Повествование вардапета Аристакэса Ластиверци

XXIII НАДЛЕЖИТ ПОВЕДАТЬ О ТОМ, КАК И В ПРЕДЕЛАХ МАНАНАЛИ ВСПЫХНУЛО ПЛАМЯ ЗАБЛУЖДЕНИЯ

Близ бердакалака Ширни[360] проживал некий инок Кунцик, а деревню ту и поныне зовут по его собачьему имени. Был он преклонных лет, и в нем бродило нечестие, ибо просвещался у какого-то монаха-любодея, который представлял себя выходцем из Албании[361]; [на самом же деле] он был первенцем сатаны и хранилищем его замыслов. Изо рта его, словно из горнила преисподней, постоянно выбивался жаркий дым, и многие погибли, вкусив этого лекарства. Итак, этот Кунцик, будучи ревностным служителем сатаны, изловил женщину по имени Хранойш, а она происходила из первенствующего и знатного рода и владела агараком. Хранойш пропиталась исходящим от него гибельным ядом, но, не довольствуясь собственным падением, многих обратила в прислужниц своего заблуждения. И прежде всего двух женщин, происходящих из той же фамилии, причем одну из них звали Ахни, а другую — Камарай, и она воистину была исполнительницей /126/ воли сатаны[362]. Обе родные сестры, распаленные скверной беспутства, благодаря своему колдовскому ремеслу, что является обычным для этого сборища, обратились в проповедниц [замыслов] сатаны. Этими женщинами воспользовался отец всеобщего зла, а они, согласно псалму, «изострили язык свой, как меч; напрягли лук свой в горьких деяниях»[363], дабы направить стрелы в праведные сердца. Нанеся удары, они метко ранили многие невинные души. На правах наследственной вотчины эти женщины владели двумя деревнями, которые обратили в пещеру и надежный стан для злобного дракона, а Кунцик, водворившись, излил туда [всю] свою желчь. А эти женщины прислуживали ему и увлекли к гибели окрестных жителей, как о подобном писал Моисей: «Гнев драконов — вино их, а гнев аспидов не поддается лечению»[364].

Некий ишхан по имени Врвэр стал послушным собратом этих колдуний, [тогда как] в прошлом он был здоров в вере, отличался благочестивостью и даже выстроил в своем наследственном владении обитель. Собрав там братьев-пустынников, он наделил их обширными [земельными владениями] и избавил от нужды. Их настоятель по имени Андрэас был весьма прославлен в аскетических упражнениях. Ежегодно, во время сорокадневного поста, ишхан прибывал к нему, оставался до великого дня пасхи и оказывал отшельникам множество услуг. Он, казалось, превосходил всех готовностью насытить неимущих и своей /127/ покорностью иереям. Но зло подцепило его на крючок через посредство этих женщин, которые безраздельно предались грязному с ним любодеянию, позабыв о кровной близости[365]. [Подобные] женщины становятся гибельным логовом [для всех, кто общается с ними]. [...]

Попав к ним в тенета, этот несчастный Врвэр утратил благочестие, лишился веры, стал противиться богу и святым его. Он покинул господа, породившего его в святой купели, забыл бога, телом и кровью своей вскормившего его. Покинул дом, лишился чести, забыл божественный обет, удалился от подвижнических установлении. А в собрании духовенства этой местности, выстроенном им некогда с великими затратами и трудом, где хоры псалмопевцев и сонм служителей сладкими песнями /128/ созвучно с небесным воинством благословляли бога, ныне умолкли песни, место это обратилось в пустынные руины. Так что же дальше? Несчастный сошелся с женщинами, в коих поселился злой бес, и тогда они увлекли за собой жителей агараков, принадлежавших им, — о них мы упоминали выше, называется же один Кашэ[366], другой — Алюсой[367]. И, охваченные бесовским неистовством, они снесли церкви, которые издавна соорудили в своем змеином логове. И встречая на полях знак нашего спасения и оружие победы господа, с помощью которого он победил смерть, а мы избавились от речений злобного врага, знак, могущество которого превозносил, пренебрегая [значимостью земных] существ, Павел, говоря: «А я не желаю хвалиться, разве только крестом господа нашего Иисуса Христа»[368],— они, выступая поборниками интересов сатаны, породившего их, бесстыдно уничтожали этот знак. Но, вспомнив о кресте, я включу в повествование и прочие рассказы о чудесах, дабы повергнуть в трепет всех слушателей.

Близ горы Пахрай, которую ныне зовут Гайлахазут[369], при предках был аван, который называли Базмалбюр[370]. Там же во всем великолепии установили божественный знак. И переименовав во имя креста, и поныне зовут [этот аван] Хач[371] В день великой пятидесятницы, в ночь под новое воскресенье, туда прибыли эти добровольные слуги сатаны, молотом нанесли удар по венцу богоприимного креста, раскрошили его и повергли наземь. Сами же убрались в свои глухие, змеиные логова. Даже небеса поразились этому, а разгневанную землю охватила дрожь. Арусеак[372] оплакала /129/ это деяние, а вечерняя звезда затуманилась печалью. Когда утром, как положено, дьякон стал перед крестом, чтобы начать службу великого воскресенья, и взорам его предстало ужасное зрелище, он схватился за ворот, разорвал одежду и громкими криками стал призывать тамошних жителей, чтобы немедленно собрать их перед этим зрелищем. При виде этого они оторопели, подняли вопль, стали бить себя в грудь и пятиться. Мужчины и женщины, старцы и юноши вместе зарыдали. Они пребывали в подобной тревоге, пока в них неожиданно не проснулось сознание — в соответствии с несказанной божественной мудростью. Ночью, когда это случилось, неожиданно выпал снег и покрыл землю сплошь белым. Следы нечестивцев оказались запечатленными на снегу и вели в их логова. Немедленно дали знать блаженному архиепископу[373] Самуэлу, который, прознав об этом, прибыл туда со множеством людей. Он призвал епископа, дьяконов и [вообще] святых отцов гавара и вместе с ними, прибыв на место, предал огню пещеры [еретиков], проклял их имущество и все, что [когда-либо было] им поднесено, как в древности Иисус поступил с Иерихоном, дабы никто не осмелился взять что-либо. И шестерых из них, которых считали вардапетами зловредной и нечестивой веры, взял под арест и прибыл в гюлакалак по имени Джермай[374]. И приказал запечатлеть на их лицах лисий знак, дабы этот знак оставался на них вечно и делал [их] известными каждому. И чтобы никто по наивности с ними не общался, а чтобы преследовали как злых зверей, [уводя] от людей [прочь]. Затем благословил людей, которые помогли ему, и отпустил их с миром.

/130/ Когда же наступило лето, царь прислал [верховного] судью страны по имени Елиа. Елиа прибыл в гавар Екелеац, и ему навстречу вышел страшный злодей Врвэр, начал поносить почтеннейшего архиепископа Самуэла и прочих епископов, входивших в его окружение, мол, разорили они мой дом, а деревню предали огню и уничтожили. К тому же архиепископ обязал их к уплате значительной суммы денег и имущества. Узнав об этом, судья разгневался пуще прежнего и выслал солдат, чтобы они поспешно доставили к нему блаженных епископов. Когда воины прибыли, архиепископ отправил грамоты ко всем церковнослужителям, иереям и пустынникам, чтобы они, не раздумывая, прибыли к нему. Когда эта весть дошла до них, она показалась им знаком, исходящим от божественного провидения. Собралось такое множество иереев, а еще больше мирян, что я не в силах подсчитать их количество. И вся эта толпа прибыла к берегу Евфрата, где с ним смешивается Мананали. В это время начался ливень, и от дождевых потоков проснулся Евфрат и, вздувшись, пошел волнами. Солдаты же подвели судно и торопились перевезти старца — епископа Самуэла и его племянника по брату Тэодороса на ту сторону, в аван по имени Котэр[375], поскольку там находился судья. Но народ вцепился в епископов и не отдал их солдатам. Солдаты сказали мирянам: «Сначала перебросим этих, а затем и вас, народ». Уговорили мирян, подхватили епископов и на судне переправили на ту сторону. Когда же судно остановилось, [судья немедленно] бросил епископов в темницу. Когда народ догадался об их хитрости, /131/ о том, что они не вернули, как обещали, судно, они громкими голосами и поощрительными возгласами начали воодушевлять друг друга, что [лучше] перейти [реку] и погибнуть в воде, чем слышать слова порицания, обращенные к проводникам веры. Время было вечернее, солнце вобрало в себя лучи и клонилось к закату, уступив место небесным созвездиям, и тогда вышли вперед сонмы иереев и разделили воды не символом креста, но имея в руках сам победный знак божий. Взобрались на плечи [друг другу], твердой верой одолели бушующие массы воды, которая стала подобна буйному коню, усмиренному поводьями, и позволила народу перейти, причем из этого множества никто не пострадал. Совершив переправу, они все утро пели богу хвалебные гимны, имея во главе хора непорочную Марию, то есть святую церковь, а в руках у них были литавры, то есть истинная вера. И были они не безголосы и не искусны, словно облитые скверной ереси, а охваченные жаром горячей веры в святой дух, отдались звонким песням, которые сливались с рокотом Давидовым и звучали у всех в ушах: «Воспойте Господу новую песнь, ибо Он сотворил чудеса»[376] и следующие за ними слова. И всю ночь они провели в громкозвучных молитвах к богу.

Когда судья узнал о божественном провидении и о чудесах, он понял, что господь отметил наш народ вниманием. Великое чудо повергло его в дрожь, он обратился к молитвам и призвал на помощь бога, мол, не хотел бы по невежеству лишиться твоего, господи, правосудия. Когда наступил день (а было воскресенье), /132/ он отправился в епископское подворье, называемое Пррис[377], учредил праведный суд и привлек главарей этого сборища. Недостойного преступника Врвэра обязали явиться на суд. Есть такое животное, называемое хамелеоном; чтобы спастись от охотников, оно, говорят, окрашивается во все цвета. Так и он. Когда истина восторжествовала, он понял, что не в силах сопротивляться: на рассвете тьма исчезает, когда же выясняется истина, ложь гибнет. Что же он предпринимает и к каким прибегает средствам? Обещает стать ромеем, его усыновляет епископ по имени Еписарат, причем Врвэр подачками пленит его мысли. [Этот епископ] является на судилище, умоляет уступить [Врвэра] ему, к тому же склоняется и судья, ибо брат нечестивца своим ишханским достоинством и отменной храбростью принадлежал к избранным и был известен царю, что и учел судья. И поэтому он вверяет его епископу, как тот и просил. А прочих сообщников Врвэра изгнали, наказав ударами и поркой и разорив их дома. Собрание благословило судью, и [все] разошлись с миром.

Но божья кара опередила Врвэра: он ускользнул от [людского] наказания, но не смог уйти от божьей десницы. Тело его, как и Ирода, неожиданно воспламенилось жаром, пальцы рук высохли и отказались подносить пищу [для насыщения] тела. Но если даже он [пытался] вкусить пищу, то она не проходила, и до смертного дня он изрыгал ее обратно. Затем и тело покрылось проказой, но он не раскаялся, не вспомнил былого благочестия. Продолжал руководствоваться той же дьявольской ересью, пока не кончился. Телесные муки постоянно напоминали о геенне, в которой ему предстояло терзаться.

/133/ Но мы сочли неуместным описать отвратительную[378] деятельность еретиков, ибо она преисполнена скверны. И поскольку слух не у каждого стоек, упоминание о многих прегрешениях увлекает внимающего и даже подталкивает его к подобным действиям. Но вот что о них известно и о чем нам следует сказать. Они не приемлют церковь и церковный чин, [не признают] ни крещения, ни великого и страшного таинства литургии, ни креста, ни поста. Но мы, истинно верующие в святую троицу, должны быть тверды в исповедании незыблемой надежды, которую усвоили от святых отцов. Так отвратим же лица от их богоотступнического сборища, посылая им [лишь] проклятия!