Противостояние

Глава 18. Осада

Остаток дня после боя и весь следующий день немцы не предприняли попыток атаковать. Периодически из леса выходили немецкие лучники, стреляя в защитников стены. Мои лучники отвечали на дуэль, пока я не запретил зря тратить стрелы. На расстоянии более ста метров в противника попасть нереально, тем более когда он ожидает выстрела и передвигается. Немцы жгли костры, между деревьями сновали их фигурки, но попыток атак не было.

К концу второго дня мы устали от постоянного ожидания атаки. Возможно, именно в этом и состоял план Дитриха: ему то не надо ожидать атаки, обладая колоссальным преимуществом в живой силе. Его воины могли отдыхать, в то время как Русы были вынуждены находиться рядом со стеной. Поручил Шраму организовать дежурство так, чтобы большая часть воинов могла получить отдых и передышку. Выбитые ворота в стене надежно забаррикадировали, несколько легкораненых воинов вернулось в строй.

Общая численность гарнизона Мехика на последней поверке личного состава составила сто шестьдесят два человека, из которых тридцать были всадниками. Арбалетчиков у меня осталось восемнадцать, лучников — около пятидесяти, если считать вместе с легкоранеными. К обеду третьего дня после попытки захватить Мехик, со стороны южных ворот прискакал стражник, со словами, что к городу движется большое войско

Подкрепление, присланное Терсом, включало в себя десять всадников, двадцать четыре арбалетчика, сорок лучников и сто двадцать пехотинцев. Неполные две сотни — это были почти все силы, что Терс мог прислать, учитывая, что в любую секунду можно было ожидать нападения сатанистов из Макселя.

С приходом подкрепления преимущество Дитриха в живой силе значительно снизилось. А с учетом того, что мы были защищены стеной крепости, шансы обеих армий практически уравнялись. Напрягало только значительное превосходство в кавалерии Дитриха.

Прибывшими командовал воин по имени Гурч. Узнав о смерти Борда, похороненного у берега озера, Гурч был искренне расстроен. Мои слова, что он вместе со всем подкреплением поступает в распоряжение Шрама, командир Терса воспринял спокойно и с достоинством.

— Шрам! Надо, чтобы прибывшие заступили на дежурство, дай нашим воинам отдохнуть. И обучи их сигналам свистка, что надо делать при разных сигналах, — проинструктировал начальника гарнизона Мехика.

Вновь прибывшие арбалетчики и лучники были из новобранцев, спешно набранных Терсом. Среди них оказался десяток человек из Макселя, пробравшихся в Берлин по суше. Со слов этих беженцев, порт Макселя охранялся, и допуск на корабли был возможен только с разрешения Синода — сына патриарха Никона.

— Макс Са, весь Максель ждет, что Ты после победы над врагом вернешься и избавишь нас от сатанистов, — говоривший парень был конопатым и напоминал деревенского юношу из Средней полосы России. — Очень многие Русы хотели уйти в Берлин, чтобы присоединиться к Тебе, но порт закрыт. А по земле идти трудно и далеко, сатанисты везде патрули поставили. — Закончив говорить, парень покраснел, отчего пигментные пятна на лице стали ещё заметнее.

— Скоро, скоро вернемся в Максель и прогоним сатанистов! — громко пообещал, чувствуя взгляды прибывшего подкрепления. Оставив воинов размышлять над своими словами, спустился к озеру, где за камнями установлены две замаскированные пушки. Нарм поставил здесь своих пушкарей, которые сменялись дважды в день. Отсутствие новых попыток атаковать меня сильно настораживало. Вряд ли Дитрих смирится с такими потерями и отступит, такой шаг сильно подорвал бы его авторитет. Скорее всего, этот нацистский выродок замышляет очередную пакость, понимая, что атака в лоб бессмысленна.

Подбодрив дежурного пушкаря, предупредил его, чтобы не спускал глаз с противоположного берега и воды. Озеро местами заросло камышом, частично заслоняя от обзора противоположный берег. От густого камыша, росшего примерно в середине озера, до нашего берега было едва ли больше ста метров. Если немцы умудрятся тихо подплыть к камышам, стометровый рывок до нашего берега может пройти быстро. Пушки успеют сделать по выстрелу, и при большой удаче — перезарядиться. Придется вернуть сюда десяток арбалетчиков, снятых с этой позиции во время неприятельского штурма.

Ещё раз пройдясь по всем укрепленным позициям, вернулся в дом, чтобы проверить состояние Богдана. Мне пришлось выдержать его просьбы участвовать в бою. Только прикрикнув на гиганта, смог прервать его речь. Раненый сидел, прислонившись к стене, методично проводя бруском песчаника по лезвию топора. После ударов по Большой Берте я считал его оружие безнадежно испорченным, предлагая выковать у кузнецов новый. Но Лутов отказался, правя свое оружие каждую свободную секунду. И, надо сказать, топор выглядел так, словно им не лупили по огромной пушке.

— Макс Са!

— Сиди, — пресек попытку гиганта подняться, надавив на плечи, — как себя чувствуешь?

— Как женщина, дающая жизнь ребенку: все сражаются, а я здесь хозяйство грею, — в голосе Богдана звучала нескрываемая обида.

— Богдан, ты сломал ребра. Участвуй ты в бою, пользы от тебя было бы мало, а погибнуть мог запросто. Хватит с меня смерти Борда и Селида и остальных воинов. И не надо дуться, родить всё равно не получится, — вспомнил прикол из мединститута. Прикол Богдан понял, но весело рассмеялся и, закашлявшись, схватился за бок.

— Вот видишь, тебе даже смеяться больно, а ты хотел топором махать. Твои братья достойно бились, можешь считать это своей заслугой. Отдыхай, ешь, набирайся сил. Помни: чем дольше ты будешь вести себя без резких движений, тем быстрее поправишься. Бывай!

После Богдана была Ната: она не жаловалась, но ей явно не хватало внимания. Ната вместе с женой Шарма, с которой сдружилась, шила мешки для картечи. Увидев меня, Наима поздоровалась и ушла, сославшись на дела.

— Прогуляемся?

С готовностью кивнув, Ната накинула на себя козью шкуру. Мы неторопливо прошлись по Мехику, здороваясь с встречными. Со стороны это выглядело как обычная прогулка нормальных людей. Но я просто повторно обходил позиции, периодически давая указания. Честно говоря, я не совсем приспособлен к семейной жизни. В предыдущий период было то же самое: постоянная нехватка внимания моим женам. Но там была иная ситуация — они все были из каменного века, даже проклятая Сед, избалованная стерва и предательница. Для них всё общение с мужем ограничивалось парой фраз: в каменном веке женщина — просто необходимый атрибут в жизни мужчины.

С Натой иначе — она была из будущего, где женщины, пожалуй, имели больше прав, чем мужчины. Ей требовалось внимание, она смогла принять реалии времени, в котором очутилась. Но и я мог дать чуть больше, уделяя ей внимание, вовлекая в процесс.

— Нужен твой совет, Ната, — мы как раз подходили к озеру, — как ты считаешь, какова вероятность, что Дитрих построит плоты и попробует атаковать нас по воде?

— Пятьдесят процентов, что так и случится, — не задумываясь ответила девушка, не отпуская мой локоть.

— Почему пятьдесят? Как именно ты посчитала, что именно такова вероятность? — я даже остановился, ожидая ответа.

— Дитрих может атаковать по воде, а может, и не атакует. То есть шансы равны — значит пятьдесят процентов, — если бы не серьезное лицо, я бы решил, что она издевается. Но Ната говорила вполне серьезно.

— У тебя железная логика, — пробормотал, мысленно кляня себя: «Нашел у кого спрашивать совета». Спроси я Нел, та постаралась бы объяснить мне из своего жизненного опыта, боязни воды дикарями. Миа почти однозначно решила бы, что водный путь приоритетен для нападения: ее племя всегда охотилось в воде и не боялось на простых плотах уходить в открытое море.

— Макс Са, из леса вышли несколько человек, один машет белой тряпкой, — воина я не знал, но видел его на стене пару раз.

— Когда?

— Сейчас, Шрам сказал, чтобы я бежал к тебе, он видел, что ты у воды.

— Пошли, Ната, похоже, что парламентеры. Это мы с тобой удачно вместе вышли прогуляться, — поспешил я за воином, благо идти совсем недалеко. Вместе с девушкой поднявшись на стену, встретился с встревоженным Шрамом:

— Макс Са, это хитрость. Они что-то задумали.

Кинув взгляд в сторону леса, увидел, как в сотне метров от опушки в нашу сторону медленно идет троица людей, размахивая белым куском ткани.

— Не думаю… Похоже, Дитрих решил увидеть своего врага лично. Пойдем мы с Баксом и Натой, потому что кроме неё никто языка не знает.

Выйти пришлось через вторые уцелевшие ворота. Проходя арку в стене, поймал себя на мысли, почему немцы не таранили сразу двое ворот. Зайди они через два пролома, нам было бы куда труднее отразить атаку.

Троица с белым флагом остановилась примерно на середине пути от леса до стены. Перед выходом подозвал к себе Гурана, предупредив его, чтобы со своими всадниками был готов броситься нам на выручку. Лучшие арбалетчики тоже были на стене, вместе с лучниками. В случае ловушки нам надо пробежать около ста метров, чтобы оказаться под прикрытием своим стрелков. Да и конница Гурана, вылетев в атаку, сможет нас прикрыть. От идеи пушечного прикрытия отказался: точность выстрелов оставляла желать лучшего.

Честно говоря, я не ожидал ловушки, если среди переговорщиков будет Дитрих. Немецкого короля распирает любопытство, он попытается понять, кто я такой.

Пройдя свою половину дороги до середины открытого пространства между стеной и лесом, мы приблизились к троице. Если ловушка и была, то Дитрих не взял бы с собой Ганса, ещё не оправившегося от ранений. Знай я, что будет Ганс, можно было не брать Нату, немец прилично говорил на русском, особенно когда сам того хотел.

Я остановился в двух метрах от немцев, разглядывая молодого юношу в центре. Парню — от силы двадцать с хвостиком. Белая, даже довольно белая кожа, серые глаза, удлиненный череп. «Долихоцефал», — всплыл в голове термин. Что нацисты именно такую форму черепа считали арийской. Парень был чуть пониже меня, на плечах — меховая накидка. Одет в кафтан синего цвета, широкие черные штаны с лампасами. На поясе — кинжал с рукоятью изображающей голову хищной птицы.

— Я — король фюрлянда Дитрих Первый, кто ты? — нарушил молчание мой визави.

Дождавшись перевода, ответил не менее пафосно:

— Великий Дух Макс Са, император Руссии! — Ната запнулась, не зная, как перевести мои титулы и просто перевела «Император Руссии Макс Са».

Дитрих несколько секунд пожирал меня глазами. Я выжидал, пусть мальчишка говорит первым, это ему понадобились переговоры, а не мне.

— Я предлагаю сдаться и принести мне клятву верности. Честно и вовремя платить налог в казну фюрлянда, по первому требованию выставлять воинов и отдать мне одного из сыновей в заложники. С ним будут обходиться хорошо, учитывая его происхождение и наши отношения. В таком случае обязуюсь поддерживать мир и отвести свою непобедимую армию обратно в Регенсбург.

Мне удалось сдержать улыбку, когда Ната закончила переводить. Даже Ганс метнул на своего монарха удивленный взгляд, словно сомневаясь в адекватности последнего. Смех мне удалось сдержать, а вот остроту не смог удержать:

— Прости, как ты назвал свою армию? — Ната перевела вопрос, не скрывая своей улыбки.

Дитрих напыжился и повторил:

— Непобедимая!

— Кем непобедимая? У тебя были раньше войны с дикарями? Потому что в двух боях с моими воинами твоя армия оказалась как раз победимая!

Ната долго подбирала слова, чтобы точно передать суть моей фразы. Выслушав перевод, Дитрих вспыхнул, его серые глазки превратились в холодные льдинки.

Ганс шепнул ему пару слов на ухо, молодой монарх убрал руку с рукояти кинжала и выдохнул:

— Я предлагаю сдаться и выполнить мои условия. В случае отказа — твой город сожгу и пройдусь по всем землям, не оставляя никого в живых.

— Может быть, и пройдешься, не знаю, — флегматично пожал я плечами, — но город вначале возьми. И уноси трупы своих людей, рыбы в озере уже лопаются от такого обильного угощения.

Ната перевела: я ожидал взрыва, но Дитрих уже освоился, выдержав удар про Дойчей, которых мы выбрасывали в озеро. Я встретился взглядом с Гансом: в его глазах отсутствовала ненависть, скорее сквозило удивление и уважение. Пауза затянулась.

Я решил, что пора брать инициативу в свои руки.

— Дитрих, сынок, ты позволишь мне тебя так называть? Мне все-таки почти двести лет, ты мне в праправнуки годишься, — начал речь, делая паузы, чтобы Ната успевала переводить.

При упоминании двухсотлетнего возраста глаза у всех трех немцев полезли на лоб. Усмехнувшись, продолжил:

— Это правда, я помню, когда твой далекий предок-подонок высадился в этом мире. Я столкнулся с ним, пожалел его, думая, что в этом мире места хватит всем….

— Ты лжешь! — перебил меня Дитрих, начиная заводиться.

— Мне нет смысла говорить неправду, — я пристально посмотрел на Ганса, — Великий Дух Макс Са никогда не лжет. Твой предок, — точнее, группа людей ваших предков, — попала в этот мир на лодке, что может плавать под водой.

При этих словах челюсть Дитриха едва не коснулась земли. Не обращая внимания на него, а моя речь больше предназначалась Гансу, я продолжил:

— Раньше они все жили в другом мире, где развязали войну. Умерло столько людей, что представить трудно, — больше, чем звезд на небе. Когда война была уже проиграна, группа людей на лодке, что может плавать под водой, бежала от военного трибунала и от наказания. Но с ними случилось невероятное — их занесло в этот мир. Я видел их во время своего путешествия на парусном корабле.

— Парусный корабль? Это был ты? Этого не может быть! — Дитрих от волнения грыз ногти на руках.

— Это был я! Вместо того, чтобы наказать их за попытку обстрелять мой корабль, я дал им шанс жить и развиваться. Но теперь вижу, что это была ошибка, — я окончил речь, наблюдая за реакцией немцев. Все трое немцев были потрясены.

Прошла пара минут, прежде чем Дитрих заговорил:

— Об этом не знал никто — даже Ганс! — что мой предок видел парусный корабль.

Король выдержал короткую паузу:

— Но это ничего не меняет, на Земле может быть лишь одна империя или королевство — Дойчей. Моя армия многочисленна, мои пушки больше твоих в десять раз, скоро они прибудут. Одного выстрела хватит, чтобы снести половину твоего города. Я повторяю свое предложение — принеси клятву верности и прими остальные условия, будете жить.

— Ты закончил? — вежливо поинтересовался, едва Ната перевела слова Дитриха.

Получив утвердительный ответ, произнес:

— А я повторяю свое предложение: мы можем забыть обиды и жить в мире, торговать, обмениваться знаниями. Я не претендую на земли за пределами своего города к северу — для наглядности показал направление. — Всё, что южнее и западнее города, — мое. В твою сторону, — снова жест рукой, — земли простираются так далеко, что даже верхом не проедешь за три месяца. Живи и развивайся, не вздумай воевать со мной. Если ты ещё не усвоил урок, мальчишка, получишь от меня такую трепку, что станешь молить о пощаде. Не веди своих солдат на смерть! Если не уйдете отсюда — все вы умрете. Если завтра к вечеру твои воины останутся здесь, я возьмусь за тебя серьезно. Подумай: стоит ли тебе посылать своих воинов на смерть, у тебя смелые, хорошие воины, не отбирай у них жизнь.

Последняя фраза была сказана для Ганса. Дитрих начал кипятиться, но я его остановил жестом:

— Я всё сказал: если завтра к вечеру твои воины будут здесь — я знаю, что мне делать. Прощай, мальчик!

— Уходим, — скомандовал своим людям, поворачиваясь спиной к немцам. Было немного ссыкотно, но следовало сделать именно так: показать, что я не боюсь удара в спину. Размеренным шагом двинулся в сторону крепости, чувствуя, как меня буравят взглядами.

Этот раунд я выиграл: Дитрих будет в бешенстве, скорее всего, предпримет ночную атаку или даже не будет дожидаться ночи. Ганс обязательно растрезвонит содержание нашего разговора, задумается сам, адекватен его монарх или нет. Пусть не сейчас, но со временем червь сомнения будет точить его сильнее и сильнее, пока он не примет решение выбрать правильную сторону. Может, я и ошибаюсь, но в любом случае я ничего не теряю. Покажи я слабину — Дитрих не изменил бы своих планов. На его лице написано, что он никого, кроме Дойчей, за людей не считает. "Нацистский ублюдок! Угораздило твоего Адольфа попасть сюда, а не на Нюрнбергский процесс. Но ничего, если не самого Гитлера, так его проклятое семя изведу под корень", — мысленно пообещал себе, проходя внутрь крепости.

— Шрам, готовь воинов, сегодня будет ещё одна атака. И от нее зависит, кто выйдет победителем. Живее, Шрам, будешь так медленно бегать — разжалую в ефрейторы, — рассмеялся, видя, как после неведомой для него угрозы у командира прибавилось прыти.