричардсона и тут же набрал по телефону чей-то номер.

— Другие пациенты с теми же симптомами к вам поступали? — спросил Ричардсон доктора Флореса.

— За последние два месяца уже четверо. Несколько дней мы давали им фонтекс в сочетании с другими препаратами, доводили до бессознательного состояния, а потом снижали дозу и приводили в себя. Через некоторое время ягуары исчезали.

Натан Бун с Ричардсоном вернулись к автомобилю. Бун успел принять еще два телефонных звонка, сказал обоим собеседникам «да», а затем выключил телефон.

— Куда мы едем теперь? — спросил доктор Ричардсон.

— Следующая остановка — клуб «Чан-Чан-Рум».

Клуб располагался на Пятьдесят третьей улице. Перед входом стояли ряды лимузинов и черных автомобилей. За ограждением из бархатной ленты, натянутой перед дверями, толпились люди, дожидаясь, когда охранники проверят их ручными металлоискателями и пропустят внутрь. Все женщины были в коротких платьях или юбках из тонкой ткани с разрезами на боку.

Бун проехал мимо толпы и припарковался рядом с седаном, в половине квартала от клуба. Из автомобиля выбрались двое парней и подошли к боковому стеклу внедорожника. Один из них, невысокий чернокожий, был одет в дорогой замшевый плащ. Второй, белый здоровяк, носил армейскую куртку и выглядел так, будто ему не терпится схватить любого встречного за шиворот и размазать несчастного по асфальту.

Чернокожий парень ухмыльнулся:

— Здорово, Бун. Давненько не виделись. — Он кивнул на доктора Ричардсона. — Кто твой новый друг?

— Доктор Ричардсон, познакомьтесь. Это детектив Митчелл и его напарник, детектив Краузе.

— Мы получили твое сообщение и сразу приехали сюда. Потолковали с вышибалами. — Голос у Краузе оказался низким и раскатистым. — Они говорят, этот Ромеро тут, пришел час назад.

— Вы оба идите к пожарному выходу, — сказал Митчелл. — Мы его туда выведем.

Бун поднял боковое стекло и проехал вниз по улице. Припарковав машину в двух кварталах от клуба, сунул руку под переднее сиденье и достал черную кожаную перчатку.

— Вы пойдете со мной, доктор. У мистера Ромеро может оказаться нужная нам информация.

Ричардсон отправился вслед за Буном в переулок, куда вел запасный выход клуба. В стальную дверь глухо била ритмичная музыка. Через несколько минут дверь распахнулась, и детектив Краузе вытолкнул на улицу худого пуэрториканца. Парень потерял равновесие и упал на асфальт. Жизнерадостный детектив Митчелл подошел к упавшему и пнул его в живот.

— Познакомьтесь, господа. Пайус Ромеро собственной персоной. Сидел в зале для особо важных персон и попивал что-то фруктовое с зонтиком в бокале. Разве это честно? Мы с Краузе преданно служим обществу, а в зал для особо важных персон нас никогда не приглашали.

Пайус Ромеро, задыхаясь, лежал на асфальте. Бун надел черную перчатку и взглянул на молодого человека так, словно тот был всего-навсего пустой картонной коробкой.

— Слушай меня внимательно, Пайус. Мы не собираемся тебя арестовывать. Мне просто нужна кое-какая информация. Если соврешь, мои люди найдут тебя и обработают так, что мало не покажется. Ты меня понял? Я спрашиваю — ты меня понял?

Пайус сел и потрогал расцарапанный лоб.

— Я ничего плохого не делал.

— Кто поставляет тебе ЗБЗ?

Услышав название наркотика, молодой человек слегка вздрогнул.

— Никогда про такой не слышал.

— Ты продал его нескольким людям. Меня интересует, кто продал его тебе?

Ромеро кое-как поднялся на ноги и попытался сбежать. Бун поймал наркодилера и, пихнув к стене, принялся правой рукой бить его по лицу. Кожаная перчатка при каждом ударе издавала чмокающий звук. Из носа и рта молодого человека хлынула кровь.

Доктор Ричардсон понимал, что на его глазах избивают человека — по-настоящему избивают, — однако ничего не чувствовал. У него появилось ощущение, что он смотрит на происходящее со стороны, на экране кинотеатра или телевизора. Бун продолжал избивать Ромеро, и доктор посмотрел на двух детективов. Митчелл улыбался, а Краузе одобрительно кивал, будто бейсбольный болельщик, который только что увидел отличный трехбалльный бросок.

Бун остановился и заговорил тихо и убедительно:

— Я сломал тебе нос, Пайус. Если я сейчас ударю вот так, снизу вверх, то сломаю тебе кости носовой раковины. Эти кости, в отличие от рук или ног, никогда не срастаются удачно. Ты будешь мучиться от боли весь остаток своей жизни.

Пайус Ромеро по-детски поднял руки к лицу.

— Чего вам надо? — забормотал он. — Имена? Скажу я вам имена. Я все скажу…

Около двух часов ночи они отыскали нужный адрес — неподалеку от аэропорта Кеннеди, в районе Флашинг. Человек, который изготавливал ЗБЗ, жил в белом дощатом домике с крыльцом. Рядом стояли алюминиевые садовые стулья, прикрепленные к перилам цепочкой. Это был тихий рабочий район, где жители сами подметали улицы, а на крохотных лужайках перед домом ставили бетонные статуи Девы Марии. Бун припарковался и велел доктору вылезти из автомобиля. Детективы остались сидеть на заднем сиденье.

— Помощь нужна? — спросил Митчелл.

— Оставайтесь здесь. Мы с доктором пойдем внутрь. Если возникнут сложности, я вызову вас по телефону.

Чувство отстраненности, которое защищало Ричардсона в то время, когда Бун избивал Ромеро, по пути в Квинс успело исчезнуть. Доктор устал и был испуган. Ему хотелось бежать от этих людей, но он понимал, что в побеге не было бы никакого смысла.

Дрожа от холода, доктор поплелся за Буном через улицу.

— Что вы собираетесь делать? — спросил он.

Бун остановился на тротуаре и всмотрелся в освещенное окно третьего этажа.

— Пока не знаю. Сначала надо выяснить, в чем проблема.

— Я ненавижу насилие, мистер Бун.

— Я тоже.

— Но вы ведь чуть не убили того молодого человека.

— Ничего подобного, — возразил Бун, и у него изо рта вырвался белесый пар. — Вам стоит подучить историю, доктор. Великим преобразованиям всегда сопутствуют боль и разрушения.

Они прошли по подъездной дорожке к задней двери дома. Бун поднялся на крыльцо и кончиками пальцев прикоснулся к дверной раме. Затем отступил назад и резко ударил ногой чуть выше дверной ручки. Раздался треск, и дверь распахнулась. Бун вошел в дом, а за ним последовал и Ричардсон.

Внутри оказалось тепло, но запах стоял резкий и очень неприятный, будто здесь пролили бутылку нашатырного спирта. Двое мужчин прошли через темную кухню, и доктор Ричардсон случайно наступил в мисочку с водой. По полу и на столах двигались какие-то существа. Бун щелкнул выключателем, и в кухне загорелся свет.

— Кошки. — Бун чуть ли не выплюнул это слово. — Терпеть не могу кошек. Их ничему не научишь.

По кухне бродили четыре кота, и еще два оказались в коридоре. Они тихо передвигались на мягких лапах, а их глаза отражали тусклый свет и становились то золотыми, то розовыми, то темно-зелеными. Хвосты у кошек поднялись вверх в форме маленьких вопросительных знаков, усы настороженно шевелились.

— Наверху горит свет, — сказал Бун. — Давайте-ка поднимемся и посмотрим, кто есть дома.

Они поднялись по деревянной лестнице на третий этаж. Бун открыл дверь и увидел чердак, переоборудованный в лабораторию. На столах стояла стеклянная посуда для химических опытов, спектрограф, микроскопы и горелка Бунзена.

В плетеном кресле сидел старик с белым персидским котом на коленях. Он был гладко выбрит и опрятно одет, а на кончике его носа сидели бифокальные очки. Вторжению незнакомцев он, судя по всему, ничуть не удивился.

— Добрый вечер, джентльмены, — сказал хозяин дома, четко выговаривая каждый слог. — Я знал, что рано или поздно вы должны появиться. Собственно говоря, я это предвидел. Третий закон Ньютона гласит, что действию всегда соответствует равное и противоположно направленное противодействие.

Бун уставился на старика так, будто тот мог куда-то сбежать.

— Меня зовут Натан Бун. А как ваше имя?

— Ландквист. Доктор Джонатан Ландквист. Если вы из полиции, то можете уходить отсюда прямо сейчас. Ничего противозаконного я не сделал. Препарат ЗБЗ не запрещен, потому что правительство о нем не знает.

Пестрая кошка собралась потереться о ноги Буна, но тот ее отпихнул.

— Мы не из полиции.

Доктор Ландквист удивленно приподнял брови.

— Тогда вы, вероятно… ну, конечно… вы работаете на Братство.

Бун, похоже, собирался натянуть свою черную кожаную перчатку и сломать старику нос. Ричардсон слегка покачал головой: «Не стоит». Он подошел к хозяину дома и сел на складной стул.

— Меня зовут Филипп Ричардсон. Я невролог из Йельского университета, занимаюсь научными исследованиями.

Ландквист, по всей видимости, был рад знакомству с другим ученым.

— И вы работаете на фонд «Вечнозеленые»?

— Да. Работаю над особым проектом.

— Много лет назад я подавал заявку на получение гранта от «Вечнозеленых», но на мое письмо даже не ответили. Это случилось до того, как я прочитал в интернете о Странниках. — Ландквист мягко рассмеялся. — Потом я понял, что работать самостоятельно гораздо лучше. Не надо писать никаких отчетов. Никто не заглядывает тебе через плечо.

— Вы хотели повторить то, что случается со Странниками?

— Нет, доктор, не просто повторить. Я пытался ответить на фундаментальные вопросы. — Ландквист перестал гладить кота, и тот спрыгнул с его колен. — Несколько лет назад я работал в Принстоне, преподавал органическую химию… Мало-помалу делал карьеру — неплохую, но в то же время не блестящую. Меня всегда интересовала общая картина мира. Не только химия, но и другие области науки. Как-то раз я посетил семинар, который устроили на кафедре физики. Семинар был посвящен так называемой теории мембраны. У современной физики масса проблем. Все теории, которые объясняют устройство вселенной — такие как Эйнштейнова теория относительности, — в некоторой степени противоречат квантовой механике и миру микрочастиц. Некоторые физики обходят это противоречие при помощи так называемой цепной теории. Они утверждают, что вся вселенная составлена из крохотных субатомных частиц, которые колеблются в многомерном пространстве. Их расчеты довольно убедительны, однако «цепи» эти настолько малы, что экспериментально ничего не доказать. Теория мембраны идет дальше и пытается дать ответ с космологической точки зрения. Ученые полагают, что мироздание представляет собой нечто вроде мембраны из пространства и времени. Вселенную обычно сравнивают с захламленным прудом, где тонкий слой бытия плавает на чем-то гораздо более объемном. Все сущее, включая наши тела, находится в той самой тонкой мембране. Другие мембраны, другие измерения или другие миры — называйте, как хотите — могут находиться очень близко друг от друга, однако мы ничего о них не знаем, потому что ни свет, ни звук, ни радиоактивное излучение не в состоянии вырваться из собственного измерения.

К Ландквисту подошел черный кот, и ученый почесал его за ушком.

— Вот вкратце и вся теория. В очередной раз я вспомнил о ней, когда приехал в Нью-Йорк и пошел на лекцию одного тибетского монаха. Я сидел в зале и слушал, как он рассказывает о шести сферах бытия в буддистской космологии, и вдруг понял, что речь идет о тех самых мембранах — различных измерениях и барьерах, которые их разделяют. Однако там было и важное различие. Мои принстонские коллеги полагали, что перейти в другую мембрану нельзя. Тибетский монах утверждал, что Странник на это способен. Человеческое тело остается здесь, а заключенный в нем Свет уходит туда.

Ландквист откинулся на спинку кресла и улыбнулся гостям.

— Такая взаимосвязь между физикой и миром духовного заставила меня взглянуть на науку с абсолютно иной точки зрения. Современные ученые расщепляют атомы и разрывают хромосомы, опускаются на дно океанов и заглядывают в космос, а то, что находится в нашей собственной черепной коробке, изучают до обидного поверхностно. Мы используем магнитно-резонансные и компьютерные томографы, чтобы увидеть мозг, и ограничиваемся одной физиологией. Никто не понимает, насколько наше сознание безгранично. Оно неразрывно связано со всей вселенной.

Ричардсон огляделся вокруг и заметил еще одного кота — полосатого. Тот сидел на кожаной папке, битком набитой пожелтевшими листками бумаги. Стараясь не вспугнуть Ландквиста, доктор встал и подошел к столу.

— Значит, вы начали проводить собственные эксперименты?

— Да. Сначала в Принстоне. Потом вышел на пенсию, ради экономии переехал в этот район и стал работать здесь. Не забывайте, кстати, что я химик, а не физик. Именно поэтому я решил создать препарат, который помог бы Свету вырваться из человеческого тела.

— И вы открыли формулу…

— Да какую там формулу. — Ландквист раздраженно поморщился. — Это ведь не рецепт пирога. ЗБЗ — живое существо. Точнее, новый штамм микроорганизма. Человек выпивает жидкий раствор, бактерии проникают в кровь и воздействуют на нервную систему.

— Похоже, небезопасная вещь.

— Я принимал его десятки раз и по-прежнему не забываю выносить мусор и оплачивать счета за электричество.

Ричардсон встал около стола. Полосатый кот замурлыкал и подошел к гостю.

— Значит, ЗБЗ позволяет человеку увидеть другие реальности?

— Нет. Он оказался неудачен. Вы можете принять любую дозу, но Странником все равно не станете. Путешествие получается очень недолгое — не настоящее приземление, а краткий контакт. Вы замечаете один-два образа и тут же возвращаетесь обратно.

Доктор Ричардсон открыл папку и взглянул на диаграммы и небрежные записи.

— Вы не могли бы дать нам эти бактерии, чтобы мы провели испытания?

— Пожалуйста. Образец есть в чашке Петри прямо перед вами. Только все это пустая трата времени. Как я сказал, препарат толком не действует. Поэтому я и стал отдавать его тому молодому человеку, Пайусу Ромеро. Он чистил мою подъездную дорожку от снега. Я подумал, может, проблема во мне самом, в моем сознании. Я надеялся, что другие люди примут ЗБЗ и смогут перейти в параллельный мир. Оказалось, что проблема не во мне. Всякий раз, когда Пайус приходил за очередной партией, я требовал подробный отчет. У людей, как и у меня, были видения других миров, но остаться там они не могли.

Ричардсон взял со стола чашку Петри. В ней был налит раствор агара, в котором изящным завитком росли зелено-голубые бактерии.

— Это и есть ваш ЗБЗ?

— Да, это и есть он, мой провал. Возвращайтесь в свое Братство и посоветуйте его членам уйти в монастырь. Или молиться. Или медитировать. Или изучать Библию, Коран и Каббалу. Быстрого способа покинуть наш убогий мирок не существует.

— А что, если ЗБЗ примет Странник? — спросил Ричардсон. — Может так получиться, что ваш препарат поможет ему отправиться в путь, а закончит путешествие он уже самостоятельно?

Доктор Ландквист подался вперед, и Ричардсон подумал, не собирается ли старик выскочить из кресла.

— Любопытная идея, — сказал он. — Но разве на свете остался хоть один Странник? Братство потратило кучу денег, выслеживая их. Хотя кто знает? Может, они еще прячутся где-нибудь на Мадагаскаре или в Катманду.

— Мы уже отыскали Странника, который согласен с нами сотрудничать.

— Значит, вы будете его использовать?

Ричардсон кивнул.

— Невероятно. С какой стати Братство занялось такими экспериментами?

Ричардсон взял папку и чашку Петри.

— Вы совершили удивительное открытие, доктор Ландквист. Я хочу, чтобы вы об этом знали.

— Мне не нужны комплименты. Я прошу объяснений. Почему Братство изменило тактику?

Бун приблизился столу и тихо спросил:

— Это именно то, за чем мы пришли, доктор?

— Думаю, да.

— Вы уверены или нет? Возвращаться сюда мы не будем.

— Больше нам ничего не понадобится. Послушайте, мне бы не хотелось, чтобы с доктором Ландквистом случилось что-то нехорошее.

— Ну, разумеется. Я понимаю, что вы имеете в виду. Он ведь не преступник, как Пайус Ромеро. — Бун мягко положил руку доктору на плечо и проводил его до двери. — Идите к машине и ждите меня там. Я просто объясню доктору, что в нашем деле надо соблюдать секретность. Это не займет много времени.

Ричардсон медленно спустился по лестнице, прошел через кухню и вышел на задний двор. От порыва холодного ветра глаза у доктора заслезились, будто он плакал. Он постоял на крыльце, чувствуя такую усталость, что хотелось лечь и свернуться калачиком прямо на земле. По его венам, как обычно, текла кровь, желудок переваривал пищу, а легкие вдыхали воздух. Однако жизнь его изменилась навсегда. Теперь он не был ученым, который пишет доклады и мечтает о Нобелевской премии. Он будто уменьшился в размерах, стал маленьким, незначительным винтиком в огромном и сложном механизме.

С чашкой Петри в руках доктор побрел по подъездной дорожке. Бун беседовал с Ландквистом совсем недолго и нагнал Ричардсона еще до того, как тот успел дойти до машины.

— Все в порядке? — спросил доктор.

— Конечно, — ответил Бун. — Я знал, что никаких проблем не возникнет. Иногда лучше вести себя честно и говорить напрямую. Ни лишних слов, ни фальшивой дипломатии. Я выразился твердо и сразу получил нужный ответ.

Бун открыл дверцу автомобиля и комично поклонился, состроив из себя важного шофера.

— Вы, наверное, устали, доктор Ричардсон. Долгая выдалась ночь. Позвольте отвезти вас обратно в центр.