Противостояние

Глава 10. Послевкусие победы

Командир немцев был без сознания: воины принесли его в мой дом и оставили под присмотром Наты, для охраны которой я оставлял Селида и Генда. Ната не была брюзгой и белоручкой: еще до моего прихода она промыла раны у пленного и перетянула их куском ткани. Поговорив с Богданом насчет трофейных ружей, — семь из них были в полном порядке, — перешел в комнату, где лежал немец.

Раненый был без сознания: пульс частил, скорее всего из-за кровопотери.

— У него ужасная рана на груди с правой стороны, — в полумраке не заметил Нату, сидевшую тихо. — Я промыла рану и перевязала его, но вряд ли он выживет, — грустно констатировала девушка.

— Если суждено — выживет, а если умрет — невелика потеря, он пришел к нам с войной. Ты как?

— Нормально, — Ната поднялась и, подойдя ко мне обвила меня руками, — я боялась за тебя, хоть и не верую ни в какие божества. Но просила Небо, чтобы оно пощадило своего Сына.

— Это уже попахивает шаманизмом и тотемизмом, — рассмеялся я, отвечая на поцелуй девушки. — Пожалуй, я тебя сделаю Верховной Жрицей Русов. Как только вернем себе Максель.

Ответить Ната не успела, потому что в комнату ворвался возбужденный Гуран:

— Великий Дух, благодарю тебя, — споткнувшись о тело немца на шкуре, Гуран еле удержал равновесие в полупоклоне. Его рука рванулась к кинжалу при виде немца, но я успел остудить пыл юнца:

— Успокойся, Гуран, этот раненый мне нужен живым. За что ты меня благодаришь?

Парню потребовалась почти минута, чтобы переключиться от раненого немца на мой вопрос.

— Борд сказал, что всех лошадей ты отдаешь мне, и надо собирать конный отряд.

— Да, это так. Нужно создать эффективную конницу, чтобы мы могли наносить молниеносные удары врагу. Сколько лошадей ты получил?

— Двенадцать, Макс Са, еще четыре ранены сильно. Несколько лошадей убиты.

— Раненых животных зарежьте и отдайте воинам, пусть отпразднуют победу. А своих будущих воинов отбери сам, пусть это будут лучшие. У тебя сейчас около двадцати всадников, будет тридцать. Как сможем довести конницу до ста, это будет очень мощная сила.

— Лошадей мало, — приуныл Гуран после моих слов.

— Тогда мы их добудем у врага, не забыл, что мы собирались нанести им удар на их землях?

Просияв, Гуран снова попробовал поклониться, но, увидев раненого, спросил:

— Зачем тебе этот человек? От него пахнет смертью.

— Хочу его допросить, а может, и перетянуть на нашу сторону. Если у тебя всё, Гуран, тогда займись подбором себе всадников.

Торопливо попрощавшись, сияющий командир кавалерии покинул нас. Встретившись со мной взглядом, Ната рассмеялась:

— Ему надо жениться, пока он не натворил бед: слишком активный мальчишка.

— Женится, как перебесится. Мне нужна горячая вода и чистая ткань. Хочу осмотреть его рану, пока в сознание не пришел. И, кстати, где Зира, я обещал ей свободу.

— Я ее поставила работать, надо было отмыть комнаты. Сейчас она задний дворик подметает, — в глазах Наты играли смешинки.

— Может убираться из Мехика, как закончит. Неси воду и чистую ткань.

Повязку Нату наложила умело: аккуратно сняв повязку, прилипнуть к ране она не успела, осмотрел немца. На уровне первого ребра по среднеключичной линии зияло отверстие. Плевра была пробита, а вот легкое, судя по картине, осталось не задетым. Поднеся ухо к ране, не почувствовал ни дуновения, ни хрипов, характерных для пневмоторакса. Немцу повезло, хотя была задета правая ветвь внутренней грудной артерии. Именно этим обуславливалось тяжелое состояние раненого — большой кровопотерей. С другой стороны, ветвь артерии имеет хорошо развитую сеть коллатералей. При должном уходе немец имел всё шансы на выздоровление и сохранение физической активности.

Послав Бакса за ячменкой для санации раны, а Нату — за иглой и парой волос из лошадиного хвоста, посмотрел на раненого, смутно представляя себе, к чему столько усилий, чтобы спасти его. В голове формировался план по использованию немца как троянского коня в стане врага, но успех этого зависел от многих переменных. Захочет ли немец сотрудничать? Можно ли ему будет доверять? Как сильно промыты его мозги ненавистью к другим народам и племенам? На всё эти вопросы у меня не было ответа, была клятва Гиппократа и чисто человеческое сострадание.

Закончив сшивать края раны, промокнул свой некрасивый П-образный шов ячменкой, прежде чем наложить повязку. Теперь выздоровление немца зависело от резервов его организма, хотя, на мой взгляд, он потерял около трех литров крови.

Немец по-прежнему пребывал без сознания, иначе и не могло быть при геморрагическом шоке тяжелой степени. О нем можно было забыть на пару дней, больше для него я не ничего не мог сделать. Всё будет зависеть от резервов его организма.

Следовало проверить, как выполняются мои поручения насчет уборки трупов и очистки площади. Перед входом в мою резиденцию успела собраться вся моя гвардия. Многие красовались с трофейным оружием: Шрам либо плохо выполнил мои указания, либо не рискнул трогать мою гвардию.

Меня приветствовали громкими криками, особенно старались Арн и Мерс.

— Тихо! Это была всего одна победа над небольшим отрядом. Впереди у нас много сражений с немцами, а потом на очереди — сатанисты. Арн, Мерс, откуда немецкие копья и клинки? Шрам не говорил, что всё оружие немцев надо собрать.

— Говорил, Макс Са, — ответил Арн, — но наше оружие было плохим, а это хорошее.

— В следующий раз выполняйте указание командиров, а сейчас сторожите раненого и охраняйте дом. Богдан, Баск мы на площадь.

К моему приходу больше половины трупов уже успели унести и утопить в болотах. Практически все немцы были в хороших доспехах, прикрывавших грудь. На некоторых были шлемы и нарукавники. Целая пирамида доспехов, мечей и копий высилась на очищенном от крови участке площади. Шрам и Борд руководили процессом сбора оружия и переноски трупов к болотам. К работе были привлечены и местные жители: в деревянных кадках они приносили землю, засыпая лужи крови. На утрамбованной годами земле кровь не впитывалась, образуя засохшие сгустки по всей площади.

— Уже отнесли сто и двенадцать трупов в болото, — приблизившись, отрапортовал Борд.

— А что с пленными?

— Посадил в подвал, где раньше держали Акрама. Им дали воды и немного еды, как ты приказал. Охрана поставлена, — Борд говорил четко, по существу.

После моего урока по рукопашному бою военачальник сильно изменился: исчезла заносчивость и пренебрежение. Терс не просто так поставил его главным над воинами: Борд был умен, указания схватывал на лету. Шраму до него расти, но со временем из него получится толковый градоначальник и командир.

Подозвав к себе Шрама, поручил привести двоих пленных ко мне домой через час: без Наты мне не допросить немцев. Баррикады можно было разобрать, хотя решил с этим повременить. Если основные силы немцев смогут преодолеть крепостную стену, баррикады могли пригодиться. В течение часа наблюдал, как воины уносят трупы и как растет гора вооружения. Потеря такого количества отборных воинов, экипированных в доспехи, с мечами и копьями, должна ослабить силы Дитриха. Он даже теоретически не мог располагать армией в несколько тысяч человек с таким вооружением. Даже в Средневековье могущественные короли были не в состоянии позволить себе большую армию рыцарей, возлагая это бремя на своих вассалов. Копье, меч, доспехи — на это уходило не меньше десяти килограммов железа, не говоря о работе.

Даже у Русов в лучшие времена полностью экипированные воины составляли едва четверть всей армии. Лучники вообще обходились без доспехов: железная экипировка снижала их мобильность, мешала стрельбе. При самом отвратительном для меня сценарии хорошо экипированных воинов у Дитриха не может быть больше тысячи. Это при самом негативном варианте. При оптимальном варианте — таких воинов у него примерно пять сотен, а остальные — легковооруженные воины без доспехов. Это следовало выяснить, не откладывая в долгий ящик.

Вспомнив, что велел привести двоих пленных, отправился к себе.

Пленные уже полчаса назад были доставлены и сидели на коленях со связанными руками, втянув головы в плечи. Полукругом от них расположились воины моей гвардии, ведя неторопливый разговор.

— Богдан, пусть заведут того, кто постарше, — велел старшему Лутову, устраиваясь поудобнее. Ната, предупрежденная о своей роли переводчика, пристроилась справа от меня.

Немцу — примерно тридцать лет: на щеке у него был шрам, свидетельствующий о проведенных ранее сражениях. Он нервничал, мелкими шагами двигаясь за великаном Богданом. Введя пленного, тот надавил на плечо и поставил немца на колени. Я выдержал паузу, пристально всматриваясь в пленного, отводившего от меня взгляд.

— Сколько воинов у вашего короля Дитриха? — перевела Ната мой вопрос, заставив немца вздрогнуть.

— Дойче? — его вопрос понял даже я.

— Нет, отвечай на вопрос, — холодным голосом велела девушка, входя в роль.

Их беседа продолжалась несколько минут. Велев немцу заткнуться, Ната перевела:

— Он не знает точной численности, но говорит, что их отряд — только маленькая часть. Но ты был прав, Макс: это был штурмовой отряд, и собирали они туда лучших воинов. После взятия нашей крепости им было велено ждать, пока не подойдет их король с основными силами. Что мне еще у него спросить?

— Узнай, где находится или находился король с основной армией? Сколько у них ружей и пушек. Где находятся их ближайшие поселения? Можешь ему угрожать или обещать свободу, но мне нужны эти сведения.

На этот раз разговор продолжался куда дольше: по мере общения лицо пленного просветлело. Ната перебивала его, задавала уточняющие вопросы. Немец старался, это заметно по мимике и жестам. Закончив с пленным, Ната глубоко вздохнула:

— Я не могу понять из его разговора, он говорит что-то о невероятном оружии, которое в состоянии снести нашу стену. Основные силы их короля располагались в столице их фюрлянда — Регенсбурге, это в восьми-десяти днях пути на северо-запад, если я правильно поняла. Но там на пути — тоже горы, их либо надо огибать, либо карабкаться по склонам. Пленный считает, что король пойдет в обход, потому что он везет какое-то чудо-оружие величиной с лошадь. Ружей у них мало. Всё, что было, находилось в отряде Ганса. Про остальные ружья, есть они или нет, он не знает. Про армию повторил, что она большая, намного больше, чем их отряд.

— Попробуй уточнить про то оружие, что размерами с лошадь. Может, это таран, катапульта или другое осадное орудие?

— Спрашивала, он не может ответить, я не знаю значения слова, каким он обозначает его, — скривила лицо Ната.

— А как он его называет?

— Großebert.

К сожалению, это слово не вызвало у меня никаких знакомых ассоциаций. Дальнейшие расспросы тоже успеха не дали.

— Уведите его, пусть заведут второго, — дал указание Богдану.

Тот, подняв немца, потащил к выходу. У самой двери пленник изловчился вырваться из рук и бросился ко мне. Не добежав пары метров, остановился и, разводя руками, словно хотел охватить всю комнату, произнес:

— Großebert, бу-у-у-у-ум.

— Стой, — успел я остановить Богдана, занесшего над головой немца огромный кулак.

— Ната, я понял, он, кажется, говорит о пушке. Спроси его, он пушку называет этим словом.

— Kanone?

— Ja, sehr grosse kanone, sehr grosse, — пленный радостно закивал головой в подтверждение своих слов.

— Он говорит…

— Очень большая пушка, — перебил я Нату. При слове kanone сразу вспомнилось слово «канонир».

А в следующую секунду из глубин памяти всплыл отрывок документального фильма, где рассказывали о гигантской пушке времен Первой Мировой Войны. И звали ее не то Бертран, не то…

— Берта, — вслух вырвалось у меня, Grosse Berta.

Немец едва не взвыл от радости, услышав из моих уст немецкие слова.

— Уведите его и накормите, прежде чем посадите в подвал. Этот парень заслужил нормальный обед, — Богдан бросил на меня удивленный взгляд, но перечить не осмелился.

— Второго заводить? — Баск показался из-за двери.

— Да! Ната, расспроси его так же, как и первого.

Погруженный в свои мысли и воспоминания, пытался вспомнить про тот документальный фильм. События произошли давно, большинство информации стерлось из памяти, но кое-что я помнил. Помнил название этой адской машины и что стреляла пушка далеко огромными многотонными снарядами. Неужели Дитрих отлил такую огромную пушку, что даже воин из его армии так боялся? Думая о пушечном вооружении немцев, я не задумываясь решил, что наши пушки примерно соразмерны по своим тактико-техническим характеристикам. Ружья немцев по уровню изготовления соответствовали началу семнадцатого века.

Но как они умудрились отлить гигантскую пушку размером с лошадь? Это ведь только высота станины пушки — с лошадь, если я правильно понял немца. А ствол? Он получается метров пять, не меньше. Обычное ядро из такой разнесет стену при первом попадании. А после вперед пойдут тысячные силы немцев: даже если призвать из Берлина всех воинов, нам не сравняться с ними в живой силе. Да и ружья у них, наверное, есть, время для этого у Дитриха было.

Второй пленный не дал больше информации, но подтвердил о существовании огромной пушки, выстрел которой сносит целый дом. Велев проводить его в подвал, вызвал к себе Гурана:

— Мне нужна бумага и чернила. Напишу письмо Дитриху, предложу перемирие и союз. Боюсь, нам не выстоять против немцев, если информация наших пленников верная.

Гуран иногда понимал с полуслова: не задавая, вопросов он исчез и вернулся через полчаса с грубым листом пергамента и чернилами красного цвета.

— Ната, садись, будем писать письмо немецкому королю.

— На немецком? — спросила девушка, устраиваясь за небольшим столиком.

— На китайском, — огрызнулся я, но, заметив, как вытянулось лицо девушки, добавил: — Конечно, на немецком.

— У меня грамматика хворает, — Ната покраснела, уткнув глаза в пергамент.

— Ната, — едва сдержался от мата, — какая к черту грамматика? Главное, чтобы смысл послания был понятен. Сможешь написать?

— Смогу, — уже уверенно ответила девушка, обмакивая перо чернильницу.

— Пиши, — я начал неторопливо диктовать.

«Приветствую тебя, король Дитрих. Твои воины, скорее всего, по недоразумению, приняли мой городок за вражеский и пошли в атаку. Мой гарнизон был вынужден принять ответные меры и уничтожить нападавших. Попавшие в плен воины рассказали о принадлежности к славному племени Дойчей, с которыми у Русов нет войны на настоящий момент. В знак своих добрых намерений, отправляю к тебе попавших в плен твоих воинов с заверениями в дружбе.

Дитрих, земля в этом мире пустынна, ее хватит, чтобы наши народы жили тысячу лет, не устраивая войн. Горная цепь между нашими землями будет служить границей между владениями. Всё, что находится выше нее, является твоими землями. Всё, что находится ниже нее к югу, — владения Русов. Кроме того, мои владения располагаются на островах Средиземного моря, надеюсь, ты учтешь мои интересы в море. Мы можем торговать, обмениваться знаниями, установить добрые отношения. Русы — миролюбивый народ, были, есть и останутся. В то же время, Русы не терпят насилия над собой и будут принимать меры в случае нападения на них. Предлагаю тебе мир и дружбу, протягиваю открытую руку. Лишь от тебя зависит, уважаемый Дитрих, останется моя рука открытой или сожмется в кулак, чтобы нанести удар любому врагу. В случае принятия моего предложения жду ответа с обратным гонцом в течение десяти дней. Отсутствие ответа в течение этого срока буду считать отказом.

Император Русии Макс Са I».

Закончив писать, Ната отложила в сторону перо.

— Прочти мне вслух письмо, хочу послушать, как оно звучит, — попросил девушку. В письме было много ненужных слов. Меня коробило от словосочетания «Уважаемый Дитрих», но политика, как известно, дело весьма грязное.

— Ты думаешь — сработает? — спросила Ната, нарушая молчание.

— Не уверен. Если он пропитан идеями нацизма, письмо его не остановит. Но короля делает свита, в его окружении должны быть здравомыслящие люди. Надеюсь, что они прислушаются к голосу разума, да и уничтоженный отряд должен их хоть немного остудить. А вот прислушается Дитрих к советникам или нет — это уже вопрос. В любом случае письмом я выиграю время: немцам понадобится время, чтобы попытаться понять, какую цель я преследовал, предлагая мир. Часть из них воспримут письмо как слабость, но часть будет упрашивать короля воспользоваться шансом, чтобы лучше узнать Русов и их императора. Кроме того, я даю ему ложную надежду, что буду сидеть без активности в течение десяти дней, ожидая ответа, — улыбнувшись, закончил фразу.

— А ты будешь?

— Нет дорогая, не буду. Завтра, — самое позднее послезавтра, — мы перенесем действия на вражескую территорию. Если Дитрих образумится, тихо вернемся обратно. Если решит воевать — обрушимся на него с тыла, ведь он будет считать, что я сижу и жду ответа. Я прогуляюсь. Скоро вернусь, не скучай без меня, — поцеловав Нату, вышел в город в сопровождении неизменной охраны.

На душе было тревожнее, чем до боя, в котором мы победили. Говорят, у победы хороший, приятный вкус. Может быть, не спорю.

Но я точно знаю, что у любой победы очень неприятное послевкусие.