Правая сторона

11

Народу возле клуба собралось много. Тут и обходчики, живущие в Полуденном, и лесники с кордонов, и рабочие с пилорамы — все тут. Дымили махоркой, в который раз перечитывали объявление о производственном собрании, неделю висящее на дверях, весело, возбужденно переговаривались.

Собрания мужики любили. И полуденские, и те, что издалека, приходили, приезжали, приплывали на собрание, как на праздник, одевшись во все новое. Не бывало, чтобы кто-то опоздал или вовсе не явился без всякой причины. Ведь на собрании можно услышать последние новости, поговорить о своих нуждах, которых всегда предостаточно, послушать других да и вообще посидеть всем вместе. Не так уж часто они видятся друг с другом. Лесники с кордонов, те и подавно рады случаю лишний день побыть в Полуденном, каком ни есть, а центре. Их, живущих круглый год в отдалении, как никого другого, тянет к людям.

Здесь же, в весело гудящей толпе, и Гаврила Афанасьевич. Лесная эмблема на фуражке начищена золой и горит огнем. Редко надеванный темно-синий плащ с ясными, начищенными же пуговицами, шуршит на нем, лицо старика светится радостью. Пристал с каким-то разговором к Ивану. Тот улыбается, но глаза озабочены. На кедровом питомнике коровы повалили забор из трухлявых жердей, изломали несколько саженцев, истоптали всходы — глядеть было больно. Он эти саженцы на горбу из тайги таскал вместе с землей, чтобы корни не высохли, а коровы их единым махом, хоть плачь. Тихон помог поправить забор, да надолго ли хватит. Если бы жерди были новые, но где их возьмешь. Их надо просить у Глухова, а он все тянет.

Стоял Иван с Кугушевым, слушал, что тот говорил, но слова лесника проходили мимо, душой Иван был там, на своем участке, и в глазах стояли сломанные стволики.

Появился Матвей, тоже озабоченный.

— Кончайте курить, давайте в зал, — говорил главный лесничий и подталкивал рабочих к дверям.

Мужики с готовностью потянулись в зал, но сесть норовили подальше от крохотной сцены со столом, накрытым красным. Устраивались на последних скамейках, в углах, где сумрачнее, а значит, поспокойнее. Шибко на виду быть стеснялись.

Артем тоже сел на последнюю скамейку, рядом с Анисимом, одетым в синюю косоворотку. По соседству с ними вертел кудлатой головой Ларион. Вид благостный, под хмельком уж. Подмигивал соседям, щерился — все ему нипочем.

В первом ряду устроился только Гаврила Афанасьевич. Рассудив, что оттуда и виднее, и слышнее. Мужики подсмеивались:

— Ты бы сразу в президиум!

Гаврила Афанасьевич оборачивался, шутливо грозил им пальцем и покидать своего места не думал.

Разговоры и смешки смолкли. К столу президиума шли Глухов, Матвей, Трофимыч, который на всех собраниях вел протоколы. Сели за стол, о чем-то посовещались между собой, и тогда поднялся Дмитрий Иванович.

— Так вот, товарищи, к чему наша безалаберность приводит, — Дмитрий Иванович помолчал, укоризненно оглядывая зал. — Могу порадовать: Зуев угробил трактор. Теперь будем сидеть без света.

— Как угробил? — спросили из задних рядов.

— Вечером напился, уснул. А в двигателе, оказывается, протекал масляный радиатор. И вот результат: полетели подшипники. Так, Матвей Матвеевич?

— Так, — качнул головой главный лесничий.

— Угробить трактор, оставить все село без света! Ведь это же вредительство! — продолжал Глухов, — Что теперь прикажете делать? Один пьет в рабочее время, другой по три дня на работу не ходит. Вот Спирин… Его на день в Ключи отпустили, а он три дня там пропадал.

— Тут другое, Дмитрий Иванович, — сказал Матвей. — Он за красками отпрашивался, а в Ключах их не оказалось. Полетел в город. Подвела погода.

— Краски красками, а обход три дня без надзора.

Глухов наклонился к Трофимычу и что-то зашептал ему на ухо. Тот сошел со сцены, переднюю пустую скамью отодвинул к сцене, отделив ее таким образом от зала. А когда поднялся на сцену, сказал:

— Зуев и Спирин, прошу выйти сюда!

Ларион шел к сцене, дурашливо улыбаясь. Перед тем, как сесть на скамью, он сдул с нее невидимую пыль. Сел задом к залу, чем вызвал веселый смех среди мужиков.

— Садитесь лицом к народу, — сурово сказал ему Дмитрий Иванович и с презрением отвернулся.

— Ладом садись, ладом, — крикнул Гаврила Афанасьевич Зуеву. — Пускай на тебя все посмотрят, какой ты есть. Бесстыжий! Счас мы с тебя и за муку, и за поросенка спросим!

Матвей недовольно махнул старику рукой, чтобы замолчал. Потому что смех уже слышался отовсюду, а разговор предстоял серьезный.

Анисим шел к скамье, не глядя на людей, ссутулился и даже, кажется, стал меньше ростом. Он сел рядом с Ларионом, опустив глаза к полу, судорожно расстегнул ворот, будто его мучило удушье. Артему стало его жалко.

— Кто желает сказать? — спросил Дмитрий Иванович, пытливо оглядывая зал. — Давайте не будем тянуть время. Света, сами понимаете, — покосился на притихшего Лариона, до которого тоже дошло, что дело серьезное, — света нет, дотемна надо кончить.

Тишина стояла мертвая, слышно было, как скрипит кончик карандаша Трофимыча, ведущего протокол.

— Будем молчать? Или вы считаете, Зуев и Спирин поступили правильно? Может, мы им благодарность объявим? Премию дадим?

Артем нашел глазами Ивана. Тот сидел впереди на два ряда, немного наискосок. Сбоку виднелась его острая скула. Надо было сесть с ним. С Иваном Артем себя чувствует смелее.

Глухов посмотрел на сидящего впереди Кугушева.

— Может, нам товарищ Кугушев выскажет свое мнение?

Сзади засмеялись.

— Ничего смешного не вижу, — укоризненно проговорил Дмитрий Иванович. — Решается судьба людей. Как мы решим с ними поступить, так и будет.

Гаврила Афанасьевич растерянно оглянулся и, пригнувшись, пошел к задним рядам.

— Ты куда? — остановил его Матвей.

— Я думал, может, не туда сел.

— Говорите с места, — досадливо поморщился Глухов.

— Дак че говорить-то? Оно, конечно, плохо, что Ларион загубил мотор. По пьяному делу че хошь загубишь. Вот взять мою муку…

— Речь не о муке, — перебил Матвей. — Речь о тракторе. Как ты предлагаешь поступить с Зуевым?

— Пускай ремонтирует. Сломал, дак исправляй сам.

— И все?

— А че еще? — развел руками лесник.

Матвей махнул ему рукой, дескать, садись. Гаврила Афанасьевич, довольный, что оставили в покое, перебрался к мужикам, в угол.

— Можно я? — поднял руку Матвей.

— Да, конечно, — разрешил Дмитрий Иванович и смотрел на него настороженно.

— Смех смехом, мужики, а дело серьезное. Сколько мы предупреждали Зуева, сколько уговаривали — не помогает. Сами скажите: как с ним быть? Сегодня он лишил нас света, завтра «Дозор» на камни выбросит или утопит. На чем мы продукты к зиме завезем? — помолчал, давая всем поразмыслить. А поразмыслить было над чем. Завозка продуктов — и без того сложное, хлопотное дело, и если лишиться катера — заповедник будет как без рук. Это понимали все — притихли, задумались. — Дмитрий Иванович стоит за то, чтобы с Зуева высчитать за ремонт двигателя, а самого выгнать. А значит, и выселить из Полуденного…

— Да, да, товарищи, — перебил с места Глухов. — Прошу всех учесть: кого мы увольняем, тот автоматически теряет право на жительство на территории заповедника!

— Я сначала было не хотел так жестко, — продолжал Матвей. — Не соглашался с директором. А тут вижу — Ларион и сейчас выпивши, никаких выводов не сделал. Трактор спалил и веселится. Так, может, на самом деле обойдемся без него? Потому что человек он, прямо скажем, ненадежный, а? — И смотрел в зал, как бы спрашивая совета.

Сзади послышался топот. По проходу бежала жена Лариона. Она подскочила к мужу, стала бить его остренькими кулачками по плечам, по голове, всхлипывая. И тот неловко изворачивался, заслонял лицо ладонями.

— Говори, изверг! Говори народу, мучитель! На колени встань! — жена стаскивала Лариона с лавки, пытаясь поставить на колени, и стонала от бессилия, потому что это ей не удавалось.

— Так нельзя! — вскочил Дмитрий Иванович. — Уберите ее! — он растерялся, и Матвей, и все в зале растерялись, немо смотрели на эту жутковатую сцену.

— Всю жизнь из-за него как проклятые… — плакала жена Лариона и обессиленно опустилась на скамейку рядом с мужем.

Тяжелая тишина висела в зале. А Матвей все стоял и немо глядел то в зал, то на жену Лариона. Заговорил с хрипотцой:

— Вот так, мужики… Ну, а тебе, Зуев, сказать нечего?

Тот встал с усилием, будто поднимал тяжесть, потоптался, поглядел на жену, выдохнул:

— Ежели простите, оставите меня, то, — прижал растопыренную пятерню к груди, — честно: сроду больше от меня ничего худого не увидите. А если что, вешайте камень на шею и кидайте с дамбы. Туда мне и дорога.

— Ну, как? — спросил Матвей. — Что решим? Поверим?

— Поверим! — загудели мужики облегченно.

— В случае чего — сам разрешил. Камень на шею! — уже снова шутили, но чувствовалось, все были довольны, что обстановка разрядилась. Зуевых, особенно жену, жалели.

— Я предлагаю так, — тряхнул кулаком Матвей. — Трактор Зуев пусть отремонтирует за свой счет. И объявить ему выговор с последним предупреждением.

— Правильно! — поддержали все.

— Ему на первых порах будет трудно, — поднялся Иван с места. — И давайте договоримся, чтобы никто с Ларионом не выпивал, не угощал его. Какое бы кому доброе дело он ни сделал — водки ему ни капли. Согласны?

— Это мы даже с радостью! — крикнул под хохот зала Гаврила Афанасьевич. — Хватит, попил!

— Фрося здесь? — перекрывая смех, громко спросил Иван.

— Здесь!

— Лариону водки не отпускать. Ни под каким видом. Будет вести себя по-человечески, жена купит и угостит!

Мужики хохотали единой глоткой.

— Он сам-то согласный? — спросил кто-то.

— Согласный, согласный! — подтвердила за Лариона жена.

Дмитрий Иванович нервно барабанил пальцами по столу, нетерпеливо ждал, когда шум уляжется. Потом встал.

— Теперь — Спирин.

— Предупредить! — кричали из зала.

— И все? — строго спросил директор. — Между прочим, раньше за прогул судили.

— Что было, то сплыло! — выкрикнул Тихон и вскочил под пристальным директорским взглядом. — Че у нас получается? Мы вот Анисима равняем с Ларионом. Правильно это, нет?

— Нет! Неправильно!

— Вот и я говорю. Анисим — мужик серьезный, у него талант. Я че хочу сказать: радость нам от него!

Дмитрий Иванович, сжав виски ладонями, цепко глядел на Тихона. Не удержался, спросил:

— Значит, ему все позволено?

Анисим шевельнулся на лавке, поднялся.

— Я, мужики, виноват, — сказал он и вздохнул. — Вы меня не защищайте. Директор правильно сказал. У меня никаких тут особенных прав нету. Права у нас у всех одинаковые, что у Лариона, что у меня. А за вину мою — наказывайте. Как на душу придет, так и наказывайте. А простите меня, я на трех обходах тропы вычищу, избушки отремонтирую. Потому как искупить я должен. Я ведь, кроме того, и Матвея Матвеевича, можно сказать, подвел…

— А чьи тропы-то будешь чистить? На каком обходе? — поинтересовался кто-то из дальнего угла.

— А чьи прикажете. Мне без разницы.

— Строгий выговор! — сказал Дмитрий Иванович. — Кто за это? — и первый поднял руку. Поднял руку и Анисим, а глядя на него, весь зал. — И тропы! — продолжил Глухов.

— И тропы, — как эхо, повторил Анисим.

Люди шумно поднимались со своих мест, закуривали, некоторые уже потянулись к дверям, но Трофимыч, вскочив, застучал костяшками пальцев по столу.

— Собрание еще не кончилось! Садитесь на места!

Матвей недоуменно поглядел на Дмитрия Ивановича, что-то спросил, тот ответил, после чего главный лесничий озаботился, нашел глазами Ивана Рытова, значительно поглядел на него, будто от чего-то предостерегал. Глухов перехватил его взгляд, нахмурился, выждал тишину.

— На западной границе заповедника, — начал он негромко, доверительно, — строится рудник. Вы, конечно, все об этом знаете, знаете и о том, что рудник этот очень важный, — поднял вверх указательный палец и подержал его так, и помолчал, давая возможность осмыслить услышанное. — Но там сейчас, как бы это выразиться, прорыв… И вот строители обратились к нам с просьбой помочь им. Нужны вальщики со своими пилами. Я был в районе на активе, пообещал товарищам. Так и заверил, что людей дадим. Выручим.

— А надолго туда? — спросил кто-то.

— На недельку, от силы на полторы. Конечно, тем, кто останется, придется немного поднажать. Обслуживать по два обхода. Это трудно, но я думаю, справимся. — Дмитрий Иванович пытливо оглядел зал. Было тихо. Совсем тихо, даже Трофимыч не шуршал своим карандашом — замер. — Полторы недели, — продолжал Дмитрий Иванович, — это не так страшно. Зато, если мы окажем помощь, и заповеднику будет польза. Рудник нам кое-чем поможет.

— Чем? — выкрикнул одинокий голос.

— Материалами. У них и кровельное железо есть, и шифер. А это, как вы знаете, дефицит. Многие из вас жалуются — текут крыши. А кровельного материалу у нас, — развел руками, — кот наплакал.

— Жести бы надо. Ларь обить, а то — мыши! — подал голос Гаврила Афанасьевич.

Мужики добродушно засмеялись, но тут же и сами стали называть другие свои нужды: бензина надо, стекла оконного.

— Все будет, — успокаивал Дмитрий Иванович. — Может, даже запасные части к трактору достанем, если, конечно, найдем с рудником общий язык. Соседи они богатые, с ними надо быть поближе. Так что, может, добровольно кто желает поработать на валке леса? Поднимайте руки.

Руки тут же поднялись, и Трофимыч принялся записывать. Многих записал. И когда Рытов тоже медленно поднял руку, кончик карандаша Трофимыча клюнул листок бумаги, да так и замер. Бухгалтер поднял голову, повернулся к Глухову, жестом спрашивая, как быть.

— Вы что, Рытов, тоже хотите на валку? — иронически спросил Дмитрий Иванович.

— Нет, у меня вопрос. Сколько людей вы хотите послать?

— Человек пятнадцать.

— Много. Помочь руднику, конечно, надо. Никто не спорит. Но отдавать сразу половину лесников — это я не знаю… Зачем крайности, Дмитрий Иванович. Послать человек пять-семь.

— Зря вы паникуете, Рытов, — досадливо перебил его директор. — За неделю-полторы ничего у нас тут не случится. Каждый возьмет еще по обходу — только и всего. Ну, поднажмут наши лесники. Ничего тут страшного не вижу.

— Нет, Дмитрий Иванович, — Иван упрямо мотнул головой. — Время сейчас неподходящее, чтобы заповедник так оголять. Посылать надо человек пять-семь. Не больше.

Руки опустились.

— Время как время, — пожал плечами Глухов и посмотрел на главного лесничего, который сидел, насупившись, не глядя в зал. — Матвей Матвеич, как вы смотрите? — в голосе Глухова теплилось ожидание.

Матвей медленно поднялся, пригладил ладонью жесткие волосы.

— Рытов-то, однако, прав, — сказал он со вздохом и обвел глазами мужиков. — Попроси у нас людей в начале мая или поздней осенью, в дожди — одно дело, а сейчас — другое. Сушь стоит, мужики. Тайга как порох… — обернулся к директору. — Вы, Дмитрий Иванович, человек у нас еще новый, не знаете, а лесники соврать не дадут. Года не проходит без пожаров. Это как напасть какая. Каждый год тушим. Сухие грозы. Так что лесничего в этом я поддерживаю. Выделим семь человек, и то помощь.

— Правильно! — выкрикнул Тихон. — А там, на руднике, передайте, что больше послать не смогли. Они поймут!

— Голосовать! — кричали из зала.

Дмитрий Иванович усмехнулся.

— Не надо, — сказал он устало. — Не колхозное собрание. Вы одно поймите, — глядел на Тихона, — мне самому ничего не надо. Для вас стараюсь. Чтобы вам лучше было.

— Которые записались лишние, то как? — спрашивали с мест.

Отмахнулся.

Задвигались скамейки. На задних рядах уже курили. Мужики повалили на улицу, но расходиться по домам не спешили. Так и стояли кучей, проводя еще одно, теперь уже неофициальное собрание.