Предательство

Глава 29

Стефани была измучена, но контролировала свои эмоции, когда приземлилась в аэропорту Филадельфии вечером 19 января. Двадцать миль дороги от виллы Перри до аэропорта в Генуе и долгий перелет — достаточно времени, чтобы спокойно и взвешенно обдумать происшедшее.

Трэси выглядела шикарно в черном пальто-полушинели, надетом поверх желтых брюк, и подобранном в тон свитере с воротником «хомут». Она увидела Стефани, как только та вышла из самолета, и побежала навстречу, чтобы поскорее обнять подругу.

— Когда твой рейс на Лос-Анджелес? — спросила Трэси.

— В шесть.

— Хорошо. У нас больше часа времени. — Она взяла Стефани под руку. — Пойдем в бар и найдем там укромный уголок.

Они нашли свободное место около окна с видом на взлетное поле. Трэси заказала два черри-бренди, скинула пальто и наклонилась вперед.

— Ну что ж, детка. Теперь конкретно, что произошло в Портофино?

Стефани рассказала подруге все, не упустив ни малейшей детали. Трэси слушала спокойно. И хотя Стефани сообщила подруге по телефону очень мало, по чужому, монотонному голосу Стефани Трэси поняла, что произошло что-то очень серьезное. Однако она даже и представить себе не могла то, о чем Стефани говорила сейчас.

— Какой подонок, — прошипела Трэси, когда Стефани закончила. — Какая низкая, ничтожная мразь. Если бы сейчас он находился здесь, я бы кастрировала этого сукина сына. — Она посмотрела, как Стефани отхлебнула немного вина. — Ты обратилась в больницу?

— В Италии? Где гоняющиеся за сканадалами журналисты пронюхали бы эту историю и превратили все в фарс?

— Без медицинского освидетельствования ты не сможешь доказать, что Грант изнасиловал тебя, а без доказательств ты не сможешь возбудить иск против него.

Стефани выглянула в окно. Самолет компании «Дельта» готовился к взлету. Чуть больше недели назад она сама сидела в таком же самолете, волнуясь, как молодая невеста, и не предполагая, какой ужас ожидает ее впереди.

— Я не собираюсь подавать на него иск, Трэси.

— Почему нет?

— Потому что не хочу вмешивать Сару во все это. Я не хочу подвергать ее такому испытанию, как скандал, или подрывать ее любовь к отцу.

— Боже мой, через что же тебе пришлось пройти! — воскликнула Трэси топом, полным сочувствия и негодования. И вместе с тем она понимала решение Стефани, ее материнскую любовь, хотя сама и не была еще матерью. — Я даже думать об этом не могу!

— Теперь со мной все в порядке.

— Что ты собираешься делать? — спросила Трэси, восхищаясь мужеством и хладнокровием своей подруги.

— Подать на развод, — произнесла Стефани и посмотрела на подругу. — Поэтому я здесь. Знаю, ты не имеешь права работать в Калифорнии, но, может быть, ты сможешь порекомендовать кого-нибудь?

— Конечно. — Трэси достала из сумочки записную книжку, вытащила из нее визитную карточку и написала на обороте имя и телефон. — Брюс привык работать с нашей фирмой. Он высокопрофессиональный адвокат по разводам. Позвони ему сразу же, как доберешься до Лос-Анджелеса. А пока тебе нужно приготовить все, чтобы уехать из дома. В таком состоянии Грант способен на что угодно, и тебе лучше держаться от него как можно дальше.

— Я уже позаботилась об этом. Я позвонила Анне во время посадки в Лондоне и попросила ее собрать вещи и вместе с Сарой поселиться пока в гостинице «Бел Эйр». Это самая уединенная гостиница из тех, что я знаю.

— Хорошо. А как насчет имущества? По калифорнийским законам о совместной собственности тебе полагается…

— У него ничего нет, Трэси, кроме дома. А его особняк мне не нужен. Я хочу только одного — опекунства над дочерью. Полного опекунства.

— Грант может возражать и даже вызвать тебя в суд, — поджала губы Трэси. — Он может использовать любовь Сары к нему, чтобы получить более выгодные условия опекунства или даже чтобы вернуть тебя.

— Не думаю, что он так поступит, Трэси. — Стефани уставилась в свой бокал с вином. Она старалась вспомнить Гранта таким, каким он был, когда она вышла за него замуж — прекрасным, заботливым, любящим. — Он меньше всего хочет причинить боль Саре и подвергнуть ее такому публичному скандалу. Грант слишком любит ее.

— Ты хочешь, чтобы я приехала и пожила с тобой немного? — спросила Трэси, сжав руку подруги. — Уверена, мне удастся взять несколько свободных дней.

— Спасибо, Трэси, — покачала головой Стефани. — Может, позже. Думаю, сейчас мне лучше побыть немного в одиночестве.

Только когда Стефани уже собралась идти на посадку в самолет, Трэси вспомнила о своей встрече с Майком.

— Кстати, несколько дней назад я случайно встретилась с Майком Чендлером, — сказала она, когда они шли к выходу, взявшись за руки.

— Здесь? — с удивлением спросила Стефани. — В Филадельфии?

— Он обедал в ресторане «Гарден», — кивнула Трэси. — Позже я выяснила, что он приехал в Филадельфию поговорить с актрисой насчет возможности сниматься в его мини-сериале. Во всяком случае, я не устояла и высказала ему все, что о нем думаю, хотя с тех пор прошло столько лет.

Стефани улыбнулась. Трэси была единственным человеком из круга ее знакомых, кто мог хранить недовольство годами. И жаль ту жертву, которая вызовет на себя гнев Трэси.

— Что он сказал?

— Честно говоря, я не дала ему шанса сказать много. Все время говорила я. — Когда стюардесса объявила немедленный вылет самолета в Атланту и Лос-Анджелес, Трэси поцеловала подругу в щеку. — Сомневаюсь, что ты случайно встретишься с Майком. Но если все-таки так получится, я бы хотела, чтобы о нашей встрече ты услышала от меня. — Она отступила назад. — Ты не расстроилась?

— Конечно, нет, — покачала головой Стефани. Она повесила сумку через плечо. — Позвоню завтра, после разговора с адвокатом. — На прощание махнув рукой, она пошла садиться в самолет.

Самым сложным из всего, что когда-либо в своей жизни делала Стефани, было рассказать дочери о своем намерении развестись с Грантом. Он был для Сары не только отцом, но и другом, к которому девочка всегда обращалась за несколькими лишними долларами или разрешением сделать что-то, что запрещала Стефани.

Чтобы не разговаривать с дочерью на деликатную тему в гостинице «Бел Эйр», в такой не домашней обстановке, Стефани пошла с Сарой в парк Санта-Моника, где они часто гуляли по воскресеньям. Они шли рядышком, обе одетые в шорты, тенниски и ветровки. Всегда очень сложно, когда расходятся родители, но Стефани старалась говорить как можно понятнее. Сара слушала, засунув руки в карманы и глядя прямо перед собой. Было что-то мучительное в ее молчании.

— Не понимаю, — наконец сказала Сара, когда Стефани закончила. — Вы казались такими счастливыми, когда несколько дней назад уезжали из Калифорнии. Так ведь?

Стефани кивнула. Большие серые глаза Сары блестели от слез.

— Тогда что же произошло? Что плохого сделал папа?

— Ничего, — солгала Стефани. — Просто мы не можем больше жить так, как когда-то привыкли. Вместо того чтобы делать друг друга несчастными, мы решили, что лучше нам будет разойтись.

— Многие родители не ладят друг с другом. Саванна говорит, что ее родители все время ссорятся, а иногда даже бросаются друг в друга чем попало.

— Для тебя будет лучше, если мы с твоим папой будем бросаться друг в друга чем попало? — остановившись, спросила Стефани, заставляя Сару посмотреть ей прямо в глаза.

— Думаю, нет, — ответила Сара, наблюдая, как черный доберман устремился за палкой, которую хозяин собаки бросил в воду. Потом, щурясь от солнца, девочка взглянула на мать. — А я смогу видеться с папой?

— Когда захочешь.

— А что будет с домом?

— Он достанется отцу. Тебе, Анне и мне, конечно, придется куда-нибудь переехать.

— Куда?

— Еще не знаю. Ты мне поможешь подобрать новый дом? — спросила Стефани, чувствуя, что это немного отвлечет и приободрит дочь. — Мы могли бы начать поиски прямо сейчас, около пляжа. Тебе нравится эта идея?

— Я только хотела… — кивнула головой Сара. Слезы, которые она так мужественно сдерживала, хлынули из ее глаз. — Я хочу, чтобы вы остались вместе. — Рыдая, она упала на колени и обхватила голову руками.

Вскрикнув, Стефани тоже опустилась на колени и обняла дочь. Ее сердце обливалось кровью, видя, как страдает Сара. Внезапно у Стефани промелькнула мысль попробовать наладить отношения с Грантом, если он изменится. Но потом она вспомнила полусумасшедшего мужчину, который ворвался в ее спальню в Портофино, по-скотски набросился на нее, да и его безнадежное пьянство становилось все непереносимее.

У Гранта быт шанс. Второго он не получит.

Грант сидел в своем кабинете, прислонившись головой к зеленой кожаной обивке софы. Его мысли путались. Ему бы хотелось избавиться от этих мыслей так же легко, как просто стереть плохо построенное предложение на компьютере.

Прошло четыре дня с той ужасной ночи в Портофино. Когда Грант вернулся в Беверли-Хиллз и обнаружил, что дом пуст, он использовал все средства, чтобы найти Стефани. Но когда он звонил ей в гостиницу «Бел Эйр», ему удавалось поговорить только с Анной.

— Вы должны оставить ее в покое, мистер Рафферти. Она не хочет вас видеть.

Грант не был уверен, что сможет жить в своем доме после того, как Стефани ушла от него и подала на развод. С этим домом связано слишком много воспоминаний, причем самое яркое из них — когда Стефани впервые вошла в их новый дом. Она бегала из комнаты в комнату, вскрикивая от удовольствия. А его сердце было наполнено любовью и гордостью, что он может сделать жену такой счастливой, что он так много может ей дать.

На столе перед Грантом лежало пресс-папье с заснеженной деревушкой внутри стеклянного шара. Это был подарок ему от Стефани на Рождество в первый год после свадьбы. Грант поднял пресс-папье и перевернул его, наблюдая, как белые хлопья медленно падают на прекрасную зимнюю картинку. Именно такой была его жизнь со Стефани в те дни.

Грант решил позвонить Стефани в последний раз, по потом передумал: она просто повесит трубку. Комок подступил к его горлу. Когда-то, в короткий и великолепный отрезок жизни, у него было все: слава, деньги, красивая жена и дочь, которую он обожал. Теперь у него не осталось ничего. «Мне некого винить, кроме самого себя, — думал он, положив на место пресс-папье. — Я сделал ужасную, непростительную ошибку и теперь должен заплатить за нее. Но цена — потерять Стефани — слишком велика. Чересчур велика». Грант опустил руку в карман и вытащил пузырек со снотворным, которое ему пару лет назад прописал доктор, потому что Грант периодически страдал бессонницей. С минуту он размышлял, потом решительно встал и твердыми шагами, с совершенно ясной головой, так как с утра не брал в рот ни капли спиртного, пошел к компьютеру, сел за него и стал печатать.

«Моя дорогая Стефани, если бы я был хорошим писателем, то подобрал слова, которые затронули бы твое сердце и заставили бы тебя простить меня. Если бы я был более сильным мужчиной, я бы обратился за помощью и изменил свою жизнь. Но я ни тот и ни другой. Поэтому, моя дорогая красавица, моя блестящая звездочка, я просто говорю «прощай».

Грант перечитал свое послание. Он чувствовал себя спокойно, ничего не боялся. Рядом стоял стакан с виски, который он наполнил давно, но так и не притронулся к нему. Теперь он взял стакан, высыпал на стол таблетки снотворного и пересчитал их: тринадцать. Рафферти засмеялся. Это его счастливое число. Грант встретил Стефани тринадцатого декабря и получил своего первого «Оскара» тринадцатого апреля. Он взял горсть таблеток и, высыпав их в рот, запил виски. Затем еще раз наполнил стакан, теперь уже до краев, и залпом выпил его. Руки Гранта уже стали немного дрожать, когда он наполнил стакан в третий раз, но он умудрился выпить и его до дна.

Потом Грант сел на софу, где они со Стефани однажды занимались любовью, и закрыл глаза.

Когда на следующий день в семь утра Стефани открыла дверь своего гостиничного номера и увидела на пороге Бадди Уэстона с красными глазами, она сразу же поняла, что случилось что-то ужасное.

— Грант? — спросила она дрожащим голосом.

Агент кивнул и закрыл за собой дверь. Он сел в кресло и посмотрел Стефани в глаза.

— Он принял сверхдозу.

— Сверхдозу чего? Виски?

— И таблеток. Снотворного.

— О Господи! — Стефани подняла руки к губам. — В каком он состоянии? Где он?

— Он мертв, Стефани. — Глаза Бадди наполнились слезами. — Грант умер.

Прежде чем Стефани успела как-то среагировать, она услышала за спиной крик. Это была Сара. Она все слышала.

— Сара, детка, иди сюда… — Стефани кинулась к дочери.

— Ты все врешь! — Сара ничего не хотела слушать. Она плакала и кричала одновременно, обратив весь свой гнев на Бадди. — Мой папа не умер! Скажи, что ты врешь! — Она подбежала к агенту и стала колотить его своими маленькими кулачками.

— Мне бы очень хотелось, чтобы это было неправдой, Сара, — произнес Бадди, не останавливая девочку.

— Что происходит, дорогая? — В гостиную вбежала Анна, услышав крики. Она переводила взгляд с Сары на Стефани, потом на Бадди. — Что случилось?

— Бадди говорит, что мой папа умер! — закричала Сара, продолжая колотить агента. — Но он врет!

Стефани попыталась оттащить Сару от Бадди, но девочка оттолкнула руку матери.

— Это ты во всем виновата, — прошипела Сара. Ее глаза как-то странно блестели. — Если бы ты не бросила его… Если бы ты не заставила меня переехать сюда, так далеко от него, он был бы еще жив.

— Нет, Сара, ты не можешь так говорить. — Стефани в изумлении отступила назад, будто ей дали пощечину.

— Да, могу! Ты столько значила для него и, несмотря на это, ты заставила нас уехать из дома до того, как он вернулся из Италии. У него даже не было шанса оправдаться или извиниться…

— Сара…

— Не дотрагивайся до меня! Я ненавижу тебя!

Прежде чем кто-то успел остановить девочку, она убежала в свою комнату.

— Я пойду к ней, — сказала Анна. — А ты, Стефани, иди и делай… что ты должна делать.

— Нет. Мне нужно быть с Сарой.

— Анна права, Стефани, — остановил ее Бадди, который сам имел двух маленьких дочерей. — Дай девочке немного свободы, чуть-чуть времени. Сейчас ей не только больно, у нее все смешалось. Все образуется, она изменит свое мнение.

Известие о самоубийстве Гранта Рафферти распространилось по Голливуду с молниеносной скоростью, и в большинстве газет об этом напечатали на первых страницах.

Чтобы избежать слухов и ненужной огласки, Стефани тихо переехала обратно в дом. Сара избегала мать до самых похорон. Смерть Гранта опустошила Стефани. Из-за постигшего ее горя все негодование к мужу прошло. Стефани вспоминала Гранта таким, каким он был в первые годы: нежным, великодушным, любящим.

— Сара права, — сказала Стефани Трэси и Перри, когда встретила их в аэропорту Лос-Анджелеса вечером накануне похорон. — Если бы я согласилась встретиться с ним, поговорить, может быть, ничего этого и не случилось бы, — говорила Стефани в «кадиллаке», когда шофер вез их домой.

— Все это совершенная ерунда, — сердито покачал головой Перри. — Гранту было предначертано кончить так, как он умер. Он уже был больным человеком, Стефани, но не хотел этого признавать. Никто не виноват в случившемся, кроме самого Гранта. Поэтому перестань мучить себя. — Он взял Стефани за руку.

— Как Сара воспринимает случившееся? — спросила Трэси.

— Плохо. Она говорит, что ее папа умер из-за меня.

— Мы с Перри поговорим с ней, — решительно заявила Трэси и обняла подругу. — А пока, знаешь, что пойдет тебе на пользу? Разумеется, после похорон.

— Что?

— Вернуться к работе. Подумай об этом как о панацее от твоего горя, как о способе оправиться от несчастья.

Стефани посмотрела в окно. Она много думала о работе в последние несколько дней. Кроме Сары, актерское искусство было единственной вещью, которая доставляла ей глубокое чувство удовлетворения и гармонии. «Ты рождена актрисой», — сказал однажды, очень давно, Грант.

— Я подумаю, — пообещала Стефани, откинувшись на роскошное темно-красное кожаное сиденье.