Повествование вардапета Аристакэса Ластиверци

XII О БЕСПОЩАДНОЙ РЕЗНЕ В АРЦНЕ[239]

И это в городе, который своим великолепием славился во всем мире, словно был он расположен на горе, а море и суша спешили доставить ему свои плоды, как, пророчествуя об Иерусалиме, говорил великий Иеремия. В прошлом, пока этот город пребывал в изобилии, все в нем было согласно с разумом и он походил на молодую жену, которая приятной красотой и яркими украшениями всем представлялась желанной. Ибо ишханы его были человеколюбивы, судьи справедливы и неподкупны. Купцы возводили и украшали церкви, принимали и ублажали иереев и не оставляли бедных своими милостями и заботами. Торговали честно, обмен товарами происходил без плутовства[240]. Если прибыль получали, давая в рост под проценты, она порицалась, а заказанная [ростовщиками] литургия отвергалась и осуждалась. Повсюду соревновались в благочестии, иереи Арцна были непорочными молитволюбцами, /75/ смиренными служителями церкви. Посему и купцы Арцна благоденствовали и торговцы были как цари над народами[241]. И город наш, весь украшенный и прекрасный, как ясный драгоценный камень, блистал среди прочих городов!

Но с тех пор как в наши церкви проникли секстийцы и пирронии[242], законы правосудия утратили справедливость, сребролюбие возвысилось над благочестием, Мамона — над Христом. Скромность была поругана, уступила место беспутству. Ишханы Арцна уподобились грабителям и злодеям, стали рабами серебра. Судьи выносили решение за взятки и ради взятки попирали законы. Сирот они лишали правого решения и не уступали правам вдов. Чрезмерные проценты обрели силу закона, умножилась [дурная] пшеница, оскверняющая землю, чрево которой утратило способность вовремя плодоносить для пищи человеческой. Тот, кто обманывал другого, гордился своей сообразительностью, а кто грабил, заявлял: я могуч![243]. Знатные обирали дома соседей-бедняков[244], вторгались в пределы их полей, и до слуха их не доходило проклятие божие, записанное Моисеем, служителем божьим:

«Проклят нарушающий межи ближнего своего»[245]. Я промолчу, щадя вас, о гневе великого Исаии, который грозит подобным [людям]: «Горе им, прибавляющим дома к дому, присоединяющим поле к полю, ибо овладевают [достоянием] ближнего. Все это дошло до слуха господа всемогущего»[246] и что далее ио чину. Они не вспомнили о винограднике Набота, об Иезавиле, /76/ разорившем его, и о понесенном последним [наказании], о чем рог трубит и поднесь во всеуслышание. Иереи утратили страх божий и тягу к святости. К алтарю подходят лишь по принуждению и так совершают неизреченное таинство, что не только люди, но и ангелы ужасаются — да и то [совершают] ради серебра, а не с богом. Забыт псалом, возглашающий: «Презренны избранные серебром»[247].

Что же сказать мне в порицание женщин? Достаточно реченного Исаией, и нет нужды в наших словах. Ибо так он обличал иерусалимских женщин за их бесстыдное увлечение украшениями, «за то, что дочери Сиона надменны и ходят, подняв шею»[248]. [...]

/78/ Но кто опишет многоразличные тяжкие бедствия, постигшие наш город! Как сказано о содомитах: «Солнце взошло над землею, и пролил господь на Содом огонь и серу и сжег его»[249]. Так и ныне: когда солнце взошло над землей, полчища нечестивцев, подобных изголодавшимся псам, напали на наш город и окружили его, затем ворвались туда, предали мужчин мечу и выкосили все, подобно сельским косцам, так что город вымер. Скрывавшихся же в домах и церквах безжалостно погубили в огне, сочтя это благим делом, как сказал спаситель: «Наступит время, когда всякий убивающий вас будет думать, что он тем служит богу»[250]. И приводит причину: «Но все то сделают вам за имя Мое, потому что не знают Меня»[251].

Даже атмосфера способствовала гибельным событиям этого дня. Сильный порыв ветра раздувал огонь, так что дым восходил до небес, а отблески пламени были ярче солнечных лучей. Там можно было наблюдать горестное, печальное зрелище. Весь город — торговые ряды, тупики, постоялые дворы — все было полно трупов. А кто бы сумел исчислить погибших в пламени? Ибо те, что бежали от сверкающих мечей и пытались порой скрыться в домах, все они оказались в огне. Иереев, схваченных в церквах, сожгли, а найденных вне [храма] перебили. И [трупам] в руки сунули большие куски свинины, дабы оскорбить нас, превратив [жертвы] в предмет /79/ издевательств очевидцев. Мы выяснили, что зарубленных и сожженных иереев — главарей епархий и церквей — было больше 150. Но как подсчитать число пришлых, оказавшихся в то время в Арцне клириков?

Такова твоя история, о счастливый [некогда] и блаженный, славный во всем мире город! Подними же взоры и взгляни на своих сыновей, уведенных в неволю, мальчиков, безжалостно расплющенных о камни, юношей, преданных огню; достопочтенные старцы повержены на площадях, девы, вскормленные в неге и благоденствии, обесчещены и пешими уведены в рабство. Исполнилась на нас пророческая песнь Давидова: «И отдал в плен крепость их и деревни их в руки врагов их»[252] и что далее по чину. Но в отличие от того раза Христос оттягивает пробуждение!

Здесь кончается горестная история Арцна, ибо мы не в силах описать каждое злодеяние, о том же, чего мы не коснулись, любознательный догадается по руинам. Наша печальная история касается лишь двух мест—горы и город а, и мы описали лишь то, что видели своими глазами и что самим пришлось испытать[253]. Но как описать бедственные события в других гаварах и городах? Они ждут пространного и долгого изложения, мы же ограничились кратким повествованием в пределах наших возможностей.