Противостояние

Глава 15. Готовясь к осаде

— Немец пришел в себя, он оказался неглупым человеком, но ненавидит Русов. Я приказала Арну связать его, потому что он порывался встать, — Ната в просторном платье, заменявшем ей пижаму, облокотившись, сидела у окна. Проснувшись, я не сразу понял, что нахожусь в Мехико: запах немытого тела чувствовал я сам. Стало стыдно перед девушкой: мог бы вначале помыться, прежде чем нести ее в спальню.

— Он что-нибудь говорил? — спросил я, имея в виду немца.

— Только о своей ненависти к Русам, грозился именем Дитриха, что повесит нас на деревьях по всей округе, — Ната скользнула ко мне под шкуру.

— Ната, от меня несет, — отодвинулся от девушки.

— Дурашка, — засмеялась та, — когда женщина любит, она не замечает такие вещи. А несет от тебя постоянно, — уколола Ната, уворачиваясь от шлепка по пятой точке.

— Постоянно? — изобразив гнев, погнался за девушкой, но спохватился, вспомнив, что полностью раздет.

— Приготовь мне воды, — крикнул кривляющейся в прихожей Нате и завернулся в шкуру.

После водных процедур придирчиво понюхал у себя подмышкой: ни фига там не несет, что там себе напридумывала эта тощая задница. Это словосочетание выводило девушку из себя: несколько раз ловил ее разглядывающей свою пятую точку, словно пытаясь понять, почему я ее так окрестил.

Ганс лежал на спине. Его руки были связаны, а конец веревки был прикреплен к огромному чурбану, выполнявшему роль стула. Увидев меня, немец покраснел от злости, с его губ сорвались слова, от которых Ната рассмеялась.

— Что он сказал?

— Назвал тебя свиньей и вонючим козлом. Может, тоже запах уловил? — сострила Ната, стараясь успокоиться и не смеяться.

— Вы у меня оба получите, потом будете визжать как свиньи, — немец уловил угрозу, его лицо побледнело, а Ната моментально посерьезнела. Давно бы так, распоясались горе-комики.

Допрос немца дал мало информации: он подтвердил, что является командиром отдельного отряда Гансом Мольтке. В его задачу входило взятие Мехика и удержание плацдарма до подхода основных сил. На все вопросы про численность и вооружение армии Дитриха Ганс молчал. Не подействовала угроза вздернуть его как диверсанта. Убедившись, что больше сведений не получить, решил осмотреть рану. Ганс побледнел. Увидев в моей руке нож, закрыл глаза. Его губы двигались. Скорее всего, нацистский выродок прощался с жизнью.

Обнажив при помощи ножа рану, удовлетворенно хмыкнул:

— На нем все заживает, как на собаке.

— Я не собака, — ответил Ганс на моем языке, открыв глаза. У меня совершенно вылетело из головы, что один из немцев провел какое-то время в плену, а потом исчез.

— Это ты был в плену раньше?

— Да, — подтвердил немец, косясь свирепым взглядом.

— Ты не согласен, что ты не собака?

Полного вопроса Ганс не понял, пришлось Нате оказать помощь с переводом. Оказалось, надо было только задеть гордость немца. Издеваясь над его положением в королевстве Дитриха, где немецкий король, с моих слов, относился к нему как к животному, мне удалось узнать некоторые сведения. Пытаясь доказать свою значимость, свой статус в фюрлянде, Ганс выложил немало интересного, задыхаясь в бессильной злобе. Мне удалось узнать, что одних пеших воинов у Дитриха больше трех тысяч, но сколько именно пошло в поход — не известно. Всадников — тоже немало, более трех сотен.

— Вы не воины, я перебью войско Дитриха, как глупых поросят на охоте, — заканчивая разговор, я поднялся.

— Король повесит тебя на самом высоком дереве! — прокричал вслед Ганс.

Его рана действительно хорошо заживала, через пару дней он сможет ходить. Мой первоначальный план о привлечении его на свою сторону, похоже, был обречен на провал. Этот парень был зомбирован. Во время разговора я узнал о его убежденности, что только Дойчи достойны править, а все остальные должны им прислуживать. Попав в другую Вселенную спустя сто пятьдесят лет, нацистская теория превосходства расы процветала махровым цветом. Заразу нацизма надо выкорчевать, пока она не успела хорошо укорениться.

Борд ожидал моего выхода на улицу, беседуя с Богданом. Чуть дальше образовалась вторая группа, где Шрам слушал наши приключения из уст самого Гурана. Как и бывает в юношеском возрасте, рассказ наследника Берлина отдавал юношеским максимализмом: пушки были вдове крупнее, врагов вдвое больше, а Макс Са по болотам провела воля Главного Духа-Бога.

— Макс Са! — Борд почтительно склонил голову.

Увидев меня, Шрам оставил рассказчика, поспешив поздороваться.

— Гуран говорит, что Дитрих написал письмо, что он говорит? — Борд замер в ожидании ответа. Я прикусил губу: как мог забыть про проклятое письмо?

— Ната нам зачитает, пошли в дом, — пригласил Борда и остальных. Письмо было в рюкзаке. Отыскав его, протянул пергамент Нате, приветствовавшей гостей.

— Прочти нам ответ Дитриха.

Развернув пергамент, девушка пробежалась глазами по тексту. Сглотнув, Ната, начала читать:

«Приветствую тебя, самозваный император. Титул ты присвоил, как присвоил право жить на землях к югу от границ моего фюрлянда. Твои слова про уничтоженный отряд являются твоим смертным приговором. Я приду и разорю все земли, на которых вы расплодились. Ваши женщины станут добычей моих воинов. А ваши мужчины будут рабами Дойчей. Жди меня.

Истинный король Дитрих I».

На минуту установилось молчание: побагровел Борд, след от раны на лице Шрама побледнела, а весельчак Гуран просто застыл с открытым ртом.

— Это всё, что вам надо знать о нацизме, — нарушил я молчание, поднимаясь с места. — В другом мире, — а миров очень много, — предки этого Дитриха развязали мировую войну, в которой погибло больше людей, чем рыб в море. Те разгромленные нацисты тоже были убеждены, что только они имеют право жить. Их разбили наголову. И в результате их главарей судили военным трибуналом и почти всех казнили за преступления против человечества, — казнили самой позорной для военных казнью: через повешение. Поэтому в том, другом, мире такие идеи и высказывания всюду преследуются по закону. Эта запрещенная идеология ещё называется «фашизм».

— Больше, чем рыб в море? — переспросил Гуран, ошеломленный моим сравнением.

— Да, — без смущения повторил свои слова, — больше, чем рыб в море. Тот, кто начал эту войну, избежал смерти, сбежав, когда его город взяли штурмом. Так получилось, что он попал в этот мир, и хотя он умер очень давно, его идеи живы. Теперь это не просто война за право жить, это обязанность каждого из нас. Обязанность сделать так, чтобы нацизм перестал существовать. Пусть их больше, но мы уже доказали один раз, что число не главное. Мы разрушили их главные надежды на победу — громадные пушки. Гуран говорил правду насчет их размеров, — кивнул в сторону покрасневшего от похвалы парня.

— Они появятся под стенами города сегодня-завтра. У нас людей мало, но каждый из нас стоит десяти воинов врага. Ты послал гонца в Берлин за подкреплением? — спросил Борда.

— Сразу, как вернулся.

— Они прибудут не раньше, чем через три или четыре дня. Чем больше людей надо собрать, тем больше времени требуется. Наша задача — держать оборону любой ценой: через пару дней начнутся дожди, врагу будет тяжело осаждать крепость. Борд, Шрам привлеките к воинской службе всех, кто способен держать оружие. Нам понадобится каждый. Все пушки установлены на стенах крепости?

— Установлены, — Шрам не свыкся с ролью начальника. Каждый раз, когда вопрос касался него, он начинал волноваться, хотя в бою был очень хладнокровен.

— Проследи, чтобы кузнецы днем и ночью ковали наконечники для стрел и арбалетных болтов. Поставь детей собирать камни, лучше небольшие, но с острыми краями. Женщины пусть шьют мешки для картечи. Сколько у нас пороха?

— Четыре больших бочки и шесть маленьких, — на этот раз Шрам ответил без запинки.

— Передай весь порох в распоряжение Нарма, пусть тренирует своих пушкарей.

Слушали меня внимательно. В глаза бросился Гуран, под началом которого находилось тридцать всадников.

— Гуран, позаботься, чтобы у всех всадников были лошади. Пусть твои люди скупят лошадей у крестьян, если они у них есть. Пусть это не жеребцы, но главное, чтобы всадник был на коне. Конница нам понадобится, когда будем преследовать врагов.

Отдавая указание Гурану, задумался: вроде все сферы охватил. Главное — удержать стену, с флангов врагу не пройти. Оставался вопрос с питьевой водой и едой. Бóльшую часть еды раньше поставляли дикари, но с приходом армии Дитриха этот канал снабжения оказывался закрытым.

— Богдан, для охраны мне хватит Баска, ты займись едой. Надо заготовить мяса побольше и привезти пшеницу и ячмень с ближайших селений. Впереди зима. Если осада будет долгой, у нас могут быть проблемы с кормлением людей, особенно когда придет армия из Берлина.

— Вопросы есть? — обвел присутствующих взглядом.

Поинтересовался один только Гуран:

— Макс Са, а почему Главный Дух-Бог разрешил этому человеку попасть в этот мир? — Брат Терса говорил о предке Дитриха.

— Чтобы посмотреть, справимся мы или нет. Это проверка нашей Силы, нашего Духа, Нашей Веры, — съехал от прямого ответа. Но парня это удовлетворило, мои слова он принял на свой счет, заверив, что всего у него хватит, чтобы «убить проклятого анциста».

— Не анцист, а нацист, — поправил Гурана, отправляя всех выполнять данные поручения.

Весь день мотался по Мехику, лично проверяя исполнение поручений. Гуран оплатил кузнецам заказ картечи. Повеселевшие, закопченные от пребывания на огне, те с удовольствием занимались наконечниками для стрел и арбалетов. Целая горка железных огрызков и спекшихся кусков шлака уже была собрана. Оставалось поручить Нарму рассовать всё это по мешкам для выстрелов.

Весь Мехик, словно растревоженный, муравейник кишел людьми: горожане приходили толпами, предлагая свои услуги. Шрам и Борд недолго думая привлекали их к работе. Несколько десятков мешков под картечь уже были переданы Нарму. Увидев меня, пушкарь спустился со стены:

— Макс Са, мне передали весь порох, его мало. Надо ещё.

— Больше нет, Борд просил привезти вместе с подкреплением. Как привезут — получишь. Забери у кузнецов железные куски, они лучше камней.

Самую большую надежду в предстоящем сражении возлагал на арбалетчиков. Ружей, чтобы внести весомый вклад в бою, у нас было мало. И перезарядка ружья занимала больше времени, за это время арбалетчик успевал выпустить два болта, а лучник — больше десятка стрел.

Лишь к вечеру, обойдя все позиции несколько раз, почувствовал, как сильно устал. Собираясь идти к Нате, бросил последний взгляд на озеро, примыкавшее к южной стороне крепостной стены.

«Дурак!» — только сейчас понял, что совсем упустил из вида озеро. Это дикари не умели плавать, не имели лодок. Немцы не полезут южнее — там, где озеро переходит в болото. Они сделают плоты и пересекут озеро ночью или днем, отвлекая наше внимание ложными атаками.

— Позови Борда! — послал Баска за главнокомандующим.

Новоявленный майор явился быстро. Подведя его к озеру, спросил:

— Что ты видишь?

— Воду, Макс Са.

— Как думаешь, немцам не придет в голову попытаться пересечь озеро на плотах или лодках? Им нет необходимости переться по болотам, там это трудно. Но вот через озеро они могут попытаться атаковать.

— Оно же большое, им проще атаковать нас по суше, — неуверенно возразил Борд.

— Да, проще. Но после пары отбитых штурмов Дитрих начнет искать другие варианты. Он не дикарь, а довольно умный человек. Построит несколько десятков плотов, усадит туда сотню или больше людей и попробует пересечь озеро. А его воины тем временем будут атаковать стену, отвлекая наше внимание от озера.

— Что будем делать, Макс Са? — до Борда наконец дошла вся серьезность положения.

— Засаду, две пушки установим здесь и замаскируем. Когда немцы начнут переправляться, откроем огонь прямой наводкой, — пришлось объяснить словосочетание "прямая наводка«.— Кроме того, здесь будет десяток арбалетчиков: немцы на плотах — идеальная мишень. Спрыгнут в воду — тут же уйдут на дно в своей амуниции, а болты их доспехи прошивают, если останутся на плотах.

Уже вечером, ужиная в компании Ганса и Наты, в голову пришла мысль про «коктейли Молотова». С момента своего прибытия в Максель как-то не обращал большого внимания на наличие нефти. А она была знакома Русам даже в момент моего отлета. Послал Селида за Шрамом, наблюдая, как полусидя ужинает немец. Я не отказался от своих планов в отношении этого человека: не переваривая его как нациста, хотел использовать в качестве троянского коня в лагере Дитриха.

Гансу было лучше, его отношение сегодня было не столь агрессивное. Он даже пытался поддерживать разговор, вставляя короткие фразы. Но больше беседа шла на немецком, Ната практически не ела, занимаясь переводом. Немец выразил восхищение моей подругой несколько раз, заставив меня усомниться, не французы ли его далекие предки. Последовал комплимент и в мой адрес: Ганс выразил восхищение блестящей ловушкой, в которую попался его отряд. Но стоило перевести разговор на персону Дитриха, как немец замыкался, становясь неразговорчивым.

После ужина, предпринял первую психическую атаку: повел разговор о том, что мир этот большой и необжитый. Что торговать куда выгоднее войны. Ганс частично соглашался, рассказал о пропавшей бесследно неудачной экспедиции под руководством своего друга. Я бы мог его просветить о судьбе товарища, павшего от моей руки, но предпочел промолчать.

— Что ты с ним планируешь делать? — спросила Ната, ныряя ко мне под шкуру.

— А что, понравился? — не успел я закончить фразу, как Ната обрушила на меня град ударов своими маленькими кулачками.

— Дурак! — отодвинулась в сторону девушка.

— Голова внезапно заболела? — усмехнулся я, вспоминая любимую женскую тактику. Как что не по их плану — так сразу голова больная или ещё что похуже.

— Он поправляется. Где гарантия, что не нападет. Ты видел, какой он здоровый, — от голоса девушки веяло холодом.

— Он под присмотром двоих Русов. Кроме того, ещё пару недель его состояние не позволит ему чувствовать себя в хорошей форме. А до этого решу, как с ним быть. — Я отвернулся к стене, стараясь заснуть.

— Максим, не обижайся, — сменила гнев на милость Ната, — просто меня обидел твой вопрос.

— Не обижаюсь, спи, сегодня голова болит у меня, — еле подавил смешок, услышав недовольное сопение девушки.

Нарм, вызванный спозаранку, удивился, услышав про замаскированную батарею из двух пушек у южной оконечности крепостной стены на берегу озера. Оставив его в недоумении насчет своих дальнейших планов, проверил прочность ворот. Толщина досок достигала десяти сантиметров, но таран мог их выбить. Подозвав Шрама, обсудил с ним сооружение дополнительных укреплений ворот — такой двойной двери, какие бывают в кабинетах руководителей.

Арбалетчики и лучники тренировались: между ними появилось негласное соревнование в мастерстве. Этот извечный спор, кто лучше — арбалетчик или лучник, продолжался и здесь. Лучник стреляет быстрее, гораздо быстрее, и, пожалуй, дальше. В каменном мире именно арбалет больше приспособлен для поражения бронированных целей. Преимущество лучника в стрельбе, нивелируется тем, что лучнику приходится стрелять, подставляясь под ответный удар. А арбалетчик может стрелять даже из укрытия, просунув острие стрелы между досками.

Командовал лучниками воин по имени Хард: наблюдая за его распоряжениями, видел, что это опытный воин.

— Хард, подойди! — Командир лучников подбежал бегом.

— Ты знаешь, что такое навесная стрельба из лука?

Этого Хард не знал. Даже мне не приходилось это практиковать ранее, все наши бои были лицом к лицу с врагами. Когда я объяснил суть навесной стрельбы, на лице командира отразилось удивление.

— Макс Са, как можно попасть во врага, не видя его, — ответил Хард на мое предложение стрелять по навесной траектории, оставаясь внизу, а не на стенах. Ещё полчаса потратил, объясняя, что при такой стрельбе главное не меткость, а кучность и площадь попадания. Хард с сомнением качал головой, пришлось наглядно показать, насколько эффективной может быть такая стрельба. Когда стрела улетела и скрылась за стеной, приказал открыть ворота. Пришлось отойти на сто пятьдесят метров от стены, прежде чем нашлась стрела, вонзившаяся в землю по наконечник.

— Видишь, это одна стрела. А когда сто лучников выстрелят по такой траектории, на врага обрушится град стрел. Большинство немцев будет без шлемов, падающие с неба стрелы будут их убивать и выводить из строя.

До Харда дошло: вернувшись обратно, он выстроил десяток лучников и произвел залп. Как и ожидалось, стрелы накрыли площадь довольно кучно, охватив около десятка квадратных метров.

— Макс Са, Ты был прав! — голос Харда звучал благоговейно.

— Главное, что твои лучники не будут под обстрелом. Находясь на стене, им надо встать, чтобы сделать выстрел. В этот момент по ним тоже стреляет враг, для нас каждый лучник очень важен. Сделайте несколько тренировок, но не забывайте, что враг недалеко. Для сбора стрел посылай только группу в несколько человек, и не забывайте наблюдать за лесом: немцы могут выслать вперед небольшой отряд.

Но потренироваться Харду и его лучникам не удалось: в одной из башен забили тревогу, используя маленький колокол, подвешенный в башне. Колокол был изобретением «христоверов». Впервые увидев его в башне, даже мысленно поблагодарил Никона и его шайку за это внедрение.

— Макс Са, — запыхавшись подбежал Борд, — со стены доложили: небольшой конный отряд немцев показался из леса и снова скрылся.

— Мы знали, что так будет. Расставляй всех по местам, не исключено, что немцы попробуют взять нас нахрапом.

— С нами Макс Са, нас никто не победит, — улыбнулся Борд, бегом возвращаясь к стене.

"Мне бы твою уверенность", — проводив взглядом майора, быстрым шагом пошел к себе: война — войной, а обед по расписанию.