Предательство

Глава 10

Прошло два дня со времени посещения доктора Климент. Стефани и Трэси сидели рядышком на краю бассейна Фаррелов, так и не решив, что же им делать.

— Есть один выход из данной ситуации, — сказала Трэси, одетая в черный отдельный купальник, и опустила ногу в кристально чистую голубую воду бассейна.

— Не знаю, что можно сделать, чтобы мой отец остался довольным, — произнесла Стефани, унылым взглядом уставившись на плавучий стул для отдыха.

— Он ничего не узнает, если… — Трэси покосилась на подругу. — Если ты сделаешь аборт.

— Господи, Трэси, как ты можешь предлагать такое? — закричала Стефани, вскочив, будто ее ударили. — Ты же знаешь, я никогда не смогу по собственному желанию кого-то лишить жизни.

— Стефани, но ведь это только зародыш…

— Это живой ребенок, он уже дышит! И это мой ребенок.

Трэси сразу же пожалела о своих словах. Она два дня не спала, пытаясь найти способ, как помочь подруге. Сказанное сейчас звучало логично, но противоречило моральным принципам Стефани.

— Прости меня, Стеф. Я думала о тебе, а не о ребенке. — Взяв подругу за руку, Трэси силой усадила ее. — Что ты хочешь делать?

— Я должна рассказать отцу правду.

— О Стефани, только не это! — испуганно взглянув на нее, ответила Трэси.

— У меня нет другого выхода. Мне не удастся скрывать свою беременность до бесконечности. Сначала я думала убежать. Но как я буду жить, не имея собственных средств к существованию? — Стефани на минуту задумалась. — Надеюсь, если я подойду к отцу, когда он будет в хорошем настроении, он сможет понять меня… И даже смириться, — добавила девушка.

— Ты действительно думаешь, что такое возможно?

— Не знаю. Может быть. С тех пор, как Майка отправили в тюрьму, отец стал совсем по-другому ко мне относиться. Почти… по-доброму.

— И все-таки не могу себе представить, что твой отец спокойно воспримет новость о твоей беременности, да еще от преступника, — покачала головой Трэси. Она скептически посмотрела на Стефани. — Ну хорошо, а что потом? Ты хочешь, чтобы твой ребенок рос в этом доме? Ведь ты всегда была так несчастна здесь.

— Нет. Надеюсь, отец одолжит мне достаточно денег, чтобы я смогла обосноваться где-нибудь и жить самостоятельно. Он так много делал для других людей все эти годы. Л я ведь не очень многого прошу?

Трэси прикусила губу и не произнесла больше ни слова.

Лишь спустя две недели, 11 июля, Стефани, наконец, выбрала подходящий момент, чтобы рассказать отцу о своем положении. Она еще никогда так не боялась. Но было глупо скрывать от отца правду и дальше. А совсем скоро это станет просто невозможно.

— Войди, — ответил Уоррен, когда Стефани постучала в дверь кабинета своего отца.

Как всегда в это время по вечерам, он был одет в домашний пиджак и сидел за столом, работая над мемуарами.

— Стефани, почему ты не спишь? Уже начало двенадцатого.

— Мне нужно поговорить с тобой. Это очень важно. — Стефани не знала, с чего начать.

— С тобой все в порядке? Ты плохо выглядишь. — Сам того не сознавая, Уоррен поднял тему разговора о положении дочери.

— Я не очень хорошо себя чувствую.

— Ты ходила к врачу? — поинтересовался старик, положив авторучку, но не выражая особого беспокойства по поводу состояния дочери.

— Нет. То есть да. — Стефани замерла. Она испытывала растущий страх под холодным взглядом отцовских глаз. Как она могла поверить, что сама сможет сказать ему правду?

— Ну и что сказал доктор? — нетерпеливо спросил Уоррен. — Что с тобой?

Приступ тошноты охватил девушку. Сейчас или никогда.

— Я беременна.

Уоррен застыл в шоке. Стефани казалось, что его страшное молчание длится бесконечно долго. Только маленькая, пульсирующая вена на левом виске показывала, что отец все еще жив.

— Отец…

Одного этого слова оказалось достаточно, чтобы вывести Уоррена из оцепенения. Стефани услышала его громкое неровное дыхание и увидела, как сужаются его маленькие глазки. Все тело старика тряслось, а руки сжались в кулаки.

— Ты маленькая дрянь, — зашипел Уоррен, медленно поднимаясь из-за стола.

— Отец, пожалуйста… — Стефани отпрянула назад.

— Ты врала мне! Ты говорила, что не спала с ним!

— Я тебе сказала правду. Это случилось позже, когда ты… когда ты запретил мне участвовать в спектакле. Я очень расстроилась… Я не знала, к кому обратиться.

— И ты пошла и легла под него.

— Это было не так…

— После всего, что я сделал для тебя, после всех моих жертв ради тебя в течение всех этих лет, ты отплатила мне такой монетой?

— Я не хотела обидеть тебя.

— О чем ты думала?! — Отец не слушал девушку. Он вышел из-за стола, схватил ее за руку и рванул к себе. — Где была твоя честь?! — ревел Уоррен, так сильно встряхивая свою дочь, что голова ее болталась, как у тряпичной куклы. — Где была твоя гордость?! Твое чувство ответственности передо мной и перед фамилией Фаррел?!

— Мне жаль…

— Что скажут люди, когда узнают, что моя дочь носит ребенка такого проходимца, как Майк Чендлер, осужденного за наркотики?! Приговоренного к десяти годам тюремного заключения?!

— Ты мне делаешь больно, — произнесла Стефани, согнувшись от боли.

— Ты вся в мать, — Уоррен еще крепче сжал руку дочери. — Ей тоже было наплевать, что подумают люди. Она думала только о себе.

— Перестань сравнивать меня с мамой! — вскрикнула Стефани, будто что-то взорвалось внутри нее от последних слов отца. — Речь идет обо мне. Ведь я и твоя дочь. А ребенок, которого я ношу, это тоже твоя плоть и кровь.

— Шлюха, проклятая сука! — Прошипел Уоррен, злобно смотря на Стефани. — Никогда не смей говорить, что этот ублюдок — моя плоть и кровь, слышишь меня?

— Но он будет твоим внуком.

— Он никем не будет, потому что вообще не родится на свет. Ты прервешь беременность немедленно. Сегодня же вечером.

— Я не буду делать аборт, — сказала Стефани, прямо посмотрев в злые глаза отца.

— Ты поступишь так, как тебе прикажут, — произнес старик, все еще держа дочь за руку. — Потому что у тебя нет другого выхода. Понятно?

— Я не буду делать аборт, — продолжала качать головой Стефани. — И ты не заставишь меня. Я буду сопротивляться. Я всем расскажу, что ты пытаешься принудить меня к…

Она не ожидала пощечины. Отец ударил Стефани так сильно, что голова девушки мотнулась в сторону. Стефани чуть не упала, но вовремя схватилась за книжный шкаф, стоящий позади нее. Она подняла руку к горящей от удара щеке.

— Убирайся! — закричал Уоррен. — Вон из моего дома!

Спотыкаясь, как пьяный, Фаррел вернулся к своему столу, открыл ящик, вытащил пачку денег и швырнул в лицо Стефани.

— Возьми и убирайся. У тебя десять минут, чтобы собрать вещи.

— Что?..

— Ты слышала. Я хочу, чтобы ты покинула этот дом навсегда. Иди, куда хочешь. Чем дальше отсюда, тем лучше. Ты мне больше не дочь. — Он сделал глубокий, неровный вдох. — Уходи! — повторил он. — Бери деньги и убирайся, пока я не задушил тебя голыми руками.

Сначала Стефани хотела поднять деньги и швырнуть их отцу в лицо. Но чувство здравого смысла остановило ее. Одно дело гордость и совсем другое — глупость. Сжав губы, чтобы не расплакаться, она опустилась на колени, собрала банкноты, валявшиеся по всему антикварному персидскому ковру, и, даже не взглянув в сторону отца, выбежала из комнаты.

Стефани не могла плакать. Ее глаза были совершенно сухими, а губы вытянулись в узкую полоску. Она заперлась в своей комнате и позвонила Трэси.

— Я дома, — произнесла она бесцветным, ровным голосом. — Приезжай и забери меня отсюда.

— Так поздно? Что слу…

— Объясню позже.

Повесив трубку, Стефани стала вытаскивать вещи из шкафа и бросать их в чемодан, не обращая внимания, что она берет с собой. Чувства обиды, злости, унижения смешались и вызывали нестерпимую, ноющую боль во всем теле. Но она не перестала паковать вещи, даже не замедлила свои движения. Когда Стефани закончила, она открыла шкатулку для драгоценностей, в которой лежали недорогие безделушки. Ей нравились ее цветные браслеты, брошки с искусственными бриллиантами, бусы из фальшивого жемчуга. Она порылась в шкатулке, пока не нашла то, что искала — рубиновый перстень с маленькими бриллиантиками. Из всех прекрасных драгоценностей матери это колечко Стефани любила больше всего. Когда-то она приходила вечером в комнату матери и смотрела, как та накладывает крем на лицо. Девочка вытаскивала этот перстень из резной китайской шкатулки ручной работы и надевала его на пальчик. В день рождения Стефани, ей тогда исполнилось шесть лет, когда девочка вечером просмотрела все подарки, мама протянула ей небольшую коробочку, завернутую в блестящую фольгу и завязанную узкой серебряной ленточкой. Волнуясь от предвкушения чего-то необычного, Стефани открыла коробочку и замерла: в ней лежало рубиновое кольцо.

— С его помощью я всегда буду рядом с тобой, — сказала мать своим красивым, мелодичным голосом.

Через месяц Алисии не стало.

— Как бы мне хотелось, чтобы ты была рядом со мной, мама, — произнесла Стефани, надев на палец перстень и поцеловав его.

Задержавшись в дверях, она последним взглядом окинула свою комнату. Ей казалось, она будет испытывать боль, прощаясь с частичкой своего детства. Но Стефани ничего не чувствовала. Она закрыла за собой дверь и вышла из дома, чтобы ждать Трэси па улице.

— Стефани, не будь идиоткой. Ты должна остаться у нас. Тебе больше некуда идти.

Девушки сидели в спальне Трэси. Бушананы спали.

— Твои родители никогда не согласятся, чтобы я осталась здесь, — покачала головой Стефани. — Кроме того, именно сюда сразу придет отец, чтобы найти меня.

— Зачем ему искать тебя, если он сам выгнал тебя из дому?

— Он поступил так в приступе гнева. Но утром его будет волновать только одно — что подумают люди. И он захочет вернуть меня домой.

— Ты не можешь вернуться домой. Он убьет и тебя, и ребенка.

— Знаю. — Стефани испытывала такое отчаяние, что ей было зябко даже от теплого ветерка, дующего из открытого окна. От ночного аромата роз, выращенных самой миссис Бушанан в саду, голова Стефани сладко закружилась. — Я должна уехать. Я не доверяю отцу.

— Куда ты отправишься?

— В Нью-Йорк. — Стефани глубоко вздохнула. Она приняла единственно возможное решение.

— В Нью-Йорк! Но почему? Что ты там будешь делать?

— То, к чему стремилась всегда. Стану актрисой.

— Но где ты будешь жить? На что? Что будет с ребенком? Как ты сможешь заботиться о нем? Ты сама сказала…

— Я найду работу. Любую. У меня есть деньги, которые мне дал отец.

— И сколько же?

— Не знаю. — Стефани открыла сумочку, вытащила смятые банкноты и пересчитала. — Пятьсот долларов. Вполне хватит устроиться.

— Где устроиться?

— Еще не знаю, — улыбнулась Стефани. Когда-нибудь из Трэси получится прекрасный адвокат. Она уже овладела искусством перекрестного допроса. — Думаю, мне нужно позвонить в Нью-Йорк отсюда и выяснить, что я могу найти. Я заплачу за разговор, конечно.

— Куда ты собираешься звонить? — махнув рукой на последние слова Стефани, спросила Трэси. — В гостиницу? Или искать комнату?

— Наверное, сначала мне лучше устроиться в гостинице, где-то на недельку, и поискать недорогую комнату.

Через пятнадцать минут организация под названием «Временное жилье для женщин» сообщила Стефани названия и телефоны нескольких маленьких гостиниц в Манхэттене, которые сдавали комнаты на неделю. Девушка обзвонила их все и выбрала самую дешевую — «Латэм». Поставив будильник на пять утра, подруги пошли спать.

Через четыре часа, когда Бушананы все еще спали, на синей машине матери «форд-гранада» Трэси отвезла Стефани на автобусную станцию.

— У тебя еще есть время вернуться, — сказала Трэси, когда они подъехали на стоянку. — Может, передумаешь?

— Ты же знаешь, я не изменю решения, — ответила Стефани.

— Я боюсь за тебя, — прикусив нижнюю губу произнесла Трэси. Она всегда была стойкой, но сейчас ее глаза блестели от слез.

— Не волнуйся. Ты же знаешь, я не беспомощная. Тысячи незамужних женщин рожают детей. Они же справляются, — улыбнулась Стефани. — У меня тоже все будет хорошо. Кажется, это мой автобус, — сказала Стефани, пытаясь казаться веселой и беззаботной, когда услышала объявление об отправлении автобуса в Манхэттен.

— Я так буду скучать по тебе, — Трэси кинулась в объятия Стефани, не в силах больше сдерживать слезы.

— Я позвоню через несколько дней и расскажу, как идут дела.

— Обещаю приезжать к тебе в выходные, когда начнутся занятия в колледже.

Когда автобус повернул на шоссе, над горизонтом появились первые лучи солнца, осветив автобус и пассажиров мягким золотистым светом. Стараясь казаться отважной, улыбаясь, Стефани махала рукой Трэси, пока та не скрылась из вида.