Посредник

Глава 26

Валентина

Осознавала ли я, что посылаю сигнал, когда ждала Данте в его спальне? Да, конечно, осознавала. Я не идиотка.

Речь больше не идет о сексе. Или терапии. Когда я надевала футболку Данте, потому что хотела сохранить его запах на своей коже, я делала это, прекрасно понимая, что это значит.

У меня есть чувства к Данте.

Но потом он отдает мне телефон Ачерби и говорит, что мы делаем это вместе. Дословно он сказал:

― К тому времени, как мы закончим, ему негде будет украсть деньги и негде спрятаться.

К тому времени, как мы закончим.

Мы ― команда, Данте и я. И благодаря этому я не схожу с ума, когда понимаю, что влюбилась в него. Я просто… счастлива.

Данте кладет руку мне на живот.

― Ты слишком сонная для секса?

Он шутит?

― Помнишь, я призналась, что у меня не было секса десять лет? Это очень много сдерживаемого желания, Данте. Не думаю, что ты понимаешь, когда я говорю…

― Понимаю, ― язвительно говорит он. ― Поверь мне.

Подождите. О чем он говорит? Я приподнимаюсь на локте.

― Что это значит?

― А ты как думаешь? У меня уже давно никого нет.

― Как долго? ― спрашиваю я.

― Правда? Мы будем обсуждать это в три часа ночи?

― Ты уклоняешься от ответа на мой вопрос.

Он проводит рукой по моей груди.

― Я однажды переспал с Мариссой, ― говорит он. ― Два года назад. Это было ошибкой. ― Его пальцы поддевают верх моих трусиков. ― Когда я был с ней, я закрыл глаза и представил, что это ты. Тогда я порвал с ней отношения. До Мариссы была трехлетняя засуха. После нее никого не было.

Я считаю. Данте говорит мне, что за последние пять лет у него был секс один раз. Один раз. Он не был травмирован, как я. Он не боялся секса, не испытывал ужаса перед близостью.

Все потому, что он хотел быть со мной.

Радость переполняет меня.

― Как давно ты положил глаз на Спайдера, которого подарил Чиро Дель Барба? ― поддразниваю я.

― Валентина, если ты пытаешься провести какую-то параллель между моими чувствами к Феррари и моими чувствами к тебе, то я буду прямолинеен и назову тебя идиоткой. Спишем это на недосыпание.

Я смеюсь над его недовольным тоном и обвиваю руками его шею, позволяя радости поглотить меня.

― Заткнись и поцелуй меня, Данте.

Мы занимаемся любовью. Без веревки, без вибратора, без ухищрений. Все происходит медленно и неторопливо, перемежаясь множеством поцелуев. Данте не приказывает мне мастурбировать. Он не приказывает мне скакать на его лице. Он не связан, и мое сердце не колотится от нервного напряжения.

Когда он толкается в меня, заполняя своим членом, это кажется правильным. Он делает толчок, и я впиваюсь ногтями в его спину, обхватываю ногами его бедра и приподнимаюсь навстречу ему. Когда он ласкает мой клитор, уткнувшись лицом мне в шею, и говорит ― я хочу, чтобы ты кончила вместе со мной, ― я чувствую, что нахожусь там, где всегда должна была быть. А когда мы засыпаем вместе, это похоже на… Знаете, когда вы поднимаете телефон, чтобы сделать снимок, но изображение получается размытым? Потом объектив настраивается, и все оказывается в резком фокусе? Вот на что это похоже.

Следующая пара недель проходит просто замечательно. Выступление Анжелики ― это настоящий триумф. Она самая красивая и грациозная балерина на сцене, и я говорю так не потому, что я ее мать и пристрастна.

Джорджио жив. Он держится первые сорок восемь часов, но затем, перед самым переездом в Венецию, у него поднимается температура, и врачи вынуждены накачивать его антибиотиками и успокоительными. Большую часть времени он без сознания и, похоже, ничего не помнит о событиях, которые привели к его ранению, но это не так важно. Врачи уверены, что он выживет.

Мы с Данте проводим ночи вместе, и это замечательно. Я ставлю будильник на пять, и каждое утро, когда он срабатывает, я спускаюсь вниз по лестнице и ложусь в свою кровать, прежде чем Анжелика успевает проснуться. Должна признать, что эта часть немного расстраивает.

В течение дня я занимаюсь уничтожением организации Верратти. Мне понадобилось пять дней на изучение исходного кода, чтобы найти слабое место в коммуникационном приложении, которое использует организация в Бергамо. Дальше все становится проще. Через семь дней после получения телефона Джорджио у меня есть список всех, кто числится в штате Верратти.

― Здесь пять человек, которые могут быть Призраком, ― говорю я Данте. ― Но есть одна сложность.

Данте просматривает мой экран через плечо.

― Эти денежные переводы, ― говорит он. ― Пять переводов, по два миллиона каждый. Думаешь, Верратти заплатил хакеру наличными? ― Он выглядит мрачным. ― То есть ты хочешь сказать, что это может быть не один из этих парней?

― Боюсь, что да. Хакер не безупречен ― мы нанесли ему серьезный урон, когда украли его криптовалюту, ― но все попытки выяснить его личность заканчиваются тупиком. ― Если он не один из этих пяти, у меня больше нет идей. ― Я выдыхаю в разочаровании. ― Прости, Данте. Я знаю, что ты…

― Эй, эй. ― Он целует меня в шею. ― Не извиняйся. Это расстраивает, я знаю, но нам не нужна личность этого парня, чтобы остановить его. Одинокий хакер без ресурсов может сделать не так много. Я разговаривал с лейтенантами Верратти, сеял раздор в их рядах.

Он, конечно, прав. Я так зациклилась на неудаче с выяснением личности Призрака, что не вижу общую картину. Я улыбаюсь ему.

― Завтра день выплат. Учитывая время года, все будут ожидать рождественских бонусов.

― Ты готова опустошить банковские счета Верратти?

― Готова.

Он улыбается мне, его взгляд пристальный и сосредоточенный.

― Давай сделаем это.

План срабатывает лучше, чем мы могли себе представить. Люди Верратти сходят с ума. Повсюду разлетаются яростные сообщения и гневные упреки. Люди обвиняют Сальваторе в неумелом управлении, в том, что он спустил все деньги на ветер, и в том, что он не годится для руководства. Они сомневаются в правильности его решения позволить русским закрепиться в их городе. Когда они требуют сообщить, где находятся Бьянка Ди Пальма и Романо Францони, то открыто высказывают предположение, что Сальваторе убил их обоих. Глава Бергамо тщетно пытается восстановить спокойствие, обещая, что всем заплатят, как только будут улажены банковские проблемы. Но к концу недели ущерб уже необратим.

В субботу вечером мы с Данте открываем бутылку просекко, чтобы отпраздновать это событие. Уже полночь, и я провела день, наблюдая, как сотрудники Верратти набирают все более гневные сообщения своему боссу.

Сегодня утром мы встретились с Доном, чтобы рассказать ему о наших успехах. Антонио был в восторге.

― Сальваторе могут арестовать в любой момент, ― сказал он. ― Тюрьма будет облегчением. Его люди в ярости, и, честно говоря, я удивлен, что никто не попытался его убить.

На его лице появляется злобная улыбка. Иногда почти забываешь, что приход Антонио Моретти к власти был омыт кровью. Он убил Доменико Картоцци, расправился с горсткой солдат, верных старому Дону, и из пепла старой организации создал новую Венецию.

И, конечно же, он убил Роберто. Я не позволяю себе забыть об этом.

Данте наливает вино в два фужера и протягивает один мне.

― За уничтожение организации Верратти, ― говорю я, поднимая бокал.

― За хакера, который сделал это возможным, ― отвечает он. Мы уже собираемся сделать первые глотки, когда у Данте звонит телефон. Это Лео, и я слышу панику в его голосе. ― В Дона стреляли, ― говорит он. ― Тебе нужно приехать сюда. Немедленно.

Он называет адрес. У меня есть лишь секунда, чтобы встретить потрясенный взгляд Данте.

Потом он убегает.