Противостояние

Глава 19. Мехикская дуга

Наблюдатели со стены доложили, что спустя небольшое время после моего разговора с Дитрихом в лагере противника появилось оживление. Несколько раз из леса появлялись конные разъезды, но приблизиться к стене не рисковали. Весь остаток дня прошел в ожидании нового штурма.

Когда осеннее холодное солнце спряталось за горизонтом, сомнений у меня не осталось: Дитрих готовился к ночной атаке. Ночь выдалась темной, а когда темнота полностью укутала землю, появился туман. Он всё сгущался, костры во вражеском лагере исчезли из зоны видимости.

— Атака будет ночью, подними всех воинов, сегодня ночью решится, кто победитель. — Выслушав указания, Шрам отправил сразу двоих гонцов, чтобы мобилизовать отдыхающих воинов.

— Шрам, жду тебя вместе с сотниками и десятниками у себя дома, — торопливо пошел домой. Холодало, да и подкрепиться не мешало. Баск шел рядом, положив руку на меч.

— Собери свой отряд, пусть возьмут ружья. Нет смысла их беречь, если враг прорвется, — потеряем всё.

— Хорошо, Макс Са!

Ната уже собиралась лечь, переговоры с Дитрихом ее утомили. Будучи чувствительной, она всегда слабела при виде дикой силы и угрозы, исходящей от соперника. После встречи с немцами отправил ее домой, потому что девушка едва держалась на ногах. Неспешно перекидываясь с ней словами о ситуации в городе, выпил подогретый бульон, съел кусок отварного мяса.

Шрам с командирами подразделений явился быстро. Люди в комнату набились так, что яблоку негде упасть. Поделившись своими подозрениями относительно ночной атаки, которую следовало ожидать ближе к рассвету, обрисовал план обороны города.

Слушали меня внимательно, не перебивая. Когда закончил, слова попросил один из десятников:

— Макс Са, это Главный Дух-Бог сказал Тебе, что враг ночью атакует?

— Нет, так я думаю сам. Приближается зима, Дитриху надо покончить с нами как можно быстрее, не дожидаясь холодов. Это мы можем отогреться в теплых домах, а Дойчи сейчас — под открытым небом. Кроме того, если выпадет снег, лошадей надо обеспечить кормом, а я не думаю, что они об этом позаботились. В другом мире их предки так же зря понадеялись на блицкриг, хотели быстро завоевать огромные пространства. В результате теряли воинов от морозов и от такого сопротивления, что потом целый год бежали.

— Хаман, твое дело — выполнять указание, а не задавать глупые вопросы, — грубовато осадил десятника Шрам.

— Ничего, пусть лучше задаст, чем будет не понимать, чего ждать от врага, — вступился я за десятника. После этого вопросы посыпались: полчаса отвечал каждому, ещё раз подчеркивая, что наша победа зависит от слаженных действий.

— Найдите белую ткань, нарежьте ее полосками и обвяжите головы своих воинов, и про себя не забудьте, — напутствовал командный состав своей армии на прощании. Это пожелание сбило с толку всех, первым не утерпел сам Шрам.

— Макс Са, зачем?

— Ночь темная; кроме того, туман становится сильнее. Будет нелегко отличать своих воинов от чужих. А когда у человека на голове повязка — значит, это свой.

После ухода сотников и десятников, позвал к себе Арна и Мерса, неразлучную парочку друзей:

— Приготовьте трех лошадей, будьте готовы скакать, если Дойчи станут побеждать. Отвезете Нату в Берлин к Терсу, дальше сами решите, что вам делать.

— Макс Са, Ты прогоняешь нас, — чуть не взвыл Мерс. Арн просто остался без слов, хлопая глазами.

— Не прогоняю, мы можем сегодня проиграть: враги очень сильны, и их много. Не хочу, чтобы к ним в руки попала моя жена, — объяснил парням. Я не забыл масляный взгляд Дитриха, когда он понял, что Ната — женщина.

— Я никуда не поеду без тебя, — девушка как фурия выскочила из нашей комнаты,

— Поедешь!

— Почему ты решил, что я поеду? — голос Наты сорвался.

— Потому что ты беременна и обязана сохранить жизнь нашему ребенку, — устало возразил девушке. От ее криков начало пульсировать в висках.

— Как? Как ты понял, я даже сама не уверена! — Мои слова умерили пыл Наты.

— Не забывай: я все-таки врач. И есть косвенные признаки, плюс твое эмоциональное состояние — вот и сделал вывод.

— Макс, не прогоняй меня, — взмолилась девушка, повисая на шее. Оба моих Руса тактично вышли наружу, не мешая супружеской сцене.

— Ната, если я буду уверен, что в случае проигрыша ты в безопасности — выиграю бой. Это крайний вариант, если мы не выдержим немецкого напора. Просто не ложись, оденься по-походному и будь готова. Если мы отобьемся — никто никуда не поедет. Мне пора, береги себя и нашего будущего ребенка, — поцеловав девушку, вышел во двор.

— Вы меня поняли, Арн, Мерс?

Парни синхронно кивнули.

— В ней растет ребенок Макс Са — тот, кто продолжит мое дело, если что-то случится со мной. Ната и ребенок — самое дорогое для Русов в Берлине и Макселе, не забывайте об этом.

— Макс Са, — Арн выступил вперед, — если с Тобой что-то случится, я буду служить Твоей женщине и ребенку, пока не отправлюсь на Поля Вечной Охоты.

— Я тоже! — коротко поддакнул товарищу Мерс.

— Отлично! Готовьте лошадей и будьте наготове. Не отходите от неё на шаг, какие бы крики ни слышали на площади!

По мере приближения к стене заметил, что туман то сгущается, то частично рассеивается. На стене крепости был поставлен дополнительный отряд лучников и арбалетчиков на случай, если атака будет по суше. Но основные силы были сосредоточены по берегу озера, откуда я интуитивно ожидал удара Дитриха. Большинство воинов, укрывшись шкурами, спали вповалку, чтобы было теплее. Сотники и десятники постарались на славу — головы Русов были повязаны белыми ленточками. Не слышно ни одного звука: воины были предупреждены командирами о необходимости соблюдения тишины.

Ещё у себя дома во время военного совета разделил силы на три группы, распределив поровну лучников, арбалетчиков и копейщиков. Первой группой командовал Шрам — она держала первую линию обороны, непосредственно по берегу у озера. Вторая группа под командованием Гурана отвечала за периметр стены, если враг решит атаковать по суше или пойти в атаку двумя линиями. Третья группа, состоящая из моей личной гвардии и новобранцев из Берлина, находилась в резерве, сразу за бригадой Шрама. Моя задача заключалась в контроле хода боя и оказании помощи той их групп, где будет совершено нападение врага.

Самое мучительное — это ждать. Не находя себе места от длительного бесплодного ожидания, трижды доходил до озера, где, посидев несколько минут со Шрамом, возвращался назад. Плеск вёсел мне чудился раз десять, малейший шорох отзывался нервным вздрагиванием. Без луны на небе невозможно определить, сколько часов прошло с момента нашей засады. Но меня стало клонить в сон, обычно это бывает ближе к четырем утра, если приходится бодрствовать всю ночь. В разрывах тумана, было видно небо без звезд, начинавшее сереть — предрассветный час.

Прошло ещё немного времени, я уже начал сомневаться, что атака состоится. "Надо отдохнуть, а то уже галлюцинации скоро начнутся. Вот закончится всё — пару дней не буду вставать с постели", — мысленно поклялся себе, когда ухо уловило шум в южной стороне города. Сидящий рядом Баск тоже услышал:

— Стражники на южных воротах любят «ячменку», их нетрезвыми часто видят, — в голосе Баска сквозила злость.

— Завтра Шрам их накажет, но, если они будут шуметь, могут нас выдать, — не успел я закончить фразу, как ухо явственно различило топот человеческих ног.

— Эти идиоты решили гоняться друг за другом, схожу успокою их, — Баск поднялся, и в этот момент из тумана с южной стороны города вылетели человеческие фигуры.

— Куда летишь? — вопрос замер на губах, появляющиеся из тумана фигуры были без ленточек на голове и с обнаженными мечами.

— К бою! Враг напал со спины! — выхватив свою саблю, отбил рубящий удар воина Дойча. К чести Русов, воины вскочили со своих мест мгновенно. Завязался ожесточенный бой: всё новые враги выскакивали из тумана, вступая в бой с нами. Почти одновременно впереди и чуть слева раздался оглушительный выстрел пушки, секунду спустя — второй. Послышался свисток Шрама, означающий открытие стрельбы лучниками и арбалетчиками.

Группа Дойчей, напавших на нас со стороны южных ворот, к счастью, оказалась немногочисленной. Скорее всего, это был диверсионный отряд. Как он попал в тыл Мехика и кто его прошляпил — буду разбираться позже. Следовало спешить на помощь отряду Шрама: судя по крикам и звону металла, там разгорался нешуточный бой. Перескакивая через трупы врагов, поспешил в сторону озера, бросив отрывистое:

— За мной!

Расстояние от места нашей дислокации в засаде до берега озера составляло порядка двухсот метров. Туман начал рассеиваться, открывая нашим глазам картину боя. Не знаю, как умудрились немцы это сделать, но числом их было не меньше отряда Шрама.

— Баск бери часть людей, заходи с правой стороны, я зайду с левой.

Разделившись, мы влились в гущу сражения: перед лицом мелькали мечи, топоры, крики и стоны неслись со всех сторон. Дважды один из братьев Лутовых успел подставить свой топор под удар, ответить на который я не успевал. Ночное сражение в кромешной темноте — так себе занятие. Если бы не повязки на головах, в эту ночь было бы немало «дружественного огня».

— Факелы, принеси факелы! — дернул за руку воина с повязкой на голове.

Тот побежал в сторону стены, откуда тоже слышались звуки боя. Не знаю, как проморгали атаку на стену, но вопли с той стороны свидетельствовали о резне. Похоже, что Дитрих бросил в бой всю свою армию. Хрипы, стоны, крики, звон мечей — всё слилось в один непонятный и постоянный гул. Из темноты на меня выскочил вражеский воин с перекошенным от злобы лицом. Отклонившись в сторону, пропустил его рубящий удар и пырнул мечом в незащищенный живот. Дойч осел с хрипом, из раны в животе дохнýло теплом.

Появившиеся факелы частично осветили сцену бойни: выхватив один из них, крикнул Будимиру, младшему брату Богдана:

— Посади меня на плечи.

Молодой гигант легко подсадил меня и выпрямился. Подняв факел выше, смог охватить слабым светом часть поля сражения. Немцы были оттеснены к озеру, некоторые из них находились по пояс в воде. Свистнув два раза, дал сигнал уплотнить ряды и выпустить стрелы и арбалетные болты. Получив относительную видимость, мои стрелки почти вдвое уменьшили число остававшихся в живых врагов. Пока арбалетчики перезаряжались, с немецкой стороны прилетело копье, едва не вышибив меня с плеч Будимира. На мгновение сперло дыхание: сила броска была такова, что не будь на мне доспеха, копье прошило бы насквозь.

— Опусти на землю, — прохрипел, обретя возможность дышать. С уменьшением освещенности стрелки перестали стрелять, боясь попасть в своих. Но их помощь и не требовалась: копейщики добивали остатки немецкого десанта.

«Победа, — пронеслось в голове, — сейчас на помощь отряду Гурана и враг разбит».

Дважды свистнув, громко приказал:

— За мной — к стене! — остаток фразы заглушил оглушительный взрыв.

Почти сразу последовал второй взрыв и громкие крики людей. При втором взрыве мне удалось увидеть даже сильную вспышку у крепости — там, где были разбитые ворота. На стене горели факелы, установленные в железные гнезда через два метра. Но сейчас, с моего места я видел только несколько факелов по бокам: центральные факелы погасли или отсутствовали. Нужно спешить на помощь Гурану. Переходя на бег, услышал как бы дробный топот за спиной. "Словно лошади", — промелькнуло в голове, а секунду спустя с ужасом осознал, что это не шум ног моих воинов.

Это — топот кавалерии Дитриха: добегая к сражению, кипевшему у стены, понял, что взрывы не были выстрелами пушек. Часть стены в том месте, где раньше были ворота, отсутствовала. Уцелевшие факелы на стене давали слабенькую видимость, конский топот стал отчетливым, и первая тень всадника проскользнула во двор, врезаясь в сражающихся. За первой тенью последовали другие, стараясь разобраться, где свои воины, а где — Русы.

Вскинув ружье, поднес фитиль к запалу: мой выстрел послужил сигналом для остальных Русов, вооруженных ружьями. Грянуло ещё несколько выстрелов, выбивая всадников из седла. На долю секунды наступила тишина, вызванная эффектом ружейной стрельбы:

— В атаку! — прокричал изо всех сил, одновременно подавая сигнал тройным свистом.

Солнце еще не взошло, но видимость улучшилась, можно было различать фигуры людей на расстоянии нескольких десятков метров. Картина боя распалась на несколько фрагментов: с трех сторон Русы атаковали, пытаясь вытеснить конницу за пролом в воротах. Кавалерия имеет существенное преимущество во время лавинообразной атаки. Как только всадники оказываются среди большого количества пеших воинов, их преимущество теряется. Напуганные лошади вертятся на месте, не давая всаднику нанести акцентированный удар. Потеряв оружие, пеший воин может подхватить его с земли или с рук убитого воина. Конник лишен такой возможности: при потере оружия он становится беззащитным.

Со всех сторон в кавалерию врага летели копья, стрелы. Прогремел второй ружейный залп. Но врагов много: спотыкаясь о трупы павших животных и людей, всадники прибывали через пролом в стене. Основной бой распался на две большие схватки: слева сражался отряд Гурана, который окружил около пятидесяти всадников. Мой отряд вместе с воинами Шрама противостоял постоянно прибывающим всадникам Дитриха. Казалось, что этой волне всадников нет конца и края. Лошади, освободившиеся от наездников, метались по площади, сбивая с ног Русов и пеших Дойчей.

Был момент, когда мои воины дрогнули: стало еще чуть светлее, и Дойчам уже не составляло труда различать чужих воинов. Тройной сигнал свистком подбодрил Русов уже второй раз. Смыкая ряды и выставляя копья, копейщики сдерживали бешеный напор кавалерии. Нужно атаковать, мы отошли назад уже на несколько десятков метров под напором обезумевших кавалеристов Дитриха.

— За мной! — отшвырнув в сторону двоих копейщиков, которые стояли впереди, вырвался вперед, нанося удар в брюхо ближайшей лошади.

— Макс Са! — проревела толпа за мной: строй копейщиков нарушился, воины, вырываясь вперед, бросались на всадников, стаскивая их с лошадей.

Сильная рука, дернув за плечо, выдернула меня назад. Один из братьев Лутовых успел вытащить меня из гущи воинов, но не успел уклониться от меча конного Дойча. Брызнула кровь из левого плеча. Будимир, — это был он, — успел откинуть меня назад, но следующим ударом меча всадник задел его шею. Гигант падал медленно, для меня время словно затормозилось.

— Будимир!.. — голос Богдана перекрыл шум сражающейся толпы, заставив ближайших воинов замереть на пару секунд.

В крике Богдана, нарушившего мой приказ и появившегося на поле боя, было столько боли, что мое сердце сжалось. Отбросив топор, Старший Лутов ринулся вперед к умирающему брату. Первый всадник Дойчей замахнулся, но тут же оказался опрокинут на землю вместе с лошадью: гигант просто тараном своего тела свалил обоих. Ещё одного Богдан сдернул, словно пушинку, ломая ему шейные позвонки одним движением мощных рук.

Ярость гиганта ошеломила немцев:

— Бейте их, бейте выродков! — сопровождая слова действиями, Богдан швырнул подобранное с земли копье.

Бросок выбил всадника из седла. Испуганная лошадь, шарахнувшись в сторону, задавила двоих пеших немцев. Русы встрепенулись, снова прозвучал залп перезарядившихся ружей, а остальная масса ринулась на врага, попятившегося назад.

Ярость Богдана подстегнула воинов: презирая смерть и опасность, они кидались вперед. Один за другим Дойчи падали с лошадей, оказываясь под их ногами. Оставшаяся группа всадников предприняла попытку отступления: отряд Гурана, разделавшись с окруженными всадниками, перерезал им путь. Дальнейшее напоминало избиение, в котором не участвовали два человека: мы с Богданом.

Ржанье лошадей, крики, стоны, выстрелы из ружей — всё слилось в фоновый шум. Словно тяжелые камни, падали на меня слова Богдана, сидевшего на земле, с головой мертвого брата на коленях:

— Как же так, братишка? Ты же совсем малой, даже пожить не успел. Почему, Господь, почему Ты забрал его, а не меня?.. Где твоя справедливость, где?..

Каждое слово Богдана придавливало меня к земле, заставляя трещать от тяжести его слов. Парень погиб, отдав свою жизнь, чтобы спасти меня. В словах старшего Лутова не было гнева, это были слова растерянного человека. Измазанные кровью, в следах от ран, подошли оставшиеся три брата, молча взирая на крайне грустную картину. Я не нашел в себе сил поднять голову и встретиться с ними глазами, словно я убил Будимира своими руками.

— Мы победили, брат! Знай это и покойся с миром, — один из Лутовых закрыл глаза мертвого младшего брата.

Подняв голову, огляделся: большая группа всадников, прижатая к стене, отчаянно защищалась. Но их число таяло с каждой секундой. Десятки, если не сотни, раненых стонали под грудой тел, что были над ними.

— Богдан, — дотронулся до руки гиганта, — если можешь, прости меня с братьями. Это моя вина: Будимир умер, спасая мне жизнь.

Богдан словно очнулся: аккуратно опустив голову убитого брата на землю, он поднялся, встав передо мной:

— Макс Са, я и мои братья сами выбрали этот путь. Если бы умер Ты, а не мой брат — он не выполнил бы своего долга. Будимир был лучшим воином среди нас, хотя и малой. Потому и приставил к Тебе во время боя, чтобы не отходил. Господь дал ему жизнь, Господь ее забрал, когда наш брат защищал Его Посланника. Разве может быть более славная смерть для воина?

Слова Богдана меня морально убили: с трудом сдержавшись, чтобы не зареветь, отвернулся в сторону. Сдержать слезы, текшие из глаз ручьем, сил у меня не нашлось.