Глава 44

Утром, к гостевому дому, меня привез семейный лимузин с водителем.

Вечером, опрокинув по рюмке с советскими делегатами, мы как-то незаметно принялись обсуждать предстоящий проект. Сам того не желая, я вписался в то, чего старательно избегал. Детализацию и предметное планирование.

В гостиной занятого Косыгиным сотоварищи дома, установилась азартная атмосфера мозгового штурма. С этим сталкивался любой затевавший серьезный проект мужчина. Товарищ Христюк оказался мэром ключевого транзитного города, через который пойдут оба трубопровода. В этом качестве он производил впечатление дельного человека, знающего что к чему.

И все пошло так интересно, что вполне могли просидеть всю ночь. Но Косыгин железной рукой пресек. Типа, у нас программа, товарищи, не будем нарушать. Он явно не зря занимает свой пост.

Моцарт есть Моцарт. Тем боле в Мюнхене. Сильнее его обожествляют только на родине, в Зальцбурге. Но боварцы считают, что Австрия, с ее угрюмостью, не в состоянии оценить эту музыку по достоинству.

То есть, советские гости получили таки удовольствие, хотя, поначалу страдальчески морщились. И даже не пошли пить пиво. На что я заметил, что настоящее искусство, Алексей Николаевич, воздействует мгновенно. Но Косыгин просто пояснил, завтра последний день в Мюнхене. Так что завтра вечером, перед отъездом, он рассчитывает на полноценную дегустацию немецкой кухни под пиво. И не наспех, а с чувством, с толком, с расстановкой.

Вот и вышло, что спать я лег около двенадцати. Кэт сквозь сон пробурчала, что подумать не могла, что меня интересуют мужчины, а не она. Но сон оказался сильнее ее сарказма, и она, закинув на меня ноги-руки, сладко заснула дальше.

За завтраком я рассказал об успехах, и предложил начать думать, куда мы уедем отдыхать. Потому что работать больше недели это не аристократично. Дамы надо мной посмеялись, и пообещали переговорить с родственниками, о месте кочегара на одном из заводов. Потому что отдых, Ши, нужно выстрадать. Я, милые дамы, продолжаю надеяться на вакансию младшего садовника, со знанием китайского языка. Славный пес Куниберт проявляет к нему поразительную склонность. С чем и отбыл. До места меня подбросил садовник, отправленный хозяйкой за покупками. Так что мой приезд выглядел солидно.

В отличие от меня, советские представители явно не спали всю ночь. При моем появлении дверь гостевого дома открылась, и из нее вывалились переговорщики в полном составе. Часть из них, поприветствовав меня, не мешкая уселись в поданный к дверям лимузин и уехали. Оставив меня с Косыгиным, неизменным Христюком, и товарищем Карасевым, что умудрялся быть совершено незаметным.

Алексей Николаевич заявил, что хочет прогуляться, и мы пошли по улице в сторону Боварской Канцелярии. Советский вице- премьер был задумчив, и слегка меланхоличен. Молча пройдя с сотню шагов он сказал, что в принципе мои предложения принимаются. Нужно будет пройтись по цифрам, но это уже не к тебе? Разве что, ты же уже познакомился с Владимиром Козловым? Есть мнение, что его можно назначить главой создаваемой в Швейцарии структуры. Не буду скрывать, Петр, он сын человека, которого Никита Сергеевич называет своим приемником, и который в отсутствие Хрущева руководит в Москве.

Я подумал, что не помню в руководстве страны, при Брежневе, мощной фигуры, по имени Козлов. С другой стороны, какая мне разница? О чем и ответил Косыгину. Что ему виднее. Хотя лично мне, выход на Брежнева, через его сына, кажется более рациональным.

Косыгин повернулся ко мне, и собрался что-то сказать. Но тут на пустой улице улице стало как-то оживленно.

Из арки на противоположной стороне улицы, метрах в пятидесяти впереди, бодро вышли два каких-то мужика. Откуда-то сбоку, через улицу от них, появился еще какой-то деятель. Охранник Косыгина, Карасев, развернулся к нам, одновременно расстегнув пиджак, и тоже собрался что-то сказать.

И в это мгновение «Фольксваген Жук», что стоял на обочине, рядом с Карасевым, взорвался.

Взрыв был серьезный. Карасева просто смело и бросило на тротуар. Меня швырнуло на Косыгина и мы оба оказались прижаты к стене дома, лежа на тротуаре. Голова стала ватной и тяжелой. Я сглотнул. В ушах хлопнуло, и я услышал, звон бьющихся и опадающих стекол, и как кричит Карасев. Наверное, от боли.

А потом я услышал пистолетные выстрелы и автоматные очереди. И увидел как мужик, что объявился на тротуаре нашей стороны улицы, стреляет в вышедших из подворотни. А те лупят очередями в него.

Сзади тоже раздавалась пистолетная и автоматная пальба. Тут автоматчики завалили противника и побежали в нашу сторону. Я понял, что похоже нам кранты.

Вернувшись в Мюнхен, я, даже не пойму почему, подаренный Карлом «вальтер», доставать из рюкзака не стал. И сейчас почувствовал себя голым. Подо мной зашевелился Косыгин. Скатился с него, и решил попробовать добраться до Карасева, что к этому моменту затих. Чуть поодаль, на тротуаре заторможено копался Христюк, тоже угодивший под взрывную волну.

У лежащего на боку охранника из-под пиджака виднелась кобура. И я было собрался прыжком до нее добраться. Да только не успел даже прыгнуть.

Обойдя стоящий у обочины «Воксхолл», на тротуар ступил высокий, смуглый мужчина с автоматом, поворачиваясь в нашу сторону. На мгновение мы встретились взглядом. И я понял что — все.

Но, видимо, лимит неожиданностей не кончился. Потому что с треском рвущегося брезента за моей спиной раздалось три выстрела подряд. Мужик с автоматом рухнул в паре метров от меня. А перед нами выскочил высокий китаец, со стволами в обеих руках, мазнул по нам взглядом, и повернулся к набегающим по тротуару автоматчикам.

Потом вскинул обе руки, в которых было по стволу, на уровень глаз, и, словно танцуя какую-то странную лезгинку, начал быстро смещаться боком снова на проезжую часть. Одновременно с этим стреляя по набегавшим автоматчикам. И в этом весьма преуспел. Уложив обоих пятью, кажется, выстрелами. Метров с десяти.

Я исполнился почти мистического восхищения. Лишь потом сообразив, что он увел нас с Косыгиным с линии огня, вызвав огонь на себя.

Установилась тишина. Китаец подошел к нам, вгляделся в меня, и склонился в почтительном поклоне. Я окуел.

За все время пребывания в Мюнхене я не видел ни одного китайца. Боец, в это время, не разгибаясь, сказал на китайском:

— Господин Цзинсун просил вам напомнить о своей маленькой просьбе.

— Меня здесь не было, господин Грин.

Начал что- то понимать, взял два «Вальтера ППК» и тоже кивнул. Китаец развернулся и исчез. На пустой улице! Вот был, и нет его.

Вся эта война заняла по времени не многим больше минуты.

А я огляделся. Рядом валялся труп. Поодаль лежало еще два. Вдали лежал видимо немецкий охранник, приставленный к нам, и первым открывший огонь. Оглянувшись назад по улице, я увидел метрах в двадцати еще одно тело с автоматом. И, чуть дальше, еще одно. Христюк стоял прислонившись к стене дома метрах в пяти от меня. Я сказал:

— Христюк! Держи — бросил ему пистолет. Где то за домами завыла сирена — на все распросы будешь говорить что это ты и я отстреливались. Понял?!

Убедившись, что он, хоть и полностью очумело, но поймал ствол, я повернулся к Косыгину. Помог ему встать. Визуально никаких повреждений у него не было. Даже костюм не очень запачкался. И я повернулся к трупу рядом. Он лежал лицом вниз, придавив телом автомат. Виднелся лишь дырчатый кожух ствола. Я подошел и перевернул тело, намереваясь откинуть автомат ногой подальше.

Что автоматчик жив, я понял лишь когда он, перевернутый на спину, вдруг поднял ствол и выстрелил мне в лицо. Улетая в небытие я услышал только, как Христюк засадил в него несколько выстрелов…

Я открыл глаза и сориентировался. Я в своей квартире, в своей спальне на Покровке. Так это был сон! Надо же. Очень, очень жаль! Так приятно и радостно было почувствовать себя молодым, пробираясь в джунглях Камбоджи. В компании славных молодых ребят. Так приятно было снова влюбляться и получить взаимность от восхитительной стройной красавицы с яркими карими глазами, курносой и с ямочками на щеках…

В спальне было темно и тихо, из чего я заключил, что уже глубокая ночь. Вдруг в гостиной, достаточно громко заиграл ритм-энд-блюз. ZZ-TOP, узнал я. И вспомнил, весь предыдущий день.

К шестидесяти годам я сколотил приличное состояние. И занимался бизнесом лишь от понимания, что предавшись безделью, быстро слечу с катушек в старческую немощь. А бизнес — это непрерывная движуха и напряжение ума, не дающие обрюзгнуть-опуститься.

Поэтому, случившееся после февраля двадцать второго, воспринял философски. В отличие от моего зама. Я неспешно, в кооперации с бельгийцами и французами, готовил выход на рынок нового продукта, что порвет конкурентов и оставит после меня мое имя. Хоть и как бренд, но тоже ничего.

Когда началось, западные партнеры были в отчаянии, но пойми Питер, министр торговли никогда не подпишет нам поставку в Россию. Нет, через Китай тоже не сможем. Ведь все будет понятно.

Крушение всех надежд я воспринял спокойно. В отличие приближенных моих сотрудников. Кто-то запил, кто-то пустился во все тяжкие. Выждав месяц, я собрал народ, и сказал речь. Что нам ли загоняться?! Херня, давайте подумаем, и начнем производство потихоньку запускать здесь. Ублюдок, будет а не продукт. Но что же, ныть? Да, почти двадцать лет выкинули в жопу, но фигня, чего нам? Поворчав, народ подуспокоился, и приступил. По моим прикидкам — не пропадем.

Но тут позвонил крупный чиновник, с которым мы одно время много сотрудничали. И назначил встречу в «Ле Сад». Я сразу догадался, о чем пойдет речь. Но отказывать таким людям во встрече не принято. Мы приехали с замом.

Конкурсы отменяются, поведал чиновник, я вношу вас в список спецпоставщиков, вот номенклатура требуемого оборудования. Цены нарисуете сами, и не стесняйтесь. Звоните, как будете готовы. Условия вы знаете. Я, Петрович, о тебе сразу подумал. Ты единственный, с кем у меня ни разу не было проблем.

Отвечать сразу я не стал, хотя сразу твердо решил отказаться. И впервые за много лет серьезно поругался с замом, когда мы, возвращаясь в контору, обсудили сделанное предложение. Он вышел из себя и попросил меня не вести себя как мудак.

Много лет назад, в очередной раз потеряв созданный бизнес, я встал, отряхнулся, и запустил все по новой. Тогда-то я и нашел его. По объявлению в интернете.

Защитив кандидатскую, он занялся бизнесом и влетел по самые не балуйся. Работать ко мне, он пришел с работы таксиста-бомбилы. Но то, что мы встретились было редкой удачей. Он оказался незаменим в организации процессов и обеспечении работы конторы. Наш тандем очень классно работал больше пятнадцати лет. Общаясь мы не стеснялись в выражениях. Но сейчас у нас случился настоящий конфликт. Я не стал с ним спорить. Просто сказал, что моя контора этим заниматься не будет. Все.

Засидевшись в конторе допоздна, я, вернувшись домой, завалился спать. И вот, проснулся. Дело в том, что я живу один. Включить музыку в гостиной просто некому. Натянул спортивные штаны, и пошел на звуки.

В кресле у музыкального центра сидел Вова, мой зам. В углу скромно стоял его охранник-водитель. Заработав приличные деньги, мой зам, в отличие от меня, с упоением стал играть в эти все погремушки. Личная охрана, ВИП залы аэропортов и ресторанов, дорогие тачки и прочие маркеры богачества. Но только сейчас мне подумалось, что с охраной, я, похоже, был не прав. Нужно было озаботиться.

Прошел, и уселся в кресло напротив него, он молча ко мне повернулся, и внимательно меня осмотрел. В руках у него был ствол. «Вальтер ППК». Я взял с журнального столика сигарету, закурил и вопросительно поднял брови. Вова помолчал, а потом сказал:

— Я сегодня был в автосервисе.

— Да ты что?! — я выпустил дым ему в лицо- они не закрылись?

У Вовы новый Майбах. Он сильно нервничал по поводу обслуживания.

— Не только не закрылись. На площадке перед цехом, стоит пятнадцать только привезенных Майбахов и Геликов. Несколько бронированных.

— И что?

— И то! Пока тупая толпа орет патриотические лозунги, люди используют ситуацию и зарабатывают!

— А я — нет. Понял?

— Мне жаль, Петрович. — ответил он. Потом поднял ствол и выстрели мне в лицо.

Небытие длилось лишь мгновение. Я снова открыл глаза, не очень понимая, что я вижу. Так вот как оно было! А я искренне думал, что помер во сне. И что же это у меня сейчас?

Я толкнул возникшую передо мной дверь и вошел в большое, но какое то замызганное помещение без окон, с бетонным полом. Крашеные защитной краской, облупленные стены. Железные, проржавевшие, покрашенные прямо по ржавчине ворота в стене напротив меня, кажется, в эту стену вросли. По крайней мере, покрашено было прямо по ржавым сдвижным рельсам.

Я прошел и уселся на колченогий стул перед обшарпанным и тоже мечтающем о свалке столом:

— А где она, правда? — спросил, чтобы не молчать. Потому что теперь я вообще ничего не понимал.

— Да вот же! — собеседник с отвращением хлопнул ладонью по томам пухлых папок, заполнивших стол. — все до одного дня, вами прожитые, у нас здесь. Без прикрас и уверток. Еще и новые прибавились.

Он снял с одной из стопок заполненную лишь на треть папку, и открыл. Побарабанил пальцами по столешнице, хмыкнул и продолжил:

— Процедуру вы знаете. Вот вам листок, вот ручка. Пишите — записано верно, осознал, каюсь, больше так не буду. И вперед…

— Вы бы представились, для начала. И внятно и доступно объяснили, что происходит.

— Вы ничего не помните?! Надо же. Хорошо. Я — апостол Петр. Охраняю врата в Рай — он кивнул на ржавые ворота — но туда нет ходу никому, не думайте. Так что не расстраивайтесь. Вот, берите ручку, пишите, и вперед, в небытие, в ожидание колеса судеб, что вас однажды снова позовет на белый свет.

— Вот так, значит? Знаете, сотрудничать со следствием и правосудием, не мой метод. Так что ничего я писать не буду.

— Не стану вас пугать, но вечные муки, в отличие от Рая — вполне доступны и если вы не покаетесь, сможете в этом убедиться.

— Хм. Пожалуй, мы можем договориться. Давайте я все подпишу, все признаю, во всем раскаюсь, и больше не буду. А вы мне дадите возможность спросить ЕГО. А потом — и вечные муки приму со смирением.

— Вы не больно-то о себе воображайте, и не задерживайте. Никто вас к НЕМУ не пустит — он на несколько мгновений ушел в себя — Что я, не вижу, что вы только матом с ним будете говорить?! Но, ОН предупреждал о вас. Да и попросили за вас больно сильно. Так что не смею задерживать, идите откуда пришли. И следующая наша встреча может стать для вас последней. Так и знайте.

И он хлопнул ладонью по столу.

Я открыл глаза и уткнулся взглядом в глаза Кэт. Потом понял, что я лежу на кровати, она сидит рядом и гладит мою руку.

Меня страшно мутило, у меня была замотана бинтами голова, и правое плечо. Слегка оглядевшись, я понял, что снова угодил в больничную палату. Она приложила мою ладонь к своему лицу и сказала:

— Доктор нам уверенно заявил, что ничего страшного. Контузия, и ранение в плечо. У тебя теперь будет шрам на щеке, Ши.

— Ты снова избежал всех протокольных процедур, Грин! — подал голос незамеченный мной Хофман.

— На это и был расчет — прохрипел я. Шутить совсем не хотелось, но вид заплаканной Кэт меня сильно смутил. — Я, правда, еще думал, что Катарина меня бросит. Зачем ей постоянная стрельба вокруг?

— Очередь в лицо, Грин. А ты не то что жив, а даже ругаешься с девушкой?! Это чудо.

— Даже не думай от меня сбежать, Ши. Если с тобой случилось чудо, отнесись к нему с уважением.

— Ха! Кэт деликатно не говорит, что в этот раз в коридоре сидит полицейский, у которого приказ не только тебя охранять.

— От кого ж меня теперь нужно охранять? Кажется твоя родня, Карл, удивительно упорные люди.

— Постой, Кэт! Я не люблю, когда девушки ругаются как извозчики. Я сам ему расскажу.

И Карл рассказал мне удивительную историю. Для начала он сообщил новость. Глава службы по Охране Конституции сбежал в ГДР, а на самом деле к русским. И стрельба в Косыгина, а вовсе не в меня, это операция кого-то из русских шпионов. Еще разбираются.

В общем, если совсем просто излагать то, что я своей гудящей головой понял, то было следующее.

Несколько лет назад, когда началось строительство нефтепровода «Дружба», к советским руководителям обратились итальянские коммунисты. С предложением содействовать сотрудничеству итальянских промышленников с Советским Союзом в нефтяной отрасли. Переговоры шли на уровне МИДа, и товарищей, ответственных за работу с зарубежными коммунистами. Но, в связи с деликатностью вопроса, все шло неторопливо.

Тем не менее, были достигнуты какие-то договоренности, и наметились какие о планы. Но тут, вдруг, откуда не возьмись — немцы! Да с предложениями куда вкуснее, и, что главное — куда реалистичнее, и, что совсем важно, много выгоднее.

Революционеры поняли, что еще немного, и Италия окажется с нищей компартией. Параллельно с этим, масштабный международный проект, курируемый и возглавляемый Косыгиным, очень не нравился многим в Союзе. Хотя бы потому, что существенно расширял влияние Алексей Николаича.

Так возникла идея похоронить проект любым способом. И русские задействовали не только коммунистов, но и свою агентуру. Попытки устроит скандал через прессу не вышли. Ты не поверишь, Грин, но Катарина и Айрин, убедили Шпрингера, с его «Бильд», не выступать. И он честно рассказал, что к нему, со скандальными материалами обратились итальянцы.

В общем, спецслужбы ФРГ и США узнали, что против инициатора проекта, и советской делегации готовится какая-то акция. Правда они с чего то решили, что тебя, Грин, будут вербовать, шантажировать, и требовать рушить проект изнутри.

Как сейчас ясно, они ошиблись. Господин Шрюберс — агент русских. Он подготовил ликвидацию тебя и Косыгина. Это автоматически свернуло бы проект, и все вернулось бы на круги своя.

Из Италии приехали молодые революционеры, вооруженные и подготовленные. Была спланирована грандиозная операция. Шрюберс слил графики перемещений русской делегации, и поставил не самую лучшую охрану.

Спасла случайность. Вы, Грин, пошли пешком.

План операции предполагал взрыв «Жука», когда мимо него поедет лимузин с русскими и тобой. Основной взрыв был направлен на дорогу. А террористы с автоматами должны были быстро закончить дело.

Но вы пошли пешком, и вмешались китайцы. Это сорвало все их планы. Не дергайся, Грин. Про участие в этой истории китайцев знает крайне ограниченный круг лиц. Чтобы тебе было легче, знай, посланник Ху Байдао, сейчас ведет переговоры с отцом. И достаточно долго вчера общался с Косыгиным.

Русские уехали вчера. Охранник Карасефф лежит в этой же больнице, угрозы жизни нет, но пострадал он сильно. Обошлось без ампутаций, но службу ему придется оставить.

Сегодня в Бонне подписан итоговый протокол между СССР и ФРГ. Все, что ты предлагал, принято почти без изменений.

Катарина ночевала здесь, у твоей постели, так что боюсь, в садовники тебя не возьмут.

Под конец доклада, Хофман заявил:

— Кэт, Грин сейчас будет тебе говорить гадости, в надежде, что ты его бросишь. Отнесись с пониманием, исходя из того, что на свадьбе Джо и Айрин вы заявлены как пара. Не ломай людям планы.

— А скажи мне Хофман, как ты заявлен на этой свадьбе?

У меня кружилась голова, и меня душила злость. Асы разведки, легендарные шпионы… Дерьмо одно. Профукать на такой должности завербованного агента — это ваще. Но Кэт была такой тихой, и несчастной, что я не стал ругаться.

— Не переживай, Питер. — фыркнула она почти как всегда- если Карл будет себя плохо вести, Айрин всегда может пригласить Магду.

— Ты понял, Питер зачем случилось чудо? — Хофман не испугался — для того, чтобы ты уже точно не сбежал.

Загрузка...