Правила отхода

Глава 48

— Значит вы, сеньор Фогерти, ничего не видели и не слышали?

— Да, сеньор комиссар. О том, что произошло, мне сказали только после того, как остановили концерт.

Спустя пару дней после событий в Специи, ко мне в гримерку пришел целый комиссар полиции из Рима…

Отправляясь с гастрольным туром по Италии, исполняя песни Криденс, и в целях конспирации, я взял себе имя Джон Фогерти.

Сеньор Питер Готти не в курсе всех тонкостей. Но, достаточно быстро, принес мне американскую паспортину лучше настоящей. На имя Джона Кэмерона Фогерти. Вопросов этот картон, ни у пограничной стражи, ни у полиции не вызвал. Хотя, и смотрели то его всего пару раз.

Момент выстрела и поражения, я банально упустил. В лицо светили софиты, из колонок лупили децибелы, из зала орала толпа. Карабинер, остановивший выступление, выглядел скорее озадаченным и в неудобстве передо мной, чем что-то подозревающим.

Впрочем, спустя совсем немного, сцена наполнилась карабинерами и людьми в штатском. Один из них пояснил, что стреляли в важного политика, и, скорее всего со сцены. Он был первым, кто спросил меня и парней, не видели ли мы чего нибудь.

Спустя пару мгновений, возбуждение полиции достигло апогея, на перекладине сценических лесов обнаружили брошенную винтовку с оптикой и глушителем. Поэтому на некоторое время о музыкантах забыли. Опрашивали нас уже поздней ночью, и чисто формально.

Тот самый полицейский, под протокол, поинтересовался не видел ли я кого, и не ошивались ли вокруг группы странные люди. Совершенно честно заявил что нет, не видел. А он рассказал, что сразу после выстрела, со стоянки за сценой, отъехало три автомобиля. В разные стороны, и на высокой скорости… И, на предполагаемом маршруте отъезда видного коммуниста, обнаружена хорошо оборудованная засада. Было бы хорошо, если я постараюсь хоть что то вспомнить… Да здесь постоянно кто то слоняется, сеньор инспектор, всех и не упомнишь…

Членов американской группы никто ни в чем не подозревал. Музыканты — были на сцене. На глазах почти двух тысяч людей. А набежавшие после выстрела карабинеры, накрыли водителей и обслуживающий персонал группы за курением косяков под алкоголь, что напрочь снимало все подозрения. Трудно ожидать от обкурившегося чувака ювелирного выстрела за двести метров, прямо между глаз.

Поэтому, все силы полиция бросила на розыск и установку бежавших после выстрела на трех машинах людей.

А мы, следующим утром, собрались и уехали в Форте де Марми, где было запланировано очередное выступление. Это километрах в пятидесяти к югу от Специи.

Я был в досаде. Потому что еще полтора месяца мне предстояло отрабатывать запланированный тур. И я проклинал про себя всю эту конспирацию и европейское коммунистическое движение всем составом.

Незадолго до концерта в Форт-да-Марми, что был запланирован в чем-то типа летнего театра, только с рестораном, в гримерку постучались.

За почти два месяца гастролей, успели наработаться привычки. Я, перед выступлением читал газеты и немного выпивал. Парни — кто как, но тоже не особо переживали.

Пресса, на убийство Антонио Джолитти отреагировала по разному. «Стампа» и «Республика» спорили, фашисты это, или сеньора коммуниста догнало военное прошлое. Про которое, рассказывают много всякого. «Унита» — созывала всех на забастовку и демонстрации против полиции, что мышей не ловит. А «Карьера де ла Серра» солидно заявила что это явная рука советов. Ничего близкого к реальности никто не писал. Разве что, «Il Sole 24 Ore», походя заметила, что неплохо бы выяснить вопросы финансирования коммунистов, что не стесняясь сотрудничают с мафией. Стоит ли удивляться, сеньоры?!

И вот, в помещение зашел такой милый старичок, что я мгновенно понял — у меня неприятности.

И дело вовсе не в том, что уже через неделю гастролей, тур-менеджер Майк Чердано нанял пару шкафов-грузчиков, что никого не пускали к музыкантам. Вообще. Ни до, ни после концертов. А тут вдруг пустили, что о многом говорит.

Просто, этот пожилой итальянец совершенно не скрывал, что может в любой момент доставить кучу проблем кому угодно. Он представился сотрудником Департамента Территориальных и Внутренних Дел, МВД Италии. Меня зовут комиссар Диего Вале, мистер Фогерти, уделите мне несколько минут?

Его английский, с итальянским акцентом, чем-то неуловимо напоминал русский язык с грузинским или еще каким горским акцентом. Мой итальянский, которого я уже нахватался, тоже заставил его морщиться. И мы перешли на французский.

Разговор поначалу пошел о покушении, и что я ничего не видел. Но потом комиссар Валé, испросив разрешения, закурил и заявил:

— Сеньор Фогерти. В последнее время в Европе прошла череда терактов против видных промышленников, чиновников, и политиков. Как вы видели, она докатилась и до Италии. В Мюнхене, к примеру, был ранен некий Питер Грин, американец, даже немного на вас похожий. Если вас побрить и постричь, легко можно с ним спутать. Это заставляет нас нервничать. Если и с вами что-то случится, никто не возьмется предсказать политических последствий. Поэтому, Департаментом Гражданских Свобод и Иммиграции, издано вот это предписание, ознакомьтесь.

В пространном документе, было написано, что группа «Хардбрейкерс» в полном составе, и все иностранные граждане, задействованные в концертном туре оной группы, обязаны покинуть пределы Италии в течение сорока восьми часов по получению этой бумаги.

Я поднял глаза от документа и столкнулся с прямым и жестким взглядом комиссара. Мне стало ясно, что сеньор Вале знает, кто я такой. И, вдобавок, точно понимает, что произошло на стадионе города Специя. И что те, кто руководит Италией, тоже все знают. И приняли решение побыстрее все замять. Я тоже закурил, и сказал:

— Сеньор комиссар, давайте не станем отменять концерт. И будем считать, что вы вручили мне документ в полночь.

— Как вам удобно, мистер Фогерти. Я только прослежу, чтобы вы покинули страну. Я для этого и приехал.

— По бокальчику граппы, комиссар? …

К старому аэропорту Мюнхена, в Обервизенфельде, я подъехал утром, прямо с самолета. Стриженый, бритый, в костюме и благоухая. Когда меня не пустила военная охрана, я вспомнил, что Катарина сейчас работает в одном здании с радио «Свобода», вещающем на Советский Союз. И вообще, это американский военный аэродром.

Значения это не имело, потому что ее красный Мерседес я остановил еще до КПП. Пересадил ее на пассажирское сидение, и увез обратно домой.

Я сильно соскучился. Она, кажется, тоже. Мы почти не разговаривали, радуясь друг другу. До самого обеда. А потом поругались. Потому что, одеваясь к обеду, наконец заговорили.

Для начала она проехалась по моему костюму из Милана. Я снисходительно посочувствовал провинциалам. Она расстроилась, что не доехала до работы. Мне стало обидно. И я сказал, что совсем забыл, что мне нужно встретиться с Карлом. А она изволила обидеться тому, что после разлуки я, немедленно, куда-то сбегаю. А я заверил, что не сбегаю, а занят делами. А она заявила, что и не думала никогда, что я умный. Тут я уже всерьез сказал, что от такой и слышу, и зря я мчался в Мюнхен при первой возможности. И ушел, хлопнув дверью, лишь вежливо раскланявшись с вышедшей к обеду фрау Софией.

Вот же, правила приличия! Пойдем, Ши, пообедаем. А то неприлично. Чтобы не ссориться, нужно не вылезать из постели! А то сразу начинается.

Как бы то ни было, я и вправду расстроился. Да и с Карлом нужно было поговорить. Узнать, как там обстановка, а то, может, нужно хватать Кэт, и валить нафиг.

То есть я был намерен вернутся вечером, и мирится всю ночь, ващет.

С Хофманом я созванивался достаточно часто. Не каждый день, как с Кэт, но раз в неделю он бывал дома. И сейчас он прилетел из Бельгии, и ожидал моего звонка. Который я и исполнил, из кафе, где мы с Кэт, как то с ним встречались.

— Ты один, Грин, — Карл пришел с Джо. Наверное вместе из Брюсселя прилетели — без Кэт? Что произошло?

— А что обычно происходит между мужчиной и женщиной? Реальность. — пожал плечами я. Ну не говорить же ему, что в общем-то ничего не произошло. Мы просто сдурели от радости. И умная Кэт поняла это первой. Так что я и расстраиваться перестал.

— Ага! Вы съели яблоко и добрались до червяка! Ну и зачем ты тогда прервал свое супертурне? Вот-вот о вас должны были начать писать все европейские газеты. — засмеялся Джо.

— Итальянские власти сообщили мне, что весь это рок-н-ролл им там не нужен. Отправляйтесь, говорят, в Германию. Немцы это вот все любят.

— Погоди. Эти говнюки назвали нас поклонниками рок-н-ролла. Они имели ввиду что мы слабаки, или вообще педики?

— Разница, Карл, в их понимании настолько тонкая…

— Эти итальянцы … не выиграли не одной войны и не сделали ни одного нормального автомобиля. Но понтов до небес. — обиделся Хофман.

— Насчет войн, Карл, Германия тоже не особо… — Джо, само добродушие сегодня.

Хофман не среагировал, потому что подошел официант. Мы заказали коньяк, и Карл поинтересовался, как мне Италия.

— Отличное место! Море, солнце, виноград. Если собираешься прикупить там недвижимость, Карл, сейчас самое время!

— И с чего же, в таком прекрасном месте, распродают недвижимость?

— Никаких распродаж, Карл. Я точно выяснил, что в Остии, совсем рядом с Римом, но на побережье, продается семейный особняк Джолитти. Ты не знаешь, Карл, почему дети богачей сплошь и рядом идут в революционеры?

— Скука, амбиции и безденежье.

— Но ведь можно и доиграться! А теперь, вот, семья усопшего коммуниста мается без средств.

— Пора понять, Грин, что зарабатывать на содержание особняков можно по-разному! В бизнесе, трудно иметь просто звонкую фамилию, уметь нужно хоть что-то. А вот в политике — очень пригодится. Немножко ловкости, и — вуаля, и на жизнь наскребешь, и товарищи по борьбе тебе признательны.

— Я же говорю, Грин. — засмеялся Джо — Давай создадим во Франции партию! Будем брать с капиталистов деньги за отсутствие забастовок и волнений!

— Если только Хофман в нашей партии возглавит боевое крыло.

— Ну вот же, Питер! Ты же любого Сартра за пояс заткнешь! Озабоченный Карл сформирует боевые отряды из молодых красоток. Вооружит их… ты только представь, какая у нашей партии будет пресса! Фоторепортаж в «Лайф», восторженна статья в «Нью-Йорк Мэгазин», добровольцы со всего мира…

— Ага-ага, а на митингах в поддержку этой нашей партии будет играть группа «Хардбрейкерс» — Хофман закурил — Чердано практически изнасиловал этого мафиозо Готти, с требованием не распускать группу, и продолжить концертную деятельность.

— Подожди, Карл. А что с ФИАТом-то?

— Сеньор Аньели вполне договороспособен, Питер. Ты не поверишь, он недавно звонил, и официально проинформировал, что проект строительства автозавода ФИАТ в Югославии окончательно свернут!

Я окуел, и ругнулся про себя.

— А скажи мне, Карл. Среди нападавших, на меня и советскую делегацию, не было ли еще и бывших югославских партизан?

— Откуда ты знаешь? — удивился Хофман.

Я мотнул головой, пребывая в ахуе. Трения между Югославией и СССР, как и в случае с Китаем, начались со смертью Сталина. Но если с Китаем лично мне все ясно, то про ситуацию с Югославией было ничего не понятно.

Зато сейчас я могу смело предположить, что вся возня шла в борьбе за инвестиционно-промышленную благосклонность Европы и Штатов. И тут уж югославы, как я вижу, не стесняются.

Вспомнилось, как я читал про головокружительные шпионские операции в стиле Джеймса Бонда, что устраивала советская разведка. Из-за, как мне казалось, полнейшей ерунды. Из-за того, кто будет в докладе генсека ФКП, в честь годовщины Французской Компартии, в Париже, назван ПЕРВЫМ при перечислении дружественных компартий.

В Москве узнали, что первой будет названа Югославская компартия, потом Китайская, и лишь потом — КПСС. И понеслось. Стрельба, похищения, погони, и вот это все. Но наши победили, КПСС назвали первой. А тут, целый автозавод!

Эти мысли, впрочем, мелькнули лишь краем. Потому что Карл продолжал:

— Питер Готти участвовал в переговорах. И был весьма полезен. Здесь, скорее сложности в паре Готти-Бигот. Джейкобу совсем не нравится отмывать деньги мафии через надежные инвестиционные проекты.

— Тьфу ты! Скажи этому бандиту, что у меня есть идея, нужно будет обсудить…

— Очень приличный парень, Питер — заявил Джо — с ним можно иметь дело. Или ты имеешь ввиду Богота?

— Короче, в ноябре, советская делегация прибывает в Турин. — не дал себя сбить Карл — По приглашению итальянского правительства. Ты, Грин, тоже участвуешь. Синьор Аньели хотел с тобой познакомиться.

— А что за идея? — спросил Джо.

Рассказал то, что уже однажды озвучивал Карлу и Кэт. Что в Испании, к югу от Барслоны, надо бы замутить курортный проект. Роскошные пляжи Коста-Дорада, всякие древности, яхтинг. Всего-то дороги, отели, и парк развлечений по типу Диснейленда.

Я умолчал о том, что и в моей реальности на развитие Коста-Дорада деньги давала в основном мафия. Проект родился в недрах франкистского правительства, как раз где то в начале шестидесятых. А со смертью Франко в страну пошли инвестиции.

— Я в деле — кивнул Джо — осталось Карла убедить, он, как фашист с фашистом, поговорит с Франко, и можно будет нанимать проектантов.

— Для начала, Джо, попробуй убедить Кэт — заявил Карл, и они с Джо одновременно встали — что ей это нужно.

Я обернулся, и увидел, что к нам подошла Кэт. В синем платье в горошек, вся такая неземная, вся такая… ну вот когда женщина одевается вовсе не для того, чтоб казаться одетой. И соображения терморегуляции у нее — тоже явно не в приоритете. Когда смотришь на такую, и думаешь — инфраструктура. Ирригация. Эмиссия. Алилуйя, твою мать! Потому что, если не держать себя в руках, и думать что-то осмысленное и связное, то сразу получится мыслепреступление и дикий разврат.

А она еще и улыбнулась мне так, что я сам себе позавидовал, и понял, что прав Карл. Я, похоже, пропал.

Она, уселась рядом со мной и примирительно погладила по правому предплечью. Дескать, перестань уже дурить.

— Надеюсь теперь ты понял, Грин, — ухмыльнулся Карл, — что не стоит обращать внимания на то, что говорит девушка в гневе. Это как Вагнер — звучит страшно, но ничего не значит.

— Откуда такие познания, Карл — поинтересовалась Кэт — или у тебя появилась подруга?

— Это эмпирический вывод на основе наблюдений.

— А как же Дороти Дэндридж? — хмыкнул Джо.

— Ошибки молодости.

— Это было пару месяцев назад! — заметил Джо, и все засмеялись.

— Пойми, Карл. — сказал я — Когда два человека с железной волей тесно общаются, нет-нет, да и услышишь лязг железа.

— В твоем исполнении, Грин, это больше похоже на плач котенка, которого понесли топить.

— Перестаньте, мальчики — официант принес Кэт кофе, и она подвинулась к столику — лучше скажите, сколько мне еще торчать в Мюнхене?

— Я разговаривал с герром Эрхардом. Он сказал, что следствие завершено, и мы все можем делать что угодно.

При воспоминании о прокуроре, я невольно поежился:

— И он так просто нас отпускает?!

— Что тебя не устраивает Грин? Ну, хочешь, я подкуплю кого надо, и ты посидишь в тюрьме пару месяцев? Кэт, ты будешь ходить к нему на свидания?

— Карл, я тебя не узнаю. Ты опустился до коррупции…

— Давай, Питер, говорить честно. У меня нет выхода. Ты увел у меня невесту. Мой отец постоянно приводит тебя мне в пример. А этому англичанину Биготу- совершенно на меня плевать. В отличие от тебя.

— Ему дико обидно, что без миллиарда, с жалким десятком миллионов можно совершенно счастливо жить.

— Слушайте — оживился Джо — давайте слетаем на Тортолу? Джейкоба там как раз не будет…

— Нет, мальчики — Кэт поставила кофе на блюдце — мы с Питером улетаем в Париж.

— Отлично! — воскликнул Джо — я с вами. А Карл пусть сидит здесь, плюется ядом.

— Мне грустно, что вам не мила великая Германия. Одумайтесь.

— Лучше заканчивай здесь и прилетай. — сказал Кэт. — какой то русский сказал однажды, что грандиозное лучше оценивать издалека.

— Конечно прилечу, Кэт. Вот в Москву слетаю, и прилечу. Грин, не хочешь со мной? Ты будешь не бесполезен.

Я покачал головой. Потом мы простились с ребятами, и пошли к машине. Кэт взяла меня за руку, и заглянула в глаза.

А я размышлял о том, что в этой реальности отец с матерью только познакомились. Эти хроновыверты…

Мама и папа работали на Всесоюзной Комсомольской Ударной Стройке. Как водиться, работали в основном зеки, и комсомольцы. Место было в жопе мира. И маме с отцом после свадьбы выделили место в семейном бараке.

К тому времени, когда я чуть подрос, родителям дали квартиру на единственной улице. Как они мне много позже рассказывали, с развлечениями тогда была беда. Даже клуб в поселке построили после того, как родители переехали в другой город.

И главным поселковым развлечением было, почти про Куприну, вечерами гулять по единственной улице на вокзал, встречать проходящий московский поезд. Он стоял целых пять минут. И родители ходили, чтобы бросить письма в почтовый вагон. Так они доходил до адресатов много быстрее. Это одно из моих первых воспоминаний, как мы, всей семьей, идем на вокзал.

Даже ставший вполне циничным Хофман, и то помянул величие, хотя, казалось бы… Вот и двадцать первом веке, куча народу, вспоминая свое детство и молодость в СССР, сбивались на пафос.

А я, слушая и читая их, думал, что это какая то ерунда. Ведь в моих первых воспоминаниях важно не какое-то там величие. А то, что папа держит меня на руках, а мама, такая молодая и красивая. И что в стене вагона щель, в которую нужно затолкать конверт, с письмом бабушке и дедушке.