Противостояние

Глава 20. Травля кабана

Преследование Дитриха с остатками его войск шло третий день. Давно миновали поляну, на которой по-прежнему стояли испорченные громадные немецкие пушки. Отряд мстителей из пятидесяти восьми всадников третьи сутки шел по следам бежавшего войска.

— Макс Са, здесь они останавливались, — соскочив с коня, Баск приложил руку к углям, — ещё теплые, ушли совсем недавно.

Решение о преследовании Дойчей принял по итогам дня после боя, после подсчета трупов павших врагов. Но главная причина заключалась в другом — кровь Будимира требовала отмщения. Сражение, произошедшее перед рассветом, с полным правом можно было назвать самым кровопролитным. Общее количество трупов превысило шесть сотен: сто сорок девять Русов отдали свои жизни в ту ночь, защищая свободу и наши жизни. С учетом ранее убитых Дойчей получалось, что у Дитриха едва ли наберется больше полутора сотен воинов. И это с учетом личной охраны и вспомогательного персонала.

Сразу после сражения, когда из стен крепости сумели вырваться около двадцати всадников и пара десятков пеших, мы нанесли удар по вражескому лагерю, отправив на тот свет ещё около сорока воинов Дитриха. Но и наши возможности были небезграничными: всего восемь десятков воинов осталось в строю, число раненых приближалось к сотне. Нанеся жалящий укол Дитриху в его лагере, пришлось отступить перед превосходящими силами противника.

Ночью, пользуясь темнотой и разложив обманные костры, остатки армии Дитриха снялись с лагеря. Если бы не дождь, начавшийся поздно ночью, костры привели бы к масштабным лесным пожарам. Можно было праздновать победу, но смерть полутора сотен Русов и Будимира ранила душу.

Идею о преследовании врага Русы восприняли с воодушевлением. Если враг бежит — он слабее; значит, его надо догнать и уничтожить.

Шестьдесят всадников, возглавляемых мной, отправились в погоню. Первое столкновение произошло в сумерках второго дня. Немцев оказалось куда больше. На мой взгляд, их число приближалось к двум сотням. Внезапная атака и агрессивность принесла свои плоды: мы сумели убить больше трех десятков из арьегарда колонны, потеряв двоих.

Дитрих извлек урок из случившегося: теперь его колонна передвигалась в боевом порядке. Наша малочисленность не позволяла вступить в открытый бой: но мы гнали этого кабана, кусая его за ляжки. Любой немец, удалившийся от стоянки дальше двадцати метров, становился нашей добычей. Стоило конному разъезду оторваться от основной массы, как мы вихрем налетали и собирали кровавую жертву. Если немцы отправляли своих фуражиров на охоту, на добычу провианта — мы выслеживали и уничтожали всех.

Сегодня заканчивался третий день преследования: при потере в два человека, мы умудрились уменьшить количество немцев больше чем на три десятка.

Остатки воинов Дитриха остановились на ночлег, выбрав очень удачное место: огромный крутой овраг с двух сторон делал невозможным подход к стоянке Дойчей. С двух других сторон были выставлены усиленные посты. Лежа на промокшей земле на подушке листьев вместе с Баском внимательно осматривал лагерь немцев.

В этот раз Дойчи выставили охранение грамотно: до их часовых около ста метров чистой поляны без деревьев и кустов. Видимость отличная — три четверти Луны и звезды, густо усеянные по небу, давали неплохую видимость.

— Поступим, как они: атакуем их на самом рассвете.

Мы отползли назад, чтобы вернуться к своим. Отговорить Богдана от участия в карательной операции не удалось. Будимира и павших Русов похоронили на новом кладбище, которое я назвал кладбищем Героев. Шрама в экспедицию не взял: он был ранен, кроме того, требовалось срочно восстановить часть обрушенной стены. Два взрыва, что я слышал, были результатом немецкой диверсии. Оставшись без пушек, Дитрих использовал порох для подрыва стены в районе первых ворот. Не выдержав двойного взрыва, перекрытие ворот и часть крепости обрушились, калеча Русов и немцев, сражавшихся на самой стене.

План Дитриха, — мне пришлось много размышлять на эту тему после боя, — был блестящим. Он разделил свои силы на три отряда. Первый — численностью около тридцати человек, который тихо пересек озеро и частично — болота, сумел высадиться в тылу города. Они атаковали южные ворота, перебив стражу из восьми человек. Именно с ними схватился мой отряд, когда эти черти вынырнули из ночного тумана.

Второй отряд численностью около ста человек высадился на восьми плотах именно там, где я и предполагал — у южного конца стены, уходившей в озеро. Допрос оставшихся в живых раненых дал понять, как немцы умудрились пересечь озеро бесшумно. Они не использовали весла. Гребли руками, стараясь не шуметь. Нарм и его пушкари увидели плот только в паре метров от берега. Пушки успели сделать по выстрелу, дальше завязалась рукопашная, где за счет численного превосходства и малого плацдарма у немцев мы нанесли им поражение.

Третий отряд, состоявший из части пехотинцев и всей оставшейся кавалерии, атаковал стену. Часть пехотинцев подобралась к крепости вплотную под прикрытием темноты и тумана, вступив в бой с Русами на верху. Тем временем группе подрывников удалось доставить и взорвать две самодельные мины. Обрушившийся проход в стене позволил оставшимся пехотинцам и почти трем сотням кавалеристов проникнуть внутрь, где развернулось самое ожесточенное сражение. Девяносто процентов наших потерь было именно в этом боестолкновении, где первый удар на себя принял отряд Гурана.

Конечно, при такой плохой видимости и мы, и немцы могли зачастую попадать в своих. Не будь у моих воинов повязки на головах, наши потери могли быть выше. Пара десятков раненых были безнадежны: в Мехике имелся лекарь по имени Арбик. Поручил ему заниматься легкоранеными, оставив безнадежных.

— Макс Са, когда нападем? — поинтересовался Богдан, когда мы вернулись к своим.

— Перед рассветом. Сейчас часовые бдительны и успеют поднять тревогу. Дадим им успокоиться, перед рассветом внимание притупляется — вот тогда и нападем. Пока отдыхайте, времени ещё много.

Наша временная стоянка находилась примерно в двух километрах от стоянки Дойчей.

Расположившись в густом лесу, мы не опасались нападения: через такой подлесок бесшумно не пройти. Негромко переговариваясь, парни грели себе еду, чтобы плотно поужинать перед предстоящим боем.

— Макс Са, — Баск протянул кусок поджаренного мяса, — покушай, ты за целый день ничего не ел.

Бакс был прав: все три дня, что прошли после ночного сражения и смерти Будимира, мне просто кусок не лез в горло. Без аппетита что-то жевал только потому, что надо. Пару раз откусив, протянул мясо обратно:

— Поешь сам, Баск, я наелся. Разбуди меня, когда Луна пройдет половину пути.

От прелых листьев несло сыростью. Завернувшись в шкуру, попытался уснуть. Стоило закрыть глаза, как перед глазами снова и снова вставала сцена смерти Будимира: фонтан крови из перерезанной шеи и медленно оседающий гигант…

Проснулся от первого прикосновения Баска: ночное небо подавало первые признаки, что скоро начнет светать. Все воины были готовы: копыта лошадей обмотаны тряпками, а морды надежно укутаны.

— Мы с Баском, Гураном и ещё с тремя воинами подползем к часовым и попробуем их тихо снять. Остальные ждут сигнала, и лишь потом пересекают открытое пространство. Всем ясно?

Поймав взгляд Богдана, решительно отмел его невысказанную просьбу:

— Надо ползти сто метров, с твоими ребрами это — не вариант. Жди сигнала!

Возражать гигант не решился, лишь недовольно засопел.

Дойдя до границы деревьев, мы распластались на земле. Когда двинулся вперед, понял, что бесшумно подобраться не удастся. Высохшая пожухлая трава и листья под телом шелестели так, что мне казалось: слышно за сотню метров. Я видел лишь одну фигуру спящего часового, растянувшегося у практически потухшего костра. Остальных с моего места не видно. Несколько раз останавливался, чтобы прислушаться, нет ли тревоги во вражеском лагере. Убедившись, что все тихо, продолжал ползти.

Когда до спящего часового оставалось порядка десяти метров, решился: вскочив на ноги, быстро метнулся и вонзил нож в тело, прикрытое шкурой. Дойч не издал ни единого звука. Оглянувшись, увидел ещё одного часового, которого остервенело бил ножом Гуран. Скинув шкуру с убитого мной часового, увидел бледное лицо уже мертвого человека. Причем умершего как минимум несколько часов тому назад.

— Стой! — остановил Гурана. — Он мертв.

Шатер Дитриха стоял на своем месте, обуреваемый плохими предчувствиями, прошел мимо потухших костров: охрана у входа отсутствовала. Как и внутри, как вообще не было ни единой души в огромном лагере. Нацистский ублюдок обвел нас вокруг пальца: оставив мертвых воинов, разложив костры и установив шатер, он ушел ночью, пока мы ждали предрассветного часа для нападения.

— Макс Са, они ушли давно, — Баск пощупал и осмотрел следы копыт при свете горящей ветки из костра.

— Да, ушли, пока мы спали и жрали. — В бессильной злобе пнул ногой по шатру.

Дойчи опережали нас на минимум шесть-семь часов, это порядка тридцати километров. Расстояние небольшое, но мы уже находимся в их землях, где за каждым холмом может ждать засада.

— Сними шатер и позови наших людей, нечего им мерзнуть в сырости.

Пока Бакс с парнями демонтировали огромную палатку, потоптавшись, подошел Богдан:

— Макс Са, разреши мне с братьями пуститься в погоню. Я привезу тебе голову их короля. — В словах гиганта было столько просьбы и надежды, что я не смог отказать. Колебался я недолго, сам сгорая от желания отрезать уши мерзавцу Дитриху.

— Богдан, мы продолжим погоню, — продолжим ее до самой ночи. Если за это время не догоним Дойчей, повернем назад. Идти дальше опасно, мы глубоко на их территории.

— Баск, оставь шатер в покое. Заберем его на обратном пути, никуда он не денется. Все — по коням!

Пришпорив жеребца, направил его на север. Поднимающееся солнце окрасило восток в бледно-желтый цвет. В конце концов, среди воинов Дитриха большинство — пешие, и им придется ориентироваться на их скорость передвижения. Наш отряд конный, скорость передвижения у нас втрое выше.

Отстающих пехотинцев Дитриха мы нагнали после полудня. Остатки войска Дитриха растянулись цепочкой, последними шли уставшие и раненые воины. Разделяясь на два ручейка, обрушились на пару десятков отставших. Несколько минут задержки, и конница, среди которых выделялся белый жеребец, скрылась в лесу. Вторая партия пехоты встретила нас стрелами: пригнувшись к шее жеребца, я проскочил мимо, не останавливаясь. Ими займется мой арьергард, меня интересовал только всадник на белой лошади.

Оглянувшись, увидел, что Баск и братья Лутовы вместе с десятком воинов несутся за мной: остальные добивали пехоту Дитриха. У опушки леса придержал коня: впереди могла быть засада. Лес производил впечатления из детских сказок: мрачный и безжизненный. Не слышно птиц или зверей. Пригнувшись, чтобы ветка не оцарапала лицо, пустил жеребца шагом. Богдан вырвался вперед, прикрывая меня своей широкой спиной. Видимость была отвратительной: бледные лучи осеннего солнца практически не проникали сквозь не полностью опавшую с крон листву.

След лошадей Дитриха был виден хорошо: его отряд буквально разрыхлил землю. Утешало одно — убегающему отряду лес так же не давал возможности скакать во весь опор. Отставшие всадники, расправившись с пехотой, догоняли нас уже в самом лесу. Гуран доложил, что мы потеряли ещё троих — пехотинцы Дитриха дорого продали свои жизни. Местами лес становился реже, попадались поляны, где мы могли ускориться, переходя на рысь. Около часа мы шли, ориентируясь по следам на земле.

Кончился лес внезапно: впереди лежала равнина, но беглецов всё так же не видно.

— Они не могли далеко уйти, вперед! — Пришпорив жеребца, взял с места в галоп.

Через десять минут бешеной скачки животное стало хрипеть: появилась пена на уголках губ и под седлом. Но цели я добился — отряд всадников численностью около тридцати человек был впереди на удалении в пару километров. Нельзя было загнать лошадей. Не успел об этом подумать, как животное под Богданом зашаталось и завалилось на правый бок. Лутов едва успел соскочить. Жеребцы остальных братьев Лутовых выглядели немногим лучше.

— Гуран, пусть твои люди дадут Богдану и его братьям своих лошадей. — Нельзя было лишать Лутовых мести. Павший не от их рук Дитрих не утолит их жажды возмездия.

— Гнать не будем, мы их догоним, — тронул рысью своего гнедого.

Я был прав: первый труп вражеской лошади попался минут через десять. Лошади Дитриха пребывали не в лучшем состоянии, расстояние между нами сокращалось неумолимо. Ещё час погони, и мы сблизимся на выстрел из лука, если выдержат наши животные.

Дитрих рассуждал иначе: двадцать его конников развернулись и остановились, ожидая нас. Белый жеребец в окружении десяти или одиннадцати всадников продолжал путь на север, унося нашего врага от возмездия. Только двое из встреченных всадников вооружены луками. Произведя несколько выстрелов, убив одну лошадь и ранив двоих всадников, Дойчи кинулись в атаку. Половина атакующих была убита выстрелами из луков в упор.

Пока мои люди сражались со смертниками Дитриха, продолжил погоню с четырьмя братьями Лутовыми и Баском. Ещё немного, и мы загоним кабана, трусливо удирающего от нас. Но Дитрих родился под счастливой звездой: взобравшись на пологий холм, я остановился. Впереди располагался городок — были видны несколько крупных каменных домов, здание, похожее на церковь и внушительное количество одноэтажных домов. Городок располагался вдоль неширокой речки, текущей с севера на запад. Но главное — не это: из города навстречу Дитриху скакал отряд из десятка всадников, а у городских ворот толпились пешие воины.

— Дальше нельзя, наши лошади измотаны, и их слишком много! — Даже Богдан не мог возразить против такого довода.

— Уходим обратно, пока нас самих не стали гнать, как мы гнали Дойчей. Сойдите с лошадей, ведите их в поводý, пусть немного отдохнут.

Показывая пример, соскочил со своего гнедого: кровавая пена лилась из уголков губ и носа. Удивительно, что жеребец продержался так долго, это ведь не современные крупные лошади, выращенные селекцией.

Мы успели отойти от холма примерно на пятьсот метров, когда на его гребне появились всадники. Белого жеребца среди них не увидел: Дитрих отказался от участия в преследовании или просто сменил лошадь. Пару минут мы стояли, разделенные расстоянием, и смотрели друг на друга. Дойчей оказалось меньше, это оказалось решающим фактором: всадники повернули обратно, решив не искушать судьбу.

Обратный путь шли шагом: добравшись до леса, велел снова сойти и пройтись пешком, давая животным отдых. К месту брошенной стоянки добрались глубоко за полночь, от усталости едва держась на ногах. Я даже не помнил, как уснул: последним был открытый полог шатра.

Безумное преследование дало о себе знать даже после отдыха. Проснувшись, минут пять лежал, превозмогая боль в одеревеневших конечностях. Ночью меня укрыли парой шкур, но даже они не смогли создать нужную температуру, — равно как и костер в железной походной печке, оставленной Дитрихом в шатре. Закаленные братья Лутовы и Баск уже были на ногах: за ночь умерли две лошади. Можно предпринять попытку найти лошадей убитых Русов, но я не хотел рисковать, опасаясь преследования.

— Поедим позже, как отдалимся от врага. Идем пешком, бережем лошадей. Верхом поедем только в случае преследования! — Русы не роптали, воины привыкли слушаться, не задавая вопросов и не жалуясь на судьбу.

Обратный путь казался невероятно долгим: на север мы шли неполные четверо суток, а обратно куда дольше. Лишь к полудню шестого дня показалась стена Мехика, где вовсю кипели ремонтные работы.

Шестьдесят человек отправились в погоню за Дитрихом, обратно вернулись сорок восемь здоровых и четверо раненых. Мы не достигли цели: нам удалось истребить под сотню вражеских воинов, но большинство из них были ранены ещё в ночной битве, не представляя серьезной угрозы. Главная цель, Дитрих, ускользнул от возмездия.

Уже пройдя ворота Мехика, обратил внимание на первые снежинки, падающие с неба. Снег означал прекращение боевых действий до начала весны. За зиму следовало накопить силы, чтобы быть готовым к новому нашествию. Дитрих учтет свои ошибки и второй раз не попадется в одни и те же ловушки.

«Почему я должен защищаться, разве нельзя поймать его врасплох, атаковав и развязав войну на его территории?» — мысль была дельная, следовало ее хорошо обдумать. Отдав повод Баску, устало шел по направлению к своему дому, где меня ожидал горячий обед и не менее горячая Ната. Скоро я снова стану отцом — значит, надо решить проблему с Дитрихом, чтобы мой ребенок родился в относительно безопасном мире.