Противостояние

Глава 13. Как нож в масло

Пройти в тыл вражеской армии решили за полночь, когда воины спят, а часовые клюют носом. Горная ряда слева была непреодолима для лошадей. А чтобы ее обогнуть, приходилось довольно близко подойти к лагерю немцев. Это было рискованно, шум при передвижении мог выдать наше присутствие.

Поручил Баску повторно проверить, насколько хорошо обмотаны копыта и морды наших животных.

— Первым идет Богдан, он хороший охотник и привык передвигаться ночами. Замыкающим — Баск, Селид, ты держись рядом с немцем, если увидишь, что он шумит или что-то делает не так — тихо прирежь его. Все остальные идут в середине, проверьте свои вещи, чтобы ничего не шумело в рюкзаке. Лошадей ведите под уздцы. Идти надо тихо, через кусты не ломиться. Всем понятно?

Получив единогласный утвердительный ответ, скомандовал:

— Богдан, веди нас.

Для своего роста и веса старший Лутов двигался с грацией прирожденного индейца. Около двадцати минут мы шли прямо в сторону вражеского лагеря. Гряда слева не давала возможности уйти в сторону. Когда огни костров из мерцающих точек превратились в факелы размером с кулак, гряда закончилась.

Богдан взял влево, оставляя лагерь немцев по правую руку. Жеребец Гурана норовил заржать, видимо, почувствовав кобыл неподалеку.

— Гуран, если твоя лошадь нас выдаст, я своими руками убью тебя, — прошептал наследнику Берлина.

Не знаю, что сделал Гуран, но жеребец успокоился. Пару раз под ногами хрустели сухие ветки. Сыпались мелкие камешки, когда пересекали участки каменных пустошей. Но услышать эти звуки на расстоянии больше полукилометра вряд ли было возможно. Вражеский лагерь уходил вправо, костры виднелись практически за спиной.

Минут через сорок скомандовал привал: впереди темнел густой лес, выделявшийся темной громадой. Идти ночью по лесу, не видя тропы, виделось слишком рискованным. От немцев мы были примерно в трех-четырех километрах. Лучше дождаться рассвета, чтобы не рисковать в ночном лесу, где запросто можно провалиться в яму или напороться на сук. При мысли о суке вспомнил анекдот про Штирлица, слегка рассмешивший меня в темноте. Гуран по-своему расценил улыбку:

— Макс Са, доволен?

— Да, мы обошли немцев, с первыми лучами солнца двинемся в путь. Теперь нам надо найти пушки и перебить охрану. Вот тогда Макс Са будет очень доволен. Сейчас отдыхайте, можете освободить морды лошадям, пусть немного пощиплют травку.

— А они не выдадут нас? — испуганно спросил Гуран, не забывший о моей угрозе.

— Если выдадут — ты знаешь, что тебя ждет, — пошутил я, хотя был уверен, что на таком расстоянии нас не услышат.

Ночь была полна звуков: где-то далеко выли волки, был слышен рев ночных хищников. Да и находились мы в большом овраге, откуда звуки никуда не уйдут. Но Гуран шутку не понял, пока Богдан не повторил ему дважды, что можно дать лошадям пастись без страха быть обнаруженными.

В путь вышли, едва на востоке появились красноватые проблески зари. Морды лошадям снова закрыли, чтобы они преждевременно не выдали нашего присутствия, повстречайся нам патруль или местные жители. Илс, немец, вел себя предельно корректно, постоянно находясь у меня на виду. Странно, но я чувствовал, что ему можно доверять. Это как третий глаз или шестое чувство — объяснить такое доверие трудно. От Илса и от его информации зависело многое: если удастся вывести пушки из строя, у нас появляется небольшой шанс противостоять немецкой армаде.

Теперь впереди шли Богдан и мы с Илсом, в арьергарде по-прежнему двигался Баск и Селид. Вступив в лес, я обрадовался, что мы не полезли ночью в этот бурелом. Густой подлесок и поваленные деревья тормозили продвижение, постоянно приходилось лавировать между деревьев, находя оптимальный путь.

«Как же тут прошла огромная немецкая армия?» — вопрос не давал мне покоя.

— Богдан, давай забирай понемногу вправо, немцы как-то прошли этот лес — значит, правее должна быть дорога. Или там деревья растут реже.

Я оказался прав: пройдя около километра, мы вышли на ровные луга, истоптанные тысячами человеческих ног, лошадиных копыт и колес телег.

— Пушки, наверное, пойдут по следу, теперь придерживаемся направления на север, — скомандовал Богдану. Илс тоже уверенно показал в направлении, откуда вели следы прошедшей армии. По дороге на север дважды наткнулись на место стоянки воинов Дитриха. На второй стоянке армия останавливалась на ночь, это было понятно по следам жизнедеятельности человека и количеству костров. Я насчитал около шестидесяти кострищ: если предположить, что каждым костром пользовались двадцать человек, а кострища были мощные, армия Дитриха была куда больше тысячи бойцов.

На обоз с пушками, наткнулись утром второго дня пути в тылу немцев. Предусмотрительно завязанные морды наших жеребцов дали нам преимущества: почувствовав жеребцов, заржали кобылы немцев. Богдан, идущий впереди, отреагировал моментально, уйдя с тропы в заросли. Спéшившись, мы притаились: ржанье чужих лошадей повторилось, но самих лошадей и немцев не видно.

— Баск, надо проверить, где враги.

Кивнув, парень исчез в кустах: потянулось мучительное ожидание. Баск вернулся минут через пятнадцать с улыбкой на лице.

Немцы оказались совсем рядом: расположившись вокруг своих обозов, они устроили привал, разведя костры. Во вторую разведку мы с Баксом пошли вместе. Дойдя до границы густых кустов, откуда открывался вид на широкую ровную поляну, я увидел, мать ее, — Большую Берту! Не знаю, сколько тонн весило это чудовище, но выглядела она устрашающе. На мой взгляд, высота пушки превышала два метра, длинный и широкий ствол смотрел назад. Пушку тянули множество волов, лежащих в данный момент на поляне. Ещё несколько телег, накрытых полотном как повозки американских переселенцев на Дикий Запад, находились на поляне. Ещё одна большая пушка, чуть меньше размером, виднелась немного поодаль.

Всего на поляне находилось около пятнадцати немцев, и только пятеро из них — в доспехах. Остальные, скорее всего погонщики ездовых животных, — в обычной крестьянской одежде. У меня на минуту даже сперло в груди от радости: уничтожить этот маленький отряд представлялось делом плёвым. Уже собираясь уходить к своим, вспомнил про лошадиное ржанье. На поляне лошадей не было, но животных было слышно немного со стороны. Немного отступив вглубь зарослей и прячась, передвинулся в сторону, чтобы обзор не закрывали повозки и пушки. После изменения позиции с нового ракурса открылся вид на поляну, ранее прикрытую от моего взора пушками и крытыми повозками.

Я слишком рано обрадовался, посчитав пятерых немцев охраной всего обоза. С моего места я видел не меньше десяти лошадей и группу отдыхающих всадников. Полную численность увидеть мешала последняя повозка, прикрывавшая дальний угол.

— Баск, приведи остальных сюда, надо обсудить, что делать.

Рус скрылся за спиной, оставив меня думать над решением задачи. Немцев как минимум вдвое больше нас: погонщики волов не будут стоять в стороне разинув рты, если мы нападем. А если за повозкой окажутся ещё воины, численное превосходство немцев станет угрожающим. Напасть на такие превосходящие силы, где исход боя может быть не в нашу пользу — полное сумасшествие, даже с учетом нашей задачи по выводу из строя огромных пушек.

Когда остальной отряд присоединился и увидел картину своими глазами, прямо на месте устроил импровизированное совещание. Все, включая бесстрашного Богдана, признали, что лобовая атака на немцев может оказаться последней. Все, кроме Гурана, — этот мальчишка до конца не понимал опасности при прямом столкновении с превосходящими силами противника. Я уже открыл рот, чтобы жестко осадить брата правителя Берлина, когда совсем рядом послышалось ржанье. Кусты мешали рассмотреть, но ржанье доносилось со стороны, откуда мы пришли. Прошла томительная минута, прежде чем из группы кустов с южной стороны, совсем рядом с нами выехал всадник. При одном взгляде на него я почувствовал, как во мне закипает бешенство: это был Илс, — человек, которому я поверил.

— Гнида нерусская, — прошептал над моим ухом Богдан. — Макс Са, надо уходить, он оказался предателем.

Что-то в посадке Илса, его неторопливой рыси остановило меня в последний момент, прежде чем отдал приказ о бегстве. Не так должен скакать к своим человек, освободившийся от плена. Илс неторопливой рысью доскакал до всадников, поднявшихся с пожухлой травы при его приближении, и соскочил с лошади. Между ними начался диалог: Илс показывал рукой на юг, но явно не в нашу сторону. При этом среди всадников, которые его окружили, не было заметно тревоги, словно Илс рассказывал обычные сплетни, а не об отряде неприятеля, затаившемся среди кустов в паре сотен метров.

— Что он делает? — изумленно прошептал Богдан, видя, как всадники неторопливо седлают лошадей. — Почему они не бегут к нам?

— Потому что он не сдал нас, — тихо ответил Лутову, — но пока не пойму, что задумал Илс.

Один из всадников подозвал к себе пятерых пеших воинов. Жестикулируя, несколько минут говорил с ними. Закончив беседу, командир конных немцев вскочил на лошадь. Его отряд из двадцати человек потрусил за ним в южном направлении, проходя от кустов, где мы прятались всего в сотне метров.

— Илс отослал всадников, — мне еле удалось скрыть свою радость, что немец, которому я поверил, не оказался предателем.

— А если это ловушка? — Баск дрожал от нетерпения. — Мы нападем на охрану пушек, а всадники вылетят из кустов и ударят нам в спину?

Об этом я не подумал, но, как говорится, инициатива наказуема.

— Баск, прокрадись по кустам, пройди по следам всадников, убедись, что они реально ускакали, а не прячутся среди кустов. Будь осторожен, — напутствовал потомка Зика, скользнувшего между кустов.

Илс ходил между соплеменников, останавливаясь возле каждой группы. Несколько раз, он оглядывался, устремляя взгляд на группу кустов, за которыми мы напряженно ожидали возвращения Баска. Между тем похоже, что привал немцев подошел к концу: волов подняли на ноги, и на поляне царило оживление. Илс несколько раз пристально всматривался в кусты, мне даже казалось, что я вижу его мимику, хотя на таком расстоянии это было невозможно.

— Приготовиться к атаке! — Богдан передал мои слова остальной группе.

Прошло не меньше десяти минут. За это время немецкие всадники должны удалиться на большое расстояние, если только это не ловушка. Один из немецких погонщиков хлестнул вола хворостиной, заставляя животных начать движение.

— Следы есть, но всадников не видно, они далеко отсюда, — вынырнул из-за кустов запыхавшийся Баск.

— В атаку! Не дайте никому уйти! — пришпорив своего жеребца, вылетел из-за кустов.

Атака была стремительной: в первые несколько секунд немцы приняли нас за своих, не ожидая увидеть неприятеля в таком глубоком тылу. Двести метров до неприятеля горячий жеребец преодолел за какие-то десять секунд. Ужас отразился на лицах немецких воинов, понявших, что их атакуют. Двое схватились за луки, Илс набросился на ближайшего, и они покатились по земле. Второй успел выстрелить: стрела прошла совсем рядом, издав противный посвист. Трое остальных воинов побежали нам навстречу, вытаскивая короткие мечи из ножен.

Первого убил я, опередив его на долю секунду: меч из ослабевших рук немца царапнул седло и упал на траву. Богдан второму буквально раскроил череп ударом своего огромного топора. Подоспевшие всадники буквально затоптали лучника, а Гуран прямо из седла кошкой прыгнул на последнего немца. Вспомнив про Илса, я соскочил на землю: Илс убил своего противника, его правая рука и маленький нож были в крови. Погонщики тоже оказались не робкого десятка: один из них, вооружившись длинной суковатой палкой, удачно отбивался от двоих моих мечников из окружения Гурана. Ещё двое были убиты сразу, а оставшиеся бросились в кусты, спасаясь бегством.

Вся битва заняла меньше пары минут: убедившись, что всё кончено, бросился к огромной пушке. Вблизи она оказалась ещё больше, лафет был выше моего роста на добрых десять сантиметров. Вскарабкавшись наверх, я приуныл: не представлял себе, как привести пушку в негодность. Толстый ствол без малейшего вреда выдержал несколько сильных ударов топором. Усевшись на ствол, прополз до жерла, присвистнув при виде толщины стенок: около трех сантиметров.

— Богдан, лезь сюда, — позвал гиганта, отползая назад к лафету. Когда гигант добрался до жерла, спросил:

— Как нам их испортить, чтобы они не могли стрелять?

Богдан встал на широком стволе и, размахнувшись, с силой обрушил свой топор на край пушечного жерла. Сделав около десяти ударов, гигант отозвался:

— Только топор испортил! Может, наглухо вогнать внутрь кусок дерева?

— Не знаю, давай попробуем, — согласился с предложением. Уже собираясь спрыгнуть вниз, заметил запальное отверстие, куда обычно подносят горящий фитиль. Откуда-то из памяти, при виде запального отверстия, всплыла фраза: «Заклепали захваченные пушки и отступили, пока неприятель не подоспел с подмогой».

— Баск дай копье, нож, — что-нибудь железное!

Баск подбросил копье, ловко схватив его, вставил наконечник в запальное отверстие. Глубина составляла всего пару сантиметров, расширяющийся наконечник копья дальше не шел.

— Богдан, сюда, — позвал гиганта.

Дождавшись старшего Лутова, пояснил:

— Надо сломать наконечник копья и забить его внутрь, расплющивая, чтобы он прилип намертво.

Наконечник немецкого копья сломался не сразу, пришлось его гнуть не меньше пяти минут. Поручил Гурану и Баску сломать остальные наконечники, чтобы заклепать вторую пушку. Обухом своего топора Богдан вогнал наконечник максимально глубоко в запальное отверстие. Поймав второй, брошенный мне Баском, передал его гиганту:

— Теперь этот, попробуй вогнать его рядом. Чем больше вгоним, тем тяжелее будет немцам их вытащить.

В итоге в запальное отверстие поместилось три наконечника с тонкими остриями. После того как Богдан закончил, место запального отверстия оказалось запаянным наглухо. Вытащив из своего рюкзачка воду, постарался влить ее в микроскопические трещинки — ржавчина сделает работу по вытаскиванию заклепок нереальной.

Со второй пушкой было проще, там поместилось всего два наконечника. Топор Богдана безнадежно испортили, но две маленькие пушки поддались под его бешеным ударами, треснув в продольной оси.

Только закончив с пушками, проверил содержимое повозок. В одной — четыре ядра гигантского размера: видимо, Дитрих рассчитывал всего на пару выстрелов. Во второй повозке нашли двадцать мешков с порохом. Отложив в сторону щепотку, поджег. Порох вспыхнул с большим количеством дыма, свидетельствуя о низком качестве. Идея с подрывом пушек умерла, едва успев родиться. Но пожар получился знатный: выстреливая в разные стороны, горящий порох поджигал жухлую траву, мы едва успевали гасить ее.

Не знаю, как долго немцы были на привале, но колеса пушек успели погрузиться в мягкую почву сантиметров на десять. В третьей повозке разыскали немного еды и два дубовых бочонка с солониной. Мясо мы вытащили, а воду я приказал налить на оси колес обеих пушек. Если ось успеет заржаветь, пушки отбуксировать не получится. Стекая вниз, вода размягчит почву под колесами. И они ещё глубже погрузятся в землю.

При всем желании, бóльшего урона двум гигантским пушкам нанести не удалось. Но можно с уверенностью сказать, что расклепать пушки в полевых условиях не получится. А пока их доставят обратно в столицу, — если ещё доставят, — ржавчина и спаянный металл вряд ли позволят расклепать их и там. В любом случае мы достигли своей цели — вывели из игры Большую Берту и ее младшую сестру. И испортили две полевые пушечки. А если у Дитриха в лагере больше нет пушек, взять стену простой лобовой атакой он сможет, лишь положив две трети своей армии.

— Уходим обратно, мы вошли как нож в масло в спину Дитриха. Теперь надо постараться, чтобы нож там не остался.

Илса я поблагодарил отдельно, сняв с убитого немца поясной ремень с ножнами, лично опоясал храброго немца. Мы не совсем понимали друг друга: я говорил о чести быть Русом, Илс что-то лопотал на немецком, где угадывались слова «друг», «верность» и «победа».

В обратный путь двинулись после тщательного досмотра повозок: кроме вышеупомянутой солонины, добычей стало оружие немцев и пара хорошо выделанных шкур. Ночи становились холодными, шкуры были весьма кстати. Была ещё одна вещь, обрадовавшая меня очень сильно: две медные фляжки, очень похожие на старые армейские. Копья пришлось оставить, со сломанными наконечниками они не представляли ценности. Волов я велел развязать и отогнать максимально далеко на запад, в сторону Швейцарии. Пройдет примерно день как минимум, прежде чем всадники достигнут лагеря Дитриха. Еще день они потратят, чтобы вернуться обратно.

Потом им придется снова попасть к своему королю, чтобы решить, что делать с испорченными пушками. Из-за отсутствия волов, при самом благополучном варианте, пройдет не менее десяти дней, прежде чем мастера смогут добраться до пушек. Буду надеяться, что к этому времени ржавчина успеет сделать свое дело. Я помнил, как через пару дней наши клинки начинали тускнеть, появлялись первые признаки ржавчины. В каменном веке, самое трудное — это бороться с ржавчиной, потому что наша сталь содержала слишком много углерода.

Я нанес удар Дитриху, пройдя как нож сквозь масло через ряды его воинов. Что бы ни было в письме, этого он не простит, сделает месть основой своей жизни. Надо было недобитому нацисту хорошо подумать, прежде чем использовать в качестве печати нацистскую свастику. Есть вещи, которые важнее для меня больше, чем мир — это ненависть к нацизму в любом его проявлении!