Правая сторона

17

Катер приближался к Полуденному по легкой искрящейся воде. Артем вглядывался в размытый расстоянием берег. Но прежде чем различил крыши домов, почувствовал едва уловимый запах дыма. Это был не тот тяжелый, смолистый дым гари, который душил его в тайге. От Полуденного тянуло уютным, сладковатым дымом печей, летних кухонь: женщины сегодня ждали мужей.

Всего неделю Артем не был дома, а ему казалось, что уплыл он отсюда давно-давно. Это, наверное, потому, что за неделю в его жизни произошло так много опасного и трудного. Он подумал о Рите, которую не забывал все эти дни, вспомнил свои ромашковые шторы на окнах, то состояние покоя, которое всегда испытывал в своем доме, и радостно стало от возвращения, от близкой встречи с тем, что стало ему дорого.

Наверное, те же чувства испытывали и люди, стоящие возле него. И Ларион, уловив это общее состояние, вдруг высунулся в открытую дверь рулевой рубки, подмигнул мужикам и крутанул ручку сирены.

Будоражащий душу звук полетел над заливом, достиг берега, и там стали заметны черные фигурки людей. Они двигались к причалу и замирали в ожидании возле него. Артем подумал, что среди них, может быть, да что там — может, — наверняка есть — Рита. Сердце вздрогнуло и заторопилось, заторопилось.

Ларион нахлобучил морскую фуражку, до этого висевшую над головой на крючке, и причалил лихо.

Мужики на берег ступали неторопливо, покачиваясь. Виновато улыбаясь, подходили к женам. Обнять или сказать ласковое слово — стеснялись: неловко на людях нежность показывать. Нежность чужих глаз не любит.

Когда Вера, смущенная, прижалась мокрым лицом к груди Матвея, он, большой, грубоватый, только легонько погладил ее по плечу и тоже застеснялся.

Иван старался на берег не смотреть, деловито ходил по палубе, собирая в кучу закопченные ведра, топоры, лопаты. Он давно заметил, что Тамары нет среди встречающих. Видно, она еще злится на него.

Артем принялся помогать Ивану, чтобы не оставлять лесничего одного. Таскал в носовую часть катера хозяйственный инвентарь, зная, что с этим можно не торопиться. Никуда ведра и лопаты не денутся.

— А тебя, кажись, встречают, — шепнул Иван.

— Кто? — покраснел Артем.

Он повернулся лицом и увидел Риту. Раньше он душой чувствовал, что она здесь, теперь глядел на нее. Рита была в сером нарядном платье, выжидающе смотрела на палубу, на него.

— Ты иди, — сказал Иван. — Барахло я сам соберу.

— Да ладно… — смутился тот.

— Иди, иди, мне тут еще долго.

Артем протопал сапогами по гулкой палубе, ступил на трап. Шел степенно, как и мужики. Хорошо ему было. Вот он только что вернулся с работы, тяжелой, опасной. Он не жалел себя ради общего дела, и среди всех лесников чувствует себя равным. И так хорошо, что здесь, на берегу, есть человек, который ждет его. Артем был благодарен Рите.

Небрежно бросив рюкзак за спину, покачиваясь с плеча на плечо, шел к праздничной толпе. Сапоги вдавливал в песок прочно и ноги расставлял шире обычного. Маленечко рисовался. Но — было от чего. Так же уверенно приблизился к Рите.

— Здравствуй.

Рита перехватила многозначительные улыбки женщин, заалела, в серых глазах отразился испуг. Тихая ласковость, которая до этого светилась на ее лице, затенилась.

— С возвращением, — ответила она просто и поглядела на щеку Артема тревожно. — Что это у тебя?

— Головешка отлетела, — небрежно отмахнулся он и медленно пошел от причала, не сводя с Риты глаз, понимая, что и она тоже пойдет, потому что кого приходила встречать — встретила.

Рита неуверенно качнулась, пошла с ним рядом.

Артем подумал, что она стесняется женщин. Ведь он так смело подошел к ней и так откровенно радовался встрече. И все должны понять: это серьезно. Ведь при людях сделать такой шаг — не просто.

— Сильно болит? — спросила Рита, глядя на его щеку.

— Пустяки!

— Полечи парня, — смеялся Ларион, которого тащила за рукав худенькая жена. — Бабья рука аккуратнее перевяжет. Враз заживет, — и щерился мужикам.

— И перевяжу, если надо будет. Тебя не спрошу, — не растерялась Рита.

Они медленно шли широкой тропой к домам, будто хотели удлинить короткий путь до перекрестка, где он пойдет к своему дому, она — к своему.

— Хорошо, что ты меня встретила, — улыбался он.

— А ты этого хотел? — голос ее звучал задумчиво.

— Конечно.

— Почему? — Рита опустила голову, шелестя туфелькой по сухой траве.

— Не знаю. Просто хотел, чтобы ты встретила.

— А тебе письмо из дома, — вспомнила она. — Я тебе на стол положила. Знаешь, у тебя дома красиво. Такие шторы! Только цветы завяли, я нарвала новых.

— Спасибо. А почему всего одно письмо? Где другое? — лукаво спросил Артем.

— Какое другое?

— Которое ты обещала. Нежное-нежное.

— Я пошутила.

Рита подняла голову и новыми глазами смотрела на Артема. Что-то в нем изменилось за эти несколько дней. Повзрослел или огрубел — сразу не поймешь. Но этот налет грубоватости ему идет, не портит, как других мужчин.

Артем нарочито вздохнул.

— Шутила, значит? А я-то думал — серьезно… Что нового в селе?

— Да особенного ничего… Вот только приехал товарищ из области. Ты разве его не заметил? Он на причале с Глуховым стоял.

— Никого я не заметил, я же на тебя смотрел, — засмеялся Артем. — Они стояли уже на перекрестке, и пора им было расходиться. — Рита, — сказал он тихо, чувствуя, как колотится сердце. — Ты приходи вечером туда… к той лодке. Помнишь?

— Приду… — она немного помялась. — Приду, Артем.

Он тут же подумал, что она всегда называла его Артюша, у нее это очень ласково получалось, а тут вдруг — Артем, как будто даже отчужденно. Он заглянул ей в лицо, чтобы по глазам прочесть то, чего не выразила словами, но Рита вскользь тронула его руку своей рукой и пошла по улице. Вот окликнула Ивана, не спеша идущего домой, о чем-то с ним весело говорила.

— Ну, пропал парень! — заметил Матвей, проходя мимо Артема под руку с Верой.

— И правильно! — отозвалась жена. — Чего парню холостому ходить? Вашему брату нельзя без заботы, без семьи — избалуется, — и еще крепче уцепилась за мужа, раскрасневшаяся, счастливая.

Следом за ними, среди мужиков, шел Глухов, веселый, праздничный. Рядом с ним — высокий седоватый мужчина, тоже, как и Глухов, в темном костюме. Артем догадался, что это и есть тот самый товарищ из области.

Дмитрий Иванович громко разговаривал с лесниками, приветливо улыбался им всем лицом и блестящей лысиной.

— Глядите, какие у нас тут орлы, — говорил он своему спутнику и похлопал шедшего рядом Анисима по плечу.

Анисим никак не отозвался, невесело провожал взглядом Риту с Иваном.

Артем постоял на перекрестке, вздохнул и нехотя пошел домой, заранее зная, как нудно будет тянуться время до вечера.

Письмо из дому лежало на краешке стола. Он прочел обычные и необходимые материны слова, сходил в баню, натопленную специально для «пожарников», потом лежал в кровати с книжечкой стихов, и незаметно уснул.

Когда открыл глаза, в комнате уже стоял полумрак. Артем выскочил во двор, сполоснул лицо под умывальником, заметив, что вода уже прохладная, солнце не успевает ее за день нагреть, а это самая первая примета осени…

Рита сидела на старом месте, ждала его.

— Здравствуй еще раз, — горячо прошептал он и сел рядом, как бы нечаянно прислонившись к ней.

Там, на пожаре, когда он думал о Рите, чувствовал себя увереннее и сильнее, и впереди было светло-светло. Между ними лежали три десятка таежных и водных километров, и Артему даже не верилось, что он будет рядом с Ритой, будет глядеть на нее, слушать ее дыхание. И вот теперь она была тут, рядом с ним, он видит, как белеет в темноте ее лицо. Он хотел обнять ее, но Рита убрала руку Артема с плеча, не далась.

Артем обиделся, слушал, как во тьме ворочалось озеро, никак не засыпало, словно еще не успело сделать нечто важное, без чего оно не успокоится.

— Ты меня давно ждешь? — спросил Артем, лишь бы что-то сказать, не молчать. Его угнетало собственное косноязычие. Когда Риты нет с ним, у него находятся хорошие, ласковые слова, но вот увидел Риту, и они неизвестно куда делись, он мямлит какую-то чепуху, самому тошно.

— Нет, я пришла чуть раньше тебя.

— А я думал, ты давно ждешь и сердишься.

Она посмотрела на него долгим взглядом и тихонько рассмеялась.

Грустно рассмеялась.

— Ты что? — в ее смехе Артему послышалась взрослая снисходительность. Он и раньше с удивлением замечал, что Рита как бы старше его. Иногда в ее лице улавливал такое выражение, будто она знает такое, что ему недоступно.

— Да, нет, я просто, — сказала Рита со вздохом.

— Не просто. Я вижу. Ты сегодня какая-то не такая.

— Наверное, потому что — осень.

— А при чем тут осень?

— Глупый ты, — Рита ласково погладила его щеку. — Знаешь, мне осенью почему-то всегда грустно.

Артем закурил, глядя в черную стену озера, думал. Представил осенний вечер. Дома в Полуденном сиротливые, серые. Ветер свистит в голых ветвях берез, завывает в трубе. Рита сидит дома одна, слушает этот жуткий свист и вой. Тоскливо ей и одиноко. Одной, конечно, тоскливо. Но ведь он, Артем, не просто так встречается с Ритой. Он потому и подошел к ней смело, не обращая внимания на многозначительные улыбки женщин и подмигивания мужиков, что к Рите у него хорошее, светлое чувство. Он надеется, что и у нее есть такое же чувство к нему, и что зимой они не будут одиноки.

— Рита… — голос его дрогнул, — Рита, давай поженимся, — он почти выдохнул эти слова и, замерев, ждал, что она ответит. Он давно хотел это сказать, да все не находилось смелости.

Рита повернулась к нему, на ее губах он различил улыбку.

— Милый ты мой мальчик, — провела теплой ладонью по его лицу. — Ну, какой из тебя жених?

Артем растерялся. Раньше, когда еще не решался сказать эти слова, гадал, как Рита к ним отнесется. То ему казалось, что Рита, стыдливо потупясь, согласится, то воображение рисовало, как Рита отрицательно поведет головой из стороны в сторону. Чего угодно ожидал, но только не этого.

— Значит, за мужика не считаешь? — спросил он жестко.

Она весело засмеялась, близко были ее темные глаза.

— Такой ты мне нравишься. А ну-ка, еще скажи так.

Артем отвернулся.

— Ну, скажи-и… — и, смеясь, заглядывала ему в лицо, и он уже не знал, как быть: рассердиться или рассмеяться.

— Ты мне не ответила, — сказал Артем. — Да или нет?

— Что да или нет?

— Выйдешь за меня или не выйдешь.

— Думаешь, так просто сказать? — Рита все улыбалась. — Может, не ты один мне предложение сделал.

— Кто еще? — чужим голосом спросил Артем.

— Хотя бы Анисим.

— Анисим? — Это поразило Артема.

— А почему бы и нет? Или ты его за мужика не считаешь?

— Считаю, — хрипло сказал Артем. — Все ясно.

— Что тебе ясно?

— Все ясно. Все.

— Ничего тебе не ясно, — загадочно сказала Рита и, помолчав, попросила: — Проводи меня. Поздно уже.

Подошли к калитке. Рита отодвинула рукой щеколду, вошла, закрыла калитку за собой, прислонилась к забору, за которым молчаливо стоял Артем.

— Ну, иди домой, — тихо сказала.

— Скоро уйду, — ответил Артем и тоже прислонился к забору, глядел в темные Ритины глаза. — Что ты обо мне думаешь?

— Ну, что ты милый, хороший…

— А еще? — настаивал он. — Я пацан для тебя? Ты любишь Анисима?

Она улыбнулась и погладила его руку:

— Он добрый и славный.

— Ну, ладно, — хрипло проговорил Артем. — Ты скажи мне: да или нет. И я уйду. Сразу уйду. Слышишь?

Она молчала и улыбалась. «А ведь я ее еще ни разу не поцеловал», — подумал Артем, и вдруг, перегнувшись через штакетник, прильнул к ее улыбающимся губам, прильнул неумело и горячо.

Рита вырвалась, отступила от забора, изумленно покачала головой, но ничего не сказала.

— Да или нет? — снова повторил Артем, наливаясь непонятной самому силой и решительностью, и уже взялся рукой за щеколду, чтобы войти во двор, но Рита испугалась, побежала к крыльцу.

Он слышал, как щелкнул крючок двери.

Артем тихонько постучал в дверь костяшками пальцев.

— Иди, Артем, иди, — умоляюще просила Рита из-за двери.

Он опустился на доску крыльца. Хотел закурить, но побоялся, что свет спички увидят с улицы. Долго сидел, кроша пальцами сигарету, слыша в комнате осторожные Ритины шаги.