Я поехал в Ганновер с Дентоном на концерт REM. Руперт уже выгнал меня из дома. Он сообщил, что возникли проблемы и что мне пора валить. Мне нечего было делать, так что я поехал с Дентоном. Зал большой, но без сидячих мест. Какая-то невнятная группа выступала на разогреве, и я околачивался в конце зала, пил пиво, которое мы протащили с Полом, и заценивал девушек. Как только вышли REM, я оставил Пола и, пробравшись через толпу, присел на одну из колонок еще с одним кэмденским парнем по имени Ларе. Мы сидели и пялились на толпу, на всех этих молодых обдолбанных гордых потных американцев, а они смотрели вверх, на сцену. Кто триповал, кто, закрыв глаза, двигал своими гротескно упитанными телесами под ритм. Та девушка, за которой я наблюдал большую часть вечера, стояла зажатая в середине первого ряда, и, когда она заметила, что я на нее смотрю, я ей улыбнулся. Она окинула меня ледяным взглядом и повернулась обратно к сцене, покачивая головой в ритм. И мне стало по-настоящему неприятно, я задумался, в чем ее проблема. Почему она не могла нормально среагировать и улыбнуться в ответ? Эту девчонку беспокоит неминуемая война? Она испытывает настоящий ужас? Или вдохновение? Или страсть? Эта девчонка, как и все остальные, по-моему, была беспредельно омертвевшей. Может, пластинка Talking Heads поцарапалась, а может, папочка еще не прислал чек. Вот и все, что парило эту девчонку. Ее парень стоял позади нее — полнейший яппи с набриолиненными волосами и узеньким таким галстучком. Так, а у этого-то парня в чем проблема? Удостоверение потерял, слишком много анчоусов в пицце, сигаретный автомат сломался? А я все смотрел на эту девчонку — она что, забыла приклеить на мыльницу пластырь со своим именем? Или у нее инфекция мочеполового тракта? Зачем же ей надо было строить из себя настолько ебанически крутую? И к этому-то все и сводится: крутизна. Эту сучку и ее мудака парня я воспринял без лишнего цинизма. Я действительно считал, что самые крупные из их жалких проблем не сильно превосходят описанные мной затруднения. Им не нужно беспокоиться, что они замерзнут, или будут голодать, или попадут под бомбежку, лазер или обстрел. Ну, ушла любовь, ну, пластинка «Speaking in Tongues» действительно поцарапалась — какие у них могут быть еще проблемы в этом семестре?! Но потом, пока я сидел на вибрирующем подо мной ящике, а в голове орала группа, я пришел к пониманию, что и проблемы, и боль, которую они испытывают, настоящие. То есть у этой девчонки наверняка куча денег, как и у ее тупорылого дружка. Вряд ли многие смогли бы посочувствовать проблемам этой парочки, и, наверное, в общем и целом они и не играли существенной роли, — но все же они были важны Джеффу и Сьюзи; эти проблемы ранили их, эти мелочи уязвляли… Вот что меня поразило больше всего — какие же они реально жалкие. Я забыл о ней и о других лохах и занюхнул еще кокса, который предлагал мне Ларе…
После этого мне хотелось отправиться в «Карусель», но Пол сказал, что она закрылась в прошлые выходные, так и так, мол, туда никто не ходил, кроме парочки старшекурсников и выпускников, которые застряли в Северном Кэмдене. Мы все равно проехали мимо. Не то чтобы там бывало особо супер, но все же это место кое-что для меня значило. И было очень грустно видеть его в четверг вечером неосвещенным, покрашенную черным дверь, засыпанную снегом, нерасчищенную дорожку.